Полное собрание стихотворений - Дмитрий Кленовский 22 стр.


И дни спокойные минуют здесь и там,
И оба мы храним веселую свободу,
И было б хорошо, - но холодно устам
Касаться уст ее сквозь неживую воду.
1921

567

Не появляйся на моем пути
Ни женщиной, ни призраком, ни тенью.
Оставь меня - и не мешай идти
К обещанному мне исчезновенью.

В том небе, помню, были облака
И розовые, нежные закаты,
А жизнь была прозрачна и легка
И роковой не ведала расплаты.

А ныне в темной, предрассветной мгле
Я вижу лик, я слышу голос гневный
И тороплюсь: на медленной земле
Избыть скорей мой подвиг семидневный.
1921

568

Опали дни. Ветра кругом уснули.
Весенний праздник тихо отошел.
И отзвенело сердце, словно улей,
Покинутый царицей желтых пчел.

О, может быть, для неба не иссякли
Торжественные достиженья сот,
И солнце выпьет, медленно, по капле,
Его душистый, теплый, мудрый мед.

Но тишина еще необычайна,
Граненые бесстрастны купола,
И в становленьи умирает тайна,
Что билась здесь, роилась и жила.

И не заменит гордость расточенья
Златого дна, накопленного ей -
Глухой борьбы и нежного граненья
Медвяных воль, слетавшихся с полей.
1921

Непубликовавшиеся стихи из архива

569. Памяти поэта Лозина-Лозинского

Меж нами был, и мы его забыли
И не успели даже полюбить -
Высокий, грустный, живший где мы жили
И потому не захотевший жить.

О, ни одну из Муз, которых девять,
Ни одного из Ангелов, что семь,
Он не любил, далекий, черный лебедь,
Познавший все и оскорбленный - всем.

Ни красный стяг, ни темные иконы,
Ни книги, ни цветы, ни зеркала,
Ни дерзкий вопль, ни мудрые законы
Он не приял, для блага или зла.

Он говорил о них, тоскуя с ними,
И презирая их земной мираж.
Он разрывал поэму, радость, имя,
Он был Ничей, а жить пришел - как наш.

Я верую: в мирах необычайных,
Страдавшему так горько и темно -
Узнать все истины, понять все тайны
И не вернуться к нам - разрешено.

И на светильнике пред вечным Словом,
Темнеет, радостная и в пыли,
Меж белых лилий и листвы лавровой
Лоза из виноградника земли.

570

Я жил с утра на тихом берегу,
Где, нежные, ко мне ласкались волны,
Где ящерицы грелись на камнях
И раковины тонкие хрустели
Под легкими шагами. Паруса
Белели в синевато-мутной дали.
И в горсть набрав горячего песку,
Глядел я, как он лился тонкой струйкой
Сквозь пальцы рук моих. Я был один,
И хорошо мне было. Только странно
Порой скучало сердце, а о чем -
Не знаю, только, помню, не о славе
И не об играх. Как назвать мне те
Мгновенья нежной грусти? - ожиданьем
Моей судьбы? Казалось, вот придет -
Богиней иль колдуньей - и накажет
Иль наградит по-царски.
Ты пришла.
Ты подошла совсем неслышно сзади,
И голову откинула мою,
И долгим поцелуем напоила.
И для меня остановился день:
Не видел больше я ни волн, ни неба,
Ни ящериц, ни белых парусов,
Скользивших в синевато-мутной дали.
Одни твои глаза сияли мне
И лишь когда исчезли - я очнулся.
Все было пусто. День неспешно гас,
И солнце тихо опускалось в море.
На волнах не белели паруса.
Лишь раковинки тонкие хрустели
Под легкими шагами вдалеке
Да горсть песку сквозь медленные пальцы
Опять остывшей струйкой потекла,
Песчинка за песчинкой, - и иссякла.
И на ладони я нашел медаль
Из рыжеватой глины, женский профиль -
Богини иль колдуньи? - был на ней
Очерчен тонко. Поднятые брови
Как будто удивлялись, а глаза,
Огромные, смотрели безучастно.
И родинка темнела возле губ,
Как после поцелуя - приоткрытых.
И понял я в тот миг, что, вот, одно
Осталось мне: кусочек хрупкой глины,
Чтоб утолить мне губы и глаза
И жадные, трепещущие руки.
И что пока живу я на земле,
Тому, что было, не найду названья
И не сумею никогда решить,
Была ли это казнь иль милость неба.

571

Спокойны дни и очертанья,
Дорога лентою легла.
Ничье горячее дыханье
Не затуманило стекла.

И пальчик, нежный и лукавый,
Не написал на ней слова,
Которыми сильнее славы
Любовь и молодость жива.

Мое спокойствие хранимо
Лишь им, прозрачным и немым.
Часы и дни проходят мимо,
И жизнь не здесь, а там, за ним.

Но все ясней ее упреки,
Ее растущая гроза,
И стали нищи и жестоки
Мои прощавшие глаза.

…И все сильней в часы сознанья,
Что встанет вихрь и взглянет мгла,
Мне жаль, что чье-нибудь дыханье
Не затуманило стекла.

572

И боги сделали совой
Мою любовь, - Эреба дочью!
Я только ночью образ твой
Люблю и вижу. Только ночью.

При свете дня, без нежных рук,
Без губ, которые целуют,
Он исчезает, весь испуг, -
И оставляет мне - другую.

Лежит проклятия печать
На судьбах, скованных борьбою,
И не тебе расколдовать
Назначенное не тобою.

573

Ты помнишь меня пред собой
В минуту последней разлуки
И жадные, с жалкой мольбой
Тебя обнимавшие руки.

И солнце на первом снегу,
И острое чувство свободы,
И радость, что, вот, убегут
Опять в неизвестное годы.

А там, за дверьми, надо мной,
Склоненным в безумьи бессилья,
Подруги моей неземной
Нежней трепетавшие крылья.

574

Катились круглые года, -
Как бус янтарных нить! -
И было не за что тогда
Еще меня любить.
И ласку давнюю твою
Теперь я не ценю,
Печальных слов не отдаю
Утраченному дню.
Я был тогда одним из Вас,
Одним из всех, одним,
Из-за которого сейчас,
Иной! я не любим!
И за недумавшую кровь,
За легкое вино, -
За первую мою любовь
Теперь отомщено.

575

Далекая, светлая - верю,
Мы связаны давней судьбой.
Мы слушаем оба за дверью
Растущий, поющий прибой.

И только, туманно и ало,
Огромное солнце взойдет,
На гребне девятого вала
Нас в море дельфин унесет.

Но будет висеть над Цитерой
Густая и мутная мга
И пахнуть полынью и серой
Крутые ее берега.

И будет оно в наказанье
За то, что мы ждали года
И в легких ладьях на свиданье
Давно не уплыли туда.

576

Я знаю сумрачную волю
Безмолвной близости твоей
И все земное ей позволю,
Все расточу и кину ей.

Но знаю, если, обедневший,
Приду спросить у ней потом
Немного гордости, горевшей
В истраченном и изжитом,

Она предстанет мне лишенной
Порученного ей креста,
Небережлива всем стяженным
И всем накопленным - пуста.

И встанет знак Весов на небе,
Мгновенье моего суда -
И снова не свершится жребий,
Велевшей мне прийти сюда.

577. Самоубийство

Я не скажу ни слова о тебе
В моих томлениях, в моей борьбе.
Но я поверю конченному дню
И голову на книги уроню.
И буду ждать, не открывая глаз,
И знать, что час в потемках душит час,
Что медленно сплетается в одно
Все то, что проклято и прощено.
Когда я утром собираюсь в путь,
Я не умею с вечера уснуть.
А путь мой будет, чуть заря восток
Позолотит, - и сладок и далек.
В спокойную, алмазную страну,
Где я, один, найду тебя, одну.

578

Когда забуду вас и старой позолотой
Сойдет с моей души последняя любовь,
Мой одинокий дом очнется от дремоты
И старые друзья в него вернутся вновь.

И станут дни мои такие же, как прежде,
Благословенные и творческие дни.
И только сестрам двум - Сомненью и Надежде
Закрыт останется мой тихий дом одним.

Затем, что, дерзкие, они со мною вместе
Прошли мой темный путь по медленной земле,
Смотрели за меня в глаза моей невесте
И руки по ночам держали на челе.

Они виновники моих слепых скитаний,
Напрасной нежности и жертвенных измен,
И будет только здесь, на этой новой грани
Убит их вековой, их неизбывный плен.

579

Была весна и звон пасхальный
Так нежно вторил той весне!
Как быстро из чужой и дальней
В те дни ты стала близкой мне.
Я помню вечер сладкой муки -
Впервые приоткрытый храм.
Ты подарила только руки
Моим трепещущим губам.
А после сладко и неспешно
Уста послушные твои
От чистых ласк до самых грешных
Мне рассказали о любви.
Ночей опаловые луны
В твоих глазах сияли мне.
Мы были радостны и юны
В той юной, радостной весне!
Но ты ушла. Проходишь мимо,
Забыла, чем жила вчера,
И с новым, нежным и любимым,
Повторишь наши вечера.

580

Вечера мои без подруги
Так размеренны и просты.
Бродит память в заветном круге,
Не дотрагиваясь до черты.

Не даю к незакатным далям
Возвращаться ее шагам, -
Все равно мы и там причалим
К неожиданным берегам.

И мне легче не быть крылатым
В неизменном, в знакомом, здесь,
И я знаю - не виноваты
Променявшие гимн на песнь.

Если я и живу на свете,
То, наверное, для того,
Чтобы верить, как верят дети,
И не требовать ничего.

Если ж буду иным и смелым,
Отойду от простых дорог -
Остановит моим же телом
И моей же любовью Бог.

Надо жизнью прожить земною
От начала и до конца,
Целоваться и петь весною,
А зимою глядеть с крыльца.

Надо раковиной жемчужной
Прирастать к золотому дну,
И совсем, ах, совсем не нужно
Торопиться в свою страну.

581

Бывают дни суровее других,
В них вся тоска и все безумье скрыто,
И медленно проходит через них
Туманный образ той, что не забыта.
И для нее я их не тороплю,
Звенящие не обрываю струны,
Даю опять седому кораблю
Изведать ночь и гневные буруны,
И прихожу, обрызган пылью вод
До новых бурь опять совсем спокойный,
И в общем хоре голос мой поет
Опять, на миг, размеренно и стройно.

582

Уже пчела жужжит над виноградом
И лиловеет меркнущая даль…
Возьми мой голос - мне его не жаль,
Мою улыбку - мне ее не надо.

И только сердце мне мое верни,
Чтоб услыхать еще его биенье,
Пока листва томительным паденьем
Не заглушит труды мои и дни.

583

Не сохранят его мечты
Ни ваше маленькое имя,
Ни ваши белые цветы,
Что были только полевыми.

Он к нам пришел для ярких лат,
Для песен о Прекрасной Даме,
Для замка пышного, где сад
Цветет нездешними цветами.

И пусть не знает он, что Вы
Лишь до заката чародеем
В ту барышню превращены,
Что розовеет и робеет.

584

Я ведаю минуты сожаленья
О промелькнувшем, милом и земном.
Мне снятся рощи, мирные селенья,
В одном из них - мой отсиявший дом.

И на его покинутом пороге,
В лучах зари, что я не смог сберечь,
С руками, обнаженными до плеч,
Любимая, что, дав, отняли Боги.

585

Я молодость свою переживу,
Она уходит, нежная и злая,
Едва примяв высокую траву.
Ты в этом виновата, дорогая!
Ее судьба сплелась с твоей судьбой,
Я потерял ее - тебя теряя.
Она уходит следом за тобой,
И как с тобою, я прощаюсь с нею,
С последнею, напрасною мольбой…
Я ничего другого не имею.

586. Память

Все прошло - моря, поля и страны
На положенном тебе пути.
Знаешь сам: все ясно утром рано,
Вечером - дороги не найти.

И недаром шла с тобою рядом, -
Будто бы совсем и не нужна, -
Девочка с лукавым, быстрым взглядом,
Не сестра тебе и не жена.

Вот и нынче, как невеста, в белом,
Бродит по коврам истлевших дней,
То к огню усталым никнет телом,
То опять цветы в руках у ней.

Скоро вырастет совсем большою,
Станет в ночь одну твоей женой,
Не расстанется тогда с тобою,
Не уступит больше ни одной.

…Не тобой ли, память, не тобой ли,
Белокурая моя жена,
Светлою такой, желанной болью
Боль другая предупреждена.

В дни, когда слепые ранят стрелы,
Неживые шелестят цветы,
Только ты ко мне приходишь в белом
И в глаза целуешь… Только ты.

Наш союз и радостен и прочен,
Никому его не расплести.
Знаешь ли, я не скучаю очень
Обо всем, утраченном в пути.

Ноги, точно ангелы, крылаты.
В сердце примиренье и покой,
Ведь по-новому светло и свято
Возвращенное твоей рукой.

Знаю, в миг, когда не станет силы
Отклонить слепое острие,
Отойдешь, чтоб всем, отныне милым,
Принести прощение мое.

587

Я ничего не помню из былого
Лишь иногда растает синева,
И то всплывут, то исчезают снова
Скалистые, крутые острова.

Вверху гремят безоблачные громы,
Внизу струится пенный бег валов,
И огоньки плывут по ним, ведомы
Мистическою розою ветров.

588. Брату

На византийском берегу
Ты в горькой праздности живешь,
Не чуя новую судьбу,
Земли прерывистую дрожь.

Ты говоришь издалека
На милом, старом языке,
И как цветок твоя тоска
В твоей протянутой руке.

А я, безумьем заклеймен,
Очерчен огненной чертой,
Я вижу страшный, вещий сон,
Сливающийся с пустотой.

Но в нем - прыжок в грядущий день,
Но тайна будущего в нем,
Но он - священная ступень
В огонь, сжигаемый огнем.

И помни: для тебя миры
Не будут медлить ни на миг,
Ты зван на звездные пиры,
Твой жребий страшен и велик.

Мой милый брат, мой нежный враг,
Ты в жизнь вошел, чтобы идти.
Смотри: уже на небе знак
Горит для медлящих в пути.

Истлеет царство тишины,
Мятежный возглас прозвенит,
И ветер из моей страны
Осыпет розы на гранит.

589

Меня оставил ты под деревом познанья.
Ты дал мне в должный час коснуться жарких уст,
И древним подвигом великого изгнанья
С тех неизбывных пор мой строгий жребий пуст.

Как много страшных раз от каменных окраин
Вставала, медлила и падала луна.
Как много страшных раз во мне прополз мой Каин
И Лотова судьба томила, солона.

Я помню молний блеск и тяжкие скрижали,
Я помню бой трубы и камня на заре.
Царицы Савские в руках моих дрожали
И вяли лилии в Саронском серебре.

Но строгие мужи уже пророчат время
Иного подвига и радости иной,
И вот уже звезда восходит в Вифлееме,
Залогом моего прощенья, надо мной.

Рождение мое! От Бога и от Девы!
Тебя ль не назову я именем твоим.
Под мерный хруст вола, в душистых яслях хлева
Так сладко слабым быть и маленьким таким!

Но где-то в глубине дремотного сознанья,
Еще неясные, встают и шелестят,
На небе огненном ломая очертанья,
Оливки пыльные - мой Гефсиманский сад.

О, только в том саду, то знаю я, впервые
Земного странствия расколется звено,
И будет молнией сквозь вихри огневые
Сознание мое впервой опалено.

И только мной одним решится в то мгновенье,
Восстать ли навсегда иль пасть моей судьбе.
О, дай мне, Господи, пред чашей искупленья
Словами теми же вручить мой дух Тебе.

Чтоб, смертью смерть поправ, от рокового лона,
Где обреченные теряются пути,
В неисчерпаемость дальнейшего закона
Осуществленною любовью прорасти!

590

Замужние женщины в Индии рисуют на лбу алый кружок - знак скромности и супружеской верности.

Одна

Алый кружок на лбу, верности знак, не будет
Тем, кого полюблю, верный сулить удел.
Слишком мои уста, видишь ли, были алы,
Слишком любила я их приближать к другим.
Друг не лучше ль они мертвой, холодной краски?
Тот, кто раскроет их, - гладкий найдет цветок.
Не предпочтет никто, знаю, во всем Пенджабе
Алый кружок на лбу алым моим устам!

Другая

Сладко ребенок спит, как его сон встревожу?
Лучше не подойду мужа встречать к дверям.
Гневный, войдет ко мне, но улыбнется, видя,
Как безмятежно спит мальчик в моих руках.
Знаю, проходят дни, но не боюсь, что время
Листья позолотит, посеребрит виски.
Вместе зажжем огонь, а целовать он будет
Вместо поблекших уст алый кружок на лбу.

Он

Милые, вы равно обе даны мне небом,
Только иной вручен каждой из вас удел:
Первою ты была, душной, как ветер с юга,
Будешь последней ты, свежей, как ветер с гор.
Память, ты ждешь меня там, за дверями гроба.
Руки мне на глаза молча положишь ты.
И навсегда сольешь в нимбе золототканом
Алый кружок на лбу с пламенем алых уст.

591

Еще ковром не устланы ступени
Для ног ее среди прибрежных скал.
Еще душистый ворох роз весенних
В моих руках, зардев, не задрожал.
Еще ее лица немой овал
Едва сквозит, едва белеет в пене,
И реющими гениями вод
Еще не возвещен ее приход.

Пусть никогда, Богиня, не восстанешь
Ты для меня из этих волн морских.
Ты слишком неизбежно сердце ранишь,
Твой пояс туг для слабых рук моих.
Тебя сберечь я не сумею в них,
Ты выскользнешь, ты кинешь, ты обманешь
И, горькое, одно оставишь мне
Воспоминанье о прекрасном сне.

Под знаком не любви, но отреченья
Отныне да свершится жизнь моя.
Сверкнувшие, запру в ларец каменья,
Цветок душистый в книгу Бытия
Вложу опять. Да не узнаю я
Его, весною каждой, пробужденье,
И навсегда для сердца моего
Да станет нем живой язык его.

592

Я не умел любить тебя, иль ты
Меня не поняла и не любила -
Не знаю. Говорит из темноты
Прошедшее, и тайна все, что было.
Я раскрываю тонкие листы,
Но очертанья букв душа забыла
И нет ни сил, ни мудрости у ней
На роковом водоразделе дней.

Теперь еще враждебны очертанья
И горестей вчерашних, и забав.
Еще как враг глядит воспоминанье,
А голос мести вкрадчив и лукав.
Я каждое мгновение неправ,
Стою слепым за перейденной гранью
И верные знакомые пути
Ищу, зову - и не могу найти.

И ангел мой теперь мне не поможет,
Не возвращу его прохладных рук,
Лишь каждый день неумолимо множит
Дурных примет неумолимый круг.
Земное сердце в первой из разлук
Находит боль, что пощадить не может,
И до последних дней своих оно
С невестой первою обручено.

Назад Дальше