Мой караван. Избранные стихотворения (сборник) - Новелла Матвеева 3 стр.


2. Крах авантюризма

Не поминай Дюма, узнав авантюриста.
Увы! Сей рыцарь пал до кухонных страстей
И ужас как далёк от царственного свиста
Над океанами терзаемых снастей.
Уж не фехтует он. Верхом в ночи не скачет.
Не шутит под огнём, на голову свою.
А трусит, мелко мстит, от ненависти плачет…
По трупам – ходит ли? О да! Но не в бою.
Неведомы ему и той морали крохи,
Что знали хитрецы напудренной эпохи:
Он даже дерзостью их вольной пренебрёг,
И наглостью берёт (нарочно спутав слово).
Ах! Добродетели падение не ново:
Новее наблюдать, как низко пал порок.

≈1970

Мечта о недруге

Не могу расстаться с вами я без боя…

"Песнь о моём Сиде"

Искать себе врагов прямых, как солнце юга,
Открытых, царственных – не велика заслуга:
Как можно требовать, дружище, от врага,
Чего не требуют обычно и от друга?

Напрасно, старина, в мечтании прелестном
Ты мыслишь о враге прямом, открытом,
честном.
Крепись! Бери его таким, каков он есть:
Злым, хищным, маленьким, тупым…
Неинтересным…

И враг же у тебя! Отвага в честном взгляде,
Лежачего не бьёт, не нападает сзади…
Послушай! Вот тебе пяток моих друзей,
Но этого врага – отдай мне, Бога ради!

Я недругу за ложь коварством не плачу,
Но нежность к недругу мне вряд ли по плечу.
Стараюсь поступать, как честь повелевает.
Позволь хоть чувствовать мне так, как я хочу!

С ним ладишь, кажется, а он грозит борьбой.
Но другом скажется, когда объявишь бой.
Ни дружбы, ни вражды, скотина, не выносит!
Нет, не таких врагов искали мы с тобой.

У деда моего был, сказывают, враг:
В раздоре – золото, сокровище для драк:
Не сразу нападёт, а крикнет: "Защищайся!"
Никто, никто уже теперь не крикнет так!..

1967

Подземелья

Ключи от подземелий подсознанья
Звенят опять на поясе моём.
Сегодня я, заблудшее созданье,
Сойду туда с коптящим фонарём.

Как воют своды в страшной анфиладе!
А впрочем, выясняется в конце,
Что все подвалы наши – на эстраде,
Все тайны, как посмотришь, – на лице.

У нас и подсознание – снаружи.
Всё просто: нам получше – вам похуже,
Кот хочет сала, палки просит пёс.
Успех собрата мучит нас до слёз.

Но чтоб до истин этих доискаться,
Не стоит в преисподнюю спускаться!

≈1980

Душа вещей

Люблю дома, где вещи не имущество,
Где вещи легче лодок на причале.
И не люблю вещей без преимущества
Волшебного общения с вещами.

Нет, не в тебе, очаг, твоё могущество.
Хоть весь дровами, точно рот словами,
Набейся – я и тут не обожгусь ещё,
Не будь огня – меж камнем и дровами.

Мне скажут: брось мечты, рисуй действительность;
Пиши как есть: сапог, подкову, грушу…
Но есть и у действительности видимость,

А я ищу под видимостью душу.
И повторяю всюду и везде:
Не в соли соль. Гвоздь тоже не в гвозде.

1960‑е гг.

"Не пиши, не пиши, не печатай…"

Не пиши, не пиши, не печатай
Хриплых книг, восславляющих плоть.
От козлиной струны волосатой
Упаси
Твою лиру
Господь!

Не записывай рык на пластинки
И не шли к отдалённой звезде,
В серебристую дымку
Инстинкты
И бурчанья в твоём животе.

Верь:
Затылок твой – круглый и плотный,
Группа крови и мускул ноги
Не предстанут зарёй путеводной
Пред лицо поколений других!
…Как волокна огнистого пуха,
Из столетья в столетье
Летят
Звёзды разума, сполохи духа,
И страницы в веках шелестят…
Но уж то, что твоя козлоногость,
Возгордясь, разбежалась туда ж, –
Для меня беспримерная новость!
Бедный мастер!
Закинь карандаш,
Отползи поскорее к затону,
Отрасти себе жабры и хвост,
Ибо путь от Платона к планктону
И от Фидия к мидии – прост.

1960‑е гг.

Гедонизм

Когда грустят матёрые,
Умеющие жить,
Я как-то не догадываюсь –
Что им предложить.

Пудовый ключ от Ревеля?
Большую глыбу с Альп?
Грозу в степях? Раба в цепях?
Иль собственный мой скальп?

Что делать. Мне не верится,
Что им помочь могли б
Луч солнца,
Цветик Аленький
И летний лепет лип.

1990‑е гг.

"Дышат снегом на флоксах росинки…"

Дышат снегом на флоксах росинки.
В поздних сумерках зренье теряю.
Но, взойдя на дорогу с тропинки,
Новым зреньем глаза расширяю.

Лужи спят на дорогах ненастных.
А на их перламутровых бельмах –
Срезы крыш, по-вечернему ясных,
Острота́ чердаков корабельных.

Лунка льда – в миражи дождевые,
Как стеклянная дверца, раскрыта;
Там верёвки дрожат бельевые –
И на снасти похожи до вскрика!

…Скоро инеем станет прохлада.
Что там, в поле? Хомяк или кролик?
Или, – призрак усталого взгляда, –
Это сумерек дёрнулся промельк?

Журавлей горловая валторна
Отжурчала за снежною тучей…
Скрипка сумерек!
Спой мне повторно;
Дай мне Веру, Надежду и Случай!

1969

Человек

Сквозь туман заблуждений, сквозь дебри
сомнений
Пробирается вдаль человеческий гений:
Зажигает фонарь на вершине маячной,
По тростинке проходит над пропастью мрачной,

В тяжких недрах земли обливается потом,
На серебряных крышах стоит звездочётом,
Над морями на тихом летит монгольфьере,
Разбивается насмерть на личном примере.

Он на землю приходит то пылким Икаром,
То бесстрашным и добрым Алленом Бомбаром, –
Личным другом Надежды, врагом Заблужденья,
Чья рука равносильна руке провиденья, –
Фермопильским вождём, капитаном
"Кон-Тики",
Человеком, бегущим на дальние крики…
Летописцем, исполненным вещего рвенья
Никого не забыть, кроме пугал забвенья.

В каждом веке он первый. Но в деле, в котором
Подозренье в корысти покажется вздором,
Где никем не могло бы тщеславие двигать,
Где гляди не гляди, а не выглядишь выгод:

Между койками ходит в чумном карантине,
Служит крошечным юнгою на бригантине,
Над полями сражений, как в тягостной сказке,
Кружит ангелом с красным крестом на повязке…

И на крылья свои, с неизвестной минуты,
Надевает суровые тайные путы,
Чтобы в грусти своей и себе не сознаться,
Чтобы в самом страданье своём – не зазнаться.

Ибо нет на земле и не будет деянья,
Чтобы стоило ангельского одеянья.
Ибо странно мечтать о блаженстве небесном,
Не ходив по земле пешеходом безвестным.

Сквозь туман заблуждений, сквозь дебри
сомнений
Пробирается вдаль человеческий гений:
Зажигает фонарь на вершине маячной,
Чтоб горел его свет, как венец новобрачной.

И приходят титаны в раздумье глубоком,
И кончаются в муках, когда ненароком
Застревают, как стрелы, в их ноющем теле
Их конечные, их бесконечные цели.

Убегаем от чар, возвращаемся к чарам,
Расправляемся с ними – то зря, то недаром…
…Далека же ты в небе, звезда Идеала!
Но стремиться к тебе – это тоже немало.

≈1970

Меланхолия

Богопротивная, дрянная вещь – тоска!
Три вида есть у ней, самим грехом творимых:
Тоска нипочему. Тоска из пустяка.
Тоска по случаю причин непоправимых.

Тройная эта блажь особенно близка
Нам, людям севера. В умах неутомимых
Мы сотни смастерим себе терзаний мнимых,
Пока судьба и впрямь не стиснет нам бока.

Вот так, из ничего, мы с важностью умеем
Чудовищ созидать! Гордясь душевным змеем
(Таким тропическим, когда кругом зима!),
Его мы пестуем. Но нет в нас мысли ясной,
Что здесь мы – не одни; что и к другим в дома
Нет-нет и заползёт наш баловень ужасный…

1970‑е гг.

Поэты

Памяти Тудора Аргези

Когда потеряют значенье слова и предметы,
На землю, для их обновленья, приходят поэты.
Под звёздами с ними не страшно: их ждёшь,
как покоя!
Осмотрятся, спросят (так важно!): "Ну, что
здесь такое?
Опять непорядок на свете без нас!"

(Кругом суета:
Мышь ловит кота,
К мосту рукава пришиты…
От всякой букашки ищет защиты
Бедный великан!
Зелёный да алый
На листьях дымок;
Их бархат усталый
В жаре изнемог…)

Вступая с такими словами на землю планеты,
За дело, тряхнув головами, берутся поэты:
Волшебной росой вдохновенья кропят мир
несчастный
И сердцам возвращают волненье, а лбам –
разум ясный.
А сколько работы ещё впереди!

Живыми сгорать,
От ран умирать,
Эпохи таскать на спинах,
Дрожа, заклинать моря в котловинах,
Небо подпирать!
(Лучами блистает
Роса на листе,
Спеша, прорастает
Зерно в борозде.)

Привет сочинителям славным,
чьи судьбы предивны!
Но колбасникам, тайным и явным,
поэты противны –
Что в чужие встревают печали, вопросы
решают…
"Ах, вопросы нам жить не мешали:
ответы – мешают!"

И скажут ребятам такие слова:

"Вы славу стяжали,
Вы небосвод
На слабых плечах держали,
Вы горы свернули,
В русло вернули
Волны грозных вод…"
Заржут непристойно
И скажут потом:
"Так вымойте стойло
За нашим скотом!"

Когда потеряют значенье слова и предметы,
На землю, для их обновленья, приходят поэты,
Их тоска над разгадкою скверных, проклятых
вопросов –
Это каторжный труд суеверных старинных
матросов,
Спасающих старую шхуну Земли.

≈1967

Не трогайте лисиц!

Принц Чарльз охотился на лисицу, –
Смеётся, скачет, стреляет…
Не надо охотиться на лисицу,
Пускай лисица гуляет!

Свобода вышла на первопуток.
Но, взяв свободу… отстрела (!)
Свободы зайцев, свободы уток
Она не предусмотрела.

И как-то странно иные лица
Свободу употребляют.
Не надо охотиться на лисицу, –
Пускай лисица гуляет!

Скачут охотники по жнивью, –
Ловкости рады своей…
Но я охотников не люблю –
Я больше люблю зверей.

…Принц Чарльз упал и сломал ключицу.
Газета про это объявляет.
Не надо охотиться на лисицу,
Пускай лисица гуляет!

1999

Санчо Панса на отдыхе

В душе у Санчо память Дон Кихота –
Есмь трудная ответственная нота
Не то вины какой, не то просчёта…
И счастлив отдохнуть. И жаль чего-то.

И чудится ему в мечтах заглавных,
Что рыцаря от действий своенравных
Оттаскивал… другой наверно кто-то?
А он – разил титанов с ним на равных!
(А как же? Ведь работа есть работа)!

Крылатых мельниц нет – подраться не с кем!
И мех с вином старинным лопнул с треском…
А впрочем, мы не пьем и не деремся;
Покончено с деньков минувших блеском!
А жаль чего-то…
Испания обставлена горами
И уцелеет, – что картина в раме.
Но что – весь белый свет с его дарами –
Без Дон Кихота?!

Скажи, Послеобеденная Дрёма,
Куда летит под ветерком солома?
Кто стибрил наши сёдла из загона?
Куда ведет дорога сзади дома?
Не знаешь? То-то!

Октябрь, 2014

Неожиданность

И – снова ночь без сна! Чердак над потолком
Всё лето полон крыс! Бросающихся грозно
То в пляс, то в конский топ, то мчащих кувырком:
У них бурлящий писк и мерзко-виртуозно

Кудахчущая трель… Встаю, пока не поздно
И зной не сжёг росу. По травке колобком
Катался серый кот. Он не был мне знаком,
Но глянул так хитро́, так весело-серьёзно!

Полжизни позади, и дивам счёт потерян.
Но не встречала я – могу заверить вас –
Столь заговорщицких, волшебно-хитрых глаз!

Наслышан, зелен, храбр, добр, дик, самоуверен,
Мне взгляд кота сказал: "Я знаю тайный лаз
И тех… на чердаке… я извести намерен".

≈1977

Галчонок

Потеряла галчиха галчонка –
Колченожку, плюгашку, чернушку.
А подкинули галке скворчонка –
Прямоножку, милашку, пеструшку.

Стала плакать она и рыдати,
Стала грудью к земле припадати,
И слетелись на крик её птицы
И расселись по краю криницы.

– Что ты, глупая, плачешь, рыдаешь,
Что рыдаешь, к земле припадаешь?
Уж твоё ли дитя не резвушка,
Прямононжа, милашка, пеструшка?

– Не моё это чадо, а ваше,
А моё-то дитя было краше:
Мутно пёрышко, тускла макушка,
Колченожка, плюгашка, чернушка!

1969

Было тихо…

Было тихо, очень тихо, –
Ночь на всей земле.
Лишь будильник робко тикал
На моём столе.

Было тихо, очень тихо, –
Тихий, тихий час…
Лишь будильник робко тикал,
Мышь в углу скреблась.

Было тихо, очень тихо, –
Дрёма без забот…
Лишь будильник робко тикал,
Мышь скреблась,
Сверчок пиликал,
Да мурлыкал кот.
Было тихо, очень тихо, –
Тихий час теней…
Лишь будильник робко тикал,
Мышь скреблась,
Сверчок пиликал,
Козлик мекал,
Кот мяукал,
Поросёнок дерзко хрюкал,
Бык ревел,
И две собаки
Дружно вторили во мраке
Ржанию коней.

≈1969

Девочка и пластилин

Я леплю из пластилина.
(Пластилин нежней, чем глина.)
Я леплю из пластилина
Кукол, клоунов, собак…

Если кукла выйдет плохо,
Назову её Дурёха.
Если клоун выйдет плохо,
Назову его Дурак.

Подошли ко мне два брата,
Подошли и говорят:
"Разве кукла виновата?
Разве клоун виноват?

Ты их любишь маловато!
Ты их лепишь грубовато.
Ты сама же виновата,
А никто не виноват!"

Я леплю из пластилина,
А сама вздыхаю тяжко…
Я леплю из пластилина,
Приговариваю так:

– Если кукла выйдет плохо,
Назову её Бедняжка.
Если клоун выйдет плохо,
Назову его Бедняк.

≈1967

Картофельные олени

Картофелины лежали
В подвале до самой весны
И медленно прорастали
Ростками ужасной длины.

Ростки извивались, ветвились,
Как будто оленьи рога,
И эти рога появились,
Как будто при виде врага.

У самого мирного склада,
У склада для овощей,
Был вид разъярённого стада, –
И это в порядке вещей.

Наверное, бедной картошке
В кастрюлю не хочется лезть,
Иначе – зачем у картошки
Такие сердитые рожки?!
Вот именно! То-то и есть!

1960‑е гг.

Солнечный зайчик

Памяти С. Я. Маршака

Я зайчик солнечный,
снующий
По занавескам в тишине,
Живой,
По-заячьи жующий
Цветы обоев на стене.
На грядке стрельчатого лука,
Который стоя ждал зарю,
Из полумрака, полузвука
Рождаюсь я и говорю:
Я зайчик солнечный, дразнящий!
И если кинусь я бежать,
Напрасно зайчик настоящий
Меня старается догнать!
По золотистым кольцам дыма,
По крышам, рощам, парусам
Бегу, привязанный незримо
Лучом восхода к небесам.
И замедляюсь только к ночи,
Когда туманится восток,
Когда становится короче
Луча ослабший поводок,
И тени – чёрные собаки –
Всё чаще дышат за спиной,
Всё удлиняются во мраке,
Всё шибче гонятся за мной…
И должен я остановиться,
И умереть в конце пути,
Чтобы наутро вновь родиться
И нараспев произнести:
Я зайчик солнечный, дрожащий,
Но не от страха я дрожу,
А потому, что я – спешащий:
Всегда навстречу вам спешу!
И если зимними ветрами
Тебя невзгоды обдадут,
Я появлюсь в оконной раме:
Я зайчик солнечный!
Я тут!

1960–1961

Современная логика на полном серьёзе

Чтобы вновь развеселиться
Наконец могла и я,
За врагов моих… молиться
Обещали мне друзья!

Братцы! Если негодяи
И не стоят батогов, –
Что же вы так быстро взяли…
Сторону моих врагов?

И хоть я, – вы не сумлитесь! –
Благодарна вам весьма,
За своих врагов молитесь!
За моих – уж я сама.

1990‑е гг.

Здравствуйте, господин учитель!

Кто нынче
В этом мире хрупком
Всех учит праведным поступкам?
Священник? Истинный поэт?
Актёр? Философ? Лекарь? Нет.
И не декан, и не старьёвщик,
А… НАТОВСКИЙ БОМБАРДИРОВЩИК!

Чего не повидали вроде?
Премногих подняли на свист…
Но вот вам – новое в природе:
Бомбардировщик – моралист!!!

1990‑е гг.

Троянская конница

Уж не Троянский конь, но, трижды
окаянская,
Въезжает в город конница Троянская!

Разбулькался скорбей буржуйских чан
Среди эфирных волн. Какого ляда,
Зануды, вам от слушателей надо, –
Чтоб гнать слезу в их продранный кафтан?

О призванные сеять Просвещенье!
Зачем – на комфортабельном посту –
Вам стряпать пьески – только про смещенья
В органике? Про блуд? Про наркоту?

Вы думаете, сея фальшь и порно,
Что это никому не тошнотворно?
Где кончится ваш чёрный многотомник, –
Яд, сопли, плач богатых, злость, елей?

…Я выключаю радиоприёмник;
Без "развлечений" как-то веселей!

1990‑е гг.

Россия

К России все подходят разно: кто робея,
Кто любопытствуя: мол, дескать, вот она,
Анекдотическая даль… Гиперборея!
Страна величественных вихрей! Царство сна.

Кто до себя поднять (простак!) Россию хочет,
Кто, ей безбожно льстя, иронию таит.
Кто беды ей несёт (и сам же их пророчит!),
Кто покровительственно с нею говорит,

Кто – напрягая лоб, кто – в духе скверной
шутки,
Кто – как с пастушкой, нежно дующей
в свирель,
Кто – как с пророчицей, помешанной
в рассудке,
Кто – как с царицею, кто – как с рабой своей…
К ней пожинать плоды снисходят Христа
ради,
Устроить "гений" свой, свой бизнес, петь,
порхать…
Но редкому придёт простая мысль… пахать
На земледельчества неслыханной громаде!
(Покличь сердешного, – его и не слыхать!)

Так, стало быть, он гость? Тогда… какого сорта
Цель высмотрел пострел в столь бедственном
краю?
Послушай, это мысль! – Ты узнаешь Лефорта?
Нет. И его не узнаю.

Лефорт – Кот в сапогах, маркизу Карабасу
Несущий к Рождеству игрушек ярких массу.
Метущий, кланяясь, пером нашляпным пол…
А этот не привнёс, как говорит проверка,
В морозный зимний мрак ни искры фейерверка
И пёрышком в сенцах ни разу не подмёл.

Назад Дальше