Не внёс ведь ни-че-го!
Ни в и́збу – крошки ситной,
Ни новой чёрточки в Руси вид самобытный.
Так, может быть, хоть гнев? Быть может,
разъярясь
На нашу "нищету, невежественность, грязь",
Хоть дверью хлопнул бы, и вспыльчив
и не мирен,
Негодованием высоким трепеща?
Но… слитком золота изрядным оттопырен –
Как раз при выходе – был край его плаща!Вот наши судьи кто!
Вот наши кто эзопы!
Их рвенье – в грязь втоптать Руси святые
тропы,
Её Историю навыворот прочесть,
С насмешкой приписать ей славу всей
Европы,
Чтоб тем ловчей отнять ту, что и вправду есть!
А есть немалая!
Свой – богатырский, детский,
Благочестивый жар, свой гений есть у ней!
Что толку ей лубок приписывать немецкий
И псевдоавторство над лавкой мелочей?
Прочь, лесть безмерная!
Прочь, преувеличенье
Вещей, действительно имеющих значенье!
Льстец мало что лукав,
Льстец – нагл! За ним разбой и превышенье
прав.
Нагл баснословный царь, велевший море
высечь,
Но тот наглей, кто льстит волнам; кто
осмеять
Их тщится… И мудрит, стремясь
преувеличить
То, что и так нельзя объять.1970‑е гг.
Народ
И снова Русь изнемогла под ношей.
У новеньких историков, однако,
Бирон "хороший" и Гапон "хороший",
Харон – "хороший"… Только русич – "бяка".Баюкает их помысел приятный,
Что русский от рожденья – "отщепенец"
И что ему заменой был бы знатной
Стиль а-ля рюс – узор для полотенец…Метали камни в нас и комья грязи.
Куражился над нами каждый встречный.
За доброту нас часто водят за нос.Но мы НАРОД. И ни в котором разе
Ни свергнуть, ни лишить нас жизни вечной,
Ни заменить, ни выдумать – нельзя нас.1990‑е гг.
Кто вам сказал?
Да кто вам сказал, что враги ненавидят Россию?
Ну что вы! Такие пространства! А недра какие!
Притом – каковая за всё безнаказанность!
Что вы!
В Россию враги влюблены, как в малиновок –
совы.Э, нет; не Россию, а русских враги ненавидят.
С таким уточненьем пожалуй что правильней
выйдет.
Мол, – "как это можно (и как это мы
продремали?),
Чтоб русские… Русскую землю собой
занимали?!"1990‑е гг.
Рантье
Читая О. Генри, мы видим с тобой
Не только просторы да свод голубой;
Отважных ковбоев мы видим с тобой,
А с ними – хозяин… такой же ковбой!В Техасе на ранчо работали все.
Включая рантье! Да по первой статье!
Однако у нашего сидня-рантье
Нет воли к работе. Есть воля к жратве.Не станет он здесь подымать целину!
Не станет работать на "эту страну"!
За что ж получил он столь жирный надел?
За то, что надел – получить захотел.За то, что медяк за него заплатил.
За то, что вращал колесо воротил.
За то, что рабочих – в рабов обратил.
За то, что быть русскими нам запретил.Так враг же он нам! Кто придумал – врагу
Сдавать наши земли? – понять не могу!
Так враг же он нам! – Ну и что? Испокон
Желанье врага для России – закон.
Желанье врага для России – закон,
Да только не русскими выдуман он.…То вилла, то за́мок, то корт и шале…
Ужель "я иду не по нашей земле"?
Знакомой тропинкой хотела пройтись,
Но слышится крик: "Вы откуда взялись?!
По нашим владеньям не смейте ходить;
Мы можем овчарок на вас напустить!"1990‑е гг.
Почти глагольный сонет
Сегодня каждый знает, как нам жить;
Где – доблесть веет, где – разбой гнездится,
Что будет, если всех вооружить,
И кто стрелялкой как распорядится;Кто выбьет кольт у хищника из рук
(Ведь надобно ж за слабого вступиться!),
А кто – "сто лет мечтал" за слабых биться –
И слабым – от себя добавит вдруг…Я, например, не знаю, что к чему.
Но знаю, что бузить не перестанут;
Что, – дай нам шанс, – в пороховом дыму
Последние остатки смысла – канут;Что браунингов уж не хватит тут,
И гаубицы нам подволокут…До 2011
Свободолюбцы-запретители
Для виду
Нападая на запреты,
Но тут же запрещая то портреты,
То книги, то плакаты, то газеты,
То "Жития святых", то минареты,
Клеймя "тирана" с трубкой и усами, –
Вы первые тиранствуете сами;
На пробующих робко спорить с вами –
Бросаетесь клокочущими псами!
Но… топая ногой, но лбом тараня,
Ассаргадонствуя и тамерланя,
Желая подчинить себе Россию,
Не напроситеся на тиранию,
Вам встречную! Настроенную грозно!
Уймитесь же, эй, вы! – пока не поздно.До 2010
Даты
Сброд
(Вопреки истории само́й)
Одну лишь дату жалует на свете:
"Тридцать седьмой!
Тридцать седьмой!
Тридцать седьмой!"…А почему не девяносто третий?
2011
Все войны – это войны за пространство…
Все войны – это войны
за пространство.
Мороз бывает лютым чересчур,
Но ханство не затем идёт на ханство,
Чтоб захватить побольше тёплых шкур;
Все войны – это войны
за ПРОСТРАНСТВО.
Вот хворость, от которой нет микстур.Разбойник зрит сокровище – в комплекте
С пространствами, способными прельстить;
Зачем стяжать и грабить, коли негде
Награбленное будет разместить?
Тот бедствует, а тот – живёт богато,
Ан – места и ему недостаёт.
Но не дари ему под виллу пла́то;
Общенародны клёны, дуб и мята…
Знай: лишь дурак пространства раздаёт!Когда наглец тайгу соседям дарит,
Мы праведного ждём кого-нибудь,
Кто по когтям предателя ударит!..
(Эх! Мы-то безоружны! Вот в чём суть!)
Но Завтайгой – за вклад его тяжёлый –
Не обзывай "слугою двух господ":
Он служит одному. Зато – чужому.
(Дать орден за Дальстроя остов голый?
Дашь Крест, – а он своих на нём распнёт!)Все войны – это войны за пространство.
Вор хочет войн. Он ищет как-нибудь
С Китаем нашу Родину столкнуть:
Мол, я-то – что! Но русское тиранство
Препятствует раздаче Гор и Вод,
Влиянья, Расстоянья и Продукта.
Безумен – у него на поводу кто!
И лишь дурак – пространство отдаёт!
За что б ни отдал (за гроши? За ласку?)
Кому б ни продал (Ироду? Куме?), –
Лишь слабоумный мог отдать Аляску!
(Хоть наша речь не только об уме.)
Не слишком чист – кто хвалит супостата.
Не слишком здрав – кто редко слёзы льёт.
Не слишком мудр – кто расточает злато.
Но ЛИШЬ ДУРАК пространство раздаёт!Разные годы
"Странно! Неужто какие-то хваты…"
Странно! Неужто какие-то хваты
Мир проиграют в лото?
По Достоевскому – ВСЕ виноваты,
А по Толстому – НИКТО.Нам же сдаётся (столпы дорогие,
Классика, не обессудь!),
Что виноваты одни. А другие –
Не виноваты ничуть.Разные годы
"Будьте как дети"
Нам завещал Спаситель "быть как дети",
Одно с тех пор нам удалось на свете:
От образца отделаться; добиться,
Чтоб… сами дети – не были "как дети"!1990‑е гг.
Попугай
По клетке, шкафами задвинутой,
Где книги в пыли вековой,
Взъерошенный, всеми покинутый,
Он бегает вниз головой.Чудак с потускневшими перьями!
Чудит, а под веками – грусть.
Язык истреблённого племени
Он знает почти наизусть.Язык, за которым учёные
Спускаются в недра веков,
Где спят города, занесённые
Золой раскалённых песков…Язык, что плетьми виноградными
Петляет по плитам гробниц
И хвостиками непонятными
Виляет с разбитых таблиц.Прекрасный язык – но забылся он,
Забылся, навеки уснув.
Огромный – но весь поместился он,
Как семечко, в маленький клюв.Привык попугай разбазаривать
Бесценную ношу в тоске,
С собою самим разговаривать
На умершем языке,В кольце кувыркаться стремительно,
Вниманья не видя ни в ком,
И сверху глядеть
Снисходительно,
Когда назовут дураком.1960
Что есть грех
Перед неграмотным блеск знаний обнаружить –
Вот грех! Божиться грех. Но грех божбу и слушать.
Грех клясться клятвою! (Особенно тогда,
Когда заранее решил её нарушить!)1990‑е гг.
Совершенство
Боюсь совершенства, боюсь мастерства,
Своей же вершины боюсь безотчётно;
Там снег, там уже замерзают слова
И снова в долины сошли бы охотно.Гнетёт меня ровный томительный свет
Того поэтического Арарата,
Откуда и кверху пути уже нет,
И вниз уже больше не будет возврата.Но мне в утешенье сказали вчера,
Что нет на земле совершенства. И что же?
Мне надо бы радостно крикнуть: "Ура!" –
А я сокрушенно подумала: "Боже!"≈1960
"Набрела на правильную строчку…"
Набрела на правильную строчку
(Как бывало иногда),
Но дала ей – в записи – отсрочку
И – опять забыла! Не беда:Может статься, в странах неоткрытых
Всё равно найдётся место ей
Где-то там – среди людей забытых,
Дел забытых и забытых дней.
1990‑е гг.
Старинное слово
Поэт и слава – нет опасней сплава.
Не в пользу лбам название чела.
И часто, часто – чуть приходит слава –
Уходит то, за что она пришла.Жужжит и жалит слава, как пчела:
С ней сладкий мёд, с ней – горькая отрава,
Но яд целебный лучше выпить, право,
Чем сахарного вылепить осла!И слово-то какое! Аллилуйя,
Осанна… И кому? Себе самим?
Как будто пятку идола целую!
(Не чьим-то ртом, а собственным своим!)Не славлю даже славного. А то ведь –
Устану славить – стану славословить.1960‑е гг.
Шекспир и Шакспер
I
Стратфордский двойник
Шекспир и Шакспер. Это ж два лица!
Два тезки! Два почти-однофамильца!
А кто-то, между ними всунув рыльце,
Перемешал их судьбы до конца.Покуда Шакспер в стратфордских судах
Судился из-за солода в галлонах, –
Шекспир блистал в театрах и салонах,
Быть может, Лондона не покидав.Уходит Шакспер, завещая детям
Дом. А жене – "вторую койку". Но
Шекспир здоров. (Ведь только в двадцать третьем
Друзьям – его оплакать суждено!)
– А что так странен бюст и стих надгробный?
– Злых пращуров спроси, потомок злобный!
(1990‑е годы)II
Свидетельство Бена Джонсона
Бен Джонсон (помните?) лишь только
в двадцать третьем
С великим Лебедем простился. Сбился в счете?
Неужто Лебедя отлет чудак заметил…
Лишь через девять лет – по Лебедя отлёте?!О! Современникам видней – когда азарта
Стихов божественных раскат остановился;
Ведь в двадцать третьем-то и фолио явился,
(Быть может, странный еще при жизни барда).Кто ж так перемешал и так запутал строки?
Не тот ли, – благостный, но к Мастеру
жестокий
Отряд колбасников (которому едино –
Существовал ли он на свете – вообще-то)?
Не тот ли, кто саму бессмертие Поэта
Задуть надеялся, как лампу Аладдина?2014
"Пойду ль, выйду ль я…"
От многоведа я узнала вдруг,
Что в мире всё так и должно быть: мелко!
И что Шекспир – подделка, ловкий трюк!
А почему не ты, а он – подделка?Не отсылай к "источникам", отнюдь
Не самым чистым! Можешь не стараться:
Пойду ль я, выйду ль я в далёкий путь,
Чтобы вранья старинного набраться?К чему искать мне этот вид добра
В глуши веков? За милей милю мерять?
Когда я лжи, придуманной вчера,
Имею все возможности поверить?Слыхав, как люди прямо с места врут,
За ложью вдаль пускаться – лишний труд!1994
Елизавета и Шекспир
Когда почиют, грешный мир отринув,
Монархи, вознесённые судьбой,
Нам остаются кости властелинов:
Бездушный прах, такой же, как любой.Покуда мир становится товаром
Других купцов, какие понаглей,
Благодаря – фактически! – фиглярам
Мы (если помним) – помним королей.По милости бродячего актёра
О давнем веке столько разговора,
Что в тьме времён теперь светло, как днём!Клянусь Шекспиром и Елизаветой:
Не он писал при королеве этой,
А королева правила – при нём.1964
Тот век…
Тот век, по нашему сужденью,
Красно-зелёной был морковью:
Ботва взлетала к Возрожденью,
А корень пёр к Средневековью,Страшась расстаться с ним; оставить
В нём то, что многим кайф сулило…
Средневековье никогда ведь
И никуда не уходило!Покуда Подвиг, Труд, Веселье
Земной поверхностью владели,
Оно сползало в подземелья,
На срок (примерно в полнедели).И, зацепив петлёй за шпору,
Прохожих втаскивало в нору…1993
Но… так ли мала эта роль?
Человек, подлец, ко всему привыкает…
Фёдор Достоевский
"Я потерял в один и тот же час
И жизнь, и королеву, и венец!"
Сказать одну такую фразу враз
Уже огромно! Изнутри колецКосмических восходит эта Роль,
Могущественней делаясь втройне,
Когда прошепчет призрачный Король:
"Прощай, прощай и помни обо мне!"Кто ж помнит голос чести? Дружит с ним?
Кто совести гражданской слышит зов?
Как видно, слух наш – не для голосов,
Раз мы считаем страшное – смешным!Раз мы согласны, чтобы мир забыл
О призраках, встающих из могил!1994
Хаос
Злом чаша преисполнилась. Полно
Обманутых и требующих мщенья.
Не казнено, однако ж, казино.
И Дом Веселья вновь обрёл прощенье.И слабое, как шелест, козье "но!"
Расправам над козлами отпущенья –
Под грохот лжи, под рёв обогащенья
Общественность не слышит всё равно.Звон чистогана густ и неусыпен.
Весь путь во ад банкнотами усыпан
И, может быть, уже необратим.И лыбится, и радуется часто
Сбывающимся снам Екклезиаста –
Друг пламени и серы побратим.1990‑е гг.
Этапы глупости
Ум – домосед. А дурь живёт на воле.
Свирепствующий в глупой голове
Известный ветер – ищет ветра в поле;
Два ветра сшиблись; дури стало две.Три, тридцать, сто… Дурь молится молве,
Резва, приспособляема; ни боли,
Ни крови в ней. (Так, от укуса моли
Ведь не проступит кровь на рукаве!)Но только тот вполне вкусил блаженства,
Причудливой фортуною храним,
Кто дурь свою довёл до совершенства,
Большим образованием своим:Болван, чья ограниченность гранилась,
Как бриллиант, как тонкость и ранимость!1960‑е гг.
Гаданье по почеркам
Судить по почерку чужую сущность либо
Считать, что лупится (попался?!) автор букв –
Из каждой запятой, малейшего изгиба, –
Достойно не людей, а выполотых брюкв!Кто пишет криво – "плут"! Кто тонко – "слаб,
не глыба",
А кто с нажимом – тот "решителен и груб"!
А вдруг был шаток стол? Толст карандаш?
А вдруг
Перо царапалось едва – и то спасибо?А как на эти вот каракули мои
Взглянули б ведуны и почеркисты? "Вот-с вам!
Маразм, объединясь отважно с идиотством,
Водил её рукой" – вскричали бы они.
Узнайте ж – я скажу и гляну королевой –
Кто правую сломал, тот просто пишет левой.1990‑е гг.
Мне кажется…
Мне кажется порой, что умерли стихии –
Такие, как Земля, Огонь, Вода и Воздух.
А заменили их… какие-то другие –
Из приготовленных на беззаконных звёздах;Что до сих пор трава, наш друг многовековый,
Напрасной зеленью сияла перед нами;
Что кто-то изобрёл закон природы новый,
Повелевающий расти ей – вверх корнями!Что в джунгли отпустил шарманщик обезьянку,
Но джунглей больше нет; их царственное платье
Сорвали, вывернули, с криком, наизнанку!
Мне кажется, о них – век буду горевать я,И плакать буду я – счастливцам на потеху –
По истинным слезам и подлинному смеху.1960‑е гг.
Король пепла
Два лагеря в различии глубоком,
Два разных мира, мы в одном равны:
Мы все под бомбой ходим,
Как под Богом,
Все.
Вплоть до поджигателей войны.Как лошадей ковбой техасский гонит,
Вооруженье с присвистом гоня,
Вы мните, сэр, что вас война не тронет?
Не опрокинет вашего коня?
Ну, хорошо!
Допустим для примера,
Что нежит вас улыбка револьвера,
Взаимность бомбы, добродушье мин,
Что взрыв не враг вам,
Ибо вам же – сын.
Допустим, поджигатель несгораем, –
Твердь треснула от жара, но не он.
И вот картина:
Мир необитаем,
А в центре мира – вы –
Увы!
Громадного масштаба Робинзон.
О, с оговоркой!
Па́руса не ждёте,
И Пятницы для вас потерян след
(Что, впрочем, применимо и к субботе,
И к воскресенью; нет ни дней, ни лет, –
"Смешались времена", как пел поэт).Что станете вы делать в мире этом?
Чем торговать-то?
Че-ем?
Небытиём?
Бессмертьем?
Пеплом?
Но каким предметом
Мы тот же пепел с вами соберём?
Опять допустим:
Вы свершили чудо –
Нашли совочек.
Подцепив товар,
Несёте.
Но зачем? Куда? Откуда?
Кто это купит?
Чем заплатит вам?
Все рынки, сэр,
Все ярмарки,
Базары,
Торговцы,
Покупатели,
Товары,
Банк,
Биржа –
Всё
У вас в одной руке, –
В одном совке.
Так что же вам ещё?!
Монархи жирной нефти,
Цари угля –
Всё призрак,
Всё мираж…
Торгуйте же!
Не бойтесь конкуренции!
Весь уголь – ваш,
Весь дым, весь пепел – ваш!1959
"На дне морском, на цветастом дне…"
На дне морском, на цветастом дне
(Где все друг друга едят),
Лицом повёрнутый не ко мне –
Цветёт невиданный сад.Там есть размытые Города,
И захлебнувшийся Путь,
И кто-то целит – меня туда
С бегущей шхуны столкнуть."Пора, – подсказывает, – пора
Тебе к подводным пескам…"
Но я (по-своему тоже хитра), –
Я думаю: "Прыгай сам!"От дружеской ласки – аж холод в крови.
Участливый, как НЛО,
Он шепчет: "Луну в отраженьях лови!"
(А солнце ещё не зашло!)
На дне, на илистом дне морском
Извилистый лес цветёт.
Но ждет меня сухопутный дом,
Земная работа ждёт.Не надо скользить
И морского коня
Водить в поводу за мной;
Никто не сделает за меня
Моей работы земной.1990‑е гг.
Следы
Ночь напечатала прописью
Чьи-то на глине следы…
Над плоскодонною пропастью
Эхо, как пушечный дым.Видно, прошёл тут – и шёпотом
Песню пропел пилигрим;
Долго стреляющим хохотом
Горы смеялись над ним.Вижу, как ночь приближается
Высохшим руслом реки…
Но всё равно продолжается
Песня, словам вопреки.– Где это море? – вы спросите, –
Где этот пляшущий риф?
Где – без морщинки, без проседи –
Юный зелёный залив?Где эти заросли тесные
В лунной бессонной пыльце?
Звери да птицы чудесные?
Люди – с огнём на лице?Гибкие пальцы упрямые,
Чаши? Цепочки с резьбой?
Эхо, не путай слова мои, –
Я говорю не с тобой!…Ночь напечатала прописью
Чьи-то на глине следы…
Над плоскодонною пропастью
Эхо, как пушечный дым.1960‑е гг.