Варварство - Ринат Валиуллин 2 стр.

Как тебе этот лифчик…

Как тебе этот лифчик
из ладоней моих не шёлковых?
Вслух не трону о самом личном,
перенежимся втихомолку,
перепачкаем клятвами губы,
растворённые в темноте,
под веселье и смелость глупые.
Утро к нам – я всё ближе к тебе,
разгонюсь в ночи неотложкой,
обезумевший, распорю
душу проникновением кожаным.
Я люблю, тебя слишком люблю
сильно, чтобы не обнимать.
Как охватывала тоска
деревенская и городская
без присутствующей тебя.
Я люблю слишком сильно,
чтобы большего не понимать:
в этом чувстве так много дебильного,
огорчавшего его сласть.

Выпьем с тобой не одну книгу ещё…

Выпьем с тобой не одну книгу ещё,
перелистаем чувства -
на доску разделочную их!
Палачом
выслужится искусство.

Налей мне из глаз твоих слёз стакан
и смех воткни в полость рта.
Комичен до коликов
самообман.
Ты здесь – я хотел бы быть там,

где главные персонажи,
расстрелянные сюжетом,
уже обнаружили жизни
пропажу
и в поисках её кричат: "Дайте света!
Дочитывайте скорей!
Может, мы ещё живы".

Отдых на одного

Разомлевший розоватой икоркой,
на песочке вывернутая лоза,
веки задёрнул словно шторками,
скрыв скучающие глаза.

Они отдыхали от тебя,
примелькавшуюся за отрезок жизни,
от точки А
к телу Б, лежавшему рядом твоим эскизом.

Счастлив от щиколотки до виска,
но несвободен без
голубого костра
твоих хрустальных небес.

Любите меня, я пришёл

Любите меня, я пришёл
вымазать вас поцелуями.
Как себя любите,
я чувственности лишён,
её невесомости ситец
скиньте суетный.

Любите меня недолго
шейкой голодной утки.
К чему терпеть отношения,
потом за собой волоком.
Любовь не длиннее суток,
сойдёмся, как выстрел с мишенью.

Донор

Опять ты пьёшь из меня кровь,
молчишь,
меняя подозрительность на оскорбление.
Я вне себя,
и мести отвратительный барыш
тщеславием комкает твоё доверие,
салфеточное, бледное,
зазря.
Не сомневался ни минуту
в единственности женщины
любимой,
но людям свойственно как палец с чем-то путать
духовное с вещественным,
делая невыносимой
не столько жизнь саму,
но и её законы глупые.

Опять ты пьёшь из меня кровь,
молчишь.
Не атмосферное давление
ощущаю.
Без Эйфелевой башни не Париж,
без радости не настроение:
плохое утро, плохие люди встали на работу,
мы едем вместе.
От серых лиц засерен город,
тускнет каждый на своём рабочем месте,
молчание поднимает ворот.

Реакция

Упали ресницы,
за ними влажные веки, голос,
упала температура.
Весь организм – сплошная полость,
зачем ты со мной так дурно?

Зачем ты со мной так мерзко,
жестоко, членораздельно,
разыгрывал нервы лезвием
оркестр виолончелей.

Чем громче молчание,
тем тише шум.
Съело меня венчание
под тягость разбитых дум.

Ментальная жестокость

Поэзия не так грустна,
как жизнь.
Ступенька вверх, ступени вниз,
спускается не только солнце -
руки безудержный каприз
нашёл твоё оконце.
Рядом дышишь и молчишь,
не сомневаясь в целом мире,
как во мне.
Ты в мире целом, в спальне,
я в другом
прогуливаюсь
горизонтальном.
Время на часах мертвеет,
пусть
непонятое, но оно моё
и постоянно.
Ты – временна.

Брют

Прогоняя вечерний разум ливнем сухого,
мы друг в друга войдём остриями углов,
оттолкнув к сложному от простого
интеллектуальную любовь.

Струйкой углеродной позвоночника
выдыхает наставление вино.
Сердце перебилось раскуроченное,
на твоё бессильно залегло.

Я с тобой себя нашёл как человека,
приютил домашним зверем чувство,
дикое оно, и приручение тщетно,
с ним не выспаться и не проснуться.

Поцелуя мякотью закусывая брют,
умножая удовольствие на два,
мял неконтролируемую тягу
лечь не только сердцем в твой уют.

Я скитался по твоему телу от груди до спины…

Я скитался по твоему телу от груди до спины
и не мог остановиться.
Вот где лечь хотелось костьми
или нежностью застрелиться.

Не пугала ночная шерсть,
запах звёзд
доносился млечный.
Сколько руки освоили вёрст,
я бы мог так прошляться вечность.

Без устали, жажды чуть
реки локонов утолили.
Был ли счастлив когда-нибудь
так, как здесь,
где меня возлюбили?

Даная

Я в кресле, веки не смыкая,
глотая с горкой восхищение,
давился молча красотой.
Диван, свет женщины – Даная,
изящных черт пересечение,
едва прикрытая холстом

лежала, сферу разделяя, -
логический итог любви
напротив моего лица.

Так богохульна и свята -
вещественней бы не смогли
на Суд представить для истца,

но грация не пала ниже
дивана – пьедестала ночи,
день осветил избытки красок.
Портрет к великому приближен
гораздо ближе, чем художник
под тенью отшумевших ласок.

Встретимся на Чернышевской…

Встретимся на Чернышевской,
отниму тебя у толпы,
многочисленной в недостатках,
одинокой в своём совершенстве,
совершенной, как я, и ты,
соскользнувшая в руки, гладкая.

Мы дойдём до бессилия ног,
насекомыми на траву,
шёпот леса речь перебьёт,
утомляющий пекла жирок
абстрагирует волю в мозгу
в инфракрасный к солнцу полёт.

Ты закроешь глаза, я тоже,
лягут мысли в коробке на грудь,
сердца пленного пересказы
глубиной не растревожат,
в содержанье не вникну, суть
не доходит, как нежность, сразу.

У меня так точно не получится…

У меня так точно не получится…
Не люблю хорошие отношения,
мне нужен скандал,
необходима драка
мыслей за поражение,
однако

без зависти к чьей-то жизни ровной:
со здоровым ростом
благосостояния
всё это для меня условность
человечика ископаемого.

Потеют горы снегом, мёрзнут,
равнина жизни неприемлема
как местожительство,
подохнуть никогда не поздно,
но жить спокойно – попустительство.

Адам и Ева

Сад. Разбрызгано солнце. Труп
бледен, как беднота,
разве кто-то погиб от губ,
разве кто-то любил сильнее, чем я,
тот же сад. Круг сменился другим
– луна,
невозможно, сильнее, чем я, невозможно.
Сейчас
я клянусь ощущением кожи
и глаз,
их рассвет бросил тень на мир,
зачем ты открыла глаза?
М и Ж как сортир,
лишь по признакам ты и я.

Как трудно даётся признание в любви,
если искренности в нём яд,
если встречный порыв, пригуби,
оживи меня.

Грустью выклеивая стены в твоё отсутствие…

Грустью выклеивая стены в твоё отсутствие,
не дочитывая книги до конца страницы,
выключаю свет, скидывая с головы люстру.
В толпу редких прохожих влиться
выхожу из дома, в магазин
за странными покупками.
Сбрасывая по цвету в корзину трофеи чрева,
измеряю любовь не днями, а сутками,
мелодией из сплошных припевов.
Скука одолела индивидуума,
по одному человеку, по одной жизни,
растянувшейся зимы ума
и вторжения не его, так призрака.
Шарится близорукая точка зрения,
неразличим горизонт.
Ответственность давно уже на везении,
и давно нецелован рот.

Впадина

Со дна Марианской впадины,
из материнского чрева
я выбрался с криками, с матами
помотать тебе нервы.

Рос, возвышался и падал
больно, с мягкого тела
вставай, геркулесина, надо
конец довести до дела.

Кричал внутренний голос,
стонала любовь в ночи,
мир, представляющий полость,
карабкаться вверх учил.

Я на каком километре,
как далеко от счастья?
Жена под мной или девка,
ломающаяся в одночасье?

Тепловой удар

Лучи как покойники из горящего крематория
бегут, просовывая пятиконечные руки,
жары оглушающая оратория
глуше, чем в глазах равнодушие выпуклое.

Я на зелёном стульчаке лужайки
уснул безнравственно,
муравьи отгрызли пальцы, сбежали,
муха утащила булку ещё засветло.

Беспалый и мудрый,
вымученный шашлык июля
забыл о морозах судороги.
Лето, лето, тебя люблю ли я?

Убийство мужчины

Убейте во мне мужчину и всё живое,
раз я вам настолько дорог.
Засушите в гербарий ежовый
раздробленное недоверием тело,
сделав из души полог
или то, что хотелось.

Я вырежу слова на пьедестале ночи,
вырву луну, как холодное сердце,
прочтёте, препинаясь, все эти строчки,
абсурд так хорош,
когда кого-нибудь хочешь.

Смейтесь надо мной. Смейтесь
парусами розовощёкими,
как я над вами когда-то вздыхал,
что вырывались лёгкие.

Лишь утро способно переубедить,
что ещё не вечер,
обнаружив меня в царстве вашей груди,
лицемерной и безупречной.

Любовь моя, дай мне каплю чувств…

Любовь моя, дай мне каплю чувств
на водопад желаний,
туда ворвусь
без образования.

Подари
то, что никому не дарила, не продавала,
я тоской старинн,
одиночество задолбало.

Разве звёзды в небе?
Никогда не видел,
пребывая в Вэбе
в изменённом виде.

Разве глаза плачут?
Никогда не слышал.
Тучи – это мрачно,
слёзы – это крыши.

Разве люди любят,
если им и без того отлично,
оголяя зубов клумбы,
притворством напичканные.

Приходи. Любовь моя,
повесим чувства на крючок
в прихожей,
наблюдая зачехлённые,
что мы без них
можем.

Генеральная уборка

Утро, ведро, вода,
красота мыла пол,
и это её не портило.
Мыслей ушли стада
вместе с тряпкой под стол.

Вот он, твой подиум,
признательность чистоты.
Быт был талантлив
изображать пародию.
…Красота мыла полы.

Наполняя ванну

Позвоночником заката
мачта паруса выгорала,
подчиняясь ультрафиолетовой атаке,
на себя натягивал лазурное покрывало.

Прохладу моря телом, как термометром,
мерил больному ему в агонии,
мысли быстрее, чем по ветру
покидали осени и весны межсезонье:

летом нужны только билеты
неважно, куда ты, на сколько,
в генах уехать к другим рассветам,
умытым бирюзовой солью.

Поэмка

Так вы замуж меня зовёте или прогуляться
в бриллиантах ажурной городской сорочки?
Рука вместе с сердцем
объявляют капитуляцию.
И того и другого так хочется.

Будьте галантны
с моим мандариновым сознанием,
я вам доверюсь, как собачонка,
сбежавшая от одиночества.
По факту смерти оного
влюблённость проведёт опознание.
Похороните его, цветы на могилу и почести.

В чехол все звёзды, звуки, словечки.
Буду петь тихо,
по-канареичьи,
в тёплой шкуре ночи мамонтихи.

Украдите меня из моей же жизни,
она уже осточертела,
насаженная на обстоятельств стержень,
куда там амуру со своими стрелами.

Он переводит стрелки
с одного типа на другого,
с образом сердца, как грелки,
упорхнёт, чтобы стрельнуть в спину из логова.
Бросите на кровать или в клумбу цветочную
с ленточкой комплиментов.
Осторожно: обучение может перейти в заочное,
а любовь так скучна без объекта.

Вы накормите меня поцелуями досыта,
растаю, как вне электричества
морозильная камера,
не нашедшая лучше способа
разморозить всё то, что замерло.

Откровенище

Ослеплю, легче управлять слепым.
Как только увижу, так сразу
взором голубоглазые цветы
плесну вам из черепа вазы.

Извилины повиснут лапшой на ушах,
всё это и будет флиртом.
Не надо, не стоит меня возвышать,
я не настолько смирная.
Предлагаете руку? Я возьму,

если в ней есть деньги,
вместе с сердцем, вы обещали большое,
станцую с ним сальсу или меренги.

А вы думали, я встану на кухне
выколачивать из отбивной последнюю душу,
как сознание из фантазии, если под мухой,
выбирая, под кем ему лучше?

Вам ли, художнику, интеллектуалу
всего женского, обозначать моё место?
Облицуйте своё лицо моим овалом,
не спешите пока невестить.

Полная вегета

Спустил купленную щуку велений в пруд,
она распотрошённая уплыла,
раздвинув свободы глянец,
бараньи рёбра пастись на луг,
более не плотоядный – я вегетарианец.

Успокойтесь, организмы из мяса,
оценивая ваши продажность и купечество.
Мне ли за бедность букв извиняться,
я перестал язвить и кусать языком человечество.

Рассаду тёпленьких слов
высажу на подоконник,
чем бы вы ни занимались,
получите их мысленно или бандеролью,
напомните только адрес.

Сладеньких стишков накрапаю
на могилку чувств,
чтобы лежалось мягче.
Со временем из вашего сердца прорастёт
мраморный бюст
и сухо заплачет.

Языком вылижу тротуары…

Языком вылижу тротуары,
лишь бы стало на душе чище,
вспотела кровля, включились ударные,
шёл дождь, я по городу, как по земле днищу.

Вырванные глаза оставляю на каждом здании,
выдохом согреваю осень, сердце
мне поручило задание
выветриться и куда-нибудь деться.

В челюсти набережной блёкнут
плотным забором зубов – дома,
губы, вывалились ступенями, мокнут
в речке, как выгнанные в речь слова.

Что мы говорим не так, делаем,
что погоду выворачивает,
паршивее настроения,
пиная впереди, себя, часть от целого
до полного саморазрушения.

Windows

Что-то не клеится,
меняйте мировоззрение, как микросхему,
не в окна выпадайте Билл Гейтса,
идите сквозь стену.

Если не сердце стучится,
а бессердечие,
за границей ищите
любовь к своему отечеству.

Корыстью не лапайте чувства,
останутся отпечатки,
стяните с лица искусственную
кожу – оно в перчатке.

Ты вылепишь из меня статую…

Ты вылепишь из меня статую
по образу и подобию,
которой никогда не стану,
из гипса фигуру матовую,
идеальную и способную.

Я не та женщина,
хоть и талантлив скульптор,
блёкнут зрачки от счастья,
в них белизна кромешная,
преданностью беспутная,

сказочна и холодна,
как зимою Дания.
Тебе не отвыкнуть от очарования леденящего?
Подожди, я принесу страдания
в обёртке из настоящего.

Чистосердечно

Чистосердечно к тебе обращаюсь
в стужу метели пыльной,
я не вернусь и не обещаю,
как не хотелось сильно.

Ты в голове,
платок русых прядей
и утончённость движений,
яркий пожар фонарей автострады,
нас облака не поженят.

Смех так беспечно сквозь белые зубы
прыгал по воздуху счастьем,
рифма скупа, метафоры скупы,
преданные отчасти.

Чистосердечно, с любовью, прощально
я бы хотел в глаза,
с инеем звёзды твои хрустальные,
много ещё сказать.

Убей меня, если я стану таким

Из слов выделывается стихотворение,
из гордости гимн.
Убей меня за убийство времени,
если расточительным стану таким.

Не тот ли, кто истекает жалости кровью,
страданием человечным раним,
убей меня остротой тупою,
убей меня, если я стану таким.

Брошу окорок неподвижной души,
где плоть на него стала похожа,
убей меня, если я стану таким,
убей меня, даже если это безбожно.

Свет моих глаз в тебя, как в дым,
он пахнет морским прибоем, он шумный.
Убей меня, если я стану другим,
если я стану благоразумным.

Бесконечно одинока…

Бесконечно одинока,
словно ранняя заря,
сверху падали жестоко,
больно сыпались слова.
Бледнолица, беззащитна,
но от этого изящней,
ты, далёкая от флирта,
полюбила, не иначе.
Бесконечно одинока,
и заря тебе не пара,
не знакомая с пороком,
отвратительным и старым.

Доска объявлений

Замена совести души поношенных механизмов,
обращайтесь, если тоскуете, как я тоскую.
Откройте глаза и ими слизывайте
страницы – я открыл мастерскую.

Усыпление любых видов чувств,
ликвидация пожаров сердца,
по необходимости в ваше низменное облачусь,
торчите на слове, как на инъекции.

Всем водки сегодня,
я буду читать,
закусывайте! Не стесняйтесь,
пусть слова разорвут мне Самсоном пасть
за творческое разгильдяйство.

Я верю примерно во что вы верите,
и это катастрофически отдаляет.
Пока моего голоса не угас сквозняк,
духоту выветривайте,
валяя то, что и я иногда валяю.

Не слушайте, не читайте – всё х….
Доверьтесь организма столице,
оно стучит, как подъезд – дверьмя,
входите… а за столом – интуиция.
Так мол и так, вот вам на изучение
моего внутреннего голоса ор,
помогите наладить общение,
мы заплатим, товарищ ЛОР.

Интуиция – это ваше всё,
всё, что ещё только может случиться,
в личку сбросьте ей письмецо,
если сердцем не достучитесь.

Уже выходишь?

Страдаешь ли ты мужеством
в скорлупках своей яйцеклетки?
Как гордо звучит замужество,
пахнуло с кухни котлеткой.

Язвительное – женитьба,
белоснежный алкоголизм свадьбы.
Жаль… смелости ещё жить бы,
страхам ещё гулять бы.

Инкрустация

В осенней парикмахерской полно деревьев,
все золотистому горят отдаться,
оправой оставляя чёрный стебель.
Природа объявила инкрустацию.

Дома,
коробки спичек бытовых скандалов
подсолнухами окон ищут солнце.
Угроза вспыхнуть так сильна в ненастье,
самозабвенно ум,
накапливая мирный стронций,
полураспад души передавал овалам.

Красотки, те, что с красотой смешались,
прекрасно отвергали, что прекрасны,
на лицах высохла былая шалость.
Серьёзны… Лето облетело и угасло.

Соловьям

Плагиатом с погоды пишу какую-то хрень,
людям нравятся бзики.
Может, пройдёт мигрень?
Скорее возникнет.

Соловьи-поэты,
я вас уже не могу читать.
Сахарные слюни спрячьте,
ваша помпезность могучая
придавила мою любовь телячью.

Оставьте слова в покое,
красота стихам неподвластна.
Выплюньте что-нибудь такое,
едкое и мордастое.

Пусть разъест толстокожесть
фраза, вытекшая глазом.
Пишите, если не писать не можете,
чтоб по щекам потекли алмазы.