"Ослы высокие! Старцы с сынами!
Я вижу вас насквозь, я вами
Взволнован, я злюсь на вас свирепо
За то, что бесстыдно и нелепо
О власти моей вы порете дичь.
С ослиной точки трудно постичь
Великую львиную идею,
Политикой движущую моею.
Смотрите вы! Бросьте эти штуки!
Растут у меня и дубы и буки,
Из них мне виселицы построят
Прекрасные. Пусть не беспокоят
Мои поступки вас. Не противясь,
Совет мой слушайте: рты на привязь!
А все преступники-резонеры, -
Публично их выпорют живодеры;
Пускай на каторге шерсть почешут.
А тех, что о восстании брешут,
Дробят мостовые для баррикады, -
Повешу я без всякой пощады.
Вот это, ослы, я внушить вам желал бы!
Теперь убираться я приказал бы".Король закончил свое обращенье;
Ослы пришли в большое движенье;
Они прокричали: "И-a, и-а!
Да здравствует наш король! Ура!"
Ослы-избиратели
Перевод Ю. Тынянова
Свобода наскучила в данный момент;
Республика четвероногих
Желает, чтобы один регент
В ней правил вместо многих.Звериные роды собрались,
Листки бюллетеней писались;
Партийные споры начались,
Интриги завязались.Стояли Старо-Ослы во главе
Ослиного Комитета;
Носили кокарды на голове
Черно-красного, с золотом, цвета.Выла еще партия жеребцов,
Но та голосов не имела;
Боялась свирепых Старо-Ослов,
Кричавших то и дело.Когда ж кандидатом коня провел
По спискам один избиратель,
Прервал его серый Старо-Осел
И крикнул ему; "Ты предатель!Предатель ты! И крови осла
Ни капли в тебе не струится;
Ты не осел! Тебя родила
Французская кобылица.От зебры род, должно быть, твой,
Ты весь в полоску, как зебра,
И голоса тембр у тебя носовой,
Как голос еврея, негра.А если ты и осел, то все ж
Осел от разума, хитрый,
Ты глуби ослиной души не поймешь,
Ее мистической цитры.Но я, я всею душой вошел
В сладчайший этот голос,
Я есмь осел, мой хвост - осел,
Осел мой каждый волос;Я не из римлян, не славянин,
Я из ослов немецких,
Я мыслящих предков храбрый сын,
И кряжистых и молодецких.Они не играли в galanterie
Фривольными мелочами,
И быстро-бодро-свежо - раз-два-три -
На мельницу шли с мешками.Отцы не умерли! В гробах
Одна лишь кожа с мехом,
Их тленная риза! Они в небесах
Приветствуют нас со смехом.Ослы блаженные, в нимбе венца!
Мы следовать вам клянемся,
С путей добродетели до конца
Мы на волос не собьемся.О, что за блаженство быть ослом!
Таких длинноухих сыном!
Со всех бы крыш кричать о том:
Рожден я в роде ослином!Большой осел, что был мне отцом,
Он был из немецкого края,
Ослино-немецким молоком
Вскормила нас мать родная.Я есмь осел, из самых ослов,
И всею душой и телом
Держусь я старых ослиных основ
И всей ослятины в целом.И мы свой ослиный совет даем:
Осла на престол поставить;
Мы осломонархию оснуем,
Где только ослы будут править.Мы все здесь ослы! И-a! И-а!
От лошадей свобода!
Долой коня! Виват! Ура!
Король ослиного рода!"Так кончил патриот, и зал
Оратору дружно хлопал.
Тут каждый национальным стал
И бил копытом об пол.Дубовый венок на его главу
Потом возложило собранье,
И он благодарил толпу,
Махая хвостом в молчанье.
Михель после марта
Перевод В. Левика
Немецкий Михель был с давних пор
Байбак, не склонный к проказам,
Я думал, что Март разожжет в нем задор:
Он стал выказывать разум.Каких он чувств явил порыв,
Наш белобрысый приятель!
Кричал, дозволенное забыв,
Что каждый князь - предатель.И музыку волшебных саг
Уже я слышал всюду.
Я, как глупец, попал впросак,
Почти поверив чуду.Но ожил старый сброд, а с ним
И старонемецкие флаги.
Пред черно-красно-золотым
Умолкли волшебные саги.Я знал эти краски, я видел не раз
Предвестья подобного рода.
Я угадал твой смертный час,
Немецкая свобода!Я видел героев минувших лет,
Арндта, папашу Яна.
Они из могил выходили на свет,
Чтоб драться за кайзера рьяно.Я увидал всех буршей вновь,
Безусых любителей рома,
Готовых, чтоб кайзер узнал их любовь,
Пойти на все, до погрома.Попы, дипломаты (всякий хлам),
Адепты римского права, -
Творила единенья храм
Преступная орава.А Михель пустил и свист и храп,
И скоро, с блаженной харей,
Опять проснулся как преданный раб
Тридцати четырех государей.
1649–1793-???
Перевод В. Левика
Невежливей, чем британцы, едва ли,
Цареубийцы на свете бывали.
Король их Карл, заточен в Уайтхолл,
Бессонную ночь перед казнью провел:
Под самым окном веселился народ
И с грохотом строили эшафот.Французы немногим учтивее были:
В простом фиакре Луи Капета
Они на плаху препроводили,
Хотя, по правилам этикета,
Даже и при такой развязке
Надо возить короля в коляске.Еще было хуже Марии-Антуанетте:
Бедняжке совсем отказали в карете;
Ее в двуколке на эшафот
Повез не придворный, а санкюлот.
Дочь Габсбурга рассердилась немало
И толстую губку надменно поджала.Французам и бриттам сердечность чужда,
Сердечен лишь немец, во всем и всегда.
Он будет готов со слезами во взоре
Блюсти сердечность и в самом терроре.
А оскорбить монарха честь
Его не вынудит и месть.
Карета с гербом, с королевской короной,
Шестеркою кони под черной попоной,
Весь в трауре кучер и, плача притом,
Взмахнет он траурно-черным кнутом, -
Так будет король наш на плаху доставлен
И всепокорнейше обезглавлен.
Симплициссимус I
Перевод Б. Лейтина
Несчастье скрутит одного,
Другому не под силу счастье;
Одних мужская злоба губит,
Других - избыток женской страсти.Когда впервые встретились мы,
Ты чужд был щегольских ухваток
И рук плебейских еще не прятал
Под гладкой лайкой белых перчаток.Сюртук, от старости зеленый,
Тогда носил ты; был он узок,
Рукав - до локтя, до пяток полы, -
Ни дать ни взять - хвосты трясогузок.Косынку мамину в те дни
Носил ты как галстук, с видом франта,
И не покоил еще подбородка
В атласных складках тугого банта.Почтенными были твои сапоги,
Как будто сшиты еще у Сакса,
Немецкой ворванью мазал ты их,
А не блестящей французской ваксой.Ты мускусом не душился в те дни,
Ты не носил тогда ни лорнета,
Ни брачных цепей, ни литой цепочки,
Ни бархатного жилета.По моде швабских кабачков,
Наипоследней, настоящей,
Ты был одет, - и все ж те годы -
Расцвет твоей поры блестящей.Имел ты волосы на голове,
И под волосами жужжал победно
Высоких мыслей рой; а ныне
Как лыс и пуст твой череп бедный!Исчез и твой лавровый венок -
А он бы плешь прикрыл хоть немножко.
Кто так обкорнал тебя? Поверь,
Ты схож с ободранною кошкой!Тесть-шелкоторговец - дукаты копил,
А ты их в два счета пустил по ветру.
Старик вопит: "Из стихов немецких
Не выпрял шелка он ни метра".И это - "Живой", который весь мир
Хотел проглотить - с колбасою прусской
И клецками швабскими и в Аид
Спровадил князя Пюклер-Мускау!И это - рыцарь-скиталец, что встарь,
Как тот, Ламанчский, враг беззаконий,
Слал грозные письма жестоким монархам
В предерзком гимназическом тоне!И это - прославленный генерал
Немецкой свободы, борец равноправья,
Картинно сидевший на лошади сивой,
Вожак волонтеров, не знавших бесславья!Под ним был и сивый коняга бел, -
Как сивые кони давно уж замшелых
Богов и героев. Спаситель отчизны
Был встречен восторгом и кликами смелых.То был виртуоз Франц Лист на коне,
Сновидец и враль, соперник гадалки,
Любимец мещан, фигляр и кривляка,
На роли героев актеришка жалкий.И, как амазонка, рядом с ним
Супруга долгоносая мчалась:
Горели экстазом прекрасные очи,
Перо на шляпе задорно качалось.Молва гласит: в час битвы жена
Напрасно боролась со страхом супруга:
Поджилки при залпах тряслись у него,
Кишечник сдавал, приходилось туго.Она говорила: "Ты заяц иль муж,
Здесь места нет оглядке трусливой -
Здесь бой, где ждет нас победа иль гибель,
Игра, где корону получит счастливый.Подумай о горе отчизны своей,
О бедах, нависших над нами.
Во Франкфурте ждет нас корона, и Ротшильд,
Как всех монархов, снабдит нас деньгами.Как в мантии пышной ты будешь хорош!
Я слышу "виват!", что гремит, нарастая;
Я вижу: цветы нам бросает под ноги
Восторженных девушек белая стая".Но тщетны призывы - и лучший из нас
Со злой антипатией сладит не скоро.
Как морщился Гете от вони табачной,
Так вянет наш рыцарь, нюхая порох.
Грохочут залпы. Герой побледнел.
Нелепые фразы он тихо бормочет,
Он бредит бессвязно… А рядом супруга
У длинного носа держит платочек.Да, так говорят. А правда иль нет -
Кто знает? Все мы - люди, не боги.
И даже сам великий Гораций
Едва унес из битвы ноги.Вот жребий прекрасного: сходит на нет
Певец наравне со всякою рванью.
Стихи на свалке, а сами поэты
В конце концов становятся дрянью.
Клоп
Перевод Л. Гинзбурга
I
Некий клоп залез на пятак
И, словно банкир, похвалялся так:
"Если денег имеешь много,
Всюду открыта тебе дорога.
С деньгами красив ты, с деньгами знатен,
Очаровательным дамам приятен.
Дамы бледнеют и дрожат,
Едва учуют мой аромат.
С самой королевой я спал, бывало,
Забравшись к ней ночью под одеяло.
На жарких перинах она металась
И беспрестанно всю ночь чесалась".Веселый чиж, услыхав эту речь,
Решил похвальбу клопа пресечь.
В негодованье свой клюв отточив,
Насмешливый он просвистал мотив.Но подлый клоп, испуская смрад,
Чижу отомстил на клопиный лад:
"Смотрите! Меня освистал мошенник
За то, что в долг ему не дал я денег!"Ну, а мораль? Ее от вас
Пока благоразумно скрою.
Ведь сплочены между собою
Богатые клопы сейчас.
Подмяв задами мешки с чистоганом,
Ликуют в грохоте барабанном.
II
Семьи клопов! Ну, куда ни взгляни, -
Священный союз составляют они.
Также немало клопиных альянсов
Средь сочинителей скверных романсов
(Которые столь бездарны и серы,
Что не идут, как часы Шлезингера).
Тут и свой Моцарт есть - клоп-эстет,
Ведущий особым клопиным манером
С увенчанным лаврами Мейербером
Интрижку в течение долгих лет.
А с насекомых много ль возьмешь?
Рецензии пишет газетная вошь.
Елозит, врет, да и тиснет статейку
И до смерти рада, урвав копейку.
Притом меланхолии полон взгляд.
Публика верит из состраданья:
Уж больно обиженные созданья,
И вечно сердечки у них болят.
Тут стерпишь, пожалуй, любой поклеп.
Молчи, не противься, - ведь это ж - клоп.
Его бы, конечно, можно под ноготь,
Да, право, уж лучше не трогать.
А то попробуй такого тронь -
На целый свет подымет вонь!
Поэтому, думаю, безопасней
Пока отложить толкованье басни.
Бродячие крысы
Перевод В. Левика
На две категории крысы разбиты:
Одни голодны, а другие сыты.
Сытые любят свой дом и уют,
Голодные вон из дома бегут.Бегут куда попало,
Без отдыха, без привала,
Бегут куда глядят глаза,
Им не помеха ни дождь, ни гроза.Перебираются через горы,
Переплывают морские просторы,
Ломают шею, тонут в пути,
Бросают мертвых, чтоб только дойти.Природа их обделила,
Дала им страшные рыла,
Острижены - так уж заведено -
Все радикально и все под одно.Сии радикальные звери -
Безбожники, чуждые вере.
Детей не крестят. Семьи не ища,
Владеют женами все сообща.Они духовно нищи:
Тело их требует пищи,
И, в поисках пищи влача свои дни,
К бессмертью души равнодушны они.Крысы подобного склада
Не боятся ни кошек, ни ада.
У них ни денег, ни дома нет.
Им нужно устроить по-новому свет.Бродячие крысы - о, горе! -
На нас накинутся вскоре.
От них никуда не спрячемся мы,
Они наступают, их тьмы и тьмы.О, горе, что будет с нами!
Они уже под стенами,
А бургомистр и мудрый сенат,
Не зная, что делать, от страха дрожат.Готовят бюргеры порох,
Попы трезвонят в соборах, -
Морали и государства оплот,
Священная собственность прахом пойдет!О нет, ни молебны, ни грохот набата,
Ни мудрые постановленья сената,
Ни самые сильные пушки на свете
Уже не спасут вас, милые дети!Вас не поддержат в час паденья
Отжившей риторики хитросплетенья,
Крысы не ловятся на силлогизмы,
Крысы прыгают через софизмы.Голодное брюхо поверить готово
Лишь логике супа и факту жаркого,
Лишь аргументам, что пахнут салатом,
Да геттингенским колбасо-цитатам.Треска бессловесная в масле горячем
Нужней таким радикалам бродячим,
Чем Мирабо, чем любой Цицерон,
Как бы хитро ни витийствовал он.
"В Германии, в дорогой отчизне…"
Перевод В. Левика
В Германии, в дорогой отчизне,
Все любят вишню, древо жизни,
Все тянутся к ее плоду,
Но пугало стоит в саду.Каждый из нас, точно птица,
Чертовой рожи боится.
Но вишня каждое лето цветет,
И каждый песнь отреченья поет.Хоть вишня сверху и красна,
Но в косточке смерть затаила она.
Лишь в небе создал вишни
Без косточек всевышний.Бог-сын, бог-отец, бог - дух святой, -
Душой прилепились мы к троице той,
И, к ним уйти с земли спеша,
Грустят немецкая душа.Лишь на небе вовеки
Блаженны человеки,
А на земле все грех да беда, -
И кислые вишни, и горе всегда.
ИЗ "МАТРАЦНОЙ МОГИЛЫ"
"Причудам дерзостно и смело…"
Перевод В. Левика
Причудам дерзостно и смело
Я жизнью жертвовал всегда.
Я проиграл, но не беда, -
Не ты ли, сердце, так хотело!Как говорят: "Блаженны люди,
Когда куют судьбу свою!"
Я жизнь растратил - признаю, -
Но я не изменял причуде.Хоть кратко счастье достиженья,
Хоть быстротечен был обман, -
Тому ли, кто блаженством пьян,
Считать блаженные мгновенья!Ведь счастье - вечности равно,
И что там время, что пространство,
Где всех огней непостоянство
В один костер сольет оно!
"В их поцелуях крылся путь к изменам…"
Перевод М. Тарловского
В их поцелуях крылся путь к изменам,
От них я пьян был виноградным соком,
Но смертный яд с ним выпил ненароком,
Благодаря кузинам и кузенам.Спасенья нет моим гниющим членам,
Прирос к одру я неподвижным боком,
Погибла жизнь в объятье их жестоком,
Благодаря кузинам и кузенам.Пусть я крещен, - есть след в церковной книге -
И надо бы мне, прежде чем остынуть,
Дать ощущенье им в моих несчастьях, -Но легче мне, в мечтах о смертном миге,
Их не простить - безжалостно проклясть их:
Дай, боже, им измучиться и сгинуть!
Орфеистическое
Перевод В. Левика
Недобрый дух в недобрый день
Тебе вручил убийцы нож кровавый.
Не знаю, кто был этот дух,
Но рану жгло мучительной отравой.Во мраке ночи, мнится мне,
Ты явишься, жилец иного света,
Раскрыть мне тайну, клятву дать,
Что был не ты убийцею поэта.Я жду тебя, приди, приди!
Иль сам сойду в геенну за тобою
И вырву правду у тебя
Пред сонмами чертей, пред сатаною.Пройду, как древле шел Орфей,
Пройду средь воплей, скрежета и смрада,
И верь мне, я найду тебя,
Хоть скройся в безднах глубочайших ада!Туда, туда, где царство мук,
Где вторит воплю хохот беспощадный!
С тебя личину я сорву,
Великодушья пурпур маскарадный.Я знаю все, что знать хотел,
Ты мной прощен, моей виновник смерти,
Но мне ли охранять того,
Кому в лицо плюют с презреньем черти!
"Да не будет он помянут…"
Перевод В. Левика
"Да не будет он помянут!" -
В лютой скорби так кричала
Эстер Вольф, и речь старухи
Крепко в сердце мне запала.Да о нем сотрется память,
Да во мрак забвенья канут
Все преданья о проклятом!
Да не будет он помянут!Сердце, сердце, плачь и сетуй,
Что в страданьях годы вянут,
Но о нем ни слова больше!
Да не будет он помянут!Да не будет он помянут
Ни в речах, ни в книгах, братья!
Смрадный пес, во гробе смрадном
Да сгноят тебя проклятья!И когда фанфары гнева
В страшный день на суд господний
Сонмы грешников усопших
Воззовут из преисподней,И пред божиим престолом
Души бледные предстанут,
И прочтет архангел списки, -
Да не будет он помянут!
"В диком бешенстве ночами…"
Перевод Л. Руст
В диком бешенстве ночами
Потрясаю кулаками
Я с угрозой, но без сил
Никнут руки - так я хил!Плотью, духом изможденный,
Гибну я, неотомщенный.
Даже кровная родня
Мстить не станет за меня.Кровники мои, не вы ли
Сами же меня сгубили?
Ах! Измены черной дар -
Тот предательский удар.Словно Зигфрида-героя,
Ранили меня стрелою -
Ведь узнать легко своим,
Где их ближний уязвим.
"Тот, в ком сердце есть, кто в сердце…"
Перевод В. Левика
Тот, в ком сердце есть, кто в сердце
Скрыл любовь, наполовину
Побежден, и оттого я,
Скованный, лежу и стыну.А едва умру, язык мой
Тотчас вырежут - от страха,
Что поэт и мертвый может
Говорить, восстав из праха.Молча я сгнию в могиле
И на суд людской не выдам
Тех, кто подвергал живого
Унизительным обидам.