Катурян. Потом пастухи пришли снова и принесли огромную банку с розовой краской, открыли ее и окунули туда нашего поросенка с головой. Затем поросенка подвесили, чтобы он обсох. А надо заметить, что эта краска была особенной – она никогда не смывалась и на нее нельзя было положить другую краску. Она не смывалась и нельзя было ее закрасить. И тогда поросенок сказал: (поросячьим голосом) "Пожалуйста, господи боже ты мой, помоги мне, я не хочу быть таким, как все. Я был счастлив, когда хоть немного отличался от остальных".
Михал. "Я был счастлив, когда хоть немного отличался от остальных", – сказал он богу.
Катурян. Но было уже слишком поздно, краска засохла, пастухи выгнали поросенка обратно на луг, и все розовые свиньи смеялись над ним, когда он проковылял и сел на свое любимое место на травке. Он пытался понять, почему господь не внял его молитвам, но так и не мог догадаться. И тогда он горько заплакал и долго сидел абсолютно неподвижно, наблюдая за тем, как даже все те тысячи слез, которые он выплакал, не могут смыть эту ужасную розовую краску с его тела. А все потому что…
Михал. Она никогда не смывалась и ее нельзя было закрасить.
Катурян. Совершенно верно. И он заснул. В ту же ночь, когда свиньи вернулись к своим чудесным снам, над лугом собралась очень странная грозовая туча, которая тут же пролилась дождем, сперва мелким, а потом все сильней и сильней. Но это был не обычный дождь, это был специальный зеленый дождь, такой же густой, как краска, но не только в этом была его особенность. Капли этого чудесного дождя нельзя было смыть и их нельзя было перекрасить. Капли этого дождя никогда не смывались…
Катурян смотрит на Михала. Он уснул. Катурян продолжает шепотом.
…и их нельзя было перекрасить. Дождь кончился только к утру, и когда свиньи проснулись, они обнаружили, что все до одной стали ярко зелеными. Все до одной, кроме, конечно, нашего старого друга, маленького зеленого поросенка, который теперь был уже маленьким розовым поросенком. Разумеется, он так и остался розовым, потому что пастухи покрасили его в несмываемую краску. Несмываемую. (пауза) И когда он посмотрел на целое море зеленых поросят, окружавших его, а некоторые из них рыдали теперь как дети, он засмеялся и возблагодарил господа и провидение, ниспосланное ему. Потому что он знал, что теперь он снова, он снова хотя бы чуть-чуть отличается от всех остальных.
Пауза. Катурян прислушивается, глубоко ли спит Михал, нежно гладит его по голове.
Ты любишь эту историю, правда, Михал? (пауза) Ты очень ее любишь. Здесь нет отрезанных пальчиков… здесь нет лезвий… Здесь все кончается хорошо. (пауза) Лучше бы ты разыграл эту историю. (пауза) Но это не твоя вина, Михал. Ты не виновен. (Пауза. Плачет.) Спи спокойно, смотри свои сны, мой маленький мальчик. Я скоро к тебе вернусь.
Катурян берет подушку и душит Михала. Тот начинает дергаться, и тогда Катурян садится на руки и грудь Михала, удерживая подушку у лица. Через минуту конвульсии Михала стихают. Еще через минуту он мертв. Как только Катурян убеждается в этом, он убирает подушку, целует Михала в губы, плачет и закрывает ему глаза. Идет к двери камеры, громко стучит в нее.
Охрана?! (пауза) Охрана?! Я готов признаться в убийстве шести человек. (пауза) Но у меня есть одно условие. (пауза) Это касается моих рассказов.
Затемнение. Антракт.
Сцена вторая
Катурян рассказывает историю, которую тут же разыгрывают родители и маленькая девочка. Настоящих родителей и приемных родителей, которых играет одна пара актеров, можно отличить только по незначительным изменениям в костюмах.
Катурян. Однажды в стране, которая находится совсем неподалеку от нашей, жила маленькая девочка, и хотя добрые родители воспитали ее совсем не в религиозной строгости, ей с некоторых пор начало казаться, что именно она является вторым пришествием Господа нашего Иисуса Христа.
Девочка надевает бороду, которая выглядит очень неестественно на ее лице, и сандалии и начинает благословлять предметы рядом с ней.
Это было крайне странно для ребенка шести лет. Она стала носить небольшую бороду и ходила в сандалиях, благословляя все предметы, которые попадались ей под руку. Ее всегда можно было отыскать среди бродяг и бездомных нищих, пьяниц и наркоманов, одним словом среди всякого сброда, в компании которых, на взгляд ее мамы и папы, шестилетней девочке не следовало бы находиться. Всякий раз, когда ее уводили из злачных мест, она топала ногами, кричала и разбрасывала куклы по всей комнате, а когда родители хотели ее приструнить…
Родители. Иисус никогда не топал ногами, никогда не кричал и никогда не разбрасывал куклы по всей комнате…
Катурян. Она отвечала: "Это был ваш старый Иисус! Понятно?" И вот в один прекрасный день девочка исчезла, и целых два дня родители не могли отыскать ее, пока вдруг не раздался телефонный звонок от обескураженного священника, голос которого они слышали впервые. Священник сообщил им: "Вам лучше всего сейчас прийти в церковь. Ваша дочь здесь, у нас и доставляет нам массу хлопот. Это было несколько забавно поначалу, но теперь переходит все границы".
Свет на улыбающихся и счастливых лицах родителей начинает медленно угасать.
В тот момент родители ничего плохого даже не подозревали, они просто радовались, что дочь их жива и здорова, они выбежали на улицу, чтобы поспешить ее увидеть. Но в спешке попали под колеса рефрижератора, им снесло головы и они вознеслись на небеса.
Мощныйсвет направлен на лица родителей, которые заливает кровь.
Когда маленькая девочка услышала эту весть, одна маленькая слеза скатилась из ее глаза. Одна, и ни каплей больше. Она стала думать о том, что бы сделал Иисус, если его родителям снесло головы в автокатастрофе. Ее дальнейшую судьбу решили власти, которые отправили девочку в густой лес жить у приемных родителей…
Входят злые приемные родители. Они держат девочку за руку и грубо с ней обращаются.
…но никто не захотел оповестить власти о том, что это были на самом деле очень жестокие люди. Они ненавидели религию, они ненавидели Иисуса, они ненавидели всех и, в конечном итоге, они стали ненавидеть маленькую девочку.
Приемные родители срывают с девочки бороду и отбрасывают.
Она с легкостью переносила их ненависть, потому что у девочки было доброе сердце, и она прощала их пакости, но ее благородства приемные родители не могли оценить. Когда она настаивала на своих воскресных визитах в церковь, они прятали от нее сандалии, заставляя идти ее одну босиком по каменной дороге, где встречались кусочки разбитого стекла. Когда же она все-таки добиралась до церкви, она стояла там часами на коленях, моля Отца Небесного простить грехи своих приемных родителей, и все прихожане корили и стыдили ее за кровавые следы на церковном полу. Когда она возвращалась домой, ее били за опоздание, хотя ни о каком конкретном времени возвращения речи не шло. Ее били за то, что она делилась едой со своими бедными одноклассниками. Ее били за то, что она укрепляла дух несчастных детей-инвалидов. Ее били за то, что она ухаживала за прокаженными. Ее жизнь превратилась в постоянную муку, которую она принимала благодарно с улыбкой на лице, и только один случай заставил ее быть более строгой. В один прекрасный день она встретила на улице слепца, просящего подаяние у дороги…
Катурян изображает слепого человека. Девочка растирает его лицо пылью и плюет в пустые глазницы.
Она растерла его лицо придорожной пылью, собрала всю свою слюну и плюнула ему в глаза. Слепец заявил на нее в полицию, сказав, что девочка растерла его лицо пылью и плюнула ему в глаза, и когда приемные родители забрали ее из участка домой, они сказали ей…
Приемные родители. Так значит ты хочешь быть как Иисус?
Катурян. И она им ответила: "Когда-нибудь вы меня узрите!" (пауза) Они посмотрели на нее с большим изумлением. И тогда это началось.
Ужасающие детали, описываемые дальше, актеры повторяют на сцене.
Приемная мать нацепила на голову девочки терновый венец из колючей проволоки, потому что ей лень было свить венец из настоящего терна. А в это время приемный отец охаживал ее семижильной плеткой, и после часа или двух такой пытки, когда она уже начала терять сознание…
Приемные родители. Ты все еще хочешь быть, как Иисус?
Катурян. Сквозь слезы девочка отвечала им: "Да".
Приемные родители кладут тяжелый крест девочке на спину. Она делает с ним несколько шагов, подгибаясь от напряжения.
И тогда они заставили ее носить тяжелый деревянный крест по гостиной сотни раз туда и обратно, пока ее ноги перестали ее слушаться, а колени подгибались, и ей оставалось только молча наблюдать за тем, как ноги несли ее тело по кривой. И тогда родители сказали ей…
Приемные родители. Ты все еще хочешь быть, как Иисус?
Катурян. Она почти уже была готова им уступить, но перетерпела этот приступ трусости и, собрав всю волю в кулак, выпрямила спину и сказала, глядя им прямо в глаза: "Да".
Приемные родители распинают ее на кресте и устанавливают его на планшете.
И тогда они пригвоздили ее руки к кресту, повернули ноги на правую сторону, затем пригвоздили и их тоже, прислонили крест к стене и оставили девочку одну. А сами пошли смотреть телевизор, по которому в тот день показывали много интересных передач, и когда все они закончились, они выключили телевизор, заточили спицу и снова спросили у нее…
Приемные родители. Ты все еще хочешь быть, как Иисус?
Катурян. Маленькая девочка проглотила слезы, глубоко вздохнула и ответила им: "Нет. Я не хочу быть как Иисус. Я есмь Иисус!" (пауза) И тогда родители проткнули спицей ее бок…
Делают так.
…и оставили умирать, а сами заснули крепким сном.
Голова девочка медленно покачивается, глаза закрыты. Сцену заполняет утренний свет, приемные родители возвращаются.
Рано утром к своему удивлению они обнаружили, что девочка еще жива…
Девочка медленно открывает глаза, кивает в знак приветствия. Родители аккуратно снимают ее с креста. Девочка дотрагивается до их лиц в знак того, что простила их. Они кладут девочку в стеклянный гроб и закрывают крышку.
…и тогда они сняли девочку с креста и похоронили ее заживо в маленьком гробу, где было еще столько воздуха, чтобы прожить ровно три дня…
Родители бросают землю на крышку гроба.
…последние звуки, которые услышала девочка, были слова ее приемных родителей, которые обращались к ней…
Приемные родители. Если ты Иисус, ты должна воскреснуть в три дня, не правда ли, доченька?
Катурян. Маленькая девочка немного задумалась, потом улыбнулась сама себе и прошептала: "Непременно. Непременно". (пауза) И стала ждать. Ждать. Ждать.
Свет льется на стеклянный гроб, девочка медленно начинает царапаться. Катурян подходит к гробу и открывает крышку.
Три дня спустя один человек, гуляя по лесу, неожиданно споткнулся о маленькую, еще свежую могилу, но поскольку был он безнадежно слеп, он просто прошел мимо. Он не услышал страшных звуков, доносившихся из-под земли. Он медленно исчезал в черном-черном мраке пустого, очень пустого леса, пока совсем не потерялся из виду.
Затемнение
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Комната для дознания в полицейском участке. Катурян поспешно сочиняет свое длинное признание. Протягивает первый лист сидящему за столом Тупольски. Ариэль стоит, курит.
Тупольски. "Я, нижеподписавшийся, частично признаю себя виновным в убийстве шести человек. Троих я прикончил сам, остальных трех убил я и мой брат, который реализовывал на деле ужасные и извращенные рассказы, которые я сочинял". Скобка, "прилагаются", скобка закрывается. (пауза) "Самое последнее мое убийство – это убийство моего брата Михала…" Да, благодарю вас, Катурян, мы сами об этом никогда бы не догадались. "Задушил его подушкой…" Так, так, так… Дальше… "спас его от пыток и мучительной смерти и убил его руками его же…" Да, да… Дальше тут пошла всякая фигня про то, как вы любили своего брата. Я вижу, как вы его любили. "Перед этим преступлением я убил немую девочку, примерно три дня назад. Я не знаю, как ее зовут. Она… была…"
Ариэль. (пауза) Она была что?
Тупольски. Все, страница кончилась.
Ариэль. Пиши быстрее.
Тупольски. Пиши быстрее. (пауза) Ты это называешь "быстрее"? Пиши быстрее. Еще быстрее.
Ариэль. Еще быстрее.
Тупольски. Еще быстрее.
Ариэль буквально сворачивает себе шею, пытаясь прочесть, что пишет в данный момент Катурян. Катурян инстинктивно закрывает листок бумаги рукой. Ариэль дает ему затрещину.
Ариэль. Ты тут не в школе на экзаменах.
Катурян. Простите…
Ариэль читает через плечо Катуряна.
Ариэль. "Убил, как написано в рассказе… "Маленький Иисус". Это какой "Маленький Иисус"? Я такого не помню…
Тупольски. Что?
Ариэль просматривает коробку с документами, находит рассказ "Маленький Иисус".
Ариэль. Он говорит, что они убили ее, как написано в рассказе "Маленький Иисус". Ты читал это?
Тупольски. (ослабевая, печально) Да. Я читал.
Ариэль читает рассказ про себя. Катурян бросает взор на Тупольски и замечает, как тот пристально наблюдает за ним. Смущается и протягивает ему второй лист признания, продолжает писать.
И где вы оставили ее тело?
Катурян. Я тут карту нарисовал. Сразу за нашим домом в лесу в Каменце есть колодец. В нем тело девочки, а под ним еще два трупа. Двое взрослых.
Тупольски. Что это еще за взрослые?
Катурян. Я как раз к этому подбираюсь.
Тупольски проверяет свой пистолет. Катурян замечает это движение, но продолжает писать.
Тупольски. (Ариэлю) Ну и что ты там начитал?
Ариэль. "Она носила бороду и ходила в сандалиях".
Тупольски. Ариэль, если мы читаем этот рассказ, чтобы выяснить, как ребенок погиб, то можно опустить подробности и сразу перейти к финалу, как тебе кажется?
Ариэль. Да, давай.
Тупольски. Так что… к черту про терновый венец. К черту про плетку. К черту про "она носила распятие по комнате, пока ее ноги не перестали ее слушаться". К черту все подробности. (пауза) Я пойду прикажу судебным приставам достать тело.
Тупольски выходит с картой, нарисованной Катуряном. Ариэль дочитывает рассказ и начинает тихонько плакать. Катурян смотрит на него, затем возвращается к бумаге. Ариэль в изнеможении садится на стул.
Ариэль. Откуда берутся такие люди, как ты?
Катурян завершает писать на одном листе, протягивает Ариэлю, начинает другой. Ариэль читает законченный лист.
"Я держал мальчика, когда мой брат отрезал ему пальцы, как это написано в "Сказке о городе у реки". Прилагается. (пауза) "Я держал девочку, когда мой брат запихивал в нее яблочных человечков, внутри которых мы спрятали лезвия, как это было написано в рассказе "Яблочные человечки". Прилагается. (пауза) Неужели ты веришь, что мы не сожжем твои рассказы в ту же минуту, как уничтожим тебя?
Катурян. Я во всем чистосердечно признался, как и обещал вам. И я хотел бы верить в то, что вы положите мои рассказы в отдельную коробку и обнародуете их спустя пятьдесят лет со дня моей смерти. Вы обещали мне это.
Ариэль. Что заставляет тебя верить в то, что мы сдержим наше слово?
Катурян. Потому что я, в глубине души, верю, что вы честные люди.
Ариэль. (встает, вскипая) В глубине души? Какой, твою мать, души?!
Катурян. Неужели вы снова станете бить меня после того, как я закончу? Я как раз подошел к той части, где я рассказываю об убийстве матери и отца.
Катурян продолжает писать. Ариэль закуривает сигарету.
Спасибо.
Ариэль. (пауза) Ты убил отца и мать?
Катурян кивает головой.
Хотя это глупый вопрос, конечно. За что хоть?
Катурян. Ну… У меня есть рассказ, он называется "Писатель и брат писателя". Не знаю, заметили ли вы его…
Ариэль. Читал.
Катурян. Тогда хорошо… Я ненавижу писать автобиографичные рассказы. Мне кажется, что люди, пишущие о том, что им известно, пишут о том, что им известно, потом что они чертовски глупы для того, чтобы что-то сочинить. Но "Писатель и брат писателя" – это, я уверяю вас, единственная моя история, где нет ни слова вымысла.
Ариэль. Ого. (пауза) Сколько ему было лет? Когда они начали это делать.
Катурян. Ему было восемь. Мне семь.
Ариэль. И как долго это продолжалось?
Катурян. Семь лет.
Ариэль. И ты слышал звуки все эти годы?
Катурян. Я до самого конца не понимал, что они означают. Но я слышал их, да.
Ариэль. И потом ты убил их?
Катурян качает головой, протягивая Ариэлю последний завершенный лист.
Катурян. Я задушил их подушкой, потом схоронил тела в колодце за нашим домом. Колодец – это самое подходящее место. Неслучайно там же лежит тело немой девочки.
Ариэль идет в подсобную комнату, что-то там проверяет.
Ариэль. А ты знаешь, твой рассказ о детстве может быть засчитан в суде как неплохой аргумент в твою пользу. Разумеется, это случится при единственном условии: если мы захотим освободить тебя до суда и не застрелим через час.