Вот косы пришли и звенят над равнинами…
Ряды золотые легли;
И распяты копны крестами старинными
На лоне родимой земли.И миги, сменяясь, промчатся за мигами;
И, жизни свершая чертеж,
Закованный в годы, как в цепи с веригами,
Согбенный ты снова придешь.Рукой заслоняясь от солнца, с усилием
Поймешь, как осинник подрос;
Опять умилишься над злаком и былием
И свисты почувствуешь кос.И пруд, изумрудной затянутый ряскою,
Меняя загадочный лик,
Покажется вещей и мудрой присказкою
В предсмертный и радостный миг.
ИНТИМНЫЕ ЛИКИ
Гр. Алексею Н. Толстому
I. ПАМЯТИ ФЕТА
У парка дремного, где на заре весенней
Рокочут горлицы среди зеленых теней;
Где в ризе золота, воздушный иерей,
Взывает иволга под куполом ветвей, –
Просторный, белый дом, уютный и прохладный,
Обвитый дикою лозою виноградной,
Как бы расцвеченный лирической мечтой,
Лелеял бережно твой вдумчивый покой.
Белели яблони в расчерченных куртинах,
И ранний первоцвет ждал песен соловьиных,
И ждали соловьи, когда ты выйдешь к ним,
Старик болезненный, но с пламенем живым
Неутолимых глаз, влачащий слабо ноги,
И станешь, охватив колонну, на пороге…
Лениво громоздясь, воздушных облак рой
В лазурной высоте проходит над тобой;
Сонливый ветерок, дохнув, на кольцах ржавых
Натянет полотно – и опадет на травах;
И белая твоя взовьется борода
От вздоха жаркого, забывшего года…
Ты в светлой комнате… Твой профиль хищной птицы
Заостренную тень на белые страницы
Бросал, а зайчиков лучистая игра,
Лаская череп твой, скользила у пера;
Меж тем, как радуга из песен восставала
И вещим таинством два мира сопрягала.
II. УТРО ОХОТНИКА
Еще тенета паука
Волшебны в бисере росистом;
Еще замглевшая река
Прибережного кулика
Не внемлет перекрестным свистам;Еще бакчи столетний страж,
Приметив, как подъемлет донце
Подсолнечник, – бредет в шалаш
И проворчит, кряхтя: шабаш!
Оставя караульным солнце.Деревню лиловатый дым
Волнистым ладаном окурит,
И, прозвоня ведром своим,
Лучом обласкана рдяным,
Молодка томный глаз прищурит; –А уж псари ведут на двор
Коней, – и ты, степной патриций,
Спешишь, под завыванье свор,
Чтоб кончить твой вчерашний спор
С ушедшей в камыши лисицей!
III. НА ВЫБОРАХ
С. С. Романовскому
Да здравствует задорный треск шаров
И ящики загадочных избраний;
Мундирный блеск и рокот голосов, –
Внезапный взрыв призывных восклицаний!Пожатья рук и сочный поцелуй, –
И на руках взлетает предводитель!
И острый ток шампанских пенных струй
Широко льет румяный победитель.Я слушать вас любил с досужих хор,
Шумливые российские дворяне.
Смотрю, дивлюсь… Потом слабеет взор, –
Вы там, внизу – в мистическом тумане…Меж тем со стен, где бледных досок ряд
Златят имен немые вереницы, –
На буйный пир таинственно глядят
Блестящие холодные гробницы.
IV. ДОМ ДЕДОВ. Сонет
Ты не для жизни, нет, – для томной мелодрамы
Построенный, стоишь, дощатый серый дом,
Где стекла – в радугах, и покосились рамы
С сердцами по углам, поросшими грибком.Здесь были до конца меланхоличны дамы…
Как нежно клавесин журчал и пел о нем!
Но франты ловкие ловили легче гаммы
Записку жгучую с надушенным платком.И тонкий аромат красивого порока,
Насквозь провеянный дыханьем злого рока,
Струил трагический и пряный пустоцвет;И сколько шепотов носилось в темных залах,
Когда оглядывал в раздумьи пистолет
Вивёр, развенчанный усмешкой губок алых!
V. ПОРТРЕТ В КАБИНЕТЕ. Сонет
В шлафроке стеганом, над грудью утучненной
Чубук подъемлет он как некий властный жезл;
Десница ж мягкая с истомой полусонной
Качает плавно кисть пурпурную у чресл.На блеклом бархате резных огромных кресл
Как светел воск лица и череп обнаженный!
А над челом кумир Киприды благосклонной
Восставил друг искусств и судия ремесл.Припухлые глаза, не ведая печали,
От дней медлительных лазурность потеряли, –
Лишь тлеет искорка в хладеющей золе.Отец для поселян, а к девам пуще ласков,
Он весь тут до конца. – Прибавьте на столе
Том кожи палевой с тиснением: Херасков .
VI. ЦЕРКОВНЫЙ СТАРОСТА. Сонет
Ты был простой и тихий человек
И в сюртуке ходил ты длиннополом;
Краснел как девушка, детей не сек
И не блистал ни сметкой, ни глаголом.– Стань ктитором! – тебе однажды рек
Сам протопоп. В молчании тяжелом
Ты сгорбился, потупя пленку век,
Зане ты был смиренным мукомолом.И двадцать лет по церкви ты бродил
С тарелкой жестяной, покуда сил
Хватало. Колокол, тобой отлитый,Так сладок в ночь, когда затихнет мир,
Что для тебя, почивший под ракитой,
Он, – верю, – слаще лучших райских лир.
VII. ПРИКАЗЧИК
Дорожкой полевой в потертом шарабане
Ты не спеша трусишь… Луга еще в тумане;
Но встал ты вовремя: ты правишь ремесло.
Картуз, надвинутый на хмурое чело,
В рубахе кубовой твой стан отяжелелый,
Степная крепость мышц и шеи загорелой,
В перчатке замшевой огромная рука
И длинный жесткий ус, седеющий слегка,
На грунте желтых нив и неба голубого, -
Как много для меня храните вы родного!
Лошадка круглая, не требуя вожжей,
Бежит размеренно – ни тише, ни скорей.
Ты должен осмотреть порядки полевые:
Потравы нет ли где, идут ли яровые,
Шалят ли овражки; не виден ли жучок…Телега встретится: соседский мужичок;
Поклон приветливый – и вольная дорога. –
Ты тронешь козырек и поворчишь немного,
Что, в рожь заворотив, погложет как-никак
Клячонка тощая тобой хранимый злак.На полку едешь ты. Там вольный распорядок.
Подолы подоткнув, рассыпались меж грядок
Девицы шустрые; не молкнет яркий смех…
Мелькнет вдруг молодость и первый сладкий грех,
И первое "люблю" полольщицы-дикарки
В глазах, расширенных как у пугливой ярки,
Что нож почуяла от любящей руки
И блеет и дрожит, исполнена тоски…И снова никого… Кругом простор да тишь.
Поводья натянув, на пашню ты катишь,
А чибис, вспугнутый над ржавыми лугами,
Кружит и плачется и хлопает крылами…
Уж солнце высоко, и недалек обед.
Ты повернул – домой… Подруга многих лет,
Смирившая твой пыл своей природой прочной,
Завидя шарабан в окошечко молочной,
Поспешно кубаны на ледник отошлет
И, сплющив нос, к стеклу губами припадет.
VIII. ПОВАР
Ходит черный при луне
Таракан по балалайке
И бренчит о старине
Да о белой молодайке.На плите вода шипит,
Жаром пышет поварская. –
За окном сверчок трещит,
Смотрит звездочка, мигая…– Спишь ты, старый? – И стучат
Девки шустрые в окошко.
За картинами шуршат
Прусаки… Мяучит кошка.Замирает при луне
Таракан на грустных струнах,
И бежит по седине
Серебро от струек лунных…Ну, играй же, таракан!
Запляши на балалайке!
– "Ночь раскрыла сарафан,
Светят груди молодайки!"
БОГИНИ
I. БОГИНИ
Их было две по сторонам балкона,
Отрытые из древнего кургана,
Две бабы каменных, широкоскулых
И с плоским носом - две огромных глыбы,
Запечатлевших скифский вещий дух.
И милый дом, восставшие от праха,
Вы сторожили, мощные богини,
С улыбкой простоватой и жестокой
На треснувших, обветренных губах…Одна была постарше, с вислой грудью.
Ее черты казались стерты влагой:
Быть может, сам великий, синий Днепр
Ее терзал в порыве покаянном, –
Владычицу греховную зачатий, –
И мчал к морям, с порога на порог.
Другая, юная, еще хранила облик
Девический; граненых ожерелий
Тройная нить ей обнимала шею,
Округлую и тяжкую, как столп.О, серый камень, как томил ты дивно
Ваятеля, – как мучил он тебя,
Чтобы мечту пылающих ночей
Привлечь к твоим шероховатым граням!
Когда ко мне прекрасная хозяйка.
Чуть улыбаясь, шла с балкона, в блузе
И пышных локонах, кивая головой,
И становилась, опершись на плечи
Одной из двух таинственных богинь, –
О, что тогда в груди моей кипело…
Я слышал речь ее, с едва заметным
Акцентом польским, целовал персты
И увлекал от каменных чудовищ
К террасе, завитой плющом тенистым…
А там, внизу, они стояли грузно,
И каменные плечи их серели
Непобедимой, вечной, мертвой мощью…
II. В ОСЬМНАДЦАТЬ ЛЕТ
В мой городок из северной столицы
Глухой, метельной ночью я скачу
Услышать смех двоюродной сестрицы.Я юный ус порывисто кручу,
Бубенчикам заливистым внимаю
И ямщику нелепости кричу.Оборотясь, кнутом он машет: знаю!
(А борода – как глетчер, и в глазах
Лазурное приветствие читаю.)
Вкруг фонарей танцует снежный прах;
Дымится пар над крупами лошадок
И свищет ветер в гривах и хвостах.И этот свист, как голос лирный, сладок
Под сводами торжественных ворот
(Являющих возвышенный упадок).Вот белый дом. И здесь она живет…
Молчите, бубенцы! И тихо мимо
Дверей заветных он меня везет.Горит душа, больной тоской томима,
И к лону нежной девушки мечта –
В осьмнадцать лет! – влечет неудержимо."Теперь скачи!.." Знакомые места:
Дрема домов, что выбиты навеки,
Как в бронзе, в детской памяти. КрестаСеребряное пламя; шар аптеки…
Там – сад во мгле… Всё за сердце берет!
И грезится: вот приоткроет веки,Шепнет: "целуй!" и как дитя уснет.
III. РЕБЕНКУ
Смеясь идешь, но с твоего пути
Я сторонюсь и, головой качая,
Шепчу:
– Дитя, повремени цвести.
Не раскрывайся, роза, ласке мая!
Они страшат – твои тринадцать лет
И этот профиль горного орленка,
Глаза огромные – их тьма, их свет, –
И алость губ, очерченных так тонко,
И платьице в широких кружевах…Скажи мне – зеркалу ты верно говорила
Слова любви с улыбкой на устах?
И мать печальная, не правда ли, бранила
За долгий, нежный и пытливый взгляд?
Не прекословь… Склоненные ресницы,
Сокройте ясные глаза отроковицы:
Пусть тайну женскую до времени хранят.
IV. "Ты помнишь ли тот день, когда в саду отцовом…"
Маргарите Бородаевской
Ты помнишь ли тот день, когда в саду отцовом
Вдруг изнемог наш смех… И ты была в лиловом
И с лентой венчиком, и голос твой звучал
Как сладостный рожок среди вечерних скал;
А клены стройные сквозистыми перстами
Гасили острый луч и зыбились над нами, –
И падал изумруд – и вспыхивал и гас
Зеленый огонек полуоткрытых глаз?
Я полюбил узор простых и плавных линий,
И ты казалась мне забытой героиней
Романов дедовских, чью древнюю печать
Досужим вечером так сладко пробегать
И путать т и ш , похожие как братья…И были мы одни. И многое сказать я
Хотел тебе… Но нет, нас кто-то окликнул!
И охлажденный ветр в лицо нам потянул,
И туча сизая, как чья-то дума злая,
Гнала полями тень от края и до края.
V. "Лицо твое, как светлый храм…"
Лицо твое, как светлый храм,
И купол сверху – золотистый.
Как этим северным чертам
Идут и кика и монисты!В глаза как будто смотрит бор
Зеленых сосенок и елей,
Кивая смотрит – взор во взор –
Сквозь дымку мглистую метелей.Слова любви дрожат, текут…
В ответ едва ты двинешь бровью,
Но вьются ленты и зовут
И на груди вскипают кровью.А там – гудят колокола
От синих струй лесистой дали,
И в сердце сладкая стрела
Несет нездешние печали.
VI. РЕЧНЫЕ ЛИЛИИ
Вы лишь одни цветы речных холодных лилий
Душой младенческой тогда еще любили;
И праздником был вам тот долго жданный час,
Когда мы под вечер на счастье брали вас
В челнок охотницкий, и вы к рулю склоняли
Два пестрые крыла персидской легкой шали;
Мы ж, властно укротив лягавой визг и прыть,
Решали, важные, куца нам лучше плыть,
Чтоб дичь сторожкая – бекасы, утки, даже
Малютки-кулички (для полноты ягдташей)
Нас не почуяли, сокрытых в тростнике.Так плыли мы втроем, качаясь в челноке,
И с весел медленных, журча, стекали капли.
За беглым плеском рыб, за взлетом тощей цапли
Следим прилежные… Вот щелкают курки, -
Весло скользит из рук… Напрасно: высоки!
И стайка серая чирят, свистя крылами,
Углом разорванным проносится над нами.На миг забыты вы… Но зоркий синий глаз
Уж видит на волнах то, что пленяет вас:
За гривой камышей, в лучистой синей дали
Вам белые цветы любовно закивали.
Откинув локоны, вы, как бы невзначай,
Туда везете нас, и белый этот рай, –
Когда приблизимся, – с таким внезапным пылом
Охватит жадный взор, таким движеньем милым,
Ребяческим, вскочив, склоните лодку к ним, –
А шаль протянется по волнам заревым,
Чуть розовеющим, – и руки стебель длинный
Ухватят, цепкие, и вырвут с липкой тиной,
С листами влажными возлюбленный цветок,
Что был (казалось мне) тот час уж недалек,
Тот строгий час, когда, тревожны и суровы,
Любви таинственной предать себя готовы,
Мы, побледневшие, как тайной роковой,
Упьемся этих глаз бездонной синевой.
VII. МЕФИСТОФЕЛЬ
Андрею Белому
В красный вечер вдоль опушки
Мне навстречу пудель черный:
Завитушки, погремушки,
Над ушами бант задорный, –Пышный бант из ленты алой!
А за ним, как лебедь статный,
Чудо-дева колебала
Солнца пурпурные пятна.Скромен был жакет дорожный;
Хлыст в руке и Ритор сладкий, –
Том божественно-безбожный, -
И в глазах одни загадки.Мефистофель с бубенцами
Вдруг залился… Вот обида!
Улыбнулась мне глазами
Чудо-дева, Маргарита.Прянул красный луч по платью,
На губах зажег рубины…
Сгиньте, мары злой заклятья,
Наважденья сатанины!И оделись пыльной тучей,
Провалились за ракитой:
Лик безмолвный, том певучий,
Алый бант и пес сердитый.
VIII. ИДИЛЛИЯ
Le jour qui plus beau se fait,
Nous refait Plus belle et verde la terre.
Ronsard
Отгремел последний гром.
Как вином
Упоен наш сад приветный.
Влажный лист в лучах сквозит,
И скользит
Резвый зайчик семицветный.Тянет дым из поварской,
Над травой
Тихо стелется, молочный.
Звонкий голос прокричит,
Пробежит
Босоножка в час урочный.Кличет желтых гусенят;
И пищат,
Ковыляя вперевалку.
На балкон с тобой придем
И вдвоем
Сядем в шаткую качалку.Книжку станем разрезать,
Пробегать
И страницы потеряем…
Прочь! Друг друга на побег
В рощу нег
Влажным взглядом призываем.
IX. "Долгий день читали вы журналы…"
Долгий день читали вы журналы,
Одиноки в недоступной комнате.
Облака уж догорали, алы,
И я думал: теперь меня вспомните.И как были мертвы в старом доме
Бесконечные коридоры и горенки…
И с какой изнывали истомой
За окном розоватые горлинки!Я смотрел сквозь кружево завесы
На тропинки, песком убеленные,
Слушал шепот сада, шорох леса,
Свисты кос на лугах, – отдаленные.И когда я грустил на закате,
И обвеялись тополи дремою,
Зашуршало любимое платье
И шаги простучали, – знакомые.Коридоры темны и пустынны.
Думал я: в переходах заблудитесь…
Ваше платье так строго и длинно.
Как от долгого дня вы пробудитесь?И как тронете ручку дверную:
Вдруг охватят льдистыми объятьями
Тени древние – горячую, живую, –
И пройдете, звякнувши запястьями…
X. ЗАРЕВО
Всю ночь над полями алело,
Как факел, тепло и светло.
Далекое где-то горело
Безвестное чье-то село.И облак кровавые звенья
Вплетались в лазурную ночь
В тот час, как немые виденья
Плен сердца идут превозмочь.Мы вышли… Искали прохладу…
Над клуней кричала сова…
Я верил пурпурному взгляду,
Но бледные лгали слова!Всю ночь над равниной алело, -
Как знать, что творилось вдали?
И сердце восторженно пело
О розах ревнивой земли.
XI. БАЯДЕРА. Сонет
Твоей мечтой взлелеяна химера
Высокого служения богам.
В объятия, отверстые, как храм,
Слепой хаос приемлешь, баядера.Не дерзостно свободная гетера
Дитя учила ласкам и дарам, –
Покорствуя торжественным жрецам,
Ты возросла, священная пантера.Твои полуоткрытые уста
Лобзаньями бессмертных славословят:
Как голубица в страсти ты чиста.И путь из роз, смиренные, готовят
К лазури очистительной реки
В запястьях две истонченных руки.
XII. "Ты, женщина любви, бегущая вольней…"
Ты, женщина любви, бегущая вольней,
Чем дикий мчится конь в безудерже степей
И, буйный, прядает, кидая вширь ногами;
Немая женщина с желанными губами,
Раскрытыми для нег, как розовый бокал,
Что в забытьи моем я вновь и вновь искал!
Я знаю, – ты спешишь… Твои мерцают взоры.
Окно зовет тебя; открыты дерзко шторы
На площадь шумную, где каждый друг и брат, –
И пальцы по стеклу насмешливо стучат…О, конь! Каким тавром плечо твое отметить
Иль бархатистый круп, чтоб, – где тебя ни встретить, –
Моя рука одна властительно легла
На холку длинную бездумного чела,
И ты пошел за мной, забыв и степь и волю,
И буйных косяков приманчивую долю?Какой бы тайный знак мне в сердце начертать
Твоем, о женщина, чтоб, обратившись вспять,
Ты вновь пришла, любя, и, сжав чело перстами,
Сжигала кровь мою безумными словами?