Так, произведение обладает прошлым: его создал определенный человек в рамках определенного исторического контекста. Поэтому любому произведению присущ некий "изначальный универсум смыслов", некая изначальная семантика, непосредственно связанная с биографической и культурно-исторической ситуацией его творца. Но когда процесс создания произведения завершен, оно отрывается и от своего создателя, и от контекста своего создания. Порывая со своим прошлым, оно вступает в стадию ожидания. По мысли Гадамера, произведение "ожидает" своей реализации, которую оно обретает только в момент своего ситуативного понимания со стороны конкретного читателя. Таким образом, в "жизни" произведения выделяются следующие стадии: стадия его создания, стадия ожидания им собственной реализации и стадия непосредственной реализации, совпадающая с конкретным актом "исполнения" произведения.
Идея Гадамера о стадиальности в развертывании произведением своего жизненного цикла делает очевидным вывод о том, что семантика произведения не исчерпывается только авторскими смыслами, сознательно или бессознательно проявившимися в нем. По Гадамеру, определенный элемент художественной семантики вкладывает каждый читатель, каждый, как пишет Гадамер, "исполнитель произведения". А так как произведение может быть исполнено бесчисленное количество раз и по-разному, в зависимости от того, что представляет собой конкретная ситуация исполнения и конкретный исполнитель, то оно и рассматривается у Гадамера как принципиально открытый, незавершенный феномен, по природе своей предполагающий множественное количество смысловых реализаций.
Поскольку произведение не дано читателю в качестве готовой данности объективно заложенных в него смыслов и осуществляет себя только в момент встречи с ним, Гадамер делает вывод, что для понимания произведения факторы его создания не имеют принципиального значения: культурно-исторический контекст и события жизни автора, особенности его психологии, его социальная принадлежность могут не приниматься в расчет в рамках установки на понимание художественного смысла. Значимостью в акте понимания обладает только одно – ситуация интерпретатора (а таковым является любой читатель, ибо чтение всегда интерпретативно), потому что именно он (читатель-интерпретатор) и обеспечивает произведению его непосредственное воплощение, "вызывая его из небытия".
Так как понимающая деятельность интерпретатора является основополагающим фактором осуществления произведения, следующий аспект теории Гадамера представляет собой философскую рефлексию о понимании.
Напомним, что понимание как специфическая мыслительная деятельность до Гадамера было предметом размышлений у Ф. Шлейермахера, В. Дильтея и М. Хайдеггера. Шлейермахер трактовал понимание как деятельность, соединяющую анализ и интуицию: с его точки зрения, оно совмещает в себе дивинационные предположения с осуществлением определенных аналитических процедур в процессе применения универсальных правил толкования. Дильтей поставил под сомнение наличие рационального, аналитического элемента в акте понимания, отождествив его с интуитивным вживанием герменевта в авторское переживание. Хайдеггер, напомним, исходя из идеи историчности бытия герменевта, акцентировал индивидуально-субъективный характер понимания.
Гадамер, вступая в полемику с Шлейермахером, отказался рассматривать понимание как рациональную методологию. Понимание трактуется Гадамером не как система правил, а как фундаментальное свойство и способ человеческого бытия, коль скоро человек живет только в режиме понимания, только подвергая интерпретации события своей жизни. Вне понимания, пишет Гадамер, нет бытия.
С другой стороны, вслед за Хайдеггером Гадамер рассматривает понимание как деятельность индивидуально-субъективную, детерминированную целой совокупностью факторов. Помимо фактора историчности, о котором говорил Хайдеггер, настаивая на обусловленности человеческого бытия историческим контекстом и экзистенциальным опытом, Гадамер вводит два новых фактора, детерминирующих понимание.
Первый из них – это "культурная традиция". По Гадамеру, герменевт укоренен в своей собственной культурной традиции, что и детерминирует его понимание, не позволяя ему занять вневременную позицию. Мысль о том, что любая интерпретация есть "бессильное начинание перед лицом историчности нашего бытия", Гадамер конкретизирует в учении о предрассудке, которое он создает, развивая идею Хайдеггера о предпонимании. Напомним, что, по Хайдеггеру, герменевт всегда подходит к тексту, уже имея его "предварительное понимание". Это интуитивное, предвосхищающее анализ понимание задается той исторической ситуацией, к которой принадлежит герменевт. В процессе герменевтического углубления в текст он все время корректирует свое предварительное понимание, но полностью преодолеть зависимость от него герменевт не в состоянии. То, что Хайдеггер называл "предпониманием", Гадамер определил как "предрассудок". Этот термин у Гадамера не обладает оценочно-негативным содержанием. Под ним подразумевается не ложное суждение, а то, что предшествует суждению, т. е. та дорефлексивная установка сознания, которая обусловлена актуальной культурной традицией герменевта.
Во-вторых, понимание детерминировано рецептивными навыками герменевта, его эстетическим опытом. Эта идея развивается Гадамером в учении об узнавании. Его основное положение сводится к тому, что понимание всегда осуществляется в опыте узнавания. Гадамер имеет в виду три формы узнавания, возможные в акте эстетического восприятия.
Первая форма узнавания предполагает, что читатель узнает в неком образном комплексе произведение искусства. Чтобы понимание состоялось, произведение искусства должно быть опознано в качестве такового, а этого может и не произойти, если эстетический опыт понимающего субъекта исключает воспринимаемый объект из разряда художественных.
Вторая форма узнавания – это встреча читателя с самим собой: наполняя произведение собственными представлениями, неизбежно возникающими на почве восприятия художественного произведения, читатель узнает в нем самого себя. Как и в предыдущем случае, этот процесс является сугубо субъективным, так как характер узнавания себя в образе героя зависит от целого ряда факторов, действующих только в рамках "истории" конкретного читателя.
Третья форма узнавания – это "узнавание чего-то существенного" в процессе постижения содержательной стороны произведения. Данная форма узнавания, как и две предыдущих, глубоко индивидуальна, потому что представление о сущностном зависит от личностной ситуации и личностных характеристик читателя.
На базе учения о культурной традиции и учения об узнавании Гадамер приходит к выводу о том, что интерпретация есть сугубо индивидуальный акт: ее единственным инструментом является сознание герменевта, обусловленное культурной традицией, историческим контекстом и уникальностью его экзистенциального и эстетического опыта. В рамках такого рода рефлексии очевидным становится, что смысл произведения выступает по-разному навстречу каждому новому интерпретатору и все прочтения одного произведения неизбежно отличны друг от друга. Каждое из них представляет собой исключительно оригинальную реализацию того "изначального универсума смыслов", которым произведение обладало в момент своего создания. Следовательно, никакой реконструкции смысла (как думал Шлейермахер) в акте интерпретации не происходит, происходит всегда его конструкция, его новое творение.
На почве этой теории складывается центральный методологический принцип герменевтики Гадамера – принцип учета множественности потенциальных смысловых реализаций произведения. Методика, которая позволит герменевту придерживаться данного принципа, именуется у Гадамера "диалог с традицией". Данную методику Гадамер противопоставляет методике вживания в автора, описанной в рамках романтической герменевтики. Напомним, что у Шлейермахера принцип вживания герменевта в автора (или принцип "уравнения герменевта с автором") означал, что герменевт должен усилием воли и воображения уничтожить историческую дистанцию, которая отделяет его от автора, и таким образом уравняться с ним в знании жизни и языка.
По Гадамеру, этот принцип неосуществим: историческая дистанция, культурные и личностные различия между автором и герменевтом непреодолимы. Интерпретатор, наоборот, должен культивировать дистанцию, отделяющую его от времени создания произведения и его автора. Осознанное признание герменевтом собственной принадлежности к принципиально иному историко-культурному контексту представляется Гадамеру продуктивным фактором понимания. "Отмирание живых связей" между произведением и интерпретатором только способствует пониманию – но не пониманию того единственного смысла, который якобы скрыт в произведении, а пониманию того, что произведение содержит в себе некий "изначальный универсум смыслов", который неизбежно получает во времени бесконечное множество реализаций. В этом случае "произведение явится интерпретатору во всей своей инаковости, обретя возможность защитить свою истину от наших предмнений", – пишет Гадамер в статье "О круге понимания".
Итак, задача герменевтики, по Гадамеру, состоит в том, чтобы показать "инаковость" произведения по отношению к "нашим предмнениям", защитить его от присвоения ему определенной семантики, продемонстрировав ту смысловую множественность, которой оно может обладать. В связи с этим Гадамер рассматривает понимание не как научную форму знания, а как игровое раскрытие смысловых возможностей художественного произведения. Занимаясь толкованием, герменевт, по Гадамеру, ведет осознанную игру, так как исходит из признания возможности неограниченного количества интерерпретаций При этом все герменевтические варианты признаются у Гадамера равноправными реализациями смысла произведения. Более того, сама возможность вариативного понимания произведения трактуется Гадамером как следствие той игры, которую ведет с нами художественное произведение: произведение "играет смыслами", и эта игра представляет собой единственный модус его существования.
Таким образом, литературная критика оказывается у Гадамера формой игровой (не научной) деятельности, призванной продемонстрировать игровую природу произведения и игровую природу самого понимания. В рамках такой концепции исключаются какие бы то ни было объективные критерии понимания: все интерпретации являются равноценными, и ни одна из них не достоверна. Таким образом, развитие герменевтики как науки о толковании в рамках философско-критической деятельности Хайдеггера и Гадамера завершается очевидным кризисом.
Выход из данного методологического кризиса западное литературоведение находит, с одной стороны, в дальнейшем развитии антисциентистской тенденции в критике (феноменология), а с другой стороны, в развитии новых форм литературоведческого сциентизма (структурализм).
Литература
Хайдеггер М. Вещь и творение // Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. М., 1993.
Хайдеггер М. Исток художественного творения // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М., 1987.
Рильке P.M. Прикосновение // Хайдеггер М. Петь – для чего? М., 2003.
Хайдеггер М. Разъяснение к поэзии Гельдерлина. СПб., 2003.
Хайдеггер М. Георг Тракль: уточнение поэтического строя // Тракль Г. Избранное. М., 1994. Или: Базиль О.Г. Тракль. Екатеринбург, 2000.
Гадамер Г.-Г. Историческая преамбула. Основные черты теории герменевтического опыта // Гадамер Г.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988.
Гадамер Г.-Г. О круге понимания // Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991.
Гадамер Х.-Г. Текст и интерпретация // Герменевтика и деконструкция. СПб., 1999.
Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентному. М., 1997.
Марков Б. Герменевтика Dasein и деструкция онтологиии у М. Хайдеггера // Герменевтика и деконструкция. СПб., 1999.
Васильева Т.В. Стихослагающая герменевтика М. Хайдеггера//Васильева Т.В. Семь встреч с М. Хайдеггером. М., 2004.
Михайлов А.В. Историческая поэтика и герменевтика. М., 2001.
Малахов B.C. Философская герменевтика Гадамера // Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991.
Тема 6. Феноменология в литературоведении
Феноменология – наука о сознании. Ее основоположником является немецкий математик и философ Эдмунд Гуссерль. Главный предмет его размышления – это вопрос о том, как работает сознание и, в частности, что представляет собой понимание. Основные положения концепции сознания в философии Гуссерля составляют следующие идеи.
1. Сознание – это не замкнутая в себе субстанция, не нечто данное и статичное, а бесконечный поток.
2. Главная характеристика сознания – интенционалъностъ, т. е. его направленность на предмет: сознание всегда направлено на что-либо, оно всегда есть сознание о чем-то.
3. Единицами сознания являются феномены – те субъективные формы, в которых человеку является мир. Именно с феноменами собственного сознания имеет дело человек, а не с предметами реального мира. Мысль о том, что мир является человеку только в совокупности феноменов его сознания, а не воспринимается им в своей объективной данности, Гуссерль выразил в знаменитой максиме: "Без субъекта нет объекта". Данная формула также акцентирует мысль о том, что, воспринимая предмет, человек всегда наполняет его "своим" содержанием, а это, в свою очередь, означает, что смысл предмету присваивает только человеческое сознание.
На почве данной концепции складывается общий методологический принцип феноменологических исследований. Он гласит: изучать вещи как объективно существующие, без учета того, что они являются нам как феномены нашего сознания, нельзя. Изучать вещи нужно с учетом того факта, что они существуют только в опыте воспринимающего сознания. При такого рода методологической установке в процессе феноменологического исследования предполагается отказ принимать во внимание все то, что не входит в опыт воспринимающего сознания, что не имеет отношения к его работе. Этот методологический принцип получил название феноменологической редукции.
Опора литературной критики на феноменологическую философию породила оригинальную теорию произведения и оригинальную методологию работы с ним. В основе универсальной феноменологической теории литературы лежит представление о произведении, полемичное по отношению к дохайдеггеровской герменевтике: произведение не есть самостоятельный, замкнутый в себе и объективно данный эстетический объект, якобы в себе самом скрывающий всю полноту смыслов, произведение есть феномен сознания, продукт и результат его деятельности. Иными словами, произведение не есть вещь, оно представляет собой субъективный феномен, порожденный индивидуальным сознанием, и вне учета этого факта оно изучению не подлежит.
В качестве субъектов сознания, с деятельностью которых в феноменологической критике связывается конституирование произведения, выступают автор (носитель творящего сознания) и читатель (носитель воспринимающего сознания). Так, если произведение изучается как феномен авторского сознания, тогда исследуется то, как мир является сознанию автора и какой переработке авторским сознанием он подвергается в акте художественной деятельности. В данном случае изучаются акты авторского сознания, которые обеспечивают создание литературного произведения, такие как фантазирование, воображение, воспоминание, подражание, восприятие мира и самовосприятие и т. п.
Если же произведение изучается как феномен читательского сознания, тогда исследуется то, как произведение является читателю, какой обработке (или переработке) оно подвергается в акте чтения и что при этом происходит с самим читателем. В данном случае изучается совокупность актов сознания, которые обеспечивают художественное восприятие. Это, например, воображение, эстетическая реакция, понимание, идентификация с героем и т. п.
В рамках литературоведческой феноменологии можно выделить четыре критических направления. Каждому из них мы посвятим самостоятельный параграф. В качестве критерия для классификации будем подразумевать тип и характер деятельности того сознания, носителю которого приписывается (в рамках конкретного направления в феноменологической критике) конституирование литературного произведения.
§ 1. Произведение как феномен авторского сознания: Ж.-П. Сартр, Ж. Старобинский
Начало этой ветви в литературоведческой феноменологии положил Жан-Поль Сартр, а именно его анализ творческого сознания, с одной стороны, и анализ авторской экзистенции – с другой. Последовательно рассмотрим эти аспекты критической деятельности Сартра.
Аналитика творческого сознания была предпринята Сартром в работе "Воображаемое: психология феноменологии воображения" (1939), в которой он характеризует творческое сознание как сознание воображающее: воображение составляет его главную особенность. Размышляя о характере деятельности воображающего сознания, Сартр приходит к выводу о том, что посредством воображения художник "неантизирует" мир (франц. le neant – ничто). Неантизацией, уничтожением Сартр называет суть той переработки, которой подвергается мир реальных вещей в деятельности художника. По Сартру, изображая мир, художник лишает его материальных характеристик и превращает его в "мир ирреальных квази-объектов". "Магический мир", созданный в произведении, не имеет ничего общего с миром объективных материальных вещей: в акте творчества они превращаются в образы, в ирреальные художественные феномены.
Сартровская аналитика авторской экзистенции вырастает из знаменитой идеи Сартра о свободе как главной характеристике человеческого существования. Свобода, по Сартру, проявляет себя в акте проектирования человеком самого себя. Сартр выделяет две формы человеческого проекта. Первая – это так называемый фундаментальный, т. е. универсальный, общечеловеческий, проект. Он состоит в стремлении каждого человека обрести "тотальность", т. е. преодолеть свою недостаточность и неполноту посредством единения с другими людьми. Вторую форму человеческого проекта образует так называемый индивидуальный (или изначальный) выбор, совершаемый человеком в детстве и определяющий всю его судьбу.