Лагерь, 9 июля
Встали рано. Геологи с рассветом ушли в разведку. Я отправился в расположенный недалеко от лагеря имеретинский кош. Меня встретил с церемонной вежливостью высокий старик, зовут его Давид Илларионович. Три имеретина и один русский пасут здесь, в горах, стадо молочно-товарной фермы. Кош - это летний балаган из горбылей и драни. Вдоль стен устроены нары. Посредине помещения сложен из камней простой очаг. Балаган обнесен обширной оградой из целых березовых стволов; сюда на ночь загоняют коров. С полдюжины громадных желтых псов днем и ночью охраняют кош. Псы очень злы, и когда они нападают в отсутствие хозяев на случайно забредшего человека, ему остается одно: присесть на корточки и не двигаться, пока не подоспеет выручка.
Имеретины угощают меня айраном - кислым молоком - с мамалыгой и чуреками. Перед едой молодой имеретин предлагает каждому деревянный ковш с водой и полотенце, чтобы вымыть руки.
Кислое молоко и мамалыга подаются в больших деревянных чашках, которые, как и ковш, превосходно вырезаны из прочного, словно кость, и почти прозрачного дерева. Едим деревянными ложками чрезвычайно тонкой художественной работы, с изогнутыми, подобно лебединым шеям, длинными ручками. Твердую пищу имеретины берут руками, режут ее кривыми узкими ножами. На лезвиях ножей выбиты клейма - тамги старинных оружейников, а рукояти украшены серебряной и золотой инкрустацией. Вся деревянная посуда изготовлена тут же, на коше. Делает ее один из пастухов - статный человек лет сорока восьми, очень красивый, с большими, опущенными по-запорожски усами и добрыми печальными глазами.
Голова его изящно повязана белым башлыком.
Старый пастух Давид Илларионович хорошо знает русских и грузинских классиков. На память, очень точно он приводит выдержки из Пушкина, Горького, Льва Толстого. Когда речь зашла о предстоящем юбилее Шота Руставели, он достал с некрашеной пихтовой полки томики "Витязя в тигровой шкуре" на грузинском и русском языках и стал читать вслух, сравнивая перевод с оригиналом.
Пастухи приручили молодого оленя. Неподалеку от коша в долбленом корыте стоит подсоленная вода. Каждый вечер, точно тень, из березняка появляется ланчук, подходит к корыту и пьет. Он привык к людям и подпускает их совсем близко.
…Возвращаюсь к лагерю. По ту сторону субальпийского луга высятся обрывистой грядой обнажения известняков: там геологическая партия разведывает шпат. Под вечерним, гаснущим солнцем причудливые изломы известняковых громад принимают самую разнообразную окраску. Розовый, фиолетовый, голубой и синий цвета сменяют друг друга. Сквозь них пробиваются красноватые и золотисто-желтые оттенки. Великолепие этой игры красок и света подчеркивается спокойным фоном окружающих изумрудно-зеленых полян и темной зеленью пихтового леса.
Спускается ночь, тихая, влажная, благоухающая. Внизу, на склоне, где разбиты палатки, слышен неумолкающий говор горного ручья. Ярко вспыхивают в черноте деревьев зелено-голубые искры светляков.
Лагерь собрался у костра. Идет разговор о "золотой" пещере, открытой в горах старым чабаном. Там, говорят, известковые столбы, летучие мыши и богатые жилы белого камня. После беседы Мария Дементьевна читает вслух Некрасова.
Снова сон в палатке, снова прохлада и освежающая бодрость горной, полной воздуха ночи.
Лагерь, 10 июля
Краснов уходит к "золотой" пещере вместе с чабаном и проводниками.
Я иду с другой группой на ближайшую разработку исландского шпата, к горе Крепость.
Тропа сбегает вниз, пересекает ручей, затем круто поднимается к высоким, в причудливых изломах, обнажениям известняков. В пещере перекинут широкий мост через узкую черную расщелину. Она очень глубока и далеко врезается в толщу породы. На противоположной стороне расщелины, опираясь на каменные уступы, тянется вверх по стене, к самому потолку пещеры, головоломная лестница, сделанная из двух поставленных одна над другой берез. Необрубленные сучья служат ступеньками. В левой стороне купола пещеры находится обширное углубление. Там тускло мерцают огромные ромбовидные кристаллы и змеятся жилы шпата, окруженные коричнево-ржавым "футляром" и многослойными натеками кальцита. В углублении сыро и холодно.
Вдвоем с рабочим геологической группы идем к другой, еще не обследованной пещере. Сдираем кору с берез и зажигаем ее. Факелы горят ярко, и нам видна каждая песчинка. Пройдя шагов пятнадцать по коридору пещеры, мы вынуждены остановиться. Ход резко суживается, с потолка и стен каплет вода. Мой спутник с трудом ползет дальше по узкому коридору и обнаруживает в конце его расширение, а в нем почерневшие остатки травы и кости оленей и серн. Несомненно, это очень старое логово какого-то крупного зверя: волка, рыси, а может быть, и барса. За логовищем ход круто поворачивает влево, но он очень узок, вода со стен течет струями. Изнутри горы дует сильный леденящий ветер и гасит факел. Дальнейшее обследование приходится отложить.
Выбираемся из мрачного подземелья. Светит яркое солнце. Разминаем закоченевшее тело и наслаждаемся свежим, живительным воздухом.
…Издалека гора Крепость похожа на древний рыцарский замок. Гигантские, совершенно отвесные стены серо-голубого и желтого песчано-глинистого известняка вздымаются к небу на сотни метров. Стены там и здесь прорезаны трещинами. Из глуби трещин беспрестанно дует холодный, сырой ветер. Гора будто дышит.
Отделившись от горы, одиноко стоит высокий утес песчано-глинистого известняка. Он сплошь исчерчен поперечными и продольными трещинами и, в сущности, сложен из отдельных громадных глыб, которые держатся каким-то чудом. Проходить в его мрачной тени страшно: вот-вот грянет он на землю всей тяжкой грудой и гром нового сброса сотрясет горы.
По склонам, ниже осыпи, горы поросли пихтами, соснами, березой. В нежной яркозеленой траве брызнули синие, красные, желтые искры цветов. Травяной ковер во всех направлениях прорезан тропами медведей. По тропам и в осыпях - медвежьи порои, под большими, брошенными друг на друга камнями в прохладных пещерах - медвежьи лежки. Камни поменьше перевернуты. Черная земля под ними обнажена и изрыта. Медведи добывали здесь жуков и личинок.
На макушке отвесных окал чуть видны саблеобразно изогнутые деревья. В синем воздухе, на уровне вершин, с пронзительными криками парят соколы.
Вечереет. Схожу, точнее скольжу, едва удерживаясь на ногах, по крутому травянистому склону. Далеко на горизонте встают массивы Большого Тхача и Чертовых Ворот: они сторожат вход в горы и леса заповедника…
Черно-коричневые и черно-синие тени туч ложатся на Крепость. Ее отвесные стены, наполовину уже скрытые надвигающейся тучей, напоминают суровые картины старинных мастеров.
Падают тяжелые капли дождя.
Лагерь, 12 июля
Меня снова пригласил в гости пришедший в лагерь Давид Илларионович.
Когда мы с ним беседовали на коше, подъехал верхом на горячем рыжем коне имеретин из их колхоза. В руке он держал на гибком ивовом пруте около десятка больших пестрых форелей. Прут был продет сквозь жабры, еще красные и трепещущие. В это время лета, когда вода низкая и чистая, форелей ловят здесь с помощью матики. Матика - это свободно скользящая петля в два конских волоса, обязательно черного цвета. Она укреплена на конце палки или прута. Матику при помощи удилища подводят так, что она оказывается за жабрами форели. Тогда удилище быстро дергают вверх и к себе, и захлестнутая под самые жабры рыба уже не может сорваться и только судорожно бьется в воздухе.
Форель всегда стоит головой против течения и привыкла к тому, что прозрачная быстрина несет на нее ветки, сучья и змеящиеся, почерневшие в воде обрывки корней и трав. Поэтому она не пугается опущенного в глубину удилища и матики.
…В лагере по обыкновению уже горят костры.
Нина Георгиевна, сидя на "стуле" - деревянном обрубке, скалывает попорченный трещинами и примесями верхний слой-оболочку кристаллов. Из-под маленького долота, по которому она точно и размеренно ударяет молотком, летят светлые брызги. Очищенные кристаллы блестящими прозрачными ромбами сыплются на подставку.
Подходит рабочий, с которым я разведывал пещеру.
- Вот, Нина Георгиевна, сегодня я добыл.
Он протягивает огромный, чистый, как слеза, кристалл, уже обработанный им.
- Самый красивый из всех! - говорит Нина Георгиевна, взвешивая на ладони тяжелый кристалл: - Полномер, граммов двести будет. Ну, Петро, поздравляю!
…Постепенно все вокруг заволокли густые тучи. Пошел дождь с крупным градом. Мы забились в палатки.
К ночи небо прояснилось. Высыпали звезды. В степи звезды теплые. Здесь они излучают горный холод и кажутся осколками льда.
Сахрай, 13–15 июля
В шесть часов утра выехал в Сахрай верхом вместе с двумя геологами и бригадиром колхозной конефермы, пасущей табун вблизи лагеря. На этот раз наш путь лежит напрямик - через высокий лесистый хребет.
Густой темный лес дышит сыростью и прелью. Среди старых буков и пихт светлеют поляны. Они поросли белокопытником и крапивой. В сорной траве, покрывающей поляны, повсюду видны полусгнившие, почерневшие, деревянные срубы, кучи замшелых камней и щебня, могильные курганы. Это остатки черкесских поселений - аулищ и казачьих сторожевых постов.
В теперешних названиях мест, где были расположены военные посты, в искаженном виде сохранены их старинные обозначения: Блонкауз, Бекет (блокгауз, пикет).
В Сахрае мы остановились на прежней квартире, у лесника Митрофана Даниловича, опытного охотника, хорошо знающего здешние леса.
- Встречаются здесь, - отвечает на мои расспросы Митрофан Данилович, по-моему, такие, породы медведей: бурый, побольше стервятник; черный, белогорлый - поменьше и серый, седой - муравьятник.
Куниц я знаю три породы. Это желтодушка большая, желтодушка малая - медовка: она меньше ростом, и пух у нее не синий, а белый, когда дунешь на шкурку, и каменная куница-белодушка. Говорят, что есть еще водяная куница, но это путают: куница бродит всюду, попадается и в камнях у воды. По рекам же приходилось встречать только выдру и норку.
Оленей мы различаем так: один - пониже, с тупыми ушами, с разлапыми рогами и частыми отростками, другой - высокий, остроухий, рога у него прямые и отростки более редкие.
Лисиц, зайцев, диких котов тоже считаем по две породы: красная лисица - поменьше и серая - более крупная. Есть заяц-мартовик - в марте котится; он поменьше, цветом серый и очень быстрый: от собак лучше бегает, а большой будет посветлее. Кот рыжеватой окраски - тот всегда длиннее, и кот сероватый - этот короче.
Кабаны есть длиннорылые и тупорылые. Длиннорылые - те на высоких ногах, туловище у них короткое и худое. Они самые злые.
Сахрай - Даховская, 16 июля
С рюкзаком за плечами иду на почту договариваться о поездке в Даховскую.
Мне дали почтовую лошадь, и сопровождает меня сын заведующего почтой Саша.
…На привале у нас с Сашей завязался разговор.
Саше четырнадцать лет. Он живой, любознательный мальчик, учится в седьмом классе Даховской школы. Саша - пионер и юный натуралист. Для коллекций школьного юннатского кружка Саша ловит змей и тритонов, собирает растения, бабочек, жуков и яйца птиц. Недавно он застрелил филина для чучела.
В трех километрах от станицы Даховской есть большая пещера, которую до конца никому не удавалось пройти. Саша был там с товарищами. Ребята взяли с собой факелы и фонари.
В пещеру ведет широкое темное отверстие. Под высокими оводами пещеры кружатся летучие мыши. С потолка стекает вода и нависают сталактиты. В пещере три "комнаты". Первая комната переходит вскоре в узкий коридор - отсюда можно двигаться дальше только гуськом: это вторая "комната". Ребята нашли ее заваленной камнями, и в глубине она была закрыта деревянной дверью. Они разбили дверь и проникли в третью комнату, такую же обширную, как и первая.
Тут они увидели сложенную из камней кровать и много костей и черепов, человеческих и звериных. В третьей комнате течет родник, и вдоль него на щебне оттиснут след, похожий на человеческий. Дальше ребята не пошли: слишком узкий ход и вязкая красная глина охладили их исследовательский пыл.
Мы беседуем, отдыхая в тени молодого дубка. Над нами раскинулось чистое синее небо. Кругом стадом зеленорунных овец рассыпались холмы и невысокие пологие горы. Из лесу доносится шипящий крик сойки.
В траве, у наших ног, сонно передвигаются истомленные зноем яркозеленые кузнечики, раздумчиво шевелят усами блестящие бронзовые жуки.
…В Даховскую мы прибыли в полдень.
По дороге в дом заповедника меня догнал крепкоскулый, приземистый человек в военной форме, с бронзовыми дубовыми листками на фуражке и тремя синими звездочками в петлицах. Он оказался начальником охраны и парторгом заповедника.
Помещение в доме заповедника было уже занято студентами-геоморфологами - мужем и женой, едущими из Москвы в Кавказский заповедник на летнюю практику. Мы с моим спутником устроились на колхозной квартире для приезжих, небольшой, но замечательно чистой.
Иван Леонтьевич Деревянко - так зовут моего нового знакомого - неторопливо рассказывает окающим говорком:
- Туристы, даже вузовцы-биологи, считают, что зверь "кусается". Лично я знаю лишь один достоверный случай нападения зверя на человека: это учинил медведь, зашедший из охотничьего района и раненный там. Напротив, очень часты случаи, когда животные не пугаются людей и даже ищут у них защиты. Прошлой зимой к костру, зажженному остановившимся на ночлег научным работником заповедника, подбежала лань. Она дрожала и еле держалась на ногах. За ней показался волк. Снег в эту зиму был очень глубокий, и лань, которую гнал волк, проваливалась в него почти по брюхо. Волк бежал рядом со следом лани: подмерзшая корка его выдерживала. Увидев костер и человека, он метнулся в сторону.
Интересно наблюдать, как ведут себя дикие животные в лесу и горах, где человек бывает редко.
Когда медведь разгребает муравейник, он совершенно не обращает внимания на окружающее. Он никого не боится, поэтому у него и чутье некоторым образом ослабевает. Олени, козы, серны - те всегда начеку, потому что на них охотятся волки и рыси.
Даховская - Гузерипль, 17 июля
Выехали в Гузерипль подводой. На ней устроилась и чета геоморфологов. Начальник охраны сопровождает нас верхом. Так как идет дождь, он накинул на плечи косматую бурку и стал похож на черкеса.
По пути встречается много речных террас, и геоморфологи слезают с подводы, бесстрашно бредут по глубоким лужам и грязи, производят измерения и заносят их в блокноты.
С гор ползет тяжелый серый туман. Небо заволокли низко нависшие тучи. Берег Белой, по которому мы едем, очень крут. Река с шумом несется через пороги, роет берега, кипит и бьет водопадами в каменных теснинах.
Проложенная в скалах дорога сначала идет через сплошной лес диких груш и кислиц, затем появляются дубы, смешанные с буками и пихтой. Чем выше в горы, тем больше бука, пихты, осины и граба.
За первым кордоном заповедника - Лагерная - открывается дикой красоты вид. На добрую сотню метров берег обрывается отвесной стеной. Внизу, на широкой террасе стоит лес мертвых пихт. Снова обрывается берег, и, сжатая с двух сторон скалами, бешено бурлит Белая. Это место называется Веселое. Вероятно, оно названо так потому, что впереди радостно и вольно развертывается панорама темнохвойных пихтовых и светлозеленых лиственных лесов, сине-бирюзовых гор и блистающих снегами вершин. Белая несет в своих стремнинах бревна-кряжи. К воде ведут лотки для спуска кряжей, и с берега на берег перекинуты на стальных канатах зыбкие кладки.
Мы приехали в Гузерипль под вечер. Меня поместили в небольшом домике на берегу. Отсюда видно, как налитая паводком Белая мчит в мутных водах бревна, камни, коряги. Гул передвигаемых стремительным течением камней не умолкает ни на минуту.