II
И тут случись, брат, такая штука -
Ты обалдеешь!
Покрылась слизью его кожа
(А ты заметил,
Что перестал он быть уродом,
Вишь – ненадолго),
И завизжал он: "Смотри, княгиня,
Во мне ты видишь
Лишь то, что хочешь – вот таков мой
Талант чудесный!"III
"Талант чудесен, несомненно, -
Сказала дама, -
До завтра буду размышлять, а
Пока – уж хватит!"IV
– Да что вы говорите, правда,
Решила так вот?..
[Здесь наша испорченная магнитофонная пленка дает себя знать, голос рассказчика то впадает то в излишнюю литературщину, то в невнятное бормотание, и фольклорист, едва улавливая за треском кассеты содержание дальнейших главок, может лишь пересказать по памяти суть. Речь здесь идет о магическом ритуале, который ночью со свечой совершает княгиня перед медным зеркалом, вызывая из него короля эльфов, своего любовника, для совета о судьбе показавшегося ей странным волынщика. Получив совет, утром молодая женщина возвращается в зал суда…
Запись снова проясняется на строчке ………………………………………………]
И в руке ее шаль, вся в узорах.
Metamorphosa secunda
Делись со мною тем, что знаешь,
И благодарен буду я.
Но ты мне душу предлагаешь:
На кой мне черт душа твоя!..М. Ю. Лермонтов
I
Входит Том, и глаза его зверски
Мчатся взглядом по залу – так, знаешь,
Стрелы страшные ищут сердец.Его ярости запах почуяв,
Все поморщили разом носы.
Угадай, кто спокоен остался?
[и снова брак магнитофонной пленки дает себя знать. Как бы помогли нам здесь восемь строф пушкинских многоточий, если бы не потерялась сама канва сюжета! Установлено, что восемь этих строф повествуют о накрытии поэта волшебной золотой шалью, после чего безобразия его вновь превращаются в красоту………………………………………]
IX
Чьи глаза там сверкают серебряным светом?
……………………………………………………………
……………………………………………………………
……………………………………………………………
……………………………………………………………
……………………………………………………………X
………………………………………………….
………………………………………………….
………………………………………………….
………………………………………………….
………………………………………………….
И шотландским предстал он поэтом.XI
"Мне простишь, муж мой, князь, прихоть эту,
Музыкант, говорил ты, с уменьем.
Пусть внушает он сердцу советы
И уместным и сладостным пеньем."XII
"Будь как хочешь, нехай станет гением", -
Князь велел. И волынку на думочке
Поднесли ему в вышитой сумочке.
Его воспоминание
I
Я играл, будто смерть подошла,
Взяв запястье своей кистью тяжкой.
Словно упавшая в сердце стрела
Горела в груди под рубашкой
С белым дымом. Вон – в дверь жизнь пошла.II
Слезы, слезы-мучители съели весь взгляд.
Кровь бросалась навстречу из колотой раны…
Миг чужие страдания, будто тираны,
В уши мне заливали свой озвученный яд.Словно не было зала. Словно небо орало.
Словно в тучах, как в дерне, солнца плуг обнажал
Божьи вены, артерии. Так я от смерти сбежал.
Отбежал, оглянулся и окаменел – столько много
Стало видимо. Музыка, вырвав из сердца стрелу,
Вырастала.
Я делался мал.III
Полужив-полумертв, Том Лермонт, не закончив, лежал
на полу.
Князь к Лермонту рванулся
И берет его руки:
"Я в тебе обманулся -
Это славные звуки.
И играешь ты редко,
Парень, и за тобою,
Бард, желанье. Любое.
Йес. Клянусь честью предков".IV
Не задумавшись даже,
Князю так Том ответил:
"а возьми, князь, под стражу
Ты жену (я заметил:
Ты (йес!) клялся, йес твой
Все слыхали отвсюду).
Я – судить ее буду;
Был же я вчера жертвой!"
Metamorphosa tertia
(Медное зеркало)
I
– Представь, на троне Том сидит
И грустно смотрит в зал.
– Да неужели! Вот бандит!
– Волынку в руки взял…
Жену ведут. Желт, прислонясь
К стене, усы кусает князь.
"Не бойся, милочка, соврать", -
Том хмыкнул (Князь: "Вот черт!"), -
"Я буду не болтать, – играть,
Что от вранья спасет".II
И заиграл. Вдруг жалкий рот ее
(Скривясь в борьбе)
Стал петь: измены признает,
Верь, нет – все о себе!III
"С тем – вот он, здесь, – спала – и с тем," -
Начистоту – всю грязь.
Князь щелкает перстами, нем.
Ведут, ведут на казнь.IV
Уж полупусто… Пальцы – щелк!
Кап! – за слезой слеза со щек.V
О зеркале поет – бегом
Его из спальни в зал.
Блеснула жутким медь огнем,
Лермонт и тот привстал.VI
"Того, кто нужен, не нашла…
Я… я… принц эльфов… с ним была…"
"Ну! Всем кранты," – изрек поэт, -
"Я ж правды сам не знал.
Играть умею просто. Нет,
Нет, я его не звал.""Заткнись, певец. Молчи, жена.
Мне правда женская страшна.VII
Я вырезал своих бойцов.
Где люди? Все враги.
Чье в медном зеркале лицо?
Лги, женщина! Лги!! Лги!!!"VIII
"Уже мне поздно врать," – она
Пробормотала. "Поздно.
Раскрытие их тайн серьезно:
Война.
Играй теперь, волынщик страшный,
Играй.Пылает сердце у несовравшей,
Огонь за край.
Мой эльф велел мне в любовном мраке:
"Не говори никогда про меня".
Ах!.. Сердце вспыхнуло у бедняги
Страшной и пышной струей огня…Трещали балки в темноте,
Огонь взвивался.
Волынки звук над ним летел,
Народ сбирался."Во всем Лермонт повинен! Пес!"
…Когда солдаты
Ворвались, олень серебряный нес
Его куда-то.У эльфов пир три дня, пока
Не надоело.
А здесь прошли века. Века…Зимой все бело.
Я в Пятигорске. Вот Машук.
Вот здесь стреляли.
И сказке верить не прошу -
Моей печали…
Конец
Выхожу один я на дорогу…
И простите поэта,
Не судите певца,
Мне ведь песенку эту
Не допеть до конца…Песня, песня все силы
Унесла сквозь могилы!
А вперед кто глядел,
Кто навстречу рванулся -
Сам с собою столкнулся,
На себя налетел.
Золотое сечение
I
Эх, если уж
На этом свете стал я одинок,
Так стану строить я свой дом.
А если уж
Получится до неба потолок,
Совьет соловушка гнездо.II
Уж если так -
В конце концов мы отдаем концы,
Зачем нам муки любви?
Уж если вдруг
У соловья случатся птенцы,
То вот и детки мои.III
Эх, если уж кому-то
Вдруг понадобится дом,
Значит, этим людям я отдам его,
И хоть будет он большой, но можно жить не только в нем,
Потому что есть всего на всех с лихвой.IV
Ну, а если так случится, что жильцам и свой неплох,
Путь приснится мой кузнечику в траве.
Ну, а если он найдет другой, получше уголок,
Улетит тогда из дома соловей.
Кузнечик
Из Анакреонта
I
Как Ты счастлив! – попрыгунчик:
На зеленых ветках кроны
Ты росы хлебнул, и – сыт!
Ты как Царь (почти) распелся.
Мир ладошкою распался.
Всё – Твое перед Тобой:II
Весь народ тебя послушать
Собирается, безвредный.
Почесть ты любую примешь!
Вестник вешний! Летний гость!
Музы вкруг тебя летают;
Феб – любовью награждает:
Вместо тела – дарит Голос
(Холодней беззвучных рос).III
Возвысь же пенье! Ты, дружок.
Что старость? Дряхлой плоти плен?
Искусник. Песенник. Росток.V
Лишь свет из опустевших вен.
Откровенность
Понимаешь, в траве затерялась тропа,
И бродит пастух ничей.
Так исчезла Судьба – горизонта раба,
Служанка прямых лучей.
Крестовый валет
(Танюше)
I
Вышло один раз странное дело:
Страшная глупость. Назад много лет
Девочке, той, что в карты глядела, -
Нравился очень крестовый валет:II
Черные кудри. Щеки румяны.
Крошечный ус. Внушительный нос.
"Вот бы – жасмина пук ароматный
Даме червонной он бы поднес!"III
Хоры взывают. Но сердце не дремлет.
Бодрствует ангел. И демон не спит:
Бедная девочка бросила землю.
Женщина с мужем ночью не спит:IV
Кажется ей, что валет тот крестовый
В ангельском хоре является ей:
Нежные речи. Тайное слово.
Запах жасминный идет от кудрей.V
Женщина выла в холодной постели:
"Муж проклянет. Никто не поймет.
Что ж это в детстве, глаза, вы глядели
Карте веселой за оборот?"VI
Карта веселая грусть означает.
Карта, как жизнь стола на краю,
(Сон потеряет. Сон потеряет
Тот, кто увидел карту свою.)
VII
Так уж случилось. Значит – случилось.
Старилась девочка с детской мечтой.
И когда в церковь ходила, молилась,
Ей повстречался монах молодой.VIII
Черные кудри. Щеки румяны.
Над бородой узнаваемый нос.
Вот бы жасмина пук долгожданный!
Бедной ей, – бедной, горько. До слез.
Poor yorik & мародер
…Я в руки брал твой череп желтый, пыльный…
Е. Баратынский
I
Не удержаться. Случай опишу:
Эпический фрагмент с могильной нотой.
Лопату, помню, я в руках держу -
И – пьяный, с полуобороту
Могилу на запущенном погосте
Я рою: Тут – смотрю – желтеют кости,Вытягивая "ногу", таз с рукой,
Взяв доску за доской, вдруг череп вижу,
Брезгливо подцепив попавшейся клюкой -
К себе тащу, поднес к лицу поближеИ бросил вдаль. Бац – катится кругляк
По тусклым шишкам, травке, хвое.
Я думаю сейчас, какой я был мудак:
Так кто-то и со мною.II
Тогда же крыша улетала от вина,
И, поимев за труд подачку
И не заботясь про заначку,
Взяв водки, всю ее сожрали дотемна.Я думаю сейчас. Тогда вот не хотел
И череп думать тот не мог, а мог катиться.
О Бог мой. Мне за все придется расплатиться.
Вот на плечах кочан, вот катится. Слетел.
Стерильность
Из Шекспира, сонет № 1
Как пахнет смертью память! Над цветком
Из аромата вызревает мгла.
Но мы от чуда продолженья ждем:
К примеру, роза б не истлеть смогла.Собою сам согрет. Свой ловишь свет.
Ты (реку льдом) собой себя скуешь,
Прекрасный зверь, себе нанесший вред.
Мог изобилье – голод создаешь;Просчет твой свеж, как мировой узор,
Апрель, май… август: якобы – звук труб.
Ты жаден, милый, вот твой приговор;
Но есть жаднее: вырвут жизнь из губ,Все всасывает смерть в огромный рот
И весь твой цвет и сладкий мед из сот.
Псалом без номера
I
Лот! Уходящий, ты заплачь по мне!
Ночуя недалече от пожара:
Шмель! – улетевший в поисках нектара
Губами рыбы – на небесном дне
Лот удирающий! Ори по мне!II
Конь чей-то – Столп оближет языком,
И, соль любя, узнает запах крови!
…И врежет всадник плеткой… (как смычком -
И рухнет нотный стан: басовой злясь подкове)
И пепел закружит вслед за конем.III
Лот. Пусто как! Где небо? Белый звук
Гремит. Незримы знамена творенья;
Что ж так земля нема? Смолк всякий как-то вдруг;
Всем южный крест зрачки рассек на четверти отмщеньем!IV
Спасающийся Лот! Вопи о мне:
Мне – травы сохлые – петлею – давят шею.
Я – висельник. Я праведных искать не смею,
Я нем как рыба на небесном дне.
Но Ты, слыхавший Глас. Прошу. Скорби о мне.
Ворон
Черный ворон, я не твой.
Казачья песня
Кто ты, яркий блеск глубин драгоценных
И сверканье Господних небес?
Что ты, демон, в виражах обалденных
Белым сделался… Черным… Без
Минимального стал вдруг оттенка?
Есть ты? Нет? Эхо крика одно?
Под пижоном прибойная пенка;
А над ним со звездою сукно -Это я: я на лестнице шаткой
Дважды валкой, залезаю по ней,
Страшной бестии с пугливой оглядкой
Шипя: Как здоров, воробей?
Этих юных словно я вот, нет старей.
Обсуждать тебе чего с перестарком?
Эй, не скучно в игралище ярком
На ступенях трясущихся страстей?Не приелось наши бледные лица,
Покрасневшие очи щелкать
Нас, бегущих из темницы в темницу
И с восторгом уходящих помирать?Надоела ты с жизнью мне разлука.
Прошлым мальчиком я быть не хочу!
Вот летишь ты: воплощенная скука,
Ну, а я-то за тобой куда лечу?
Вещи называть – вот дар человеку
Изначальных и священных времен.
Ну а ты что здесь паришь – крик абрека -
Что ты делаешь над морем имен?Так дано, что стал ты мой собеседник,
Прокурор в краткой тяжбе с судьбой.
Ты романтик. Я был твой посредник,
Но теперь я совсем другой.Пацаном обожал я романы:
Все, что Р. Льюис придумал Стивенсон.
Я из замка по лесенке пьяной
От морского дыханья, как в сон,
Одурелой над Шотландией Селены
Грезил, помню – зов волынки все слыхал:
Лез туда, избегающий плена,
Лез и, бедный, свободы искал,
Ни веревочная лестничная хрупкость,
И ничто не испугало: ведь всегда,
Отрицая моей аферы тупость,
Шлялась сверху манекенщицей звезда.Жизнь моя солона: слез вино.
Даже плен – а спасаться вот – негоже.
Я не Иов, хоть затронута кожа…
Но и мне не до шуток уж давно.Гость я в мире, где ты-то живешь,
А где дом мой, еще непонятно.
Умирают тела, гаснет в пении ложь,
Чтоб жил ты и жил многократно.Чтобы я все признал без обмана,
Надо мною чернеют крыла.
Больше не на страницах романа.
Вспять уже кинолента пошла.Вот порывы ветра другого,
Чем в романе. И пусть.
Забывается шаг – к началу второго,
А назад теперь зреть не стремлюсь.
Сзади там эта бездна трехтактовой ночи,
Где ахейцы рубили небес
Своих ради троянцев в клочья.Ворон, краток будь. Я долез
Я лечу на тебя в качелях.
Качаюсь, пернатых смелей.
Полетом разбита летучая челядь.
Я душе рассмеялся: моей.
Диалектичность буффонады
или Диалектика свинства
I
В потрепанной маске. Как в пьесе "На дне"
Я шел. Мужики обратились ко мне
Из ямы под старой, огромной сосною,
Которую рыли: "Постой!
Эй, парень, кричим мы тебе, ну же, стой!
Собаку отрыть мы хотим (долг святой!)
Не знаешь? – Здесь где-то зарыта (Ну Боже ты мой!)"…II
Ребята, станьте на карачки (в позу прачки) -
(Удобней так рыть землю рылом что есть силы).
А все что там нароете, вот мой совет, сожрите,
И верьте: все едино – не будь я Труффальдино!
Животные и люди, мы – одна семья большая!
Ребята, вы ж поверьте и похрюкайте чуть-чуть!III
И после того я лежу на спине
Без маски. Три видны свиных рыла мне.
И хрюкают: "Ах, нам без бисера скучно,
Духовность ведь та же жратва!
Хотим, чтобы нам улыбнулась судьба,
Хотим, чтоб вино и, конечно, хлеба,
И пищи для нашей души и вообще – для ума."IV
Так что же вы? – Отбросьте попросту копытца
Да разбегитесь. Да с разбегу об телегу,
И ваши морды будут плоско-привлекательны, как лица,
И вы почти что люди, и попадет вам в груди
Желанье жить и чувствовать, я верю, свиньи – люди ведь.
Все сущее едино, ибо нету ничего.
Стихи из дворницкой
Апокалиптический псалом
I
Я – сеятель соли по улицам ночи.
Я – нет – не вельможа. Но я – что-то вроде:
Лопата-псалтирь и канон мой торжественный
Слагает из снега и жести Божественной.II
Ритм. Ритм движений с свеченью сдружен
Крыш, ждущих рассвета. Завьюжен-завьюжен
Царь-город, где площадеглавых проспектов
Сплетаются тулова…: "Кто же ты?" – "Некто!"III
Я – Сеятель Соли! Я шаркаю бритвой
По рыхлому-р-рыхлому (рытвина), р-рытвина
Его мостовой скорый шаг замедляет.
…………………………………
А соль выпадающий снег растопляет.IV
"Я – сеятель соли!" Я, что ли, на крыше? -
И будто бы ближе – я к Богу все ближе?
Все жесть меловая стрекочет, жесть гнется,
И – тихие звезды. И черны колодцы.V
Лишь хриплое пение голосом жести…
Нет, снег зарычал и завыл: против шерсти
Барс белый-пребелый задет; клок валится.
Вдруг черная перед лопатой страница.
Розы (рассказ малоизвестного легионера)
Самые униженные, обиженные и огорченные -
Солдаты, студенты и заключенные.
Центурионская присказка
I
Сто лычек, сто клыков впилось мне в зад.
За мной организована погоня,
И милостью клыкастого погона
Я из наряда вновь иду в наряд.II
Я злобный раб. В душе гниют отбросы!
Я сердцем протекаю меж толчков.
А в голове хрустит стекло стихов:
"Как хороши, как свежи были розы!"III
Вгрызалась в ступни боль слепой занозой.
Бледнели руки, по полу тащась,
А я рычал, почуяв смертный час:
"Как хороши, как свежи были розы!"IV
И чуял смертный час часов двенадцать.
Потом уж я не чуял ничего:
Боль вышла потом. Я отер его,
Да начал тихо-весело смеяться.V
Меня не мог никто остановить:
Я возражал на грубые угрозы:
"Ах! Господа! Как свежи были розы,
И хороши. И чудно было жить!"VI
"Как хороши!" И, мыла накрошив,
Я мою пол, шатаясь, как поддатый.
По свежевымытому прут солдаты.
Я снова мою пол:
"Как хороши!"VII
"Солдат, ты не Тургенев, ты – Солдат.
И ты, мущинка, знать должон законов".
Что ж. Жертвою оскаленных погонов
Я заступаю в третий раз подряд.