VIII
Мне одиноко. Я ничтожно мал,
И, шмыгнувши вспотсвшебелым носом,
Я, спрятавшись в курилке, прошептал:
"Как хороши, как свежи были розы".
Ев. Рейну с сыновней нежностью (1)
Земную жизнь пройдя до половины…
Данте
I
Сидим в Коломне,
Метрах лишь в трехстах
От мест, где домик плыл убогий
Гнилой развалочкой в волнах,
Где прыгали единороги
С гитарных струн
По вечерам,
Голландец Ханс пьет с нами мрачный,
Сенной же рынок гарью злачной
Бьет по чувствительным ноздрям.II
Там – шлюха в струпьях на лице
Бухого хахаля целует,
Что прячет язву на конце
И как блатной небрежно
курит.А тут в лицо дубиной бьет
Бесстыдный мент,
в войну играясь.
Здесь жлоб картошку волочет,
Полубезумно улыбаясь.III
Вот этот ад
Я не люблю,
Но связан, связан, связан,
Связан
Существованьем с ним
И глазом,
Потрескавшимся во хмелю,
И каждой красной жилкой ока
Я поглощаю зрелищ смрад
…………………………………….
И мрачный прадедов парад
Мне сердце трогает глубоко.IV
Сырые трещины в церквах,
Потративших остатки веры.
…………………………………….
Ревущий транспорт, треск в ушах,
Багровоглазые химеры.V
Над Пряжкой криками больных
Полна небесная отрава,
И кажется, мы
хуже их,
Глядящих сквозь миры лукаво.VI
А посреди Сенного рынка -
Харчевня.
Что за хрень? Войдем!
Средневековая начинка,
Все, все кругом полно ворьем.В харчевню Ты, еврей, ведешь нас,
Хотя мошна твоя пуста.
Я счастлив, уличный найденыш:
Ведь здесь восточный суп, пита.Танцуют все: азербайджанцы,
Татары, русские и чудь.
И весь. Вся хрень. Всё танцы-шманцы.
Всё рынок. Рынок – не вздохнуть.VII
Танцуют все, я жру питу
С Вергилием Советских Буден,
И мысли наши на спирту
Неведомы и чужды людям.VIII
Поел – и не взлюбил себя
За маловерье, за мельканье
В чужих глазах. И, жизнь сгубя
Едва ль за легкое дыханье,
Чем оправдаться мне потом?
Тем, что в харчевне ел с тобою?IX
"Там били женщину кнутом.
Прости мне. Я ее не стою."X
Плеть крутит шарфом голубым,
В каналах эхо раздалося…
Лучами облака отбросив,
Господь прищурился сквозь дым…
Евгению Рейну с сыновней нежностью (2)
Земную жизнь пройдя до половины…
Данте
I
Тут жлоб картошку волочет,
Полубезумно улыбаясь,
А здесь в лицо дубиной бьет
Бесстыдный мент,
в войну играясь.
Там – шлюха в струпьях на лице
Бухого хахаля целует,
Что прячет язву на конце
И как блатной небрежно курит.II
Вот этот ад
Я не люблю,
Но связан, связан, связан,
Связан
Существованьем с ним
И глазом,
Потрескавшимся во хмелю,
И каждой красной жилкой ока
Я поглощаю зрелищ смрад
…………………………………….
И мрачный прадедов парад
Мне сердце трогает глубоко.III
Ревущий транспорт, треск в ушах,
Багровоглазые химеры
…………………………………….
Сырые трещины в церквах,
Потративших остатки веры.IV
Из трещин шарфом голубым
Разверзнутое небо бросил
Нещадный Бог в горящий дым…
В каналах эхо раздалося…V
На Пряжке криками больных
Полна небесная отрава,
И кажется – мы
хуже их,
Глядящих сквозь миры лукаво.VI
В Коломне
метрах лишь в трехстах
От мест, где домик плыл убогий
Гнилой развалочкой в волнах,
Где прыгали единороги
С гитарных струн
по вечерам,
Голландец Ханс пил с нами мрачный,
Сенной же рынок гарью злачной
Бьет по чувствительным ноздрям.VII
А посреди Сенного рынка -
Харчевня.
Что за хрень? Войдем!
Средневековая начинка,
Все, все кругом полно ворьем.
В харчевню Ты, еврей, ведешь нас,
Хотя мошна твоя пуста,
Но счастлив уличный найденыш:
Ведь здесь восточный суп, пита.
Танцуют все: азербайджанцы,
Татары, русские и чудь.
И весь. Вся хрень. Всё танцы-шманцы.
Всё рынок. Рынок – не вздохнуть.VIII
Я жрал харчо или питу
С Вергилием Советских Буден,
И мысли были на спирту,
Неведомы и чужды людям.IX
С тех дней я не люблю себя
За маловерье, за мельканье
В чужих глазах. И, жизнь сгубя
Лишь за короткое дыханье,
Чем оправдаться мне потом?
Тем, что в харчевне ел с Тобою?X
"Там били женщину кнутом".
Прости мне. Я ее не стою.
Крестился, подрабатывал. Потом чуть не сел.
Переводил Шекспира, Эсхила, Вийона.
Запил. Был одним из создателей и был изгнан из издательства Симпозиум.
Перебивался с хлеба на квас в младших компаньонах, создал "Летний сад" с Сашей Ерофеевым.
Развелся. Расстался. Вернулся. Женился. Венчался. Завязал пить.
К Хельге
Расплата, Оля, грешников нашла.
Но как же шевелила ты мозгами,
Слив "голубиное гнездо" и… "пламя"?
Не слишком ли метафора смела?Ну что ж ты, Оль! Ну как ты, Оль, могла? -
Что сочинила ты над голубями
Грозой Любви, в экстазе поля брани?..
Воробушки горели без числа.Когда Писанье ты иссохшими глазами
Читала, было поздно: всю до тла
Сожгло листву в России птичье пламя.Боян напутал, скоморох глумливый!
Была "Голубка с ветвью": в час Отлива
С вершины птица ветку сорвала…
Потеря
Памяти Бродского
Что за песня? Чарльстон раздается…
Присказка
I
И не жжется, а грелкой лежит ниже сердца и справа глагол;
Над великою русской рекой нет хорея, а есть рок-н-ролл;
А со склонов реки безвозвратно исчезла малина.
Отчего же однако во имя Отца, или Сына? -В три погибели согнут, автомат стиснув так у колена,
Что с него чуть не соком чугунным бьет в бля-мраморный пол,
Сто погибелей знавший, не желавший лишь буржуйского плена
И кричавший три тысячи двести два раза коняге: "Пош-шо-ол!"
О, матрос из метро!
О, матрос из метро, чьи чугунные руки трясутся,
Отчего плачешь ты,
На гранит уронив автомат?
"Бедный Бро!.."II
Оттого и верлибр, что поэзия больше не требует строк,
Да какие там строфы и строчки в эпоху чарльстона?
Над великою русской рекой амфибрахия нет, есть фокстрот
для корнет-а-пистона.III
Впрочем, время идет:
За сто метров ПМ пробивает на долларе рожу Линкольна.
Вижу с моста, как тронулся лед…
И крушат его сваи воздушных мостов ледокольно.Не забудь не хулить имя Духа Святого, не зная о Нем,
Не гордиться, не жадничать и не стрелять по окошку,
Где не спят: может, пьют. И живут, может быть, понарошку:
Что творят – не врубаются. И, вплоть до смерти, гремят хрусталем.IV
Где был баня-бассейн (там, где плавали те, кто был равен, но нищ),
Здесь в дыму сокрушенные звезды над отстроенной за ночь часовней,
Здесь и скрежет зубовный, и мертвые руки над дерном кладбищ:
В общем, кончено Время. В общем, эра – с нуля.
Полюбовно.V
Нибелунговый клад воды Рейна скрывают. И, в Тартар стремясь,
Отмывают с фаянса – прошедшей эпохи – всю грязь.VI
Мы, просравши Берлинскую стену, мы что-то видали во сне?
Кто же-т мчится, кто-т скачет в Карелии? На голубом валуне,
Разошедшемся в беге?А морская звезда обсуждала с небесной сестрой в тишине
Мужиков, что остались на бреге.VII
Сокрушилась гранитная арка. И – ни нимф (блядь),
Ни северных Граций…
Ни южных акаций,
Ни – широких брюк белых… ни – соломенных шляп-канотье
в черноморских волнах,
Ни – с шипеньем стакашки ситро…
Бес в ребро.
VIII
Бедный хлопец уснул за морями. И ему не проснуться:
Уголек, упорхнувший из пламени Трех Революций.
Бедный Бро…
Незнакомка
С черной розой побреду я
По московским переулкам.
По кольцу. По лепесткам,
Умирая, но рифмуя:
"Никому не подарю я
Розу черную тоски".Розу черную Москвы.
Молитва Божьей матери
Притронься до души руками.
(Жизнь с третьими уйдет из дому петухами),
Как сон, унизься, свет, до горьких тайн земли.
Притронься. Прикоснися. Ковыли -
Им так охота цвесть, чтоб снова стать стихами,
Прости их, (окрыли),
И от величья опыт исцели,
Сор опыта с души алмазами сколи,
(Как кожный зуд дождя горстями),
И дух сетями,
Как облака, что кающимся стали гамаками,
Качай и шепотом вели.
Душе руками.
Героический шмель
I
Довйрху наполнена грудь (дверь срывая с петель,
Врывается на́ небо Ветер, бранясь, как погонщики мулов).
Кипящий нектар непогоды я, вымокший Шмель,
С цветка-небосклона сосу. И хмелею. И, с гулом,
Под щелканье ивовых веток, под иволги звон горловой, -
Я, бочка рифленая, тяжко кручусь над травой.II
Ах! Сапфо сама – этой иволге – грудь прострелила
Тяжелой строфою – и боль ее в песне спалила.III
Решетку мышиных горошков – ткала Ипокрена -
Жужжаньем больна! Где ромашек прибойная пена,
Из лесу олень, жук рогатый – из мха – выходили
И мерялись силой. И оба-себе – победили.IV
Шмели же – от веку дрались с аравийскими львами.
И грозно вонзали в них жала, махая крылами.
Так слава шмелям! Корабли Потопляющим.
Баллада состязания в Москуа
Je meurs de soif auprès de la fontaine.
F. Villon
I
Москва убьет меня, занявшись этим,
Но – Дух Святой! – дай не повесить рук.
Я, если буду жив, услышу звук
И, подражая, буду дольше жить на свете.II
А дома у черемух зреет плод,
И каждый из цветов свой корень в дерн вонзает!
В испарине Гефест – синице клюв кует!
Со стоном крепкий дерн былинка расщепляет.III
Там, дома, греет шерсть на солнце крот,
И слепота сладка. Страданья сок медовый:
Тепло по ребрышкам до мозжечка слепого,
И Журавля Валторна Сольная Поет.IV
Там грезы затвердит земля и небосвод,
Там землю ласточки из плоти добывают
И гнездышек своих от взоров не скрывают,
Капель у века позвонки сечет.V
Там выпестован свет из гибели снегов,
Там, дома, рождена пчелиная любовь,
Там белизна черемух – смерти пораженье,
Как громовые над морями трели,
Там слезы ястреба орлиный клекот бьет,
И дерн разодранный дрожит от напряженья,
И Журавля Валторна Сольная Поет.VI
Там, дома, в перьях грудь, там кисти рук взлетели,
Цинга в лесной глуши сворачивает ели.
…Здесь до крота нет дел, но убежать от зла бы:
В смиренье с русских хор соленый дождь закапал,
Там – Журавля Валторна Сольная Поет.V
А здесь принцесса на любовь плюет,
Москва сильней. Кто спорит. Но и мы не слабы.,
И Журавля Валторна Сольная Поет.
К Евтерпе
Евтерпа, без Тебя развратно;
Горенко! – А с Тобой светло:
Ты продавила аккуратно
Мое зеркальное стекло…"Мы нынче Господа: господский слышишь визг? -
Все пьяны вдрызг.
И все танцуют. Ты пришла босая,
Что ж, поболтаем, – шоколад кусая?Вот же – и наше поколенье перед Ним равно.
Видишь – и я взращен столетьем церебральным.И нынче Пушкин в моде. Грезят "брегом дальним".
Да, что же я? – Давай посмотрим заодно
Под елкой ангельчика
Со звездой сусальной.
Русалка
Баллада
Посвящается легкому ветру по имени "Бриз"
I
По волнам летит под парусом внушительно наш бриг
Море режет, пена брызжет в пух и в прах.
Вдруг увидела братва – плывет русалка на волнах:
Гребешок в косице, зеркальце в руках.III
– Вот так черт! – провозгласил девятилетний юнга Джин, -
Это к буре. Нет везения, братва!
– Экий случай, – загрустил наш молодой гардемарин, -
Не дождется молодая ведь жена.
Юнга вставил: "Мать моя едва жива".IV
– Что поделаешь, – сказал седой наш, старый капитан. -
Я скверней приметы не слыхал, друзья.
Я не я, но, видимо, мы все пойдем ко всем чертям,
Если честно, так и думаю я.V
Пусть, однако, торжествует Сатана,
Пусть играет с нами бешено волна.
Пусть, как колокол, луна качается туда-сюда,
Все же в море ходит кто-нибудь всегда.VI
Так закончил он. И шквал нагнал внушительный наш бриг,
И залил соленой глотки нам водой.
Помнится, как хрустнул бриг, и затонул в короткий миг;
А случилось все из-за русалки той.
Ленинградский тост
Друзьям и девушкам.
За стеною ноет вьюга
В марте, будто в январе.
Вспомним! – Братцы, женщин юга
В золотистой кожуре.
Все как у всех.
Битва цветов
После драки кулаками не машут.
Из Гомера
I
Надоела жена. Стояла весна
В лесу, под лучами горячих глаз.
Ирис деревенской ромашке дарил
Пыльцу королевских ласк."Ах, ромашка, ты так белоснежнонежна,
…Какая весна!
А роза капризная мне не нужна,
Придворная роза,
Притворная роза.
Наш воздух так полон любви, как вина,
Пусть будет она украшеньем стола.
Ты только б цвела!"Она отцвела и была казнена.
Ирису оставила сына она.
Бастарду был титул барона подарен,
Он вырос и стал не холоп и не барин,
Нирыбанимясо. Драчун. Лоботряс,
И в сомнительных дрязгах погряз.
В тюльпановой стране.
Во сне.
…За то, что изменял жене,
Ее любовником был вздернут на ремне
От брюк Ирис -
Ценитель пива и актрис.
За стол накрытый гости собрались.
Улыбки светских леди пахли сыром,
Блестели жиром.
Был траурный пирог разрезан – с миром."Был понесен большой урон,
Четвертый день пустует трон", -
Рододендрон изрек (барон),
известный всюду фанфарон
И фантазер. И фон барон.
Фразер. Позер. – "Я огорчен", -
добавил он, отпив крюшон,
Отъев паштет. – "Но сесть на трон
Уже готов, сменив отца.
Не хлопайте… О, я польщен…
Виконт, подлейте-ка-сь винца…"
И он издал короткий стон.
И краска схлынула с лица.Кинжал в груди, изогнутый змеей,
И черной крови сгустки – как лягушки
Попрыгали под стол. "Друг нежный мой,
Закрой очаровательные ушки,
Зажмурь глаза: прекрасными глазами
Не нужно видеть губ, седых от пены", -
Лаская ногу выше от колена,
Шептал жене маркиза паж Нарцисс.
"Бастард!" – кричал тем временем маркизДе Георгин, придворный чистоплюй,
Пиная труп вельветовой туфлей.
"Долой плебеев – мой девиз", -
Пиная труп, хрипел маркиз,
Трясясь как лист,
Тряс тело он за воротник,
Трещал батист,
Вокруг же бледная толпа,
Тиха
И тишину толпы слегка
Корежил треск воротника."Вы мой народ! – Маркиз вскричал,
оставив тело, взяв бокал, -
Вся многоцветная страна!
(Виконт, плесните же вина.) -
Как стану вашим королем,
Так будет голод утолен,
Умрет нужда. И никогда
Мой сын не вспыхнет от стыда:
Мой сын зачат моей женой,
И веселись, народ честной,
Ин вино веритас, народ,
Как Блок сказал. Всяк нынче пьет,
Вся ваша истина в вине.
"Нет. Истина в твоей жене.
Ты глуп – как курица, маркиз,
И стар, и лыс, и всем смешон", -
Сказал изящный паж Нарцисс -
Любимый сон счастливых жен,
В корсажах юных баловниц
Грудями стертый медальон, -"Как справедливо ты подметил,
Твой сын зачат твоей женой -
Но не с тобою, а со мной,
И это каждый скажет в свете".
– Ты не докажешь этот бред.
– Мон Дьё! И чтобы да, так – нет,
Я – с радостью. Внимайте, слуги,
Любезный друг. В паху супруги
Сыщите родинку с пятак.– Молчать. Как смеешь ты, сопляк!
Раздеть мою жену, – вскричал Маркиз,
И головою вниз явить народу!– К чему же сразу головою вниз?
Фи. Нет. У вас не царская порода.
Вам шах и мат. Вы, то бишь ты
Ступай-ка в сад. Бодать кусты.
Как раз хорошая погода.