Господин Шульц . Нуждаюсь в такой отраде в немногие минуты досуга. Почтительнейше прошу взвесить: мы, организаторы тыла, всегда наготове. Нервы вечно напряжены. Неусыпные заботы, ответственность. Например: в твоем распоряжении железо, сахар, селитра, глицерин. Что делать? Поставлять сковородки домашним хозяйкам или Гинденбургу - пушки? Сахар для варенья, селитру для копчения, глицерин для женских ручек или все это Людендорфу на военные нужды? Проблема! Дилемма! Флюгер. Геракл на распутье.
Кстати, рассчитываю на небольшое одолжение, господин тайный советник. В вашем ведомстве работает один господин. Он во что бы то ни стало хочет вырвать для потребительских надобностей пару тысяч тонн сахару, реквизированных мною. Чушь! Пусть народ поглощает немножко меньше повидла. Главное, чтобы наши доблестные фронтовики и так далее.
Ну-с, так когда же Анна-Мари будет иметь честь видеть вас у себя?
Тайный советник . Вы серьезно хотите это устроить? Чудесно! Чудесно! А что касается сахара, то мы уж как-нибудь урезоним нашего друга народа. Нельзя же вечно потворствовать излишествам черни!
Анна-Мари (возвращается, залпом выпивает шампанское). Горю!..
Тайный советник . Чудесно. Монада. Врожденная гармония в движениях.
Господин из австрийского посольства (аплодирует двумя пальцами). Прэ-е-лестно. Прэ-е-лестно. Стиль Кокошка.
Господин Шульц . Одобряю. Темп. Движение. Мотор в крови.
Изобретатель центрального охлаждения (снова начинает рассказывать). О невезении я могу сложить целую поэму. До войны я жил в Бангкоке… приспособить тропики для европейца… система центрального охлаждения… а теперь, в Центральной Европе…
Шансонетка в костюме сестры милосердия. Поет куплеты.
Раненый появляется. Бледный, очень молод. Оглядывается.
Нерешительно подходит к соседнему столику.
Кельнер (враждебно). Что угодно господину?
Раненый . Кружку пива, пожалуйста.
Кельнер . Пива у нас нет. Только шампанское.
Шансонетка (поет припев).
Да, красный крест мой стяг.
Да, я решила так.
Да, красный крест,
Да, красный крест,
Ура, ура, ура!
Господин из австрийского посольства {аплодирует двумя пальцами). Прэ-э-э-лестно. Прэ-ле-стно.
Шансонетка поет вторую строфу.
Раненый (медленно, в раздумье). Ну что ж, тогда, пожалуй, придется уйти.
Анна-Мари (с момента появления раненого все время с интересом следит за ним). Посмотрите-ка.
Господин Шульц . Что там такое? Ну да, конечно. Никакого такта у этих парней. Одичали на фронте. Мозолят глаза своим видом. Для чего, я вас спрашиваю, оплачиваются все эти дорогие госпиталя и лазареты?
Анна-Мари . Я не хочу, чтобы он так ушел.
Тайный советник (пылко). Ну, конечно же, конечно же, мы позовем нашего воина сюда, сударыня. Сочувствие раненым героям - высшая добродетель немецких женщин.
Господин Шульц (пожимает плечами). Рецидив настроений в стиле мадонны. (Тайному советнику.) Как вам угодно. Эй, вы! Фронтовик. Камрад! Герой! Присаживайтесь к нашему столу.
Раненый оглянулся и, не останавливаясь, идет дальше.
Анна-Мари (догоняет его почти у дверей; настойчиво, тихо). Мы не хотели вас обидеть. Мы очень просим вас.
Раненый . Что ж, если это так… (Следует за ней.)
Господин Шульц . Ну, первым делом хорошенько смочить горло. Вам, надо полагать, немножко странно здесь, а? После грохота и мерзости фронта вдруг мирные, солидные бюргеры уютно сидят за стаканом вина. Цветник красивых женщин. Песенка. День для труда, вечер для отдыха. Вечерний досуг. Ну-с, а теперь расскажите нам что-нибудь вы.
Раненый . Нет. Мои рассказы здесь не к месту. Я не стану ничего рассказывать, пока эта девка там распевает.
Неловкое молчание.
Господин Шульц . Ого-го! Вот это называется - рубить сплеча. (Шумно.) Люблю гордых испанцев. Не хотите рассказывать - не надо. В конце концов зачем отбивать хлеб у военных корреспондентов?
Пауза. Слышно лишь пение шансонетки.
Шансонетка .
Да, красный крест мой стяг.
Да, я решила так.
Да, красный крест,
Да, красный крест,
Ура, ура, ура!
Раненый . Я лучше пойду. Я только мешаю.
Тайный советник . Что вы, что вы. Герой - всегда желанный гость.
Господин Шульц . Даже если он лишен салонных манер.
Анна-Мари . Я вас не хотела обидеть. Верьте мне, прошу вас. (Протягивает ему руку.)
Раненый (берет ее руку). Благодарю. (Уходит.)
Господин Шульц (качает головой). Сумасшедший дом.
Тайный советник . Очаровательно. Очаровательно. Подлинная немецкая женственность.
Шансонетка (повторяет припев).
Красный крест сюда,
Да, этим я горда.
За красный крест, за красный крест
Ура!..
Господин из австрийского посольства (аплодирует двумя пальцами). Прэ-э-э-лестно. Прэ-э-э-лестно.
9
Крестьянский двор. Отец Томаса - старый крестьянин, одет в полугородской костюм; суровое, недоверчивое лицо.
Старик чинит деревянные грабли.
Анна-Мари (входит). Вы - господин Матиас Вендт?
Отец Томаса . Да.
Анна-Мари . Я знакома с вашим сыном.
Отец Томаса . Приходит много людей, которые знают моего сына.
Анна-Мари . Здесь, значит, он родился. (Осматривается. Широкий холмистый ландшафт. Вдали - смутные очертания гор.)
Отец Томаса (с мягкой насмешкой). У нас тут и глядеть не на что, фрейлейн.
Анна-Мари (взглядывает на него). Не любопытство привело меня сюда.
Отец Томаса . Было бы умнее, если бы он остался здесь. Скот не бывает благодарным или неблагодарным. Пашня не бывает благодарной или неблагодарной. Люди же всегда готовы убить того, кто хочет им добра.
Анна-Мари . Он в списках пропавших без вести. Я очень беспокоюсь.
Отец Томаса . Беспокоиться нечего.
Анна-Мари . Вы что-нибудь знаете о нем?
Отец Томаса (тихо, ровно). Я его вижу.
Анна-Мари . Вы его видите?
Отец Томаса . Да, иной раз. Томас лежит на дне глубокой ямы. Он бледен и не может шевельнуться. Время от времени сверху скатываются комья земли.
Анна-Мари (наклонившись вперед, напряженно слушает). Вы это видите?
Отец Томаса . Он не один. Но никто не может ему помочь. Он шевелит губами. Он говорит…
Анна-Мари . Что он говорит?
Отец Томаса . Он говорит: "Не забывайте". (Безразлично.) Ну, мне пора. (Берет грабли.) До свиданья, фрейлейн. (Удаляется.)
Анна-Мари . На эти деревья он лазил, по этим лугам он бегал, срывал, может быть, цветок, от которого произошел вот этот. О Томас, я могла бы умереть за тебя, когда тебя нет со мной. А когда ты со мной, у меня нет ни одного слова для тебя.
10
Улица. Торопливо идущие люди.
Раненый (стоит на углу). Все куда-то торопятся, все чем-то заняты. Как ни в чем не бывало. На уме - дела, женщины, развлечения. Разве эти люди не знают, что все они у меня в долгу? Ну, не наглость ли это? Они смотрят сквозь меня, точно и я - частица этой улицы. Подойти бы вон к тому толстяку с самодовольной рожей, ткнуть его в пузо: "Эй, дружок. Руку у меня оттяпали, видите? Вы должны мне руку". Воображаю, как бы он вытаращил на меня глаза!
Анна-Мари приближается.
Раненый (уставившись на нее). Заметит ли она меня? Нет. И она, конечно, пройдет мимо.
Анна-Мари (замечает, останавливается, колеблется, быстро подходит). Почему вы стоите здесь? Ждете кого-нибудь?
Раненый . Да, жду.
Анна-Мари . Жаль. А я хотела попросить вас проводить меня. Я должна вам кое-что сказать.
Раненый . Я не жду кого-нибудь определенного.
Анна-Мари (про себя). У него лоб Томаса. Вы проводите меня?
Раненый . Вы хотите, чтобы я пошел с вами?
Анна-Мари . Да.
Раненый (оглядывая свою потертую военную форму). Вот в таком виде мне можно пойти с вами?
Анна-Мари . Да, конечно. Идемте.
Раненый (возбужденно). Подумайте только, какой я дурак. Я стоял здесь и смотрел на людей и думал: люди злы, думал я, люди неблагодарны, бессовестно неблагодарны. Но вы посмотрите на ту девушку. Какие у нее добрые, веселые глаза. А этот седой господин, верно, ни одного нищего не пропустит, чтобы не подать ему. Люди вовсе не злы. Только загнанны, только забот у них ужасно много. Люди друг другу помогают, люди добры. Надо только поближе к ним присмотреться.
Анна-Мари (улыбаясь его горячности). Ну, конечно, конечно. Идемте же.
11
Южная Италия. Пустынный ландшафт. Ширь. Вдали море.
Знойное солнце, вибрирующий воздух. Античный храм.
Видны только высокие ступени и подножие облупившихся колонн, землисто-серых, огромных: все это - на фоне глубокой синевы неба.
Томас (сидит на ступеньках, один, сгорбившись, затерянный в огромном просторе ландшафта). Если ты обрек меня на деяние, боже, зачем ты связал мне руки, забросил сюда, окружил меня соблазнами? Здесь слышен голос моря, здесь земля звенит, здесь кровь моя пульсирует в ритме стиха. Я не могу заглушить свои песни, они звучат все громче. Глаза мои наполнены страданием тысяч. Но я не пал духом. Я проникся муками каждого солдата. Ибо ты так повелел, боже. Неужели же все это напрасно?
Я не могу больше вынести этой звенящей тишины. Она растворяет крик, живущий во мне, крик миллионов, которым я нужен. То, что я с такой мукой вырвал из моего сердца - певучая красота, равнодушная, безжалостная, - она опять со мной.
Унеси меня из этой страны, боже. Открой мне путь к деянию, к которому ты приговорил меня. Защити меня от меня самого, боже.
Незнакомый пожилой господин (появляется на нижней ступени храма. Одет во все белое. Носит темные очки). Вы из немецких военнопленных?
Томас . Да.
Незнакомец . Почему вас в числе других не послали на водопроводные работы?
Томас . Я болен.
Незнакомец . И вас никуда не переводят из этой малярийной местности?
Томас . Я надеюсь, что вскоре буду обменен. Вы - член следственной комиссии?
Незнакомец . Нет. Я произвожу здесь раскопки.
Томас . Во время войны?
Незнакомец . Прошлое остается все тем же прошлым, несмотря на войну.
Томас . Чудовищное настоящее обрушилось на все живое, а вы роетесь в прахе прошлого?
Незнакомец . В этих местах стояли большие города, велись сражения, государства возникали и рушились, бурлило тщеславие, стонали рабы, сверкало искусство, наживалась алчность, жажда деятельности толкала людей за моря. А для чего? Для того, чтобы я стоял здесь, растирал между пальцами щепотку пыли и размышлял.
Я не хочу быть одним из миллиардов, которые для будущего человека явятся щепоткой пыли и пищей для минутного размышления; я предпочитаю быть тем, для кого эти миллиарды жили.
Томас . Что это? Бред? Вы, сударь, усвоили себе философию, которая парализует всякое хорошее побуждение. Борьба против войны - это не бессмыслица! Она не может быть бессмыслицей!
Незнакомец (прислонившись к колонне; тихо). Действие загрязняет душу. Лишь созерцание - благо.
Томас . Я не мог бы жить, если бы это было так. Все во мне кричит: иди и действуй!
Незнакомец . Видите ли, молодой человек, и я когда-то "действовал".
Я входил в правительство одной из наших колоний. Что это значит, здесь, в этой части света, имеют лишь слабое представление. Тамошние правители обладают большей властью, чем любой король в Европе. Я стоял перед вопросом - посылать или не посылать войска для покорения одного ненадежного горного племени. Я послал войска, я начал войну. Тысячи людей погибли. Но я победил. Край был усмирен. В нем стали насаждать цивилизацию: построили железные дороги, школы, больницы, комфортабельные гостиницы. Был организован транспорт, торговля, лучшие памятники искусства отправлены в европейские музеи… (Он умолкает - неподвижная, белая фигура на фоне одной из колоссальных коричневатых колонн. Тишина. Зной.)
Томас . А дальше?
Незнакомец . Удовлетворения, однако, я не чувствовал. Я подал в отставку и вернулся в Европу.
Я сидел в своем парке, прекраснейшем парке, унаследованном мною от многих поколений. Я сидел и размышлял. Все мои предки были энергичными людьми. Среди них были воины, мореплаватели, крупные государственные деятели. Школьники заучивают их имена, вписанные (с мягкой иронией) "в анналы истории", как принято говорить. Не удивительно, стало быть, что я предпринял упомянутую экспедицию. (Снова умолкает.)
Томас, сгорбившись, сидит неподвижно.
Незнакомец . Спустя три года я сделал удивительное открытие.
Горцы, о которых я рассказывал, посылали в Европу послов. Без моего ведома. К очень высокопоставленному лицу. С трепетной просьбой - отменить мою карательную экспедицию. Высокопоставленный господин был растроган и собирался предпринять известные шаги, ибо в ту пору он читал филантропические книги. К тому же судьбой горцев заинтересовалась и некая чувствительная дама, близко стоящая к означенному господину. Но господин был еще и спортсменом, а в эти дни яхта его потерпела поражение на гонках. Это поглотило его внимание, и он упустил из виду дело горцев или даже совсем забыл о нем.
Томас . Что же было дальше?
Незнакомец . Ничего не было.
Будь сила ветра в тот день на одну десятую балла больше или меньше, сманеврируй команда яхты чуть ловчее, - и я бы не двинул моей карательной экспедиции, не погибли бы тысячи людей, не были бы построены железные дороги, ребят этого народа не посылали бы насильно в школы, музеям пришлось бы обойтись без драгоценных произведений искусства. И, возможно, остался бы на моем посту в колониях, "действовал" бы уже не столь энергично и был бы, следовательно, лишен удовольствия познакомиться с вами. (Прикасается к шляпе.)
Томас . Кто вы?
Незнакомец . Некто, изменивший лицо мира в результате простой случайности. (Кланяется и уходит.)
12
У Анны-Мари. Убранство комнаты нарядное, несколько кричащее, в крайне современном вкусе.
Анна-Мари (входит с раненым). Идемте. Не бойтесь. Я вас не съем.
Раненый (нерешительно следует за ней). Вы подобрали меня на улице. Вы меня не знаете, вы добры ко мне. Какую цель вы преследуете?
Анна-Мари . Я чувствую, что с вами поступили несправедливо. Это все.
Экономка появляется на ее звонок.
Анна-Мари . Луиза, подайте нам что-нибудь вкусное. Холодное мясо, сыр, торт - все, что есть в доме. Чай я приготовлю сама.
Раненый (с внезапной подозрительностью). Богатые произносят пышные речи, похлопывают нас по плечу, угощают на вокзалах жидким кофе и дешевыми сигаретами. Издеваются они над нами, что ли? (Настойчиво.) Ведь вы не такая, правда?
Анна-Мари . А если бы я была такой?
Раненый с ужасом смотрит на нее, собирается встать.
Анна-Мари . (Смеется над его наивным испугом.) Успокойтесь. Просто вы мне нравитесь.
Раненый . Извините. Но богачи обычно соловьем разливаются: ты, мол, и герой, и кровь свою проливал, и всякое такое. А когда протягиваешь руку за помощью, никого дома нет. Все это так бессмысленно. Ты - калека, женщины даже не хотят смотреть на тебя, сам себе становишься в тягость. За что? Кто теперь верит в отечество? Вы верите в отечество?
Анна-Мари . Может быть, в этом все-таки есть какой-то смысл. Я помню одно стихотворение. Называется "Мы ждем".
Раненый . А, знаю. Это Томаса Вендта. Да. Хорошее стихотворение. Но иной раз, когда вспомнишь, что ты калека, - никакое стихотворение не помогает.
Анна-Мари . Ну вот. Чайник закипел. Посмотрим, что нам принесла Луиза. Гм. Неплохо. (Ест. Протягивает ему.) Закусывайте.
Раненый . Здесь так уютно, так хорошо. Красивые вещи вокруг. (Показывая на маленькую статуэтку.) Как этот дикарь язык высунул!
Анна-Мари . Это редкая вещь. Привезена с Явы.
Раненый . Странно. Чего только не бывает на свете. Вот сидишь - и около тебя красивая девушка, и она кормит тебя всякими вкусными вещами. Странно.
Анна-Мари . Сколько вам лет?
Раненый . Девятнадцать минуло. Какие у вас белые, руки. Я хотел бы дотронуться до них.
Анна-Мари . Почему вы этого не делаете?
Раненый . Вы хотели мне что-то сказать.
Анна-Мари . Да. Хотела. (Гладит его по волосам.) Но вы дрожите весь.
Раненый . Я дрожу?
Анна-Мари встает. Ходит взад и вперед.
Раненый . (Следит за ней взглядом.) Я никогда не знал настоящей девушки. Только таких - с улицы. В этом городе живет одна девушка, она когда-то любила меня. Но такой, каким я стал, я все не могу решиться пойти к ней. Вот уже шесть дней… (Умолкает, не спуская глаз с Анны-Мари.)
Анна-Мари . Почему вы замолчали? Как вас зовут?
Раненый . Пауль.
Анна-Мари (стоит перед зеркалом, старается поймать в зеркале его взгляд, медленно.) Когда ты меня наконец поцелуешь, Пауль?
Раненый целует ее шею, плечи, грудь.
Господин Шульц (входит с тайным советником). Простите. Мы помешали.
Тайный советник . Тысячу извинений. Следуя настойчивому приглашению господина Шульца…
Раненый . Кто этот господин? Что угодно этому господину? Какие права у этого господина? Неужели вы тоже из… из таких?
Анна-Мари (Шульцу). Как вы смели без предупреждения?