Худрук. Слушай, Танцор, ты бы сбавил драйва чуть-чуть, а то каблуков не напасешься.
Танцор. Да я нечаянно.
Худрук. За нечаянно бьют отчаянно. Что-то тебя последнее время как-то слишком много стало, прямо спасу никакого, и все не по делу. А как репетиция, так с фонарями искать надо.
Танцор. Я в пробку попал.
Худрук. Ну-ну. Пробка-то от шампанского хоть была? Шарик смотри не забудь убрать, а то опять выговор схлопочешь.
Уходит.
Танцор. А вы вчера…
Она. Да?
Танцор. Прошу прощенья, что заставил ждать.
Она. В смысле?
Танцор. Ну, на репетицию вчера… Постараюсь больше не опаздывать.
Она. Да это ерунда.
Танцор. Я пораньше завтра приду. А если в пробку попаду…
Она. От шампанского?
Танцор(улыбается). От мартини. В общем, если что, можно позвонить вам?
Она. Конечно.
Танцор. Значит, я буду звонить вам иногда. Хорошо?
Она. Буду рада. А почему "вам"? Мне казалось, мы на "ты".
Танцор. Ну да, то есть… В общем, пошел я, занятия пора начинать. А то и туда опоздаю.
Она. Удачи.
Танцор. Благодарю.
Уходит, с полпути возвращается.
Так значит, на "ты"?
Она. Если ты не против.
Танцор. Да нет, я наоборот… Ладно, побегу – девчонки ждут.
Уходит.
Она. "Благодарю…" Почему я так волнуюсь? Ведь абсолютно ничего не случилось. Ну влюбился… Ну, мне тоже нравится. Дальше что? Ведь что у нас с ним может быть? Мы же разные люди, просто до несовместимости. Варьете, клуб "Корвет"… ночной мотылек. Да нет, это просто эпизод, каприз художника. Скоро пройдет. Нам и говорить-то с ним, наверно, не о чем будет. Что ж я так волнуюсь?
Появляется Механик.
Механик. Вот думаешь, почему я пью?
Она. Ой! Вы меня напугали.
Механик. Нет, ты скажи, почему?
Она. Не знаю. Люди пьют от разных причин.
Механик. Нету причин у меня никаких. И никогда я не пил. Не веришь?
Она. Верю.
Механик. Не веришь… А я не пил нисколько, пока сюда не попал. Не веришь?
Она. Да верю, верю.
Механик. Думаешь, я пьяный? Да? А я не пьяный. Просто меня трясет уже от ДК от этого. Что тут творится, даже сигнализация не выдерживает. Не выносит сигнализация, кричит все время. Они все на меня: не кури на сцене да не кури в подвале. Дескать, она дыма не любит. Плевала она на дым! Она другое совсем чует. Не веришь?
Она. Верю, верю.
Хочет уйти, Механик ее останавливает.
Механик. Не веришь. А если хочешь знать, в прошлом году нас совсем закрыть хотели. Здание, говорят, аварийное. Крыша, говорят, обвалиться может просто в любой момент, вот так вот. Или сквозь пол провалимся все.
Она. А по-моему, это аварийное здание всех нас еще переживет.
Механик. Эх ты, кукла! Что говоришь, сама не знаешь что. Сигнализация, думаешь, дура? Она зря кричать не будет. И Кошмар нервный стал, все по углам прячется. Я бы ушел отсюда, да Герцог мой паспорт в сейфе арестовал.
Она. Это как?
Механик. Да я его на той неделе на лестнице выронил. А эта стерва нашла и Герцогу отдала. А Герцог говорит…
Она. Слушайте, а что это за Кошмар?
Механик. Вот сразу и видно, что ничего не соображаешь. А туда же, рассуждать. Кошмар тут самый главный человек у нас.
Она. Да кто он такой?
Механик. Ничего, придет время – познакомишься.
Она. Тут люди странные такие… и вообще, очень интересно тут.
Механик. Куда уж интереснее.
Она. А вы ведь здесь всех знаете?
Механик. Наизусть.
Она. Скажите, а вот Танцор…
Механик(перебивает). Да что Танцор! Вот стерва эта прошлой весной с дрянью той поссорилась…
Она. Кто-кто?
Механик. Да какая разница. Стерва эта, Худрук. Все чего-то не поделят, все мало им. Весной прошлой притащила целую сумку живых лягушек и Главбуху в кабинет выпустила. Дрянь-то эта, Главбух-то, дверь открыла, а там лягушки по всему кабинету скачут. Представляешь?
Она. Честно говоря, не очень.
Механик. Это еще что! Лягушки-то заговоренные были. Та дрянь потом вся бородавками обросла.
Она. Да бросьте вы, нет у нее бородавок.
Механик. Это теперь нету. Она тоже приколдовывает. Заговор нашла и свела их в два счета. На Уборщицу перевела. Она и мается теперь с бородавкой своей на носу. Опять не веришь?
Она. Ну, в общем…
Механик. Не веришь. А зря. Тут у нас, знаешь… Тут место такое. Тут, если хочешь знать, кладбище раньше было. Кладбище-то срыли, а ДК этот наш и построили. Вот у нас и не понять теперь без бутылки нипочем, на каком ты свете.
Она. Тут раньше лес был. Я для сценария материалы смотрела, для юбилея. Тут был сосновый лес, его вырубили. А немного до сих пор осталось, у ДК вон растут сосны.
Механик. Читала она. Они там тебе напишут, только читай. Кладбище было тут. Я-то постарше тебя, так еще помню.
Она. Так ДК-то строили еще в тридцатые. Вам же не сто лет, что вы можете помнить?
Механик. Мне шестьдесят лет, а помню я, что люди рассказывали. А когда психов сюда эвакуировали…
Она. Каких еще психов?
Механик. Обыкновенных. Не знаешь, какие психи бывают? Психушку эвакуировали в войну и в ДК разместили. Тоже, скажешь, неправда?
Она. Был тут госпиталь во время войны, это точно.
Механик. Ну вот видишь. Зря, что ли, у нас тут ненормальные одни работают? Дурдом, он если где поселится, то уж навек.
Она. Так обыкновенный был госпиталь. Раненых тут лечили, с фронта. Я и фотографии видела. Даже тут, на сцене, койки стояли.
Механик. А какие я тут по ночам фотографии вижу, так и не дай Бог.
Она. А вы действительно тут живете, прямо в ДК? Мне Худрук говорила.
Механик. Говорить-то легко, а вот поживи тут. Летом вот как-то, не так и поздно было, часа, может, два, а может, меньше. Так наверху, в правом крыле, знаешь, где звукозапись? Радиста хозяйство. Как завизжат они, как заверещат дурными голосами – у меня аж мороз по коже. Смотрю, Кошмар выскочил как ошпаренный, и дёру вниз. Я тоже думаю, куда бы мне сорваться, да не успел. Смотрю, идет. Страшная, лицо кривое, вместо глаз черные впадины. И веришь, голая вся. Как есть вся, трусы одни надеты, да и тех не разглядеть. А рот красным вымазан. Идет и воет. Не знаю, как не помер на месте. Думал, точно упырь какой или того хуже. А это, представляешь, Радист опять к себе девок привел, так они передрались там у него по пьяни. Я его чуть не убил потом.
Она. Да не может этого быть. Все-таки муниципальное учреждение.
Механик. Оно и видно, что муниципальное учреждение. Ты тут еще без году неделя, не понимаешь ничего. Это учреждение уже двадцать пять раз купили и продали, а оно все муниципальное. Тут знаешь какие деньги крутятся, аж сказать страшно. Не может быть! Сказанула. Да тут, если хочешь знать, все что угодно может быть.
Она. Да, вы знаете… Как ни странно, и у меня такое впечатление. Здесь все возможно. Так и ждешь невольно какого-то чуда.
Механик. Дождешься, не бойся. Мне вон зарплату мою же в руки не дают, чем не чудо?
Она. Ну так вы же…
Механик. Что я же? Могу я без денег жить, а? Мне ведь есть-пить надо? А она говорит, я лучше тебя знаю, что тебе надо, и деньги мои присвоила. Ну вот скажи, ну можно так жить? А?
Она. Грустно, конечно.
Механик. А ты бы стерве-то этой и шепнула бы. Скажи, загибается человек без денег.
Она. Вы меня извините, но…
Механик. А не дашь тогда рублей сто взаймы? Я с получки отдам.
Она. Нет, не могу. Не обижайтесь.
Механик. Да чего обижаться. Ладно, пойду я. У меня там дел полно, а я тут с тобой разговорился. Увидимся еще.
Она. Да, конечно, увидимся.
Механик собирается уходить, замечает шар.
Механик. Нет, этот Танцор все-таки меня поражает. Опять шарик не убрал. Он что себе думает? Я за него буду убирать, что ли?
Уходит.
Она. Да что они все с шаром этим к нему привязались? Как будто он обязан ерундой этой заниматься. Нашли крайнего.
Уходит, катя перед собой шар.
Через несколько дней
Уборщица моет сцену. Входит Шестерка.
Шестерка. Никого нет еще?
Уборщица. Худрук заходила.
Шестерка. А этот?
Показывает в сторону радиорубки.
Уборщица. Вместе с Худруком и ушли. В бухгалтерию вроде зачем-то.
Шестерка. Понятно. А что новенького?
Уборщица. Премии не будет опять.
Шестерка. Не будет?
Уборщица. Спецсчет-то пустой. Хапают, как в прорву. Никак не нажрутся, прости Господи. А ты работай за голый оклад, грязь выгребай.
Шестерка. А вы случайно не слышали, кто на юбилее ведущим будет? Что говорят?
Уборщица. Делать мне нечего, только разговоры ваши слушать. По мне, так и совсем бы не было юбилея этого. Вам, может, деньги, а мне только работа лишняя да нервы.
Входит Танцор.
Уборщица(Танцору). Явился?
Танцор. Как видите. А что?
Уборщица. Ты за девчонками своими когда смотреть будешь?
Танцор. Ну что опять?
Уборщица. Семечками весь пол вчера заплевали.
Танцор. Где? В зале?
Уборщица. В коридоре.
Танцор. Здрасьте. В коридоре кто только ни ходит, почему сразу к нам претензии?
Уборщица. Убирай тут за вами за всеми. Тут пыли только одной за кулисами, у меня на пыль на вашу аллергия. Я уже вся красная и чихаю вся!
Забирает ведро со шваброй и уходит.
Шестерка. Ты что телефон не берешь? Весь вечер вчера тебе звонила.
Танцор. Занят был.
Шестерка. А перезвонить не судьба? Может, у меня дело срочное.
Танцор. Что еще за дело?
Шестерка. Ты как в следующий вторник?
Танцор. Как всегда.
Шестерка. Значит, в три часа сможешь?
Танцор. Смотря что.
Шестерка. Корпоратив.
Танцор. Сколько?
Шестерка. Три.
Танцор. Фи.
Шестерка. Сколько дают. Тебе что, деньги не нужны?
Танцор. Между прочим, ты нам еще за тот раз должна.
Шестерка. Не заплатили они еще, сказала же. Так что во вторник?
Танцор. Ладно, поговорю с девчонками и тебе отзвонюсь.
Шестерка. Ты отзвонишься, как же. Я уж лучше сама тебе позвоню завтра пораньше.
Танцор. Пораньше – это во сколько? Опять в восемь? Вот этого не надо. Не раньше одиннадцати.
Шестерка. Скажите барин какой. Я вот в шесть утра встаю каждый день.
Танцор. А я вот нет.
Шестерка. Ну, если тебе деньги не нужны…
Входят Худрук, Секретарша, Она.
Худрук. Кому тут деньги не нужны? Отдайте мне. Мне всегда пригодятся.
Шестерка. Слушайте, а говорят, на спецсчете денег нет опять?
Секретарша. Не знаю. Герцог Евграфович запретил обсуждать финансовые дела с посторонними.
Танцор. Ну очень интересно получается. Как за сцену отвечать, так я свой, а как спецсчет, так я сразу посторонний.
Худрук. Чтобы на спецсчете были деньги, работать нужно.
Танцор. Ну конечно, я тут отдыхаю всю дорогу, в свое удовольствие.
Худрук. На твой последний концерт, лапка моя, билетов было продано сам знаешь сколько. Электричества больше нагорело. Вот тебе и спецсчет.
Шестерка. Слушайте, а кто-нибудь в курсе, кого на юбилей ведущим поставят?
Худрук. А тебя почему волнует? Ты своим делом занимайся.
Входит Герцог.
Герцог. Все собрались?
Худрук. Все.
Секретарша. Все, Герцог Евграфович.
Герцог. Радиста не вижу.
Худрук. Да там он, у себя.
Герцог. Особое приглашение нужно? Я сказал, на сцене сбор.
Голос Радиста. Мне и здесь все отлично слышно.
Худрук. Давай уже, спускайся.
Голос Радиста. Мне здесь удобнее.
Шестерка. Да что это такое? Что он себе позволяет!
Голос Радиста. Не ори.
Герцог. А где Завхоз?
Худрук. Сейчас подойдет.
Герцог. Правильно. Как зарплату получать, так ни один не откажется. А как на рабочем месте свои обязанности…
Голос Радиста. Я как раз на рабочем месте.
Герцог. Хоть бы один пришел бы и честно сказал: я не справляюсь со своими обязанностями, понизьте мне разряд.
Танцор. А кто не справляется?
Герцог. Да никто не справляется. Юбилей вон на носу уже, а все спят в хомуте. Своими делами заняты. Я все знаю, кто в каких кабаках танцует, кто где себе десятую работу нашел. При деле все, а тут хоть трава не расти. Ничего, скоро у нас новый устав будет. Автономное учреждение культуры. Платить вам тогда буду в зависимости от творческого вклада. Кто зарабатывает деньги для ДК, тому процент. А кто только свет на репетициях жечь умеет, с того вычту еще.
Танцор. Должен же я видеть, что у меня на репетиции делается. Я не сова, у меня ночного зрения нету.
Худрук. Молчал бы лучше сидел, пока тебя не трогают.
Входит Завхоз (тихонько, стараясь не обратить на себя внимания).
Герцог. Ага! Опаздываем?
Завхоз. Никак нет! Задержался на боевом посту!
Герцог. Ну-ну. Ладно, присоединяйся к кворуму.
Шестерка. А можно вопрос?
Герцог. Давай.
Шестерка. А кто на юбилее ведущим будет?
Герцог. А что? Свою кандидатуру предлагаешь?
Шестерка. Предлагаю. А что, нельзя?
Герцог. Можно. Даже нужно. Интересное предложение. Ладно, я подумаю. (Худруку.) А почему эскизов сцены нет до сих пор?
Худрук. Есть. Вчера уже были.
Герцог. А почему я не видел?
Секретарша. У вас в папке на столе лежат, Герцог Евграфович.
Герцог. Ладно, посмотрю. А какие идеи по сценарию? Есть мысли какие-нибудь?
Худрук. Есть предложение слегка поменять концепцию.
Герцог. Да? Это интересно. Рассказывай.
Худрук. Я думаю, гораздо органичнее будет выстроить сюжет по историческому принципу. Как все начиналось, как завод строился, что в войну было…
Герцог. Ну вот опять. Я же ясно сказал: креатив нужен. Заштамповались все, смотреть противно. Каждый раз одно и то же. Вот сидит новый человек. Кстати, ответственный за сценарий. Должен быть свежий взгляд. Что скажете?
Она. Я тоже думаю, логичнее рассказать об истории завода. Я смотрела материалы, там столько интересного, оказывается. И фотографий много, можно сделать хороший видеоряд. Вы же хотели медиа-экран. А креативность проявляется не в выборе материала, а именно в форме его подачи.
Герцог. Ну никак никто думать не хочет. История, фотографии! Сто раз было уже, не цепляет. Все малой кровью хотите. А надо душу вкладывать. Я же ясно задачу вам поставил: тематика должна быть про любовь.
Танцор. К экскаваторному заводу?
Завхоз. О экскаваторный завод, приди в мои объятья!
Шестерка. Какие вы пошлые все, ужас просто.
Танцор. Не понимаю, в чем пошлость.
Завхоз. Тем более завод уж лет десять как в бозе почил. Это уж, извините, некрофилия какая-то получается.
Худрук. Послушайте, ну хватит. Не превращайте оперативку в балаган.
Герцог. Вот именно. Прошу не забывать, что у нас есть заказчик. Это группа определенных лиц, которые купили этот почивший в бозе завод.
Худрук. Вот мы и напишем в финале, как они в поте лица завод возрождают.
Герцог. Ну что вы как дети, честное слово. В зале-то будут сидеть приглашенные ветераны. И просто жители района. Они ж не слепые. А тем более что эти самые группа лиц и есть те самые, кто завод развалил. Вы как представляете, им понравится?
Худрук. Все, поняла, вопрос снят.
Она. И все-таки… Конечно, заказчик есть заказчик, но надо и свою позицию как-то… А то им и про любовь не понравится, что тогда?
Герцог. Про любовь они утвердили. Креативно и воспитательное воздействие на молодежь. Тем более Валентинов день там близко по календарю.
Худрук. Не так и близко, юбилей-то у нас…
Секретарша. Двадцатого января юбилей у нас.