Миссис Винэбл. Ну, тогда вы не осел, нет, вы, разумеется, не осел, я ведь своим разговором могла любого осла оставить без задних ног, причем несколько раз… Но я должна была вам пояснить, что после того как минувшим летом я потеряла сына, мир тоже потерял очень много… А вам бы он понравился, да и он был бы очарован вами. Мой сын Себастьян не был каким-то снобом в семейных вопросах или в отношении денег, но вообще снобом он был, это правда. Да, он был снобом - ценил в людях личное обаяние, любил, чтобы все вокруг были красивы, и его всегда окружали молодые красавцы, где бы он ни был: здесь, в Новом Орлеане, или в Нью-Йорке, на Ривьере, в Париже, Венеции - везде он появлялся в окружении молодых и красивых талантов!
Доктор. Ваш сын был молод, миссис Винэбл?
Миссис Винэбл. Мы оба были молоды, доктор, молодыми и остались.
Доктор. Можно взглянуть на его фотографию?
Миссис Винэбл. Конечно, можно. Хорошо, что вам захотелось на него посмотреть. Я покажу не одну, а две фотографии. Вот. Вот мой сын Себастьян в костюме ренессансного пажа-мальчика на маскараде в Каннах. А вот он в том же костюме на маскараде в Венеции. Между этими фотографиями двадцать лет. А теперь скажите, которая старше.
Доктор. По виду эта.
Миссис Винэбл. Да, снимок, но не человек. Чтобы не стареть, нужно сопротивляться, тут нужны характер, дисциплина, воздержание. Один коктейль перед обедом, а не два, не четыре и не шесть, одна нежирная отбивная и лимонный сок к салату - и это в ресторанах с таким выбором!
(Из дома выходит мисс Фоксхилл.)
Мисс Фоксхилл. Миссис Винэбл, пришли… (В тот же миг в окне появляются миссис Холли и Джордж.)
Джордж. Привет, тетя Ви!
Миссис Холли. Виолетта, дорогая, а вот и мы.
Мисс Фоксхилл. Мать и брат мисс Холли.
Миссис Винэбл. Подождите наверху, в гостиной. (Обращается к мисс Фоксхилл.) Проводите-ка их наверх - пусть не стоят у окна, пока мы тут беседуем. (Доктору.) Давайте отъедем от окна. (Он везет ее на середину сцены.)
Доктор. Миссис Винэбл, а у вашего сына была… ну, что ли… частная, я хотел сказать, личная жизнь?
Миссис Винэбл. Я ждала, я хотела, чтобы вы об этом спросили.
Доктор. Почему?
Миссис Винэбл. Да потому, что слышала ее бред, правда, из чужих уст и в сильно приглаженном виде! Слишком больна была, чтобы туда поехать и послушать самой. Но я в состоянии понять, какой это страшный удар по репутации моего сына - мертвый-то себя уже не защитит! Его должна защищать я! А теперь сядьте и послушайте меня… (доктор садится) прежде чем слушать эту… когда она здесь появится. Мой сын Себастьян так и умер нетронутым. Это не значит, что его никто не домогался, вовсе нет. Но, скажу я вам, нам пришлось соблюдать великую осторожность, потому что его, с его наружностью и обаянием, часто преследовали - да кто только не преследовал! Но он все равно остался нетронутым. Повторяю - не-тро-ну-тым!
Доктор. Понимаю, что вы хотите сказать, миссис Винэбл.
Миссис Винэбл. И вы мне верите, правда?
Доктор. Да, но…
Миссис Винэбл. Что значит "но"?
Доктор. Быть нетронутым в таком возрасте… Сколько ему исполнилось минувшим летом?
Миссис Винэбл. Может, сорок… мы не считали его дни рождения…
Доктор. Итак, он был убежденным холостяком?
Миссис Винэбл. Еще каким - будто дал обет безбрачия! Звучит тщеславно, доктор, но я действительно была единственной в его жизни, кто удовлетворял все его желания, связанные с окружающими. Время от времени он расставался с людьми, бросал их! Потому что их… их отношение к нему не было…
Доктор. Столь чистым, как…
Миссис Винэбл…требовал того мой сын Себастьян! Мы были знаменитой парой! Все говорили не "Себастьян и его мать" и не "миссис Винэбл и ее сын", а "Себастьян и Виолетта". Например, "Виолетта и Себастьян сейчас в Лидо, они в отеле "Рид" в Мадриде. Себастьян и Виолетта, или Виолетта и Себастьян, сняли на лето дом в Биаррице" и тд. И каждое наше появление, каждый выход приковывал всеобщее внимание - всех остальных мы затмевали! Скажете - тщеславие? О нет, доктор, это нельзя назвать…
Доктор. Аяи не называю.
Миссис Винэбл. Это не было folie de grandeur - манией величия, это было само величие!
Доктор. Понимаю.
Миссис Винэбл. Такое отношение к жизни едва ли встречалось со времен Ренессанса, после того, как вместо королей и принцев во дворцах стали жить богатые лавочники.
Доктор. Понимаю.
Миссис Винэбл. Ведь что такое жизнь большинства людей? Это лишь тропки в дебрях, с каждым днем они плутают все больше и больше, и по ним никуда не выйдешь, только к смерти… (Слышится лирическая музыка.) А мой сын Себастьян и я - мы конструировали наши дни, каждый день, мы создавали каждый день нашей жизни как скульптуру. Да-да, мы оставили после себя вереницу дней, настоящую галерею скульптур! Но минувшим летом… (Пауза, а затем музыка продолжается.) Я не могу ему простить, даже теперь, когда он заплатил за это жизнью! Простить, что позволил этой бестии, этой…
Доктор. Девушке, которая…
Миссис Винэбл. Вы скоро ее здесь увидите! Да. Он позволил этой бестии - язык-то у нее как нож - уничтожить нашу легенду, память о…
Доктор. Миссис Винэбл, как вы думаете, почему она это сделала?
Миссис Винэбл. У идиотов не может быть разумных объяснений?
Д о к т о р. Да нет же - я имею в виду, что, по вашему мнению, ее к этому побудило?
Миссис Винэбл. Странный вопрос! Мы ее с ложки кормили и одевали - с головы до пят. Но разве за это говорят потом спасибо или хотя бы не ругают - да таких сейчас днем с огнем не сыщешь! Роль благодетеля хуже чем неблагодарная, это роль жертвы, священной жертвы! Да-да, доктор, они хотят крови, хотят вашей крови на ступеньках алтаря их вызывающего, жестокого "Я"!
Доктор. По-вашему, это что, обида?
Миссис Винэбл. Ненависть. В Сент-Мэрис заткнуть ей рот так и не смогли.
Доктор. Но, по-моему, она была там довольно долго - несколько месяцев.
Миссис Винэбл. Я хотела сказать "не смогли утихомирить". Ее все время несет! И в Кабеса-де-Лобо, и в парижской клинике - просто рта не закрывала, портя репутацию моему сыну. На "Беренгарии" - на ней она плыла в Штаты, - как только вылезала из каюты, ее сразу же начинало нести. Даже в аэропорту, когда ее сюда привезли, - но еще в скорую не втащили, чтобы отправить в Сент-Мэрис, - она уже успела кое-что растрепать. Вот ридикюль, доктор (берет матерчатую сумку), здесь куча всякого хлама, всякой ерунды - мешок для старух, а в старуху я и превратилась с минувшего лета. Откройте - у меня пальцы не гнутся - и достаньте портсигар и сигареты.
Доктор (делая и то и другое). Но у меня нет спичек.
Миссис Винэбл. По-моему, зажигалка на столе.
Доктор. Да, есть. (Щелкает зажигалкой - вспыхивает высокое пламя.) Господи, какой факел!
Миссис Винэбл(с неожиданно сладкой улыбкой). "Так доброе дело в испорченном мире сияет".
(Пауза. В саду мелодично поет птица.)
Доктор. Миссис Винэбл…
Миссис Винэбл. Да.
Д о к т о р. В последнем письме, на прошлой неделе, вы упомянули о… о чем-то вроде фонда, благотворительного фонда, что ли…
Миссис Винэбл. Я писала, что мои адвокаты, банкиры и другие доверенные лица устанавливают Мемориальный фонд Себастьяна Винэбла. Будем субсидировать работу молодых людей, таких, как вы. Тех, что раздвигают границы науки и искусства, но сталкиваются с трудностями финансового порядка. Ведь у вас есть такие трудности, а, доктор?
Д о к т о р. Да они, наверное, есть у всех. А моя работа - дело радикально новое, и ответственные за государственные фонды, естественно, пока боятся тратиться и держат нас на голодном пайке, таком голодном, что… Мне нужна отдельная палата для пациентов, нужны обученные ассистенты. Я хочу жениться, но не могу себе этого позволить! И, кроме того, есть еще проблема: где достать нужных пациентов, а не каких-то уголовников-психопатов, которых мне подбрасывает государство! Потому что мои операции… ну, рискованы, что ли… Не хотелось бы настраивать вас против моей работы в Лайонс-Вью, но с вами надо по-честному. Пока я оперирую с изрядной долей риска. Ведь когда в мозг проникает инородное тело…
Миссис Винэбл. Да.
Доктор. Пусть даже тонюсенький скальпель…
Миссис Винэбл. Да.
Д о к т о р. И пусть он в искусных пальцах хирурга…
Миссис Винэбл. Да.
Доктор. Все-таки остается изрядная доля риска.
Миссис Винэбл. Вы сказали, эти операции успокаивают пациентов, утихомиривают их - они вдруг становятся смирными.
Доктор. Да, это так - это мы уже знаем, но…
Миссис Винэбл. Так что же еще?
Доктор. Минует еще десяток лет, прежде чем мы сможем сказать, насколько прочны первые успехи операций, насколько длителен их эффект или он проходит. А особенно сильно меня преследует мысль: сможем ли мы когда-нибудь в будущем воссоздать полноценную человеческую личность или это всегда будет ограниченное существо, пусть и лишенное каких-то резких отклонений от нормы, но ограниченное? Вот так, миссис Винэбл.
Миссис Винэбл. Да, но какое это все-таки для них благо - стать просто спокойными, вдруг стать спокойными… (В саду мелодично поет птица.) После всего ужаса, после этих кошмаров просто иметь возможность поднять голову и увидеть (смотрит вверх и поднимает руку, показывая на небо)… небо, но не такое черное от хищных, жадных птиц, как небо над Энкантадас, а…
Доктор. Миссис Винэбл, а ведь я не могу поручиться, что после лоботомии ее перестанет, как вы сказали, "нести".
Миссис Винэбл. Перестанет или нет, но после операции-то кто ж ей поверит?
(Пауза, а затем негромкая музыка джунглей.)
Доктор (тихо). Господи! (Пауза.) Миссис Винэбл, допустим, после того, как я встречусь с девушкой, осмотрю и выслушаю ее историю, то есть эту болтовню, я все еще не приду к выводу, что состояние девушки настолько серьезно, что ее необходимо подвергать риску, и, может быть, нехирургическое лечение, такое, как инсулиновая терапия, электрошок и…
Миссис Винэбл. В Сент-Мэрис ей все уже сделали. А теперь остается только это!
Д о к т о р. А если я с вами не соглашусь?
Миссис Винэбл. Но это только полвопроса. Давайте заканчивайте.
Доктор. Вы по-прежнему будете поддерживать мои эксперименты в Лайонс-Вью? Иными словами: поддержит ли их тогда Мемориальный фонд Себастьяна Винэбла?
Миссис Винэбл. Но, доктор, своя-то рубашка всегда ближе к телу!
Доктор. Миссис Винэбл! (В окне между кружевными шторами появляется Кэтрин Холли.) Вы столь наивны, что вам и в голову не приходит, - конечно, не приходит! - что ваше предложение о субсидии можно истолковать как… ну как своеобразный подкуп, что ли.
Миссис Винэбл (смеется, откидывая голову). Называйте, как хотите, - мне все равно. Но запомните одно: она все рушит, а мой сын - создавал! А теперь, коль уж моя честность вас шокировала, забирайте свой черный чемоданчик - без субсидии - и давайте-ка из этого сада! Никто нас не слышал, были здесь только вы да я. Вот так, доктор Сахар!
(Из дома выходит мисс Фоксхилл.)
Мисс Фоксхилл (зовет). Миссис Винэбл!
Миссис Винэбл. Ну, что там еще, чего вы хотите, мисс Фоксхилл?
Мисс Фоксхилл. Миссис Винэбл, пришла мисс Холли с…
(Миссис Винэбл замечает у окна Кэтрин.)
Миссис Винэбл. Боже, она там, в окне! Я же вам сказала, чтоб ее не пускали больше в мой дом! Я же велела вам встретить их у двери и провести вокруг дома в сад. Вы что, оглохли? Теперь я просто не готова встречаться с ней. Пять часов, и я должна подкрепиться - выпить коктейль. Ввезите меня в дом… Как, доктор, вы еще здесь? А я-то думала, уже убежали. Поеду-ка к другому входу. (Доктору.) А вы, если хотите, можете остаться. Или убежать, если возникнет такое желание, или войти в дом - делайте что угодно, но ровно в пять я буду пить свой дайкири со льдом! А потом уже - к ней, лицом к лицу!
(Во время этого монолога миссис Винэбл медленно едет по саду; она похожа на величавый морской корабль, которому ветер дует в паруса, на пиратский фрегат или нагруженный сокровищами галеон. Доктор смотрит на Кэтрин, обрамленную кружевными шторами. Рядом с ней появляется сестра Фелисити и уводит девушку от окна. Звучит музыка: зловещие фанфары. Только сестра Фелисити успевает открыть Кэтрин дверь, как доктор вдруг срывается с места, пытается подхватить портфель, но промахивается. Кэтрин выбегает из дома, и они почти сталкиваются…)
К э т р и н. О, простите меня!
Доктор. Виноват.
(Кэтрин смотрит ему вслед, пока он входит в дом.)
Сестра Фелисити. Сядьте и успокойтесь. И ждите, когда выйдут ваши близкие.
Свет меркнет.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Кэтрин достает из лакированного портсигара сигарету и закуривает. Последующие быстрые ритмичные реплики персонажи произносят в ходе быстрых, похожих на танец движений: сестра в накрахмаленном белом халате - он должен шелестеть - бегает за девушкой вокруг белого плетеного столика и таких же стульев; все это может сопровождаться быстрой музыкой.
Сестра. Что взяли из коробки?
Кэтрин. Всего лишь сигарету.
Сестра. А ну ее обратно!
Кэтрин. Уж поздно, я курю.
Сестра. Давайте-ка, давайте.
Кэтрин. Но дайте докурить.
Сестра. Давайте-ка сюда. Вы знаете, в Сент-Мэрис курить запрещено.
Кэтрин. Но сейчас мы не в Сент-Мэрис, оттуда мы ушли.
Сестра. Однако же покамест вы под моим надзором, и права не имею курить вам разрешить. В последний раз курили и уронили прямо на платье сигарету - и начался пожар.
Кэтрин. Нет, не было пожара. Прожгла я просто в юбке дыру, все потому, что была я без сознания от всех этих лекарств. (Эти слова она произносит стоя позади белого плетеного стула. Реплики начинают наскакивать одна на другую.)
Сестра. Давайте быстро, Кэтрин!
К э т р и н. Не будьте же занудой!
С е с т р а. А за непослушание расплатитесь потом.
К э т р и н. Ну ладно, расплачусь я.
Сестра. Давайте сигарету, или пишу я рапорт, чтоб вас опять туда - в отделение для буйных, вот только не дадите… (Дважды хлопает в ладоши, а затем вытягивает над столом руку.)
К э т р и н. Я вовсе не из буйных!
Сестра. Давайте сигарету! Держать мне сколько руку?
Кэтрин. Ну нате вот, возьмите! (Тычет зажженным концом сигареты в ладонь сестры, та вскакивает и прикладывает ладонь к губам.)
Сестра. Вы обожгли меня!
Кэтрин. Простите, не хотела.
Сестра (возмущенно, воя от боли). Нарочно обожгли!
Кэтрин. Просили сигарету - вот я и отдала…
Сестра. Зажженным-то концом…
К э т р и н. О, как мне надоели опека и угрозы!
Сестра (властно). Садитесь.
(Кэтрин неохотно садится в кресло на авансцене лицом к публике. Сестра дует на пораненную ладонь. И тут из дома раздается жужжание электрического миксера.)
Кэтрин. A-а, недремлющий миксер: значит, сейчас ровно пять, и тете Ви пора пить дайкири - по ней можно проверять часы. (Она почти готова рассмеяться. Потом делает глубокий, дрожащий вдох и прислоняется к спинке, но ее сжатые в кулаки руки остаются на белых подлокотниках плетеного кресла.) Значит, мы в саду Себастьяна. Мой Бог, я сейчас расплачусь!
Сестра. Лекарство перед уходом принимали?
Кэтрин. Нет, не принимала. Но ведь вы-то мне его дадите?
Сестра (почти нежно). А вот и не дам. Не велено. Может, доктор даст.
Кэтрин. Этот молодой блондин - я чуть на него не налетела!
Сестра. Да. Это молодой врач из другой больницы.
Кэтрин. Какой больницы?
Сестра. Нетрудно догадаться…
(.В окне появляется доктор.)
Кэтрин (резко вставая). Я знала, что за мной следят, он там, в окне, вон уставился!
Сестра. Сядьте и успокойтесь. Сейчас выйдут ваши близкие.
Кэтрин (вместе с ней). Так он из Лайонс-Вью!
(Она подходит к окну. Доктор мгновенно скрывается в дымке белых тюлевых штор.)
Сестра (вставая и делая сдерживающий жест, почти с сочувствием). Сядьте, милочка.
Кэтрин. Так это же доктор из Лайонс-Вью!
С е с т р а. Да успокойтесь…
Кэтрин. Когда же я перестану носиться по этой крутой белой улице в Кабеса-де-Лобо?
Сестра. Кэтрин, милочка, сядьте.
Кэтрин. Сестра, а ведь я его любила! И почему он не позволил мне себя спасти? Ведь я пыталась - схватила его за руку, но, сестра, он ударил меня и побежал - и совсем не туда!
Сестра. Кэтрин, милочка, успокойтесь. (Чихает.)
Кэтрин. Будьте здоровы! (Произносит это механически, все еще глядя в окно.)
Сестра. Спасибо.
К э т р и н. А доктор все еще у окна, но он слишком белый, чтобы прятаться за занавесками. Отражает свет и сквозь них просвечивается. (Отворачивается.) А блондины были следующими в нашем "меню".
Сестра. Пора успокоиться. Тихо, милочка, тихо.
Кэтрин. Кузен Себастьян тогда сказал: "У меня на блондинов прямо голод, брюнеты надоели, а по блондинам я просто изголодался". У него и рекламы-то все были с севера, из стран, где живут блондины. Наверное, он уже заказал нам номер где-нибудь в Копенгагене или Стокгольме. "Надоели темные, хочется чего-нибудь светленького". Он говорил о людях, будто это блюда в меню: "Вот этот с виду деликатесик, а вот тот вкуснятинка" или "Там вон ни рыба ни мясо". Наверное, он и в самом деле совсем изголодался: жил-то ведь на одних таблетках и этих салатах.
Сестра. Прекратите! И сейчас же успокойтесь.
Кэтрин. Он меня любил, а я любила его… (Вновь со слезами в голосе.) Если б он не отпустил моей руки, я бы его спасла! Минувшим летом Себастьян вдруг сказал мне: "Пташка, полетим-ка на север, я хочу погулять под этим северным сиянием - никогда не видал еще северных зорек!" Кто-то когда-то сказал: "Все мы дети одного гигантского детского сада: пытаемся сложить имя Господне из уродливых алфавитных кубиков!"
Миссис Холли (за сценой). Сестра!
(Сестра встает.)
Кэтрин. (тоже вставая). Это меня, ведь это меня они зовут сестрой.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Сестра Фелисити медленно садится. В это время из глубины сада выходят мать и младший брат девушки. Мать, миссис Холли, - недалекая женщина с Юга - больше о ней сказать нечего. Брат Джордж элегантно одет. Благодаря своей высокой и изящной фигуре он смотрится в этой семье лучше других.
Миссис Холли. Кэти, дорогая, Кэти! (Нерешительные объятия.) Ну и ну! Да она же прекрасно выглядит, правда, Джордж?
Джордж. У-гу.
Кэтрин. Нас специально отправляют в салон красоты каждый раз, когда предстоит семейный визит. А так - мы выглядим ужасно: нам ведь не дают ни пудры, ни помады, ничего металлического - боятся, чтобы не проглотили.
Миссис Холли (с коротким смешком). По-моему, она выглядит просто великолепно, правда, Джордж?
Джордж. Не можем ли мы поговорить с ней немного, без монахини?
Миссис Холли. Ну, наверное, можно. Как вы думаете, сестра?
Кэтрин. Простите, сестра Фелисити, это моя мать, миссис Холли, а это мой брат Джордж.