Я это говорю, хотя Аргант
И мечет негодующие взгляды,
Суля мне смерть; неотвратимый рок
Ведет неверных к цели неизменной:
Потока уж ничто не остановит.
Лишь рвеньем верноподданного я
И к родине любовью побуждаем:
Свидетелем пусть Небо мне в том будет.
47
Властитель мудрый, ты сумел и мира
Добиться, и престол свой сохранить!
Султан же непокорный, может статься,
Теперь уж мертв иль стонет в рабских узах.
Изгнанником, быть может, беглецом
Влачит вдали он свой плачевный жребий;
А мог бы он сберечь ценою дани
Хоть часть своих утраченных владений".
48
Так речью изворотливой Оркан
Искусно прикрывал свои советы:
Не смел он прямо высказать, что надо
Просить смиренно мира у врагов.
Султан в негодованье от обиды
Себя уж больше сдерживать не в силах.
"Потерпишь ли, – Исмен ему тогда, -
Чтоб трус тебя и дальше так бесчестил?" -
49
"Ах, почему, – султан в ответ, – не властен
Я это покрывало отстранить!
Горю я весь и гневом и досадой!"
Едва сказать он это успевает,
Как облако, внезапно разорвавшись,
Бесследно тает в воздухе. Отвагой
И гордостью сияющий султан
Является, как призрак, с восклицаньем:
50
"Вот он, султан! Вот он, беглец трусливый!
Тому, кем оскорблен я, этот меч
Сумеет доказать, что он-то первый
И трус, и клеветник еще к тому же!
Беглец трусливый! Кто же вражьей крови
Ручьи на землю пролил? Кто усеял
Телами всю равнину? Кто лишился
Всех воинов? Беглец трусливый я!..
51
Коль этот трус иль трус ему подобный,
И вере и отечеству изменник,
О мире гнусном смеет говорить,
Дозволь мне с ним покончить, повелитель.
В овчарне уживется с волком агнец,
Голубку со змеей в гнезде увидят
Скорей, чем христиан и мусульман
Соединит под этим небом дружба".
52
Пока он говорит, мечом все время
Его рука с угрозой потрясает;
И вид его ужасный, и слова
Приводят весь совет в оцепененье.
Поостудив свой гнев и к Аладину
Приблизившись, боец ретивый молвит:
"Да возродится снова, государь,
В тебе надежда; Сулейман с тобою".
53
На это восклицает Аладин:
"О благородный друг, с каким восторгом
Тебя я обнимаю! Все утраты
Забыты мной, исчезли все тревоги.
Коль Небо снизойдет к молитвам нашим,
Ты сможешь и мою упрочить власть,
И возвратить свою одним ударом".
И к сердцу прижимает он султана.
54
Потом, чтоб оказать ему достойный
Прием, на свой престол его сажает,
А сам вторым довольствуется местом
На левой от престола стороне;
Исмена же зовет с собой сесть рядом.
Клоринда от себя спешит герою
Заслуженные почести воздать;
Ее примеру следуют другие.
55
В числе их Сулейман Ормусса видит,
Арабского вождя: в разгаре битвы
Под кровом тишины и тьмы ночной
Сумел он по неведомой дороге
Ввести в Солим отряд ему подвластный,
Доставив и припасы заодно,
Чем оказал существенную помощь
На голод обреченному народу.
56
Заносчивый черкес один стоит
С досадою и завистью во взорах,
Подобный льву, что алчными глазами
Намеченную жертву пожирает;
А сумрачно-задумчивый Оркан
Не смеет обратить лицо к султану.
Так повелитель турок обсуждает
Союз на смерть с тираном Палестины.
57
Готфрид благочестивый между тем,
Остатки полчищ вражеских рассеяв,
Все почести, какие подобало,
Воздал отважным воинам своим;
Потом приказ он отдает по войску
Для приступа в два дня все приготовить.
Торжественный и грозный вид его
Сулит невдолге гибель осажденным.
58
Отряд блестящий тот, что христианам
Помог в разгаре битвы, составляли
Ушедшие с Армидою герои;
А в их числе был также и Танкред.
Желая знать, что с ними приключилось,
Готфрид их всех зовет в свою палатку,
Куда Петра-пустынника еще
Да воинов мудрейших допускает.
59
И говорит: "Теперь вы расскажите
О вашем заблуждении недолгом;
Как Небо возвратило вас туда,
Где ждали вас и где вы были нужны".
С раскаяньем и со стыдом на лицах
Они стояли, головы склонив;
Но, наконец, британский королевич,
Подняв свой взор, молчанье нарушает:
60
"По правде, государь, любовной страстью
Прельщенные, в цепях красы коварной,
Презрев свой долг и приговор судьбы,
Ушли мы за опасной проводницей.
Нас ревность разделяла; чародейка
И взглядами своими, и речами
(Ах, слишком поздно мы узнали это!)
Взаимную питала злобу в нас.
61
Доходим, наконец, мы до страны,
Где тлеет до сих пор возмездья пламя
И почва, плодоносная когда-то,
Покрыта нынче озером обширным;
Из вод его безжизненных, смолистых
Нечистые исходят испаренья:
Зловредные, они нам говорят
И о грехе, и о небесной каре.
62
Так воды эти густы, что на них,
Как дерево, легко держаться могут
И человек, и камень, и железо;
А посредине озера стоит
С землей мостом соединенный замок:
В него-то нас и привела царевна.
Все праздничным весельем там полно
И дышит упоительным блаженством.
63
Под ясным небом в воздухе прозрачном
Деревья тень и свежесть разливают
На зелень и цветы лужаек; мирты
Склоняются над чистыми водами.
И ручеек журчащий, и зефир,
Играющий листвой, и вся природа
С искусством и богатством в сочетанье
Питает чувство грезой сладострастной.
64
Где тени было больше, на лужайке
У ручейка Армида приказала
Для нас, проголодавшихся в пути,
Раскинуть стол роскошный: все там было,
Что обещает лишь весна, а осень
Вполне уж зрелым предлагает, все
Дары земли и моря; сто красавиц
Прислуживали нам и угождали.
65
И речи и улыбки вероломной
Пьянили, чаровали. Забывая
Самих себя, глотаем мы отраву.
"Сейчас вернусь!" – вдруг говорит она;
И точно возвращается, но взгляды
На нас не столь уж нежные кидает.
С жезлом в руке, по книге нам она
Вполголоса прочитывает что-то.
66
От чтения, я чувствую, во мне
Меняются и помыслы и чувства,
И вкусы и наклонности; внезапно
Бросаюсь в воду я и погружаюсь
В нее совсем; конечности исчезли,
И весь внутри я будто бы сплочаюсь:
Я в рыбу чародейством превращен,
И кожа вся покрыта чешуею.
67
Товарищи мои со мною вместе
В струях прозрачных играм предаются;
Лишь смутное, похожее на сон,
Об этом я храню воспоминанье,
Но чары исчезают: онемели
От изумленья мы и от испуга;
Армида же в унынье повергает
Зловещим взором нас и нам грозит:
68
"Могущество мое теперь, надеюсь,
Известно вам; испытана моя
Над вами власть! Могу единым словом
Я в вечный мрак вас погрузить отныне;
Могу единым словом превратить
В пернатых вас, в растения и в гадов,
И каждого могу скалою сделать,
Фонтаном иль чудовищем морским.
69
Но избежать вам гнева моего
Легко беспрекословным послушаньем:
От веры отрекитесь и восстаньте
За нас на нечестивого Готфрида!"
Все как один возмущены таким
Условием: один Рамбальд согласен;
А нас она тотчас же заключает
В тюрьму, куда не проникает свет.
70
Судьба же в это пагубное место
Приводит и Танкреда; но невдолге
Вдруг наша открывается тюрьма,
И, если верить к нам проникшим слухам,
По просьбе повелителя Дамаска
Армида отправляет нас в Египет
Под стражею, которой отдает
Оружие все наше, и в оковах
71
В пути уж находились мы, когда
Навстречу нам послало Провиденье
Отважного Ринальда. Этот воин,
Готовый новым подвигом прославить
Себя в любое время, нападает
На стражу, часть закалывает, часть
Рассеивает в страхе и доспехи
Отбитые вручает нам обратно.
72
Все видели воочию его,
Все доблестные руки пожимали
И голос милый слышали; не верьте,
Что наш герой погиб: он жив доныне.
Всего три дня прошло, как он с себя
Доспехи окровавленные сбросил
И, с ними распростясь, в Антиохию
Отправился под видом богомольца".
73
Сказал. Пустынник поднимает к небу
Слезами орошенные глаза;
Лицо неузнаваемо: какими
Сияет весь он дивными лучами!
Душа его, проникшись Божеством,
К селениям бессмертных воспаряет:
Ему открыто будущее; в бездну
Времен уж погружается он мыслью.
74
Но, наконец, становится свободным
Его язык, и открывает тайны
Грядущего величественный голос.
И смотрят все, и слушают в немом
Их властно охватившем изумленье:
"Так жив еще Ринальд! Пусть чародейкой
Обмануты мы были; Небеса
Блестящую ему готовят славу.
75
Дивящие всю Азию дела -
Лишь детские забавы и предтеча
Величия. Я вижу, как смиряет
Он дерзость нечестивца; как его
Орел и Рим и церковь под защиту
Свою берет, у коршуна исторгнув;
Как в детях, своего отца достойных,
Он вновь как бы рождается на свет.
76
Идет за ним потомков вереница,
Орудия насилья сокрушая:
Религия с святейшими отцами
Покоится под сенью их щита.
Смирять гордыню, облегчать страданья,
Невинных защищать, карать виновных:
Вот их удел; и воспарит далеко
За солнце дома Эстского орел.
77
Его когтям лишь молнии войны
Держать предначертало Провиденье:
Крылами торжествующими будет
Святейший Рим он вечно прикрывать;
Его когтям лишь вверена и участь
Священнейшего нашего похода,
И Небеса желают, чтобы он,
Победоносный, вновь был призван нами".
78
Рассеивает Петр своею речью
Все опасенья гибели Ринальда;
И радуются все; один Готфрид
В глубокую задумчивость повергнут.
Тем временем ночь кроет землю тьмою;
Расходятся воители, чтоб сладость
И негу сна вкусить: Готфрид один
От дум своих покоя не находит.
ПЕСНЯ ОДИННАДЦАТАЯ
1
Готфрид, отдавшись мыслям и заботам
О предстоящем приступе, велел
Заготовлять снаряды боевые;
Пустынник между тем к нему подходит
И речь такую держит с глазу на глаз
Торжественно и строго: "Государь,
Вооружаешь ты земные силы,
Но начинать не с этого ты должен.
2
О Небесах подумай, призови
На помощь рать небесную сначала:
Лишь с нею ты стяжать победу можешь.
Пусть с пением и в праздничных одеждах
Священники идут перед войсками;
Вы, главари священного похода,
Пример подайте воинам простым
И к подвигам следы им проложите".
3
Готфрид, вполне с благочестивым старцем
Согласный, говорит ему на это:
"Любимец смертный Неба, я намерен
Последовать совету твоему;
Пока с вождями толковать я буду,
Ты повидай епископов обоих,
Вильгельма с Адемаром, и втроем
Молитвенное шествие устройте".
4
Наутро, чуть восток побагровел,
Епископов и с ними всех церковных
Служителей пустынник собирает
В особом месте, Богу посвященном;
И в длинные из полотна одежды
Священники уже облачены,
Епископы же в митрах и уборах
Из шелка с золотым шитьем, по сану.
5
Пустынник открывает путь, держа
В руках то устрашающее знамя,
Что, как святыню, чтят и силы Неба;
Священники за ним двумя рядами,
Склонив смиренно головы и в гимнах
Всевышнему молитвы воссылая.
Епископы Вильгельм и Адемар
Процессию отдельно замыкают.
6
Потом идет Готфрид, а за Готфридом
Начальники попарно; напоследок
Отряды их в порядке боевом.
Так, общей верой связанные, вышли
Защитники ее из-за окопов
Во всеоружье доблести и мести.
Труба молчит, и в воздухе звучат
Одни благочестивые напевы.
7
К Отцу, и Сыну, и Святому Духу
Они взывают, к Троице, предвечно
Соединенной узами любви!
К Тебе, родившей Богочеловека
Пречистой Деве! К вам, бесплотной рати
Бессмертные вожди! К тебе, Креститель,
Омывшему Невинного водой,
Назначенной, чтоб мир омыть от скверны!
8
О помощи на поле брани молят
Тебя, что основал престол, откуда
Преемники твои, спасая нас,
Нам двери милосердья отворяют!
И вас, что проповедовали смертным
О Боге, смерть поправшем на земле,
И вас, что это чудо подтвердили,
И кровь и жизнь свою принесши в жертву!
9
"Явите милость нам и вы, что людям
К спасенью указали путь, и ты,
Любимица Христа, что всех счастливей
Себе избрать земной сумела жребий!
И вы, себя в затворничестве мирном
Лишь Господу обрекшие невесты,
И вы, великодушные сердца,
Презревшие и гнев и месть тиранов!" -
10
Так пели христиане. Их ряды
Растут в длину и ширину все больше,
И медленно к горе они подходят
С оливковою сенью на вершине
И с именем, что стало дорогим
Для всей вселенной; в стороне восточной
Она лежит и от Солима только
Отделена равниной Иосафата.
11
В равнинах, на холмах, во тьме пещер
Святые песни громко раздаются;
Отзывчивое эхо ловит их
И повторяет в сотнях отголосков.
Незримая гармония как будто
Ущелья и леса одушевляет:
И всюду Иисуса и Марии
Звучат победоносно имена.
12
Неверные с валов и стен своих
В безмолвном изумленье созерцают
Невиданное зрелище: дивятся
Они и шагу мерному, и пенью,
И пышности обрядов, и убранства.
И, наконец, кощунственные крики,
Вдруг вырвавшись из множества грудей,
Окрестность оглашают диким ревом.
13
Но эти богохульства, эти крики
Теряются в пространстве без следа,
Как птичьих голосов бесплодный щебет;
Напрасно рассекают стрелы воздух:
Достигнуть христиан они не могут.
Ничто уже не в силах ни смутить
Напевов чистых плавность, ни расстроить
Торжественного шествия порядок.
14
И вот сооружают на вершине
Горы алтарь, где совершиться жертва
Великая должна; лампады блещут
И золотом и светом с двух сторон.
Вильгельм переменяет облаченье
В благоговейной тишине; потом,
Возвысив голос, с самоосужденьем
Молитвы ко Всевышнему возносит.
15
Священники и воины-вожди
У алтаря колена преклоняют;
Войска стоят вдали, но глаз не сводят
С епископа. По окончанье службы
Вильгельм "изыдем с миром" говорит
И общее дает благословенье;
Исполненные доблестного пыла,
Войска в обратный двигаются путь.
16
Солдаты разбредаются по стану;
Готфрид же направляется к себе,
Сопутствуемый свитой многолюдной
До самой ставки. Там он, обернувшись,
Благодарит соратников за рвенье;
Потом вождей к столу он приглашает
И первое, почетнейшее, место
Предоставляет мудрому Раймунду.
17
С гостями после скромного обеда
Прощаясь, говорит хозяин: "Завтра,
Едва блеснет рассвета первый луч,
Должны уж быть вы к приступу готовы;
То будет день трудов великих, нынче ж
Мы отдохнем и сборами займемся.
Идите ваши силы подкрепить
И воинов воспламенить отвагу!"
18
Расходятся вожди к своим отрядам,
И вскоре уж военная труба
Вещает приказание по стану
Всем быть вооруженными наутро.
Работают, готовятся повсюду;
Но, наконец, ночная тьма приносит
И тишину и сон, и прекратить
Приходится работы поневоле.
19
Еще заря боролась в небе с ночью,
Еще не бороздил равнины вол,
Еще спала в листве зеленой птица,
И спал пастух, спало и стадо также;
Безмолвия ночного ни охотник,
Ни гончие еще не нарушали,
Когда трубы вдруг звуки раздаются
И потрясает воздух бранный клич.
20
Разносятся тотчас по стану крики:
"К оружию! К оружию!" Готфрид
Разбуженный встает; не надевает
Брони привычной он и не берет
Тяжелого щита: вооруженьем
Своим на пехотинца рядового
Походит он теперь; в таком-то виде
Его Раймунд внезапно застает.
21
Он проникает в замысел Готфрида
И спрашивает: "Где же, государь,
Твоя броня и все твои доспехи?
И почему полуоткрыто тело?
Я не могу одобрить, что желаешь
Ты в бой вступить, столь слабо защищенный:
Лишь слава заурядного бойца,
Как вижу я, тебя прельщает нынче?
22
Лишь этих домогаешься ты лавров?
Э, лучше предоставь уж их другим;
Пускай они своей рискуют жизнью,
Не столь полезной, как твоя, и ценной,
А ты возьми свое вооруженье
И хоть для нас себя побереги;
Душа похода нашего, в себе же
Таишь ты и залог успехов наших".
23
Раймунд умолк; Готфрид ему на это:
"Мой дорогой, мой благородный друг!
Когда Урбан, святой отец, в Клермоне
Меня мечом вот этим опоясал,
Отнюдь не обещал я Небесам,
Что на войне начальником лишь буду;
Я тайный дал еще обет при этом
И рядовым быть воином за веру.
24
Когда я разверну все наши силы
И все свершу, к чему обязан вождь,
Тогда отправлюсь я под эти стены,
Чтоб менее священный долг исполнить:
От этого Раймунд уже, конечно,
Не станет отговаривать меня.
Я жизнь свою вверяю Небу; сам же
О данных клятвах только буду помнить".
25