Георгий слышал храбрые слова,
И лик румянцем тронулся едва;
Глаза еще ярчее запылали,
А кудри Божьим светом воссияли -
Огнем его святого естества.
Ладони христианин над толпою
Простер, благословляя грешный мир,
И под Христом ведомою рукою
Поблек, померк языческий кумир,
И раздались благоговенья стоны:
Восславил ими Господа народ!
И вжались в постаменты Аполлоны,
Узрев молитвы праведный полет.
Захваченный единой светлой волей,
Волной Диоклов обернулся люд
К Георгию. Протелеон был тут
И горделиво-строгий Анатолий,
Инвиктиоры и сенатора,
Магистры, именитые трибуны,
Певцы - чьи Феба славившие струны
Погибли жертвой лютого костра,
Ему же возведенного во славу…
Здесь были все, кто был душою смел.
А прочие - слились с резьбою стелл
Иль разбежались, детям на забаву.Лишь только Царь с Верховным Колдуном
Хранили верность прежнему пороку;
Но если первый покорился року,
Второй - едва ли. Мыслил об одном
Злодействе жрец языческого стада:
Мечтой его горела голова
Могуществом нечистым колдовства
Георгия низвергнуть в пламя ада…
Убить его!
И вот из рукава
Он пузырек магического яда
Достал проворно. Сделал знак Царю -
Тот оживился, поддержав идею,
Победно улыбнулся Чародею
И подошел безмолвно к алтарю.
На нем стояла золотая чаша,
Изделий прочих драгоценных краше -
В нее плеснув багрового вина,
Диокл привлек Георгия вниманье
И мигом кубок осушил до дна
Под тихое народное роптанье.
А после обратился к иноверцу,
Златую чару передав Жрецу:
"Претит Христос моей душе и сердцу;
Тебе ж, однако, роба не к лицу!
Но, коль ты ею заменяешь тогу
По доброй воле, - помолись же Богу
Ты своему… Прими, Георгий, чару!
И в честь Него испей, мой друг нектару!"Тем временем его сподвижник - Жрец,
Проча дурной Георгию конец,
Сосуд наполнил жидкостью кровавой
И, гордый предстоящею расправой,
Так вероломно, как и всякий лжец,
Добавил в зелье дьявольского яда -
Сверкнул хрусталь, раздался тихий всплеск,
В глазах чуть зримый порождая блеск, -
Готова для отступника награда!
"Что, боязно? Ужели ты, что был
На поле брани воин несравненный,
В себе не сыщешь смелости и сил
Хлебнуть вина из чары драгоценной?
Иль Господа страшишься прогневить?
Он, верно, к вам и милостив не больно:
Коль выпьешь лишку где-то самовольно -
Так тотчас повелит казнить!"На Колдуна взглянул Георгий прямо
Из-под взбагренных муками волос
И, миновав языческую яму,
К нему поднялся, искалечен, бос.
Победно Маг с Царем переглянулись,
В толпе, волнуясь, люди встрепенулись,
И вот жрецовы пальцы разомкнулись -
Смертельный груз уже в иных руках!
Вознес молитву мученик святую,
И ножку кубка обхватив витую,
К губам поднес у мира на глазах
Отраву, не страшась нимало гроба -
Дыханье люд мгновенно затаил;
Диокл святого взглядом пепелил -
Но тщетно: лишь изорванная роба
Чуть колыхалась - страстотерпец пил…Не дрогнул мускул на спокойном лике,
Еще минута - кубок опустел.
Был Анатолий несказанно смел,
Воскликнул он: "Гляди же, Царь великий!
Не погубить и впрямь тебе Христа
В душе людской, в сердцах, его любящих!
Нет супротив орудий настоящих,
А этот яд не пытка - суета!
Гляди: живым остался верный Богу!
Молитвой вновь он смерти избежал!.."
Скользнула тень неслышно по порогу…
Секундный свист - оратор замолчал
И, пошатнувшись, вниз лицом упал.
В его спине, узорно взрезав тогу,
Стальной клинок чуть видимо дрожал.Явились на подмогу к Диоклету
Георгиевы горе-палачи.
Сердца их были лживо-горячи,
Глаза сверкали, будто бы монеты…
Один из них, товарищей смелей,
Перед Царем оплошность искупая,
Метнул кинжал нарочно посильней,
Сам своего греха не понимая.
И что ж? Теперь, на мраморе, убит -
Заступник храбрый без вины лежит.Вновь обретя языческую стражу,
Диокл воспрянул духом. Распрямясь,
Ругательств страшных он извергнул грязь,
Костра былого взбаламутил сажу.
Завидя гнева страшную волну,
Народ трусливый вновь Царя восславил,
А тот, кто Иисуса не оставил,
Был предан вмиг безвременному сну.
Вот палачи Георгия схватили
Однако страха наш не знал святой,
Хранимый верою бессмертной той,
Что исповедовал, и верный высшей силе.Повсюду кровь - убит Протелеон.
Уж целый город, кажется, казнен.
Безумием охваченный жестоким,
Команды император сам давал:
Свистели копья, где-то пел кинжал,
Сливаясь с плотью танцем одиноким…
Огонь бесчинства люто полыхал
Перед лицом Царицы чернооким.
Сковали путы крылья белых рук,
Согнулись горделивые колени,
И по ланитам заскользили тени
Предчувствием грядущих страшных мук.
Дрожат уста, но тверд царицы взгляд.
А нежный голос - будто бы набат!
"Безбожники! Вы - истовы! Но верьте:
Наступит жизнь иная после смерти!
Кто жертвой стал - так все в Раю теперь те,
Для вас же доля - бесконечный Ад!.." -
"Смешны слова твои, - ответил Диоклет. -
Ты в них судьбу свою сама решила.
Красавица - каких на свете нет!
Моею дружбой ты не дорожила…
Мне Ад прочишь? Так ждет тебя могила!
Довольно слов - умри во цвете лет!"Взметнулся меч - и вот она - свободна…
Оковы злата боле не тесны!
Порывисто, но царски благородно,
В морскую тень небесной вышины
Вспорхнула тень легко, без промедленья.
Вот, навзничь пав на каменную твердь,
Царица спит. Но не затмила Смерть
В ее лице сиянье умиленья."Прими, Господь, рабу твою навеки!" -
Георгий молвил, осенясь крестом.
Была решимость в этом человеке,
Измученном - но стойком и святом.
Он перенес немыслимые пытки
За истину, которой не предал,
И видел в жизни подлецов в избытке,
Хоть праведников больше повстречал…
За каждого теперь молился воин
Перед лицом погибели своей,
И был спокоен - истинно спокоен
Лучистый взгляд его святых очей.Его царевы слуги обступили -
Хотели мучить, резать, жечь, терзать.
Но только вознамерились связать -
Как тотчас же, ошпарясь, отпустили:
То Божий Сын спустился с Вышины
И, приобняв святого, точно друга,
Вознесся с ним к сребру ночного круга -
Бесстрастно немигающей луны.
Ошеломленный, замер Диоклет.
А палачи, трусливые злодеи,
От изумленья вывернули шеи,
Христосу и святому глядя вслед -
На небеса, что снежных гор белее,
Блаженный источающие свет.
Один куда-то указал перстом,
Сосед заохал, кто-то в страхе замер,
А кто-то рухнул с грохотом на мрамор…Где Анатолий спал пречистым сном
С зажатым в кулаке крестом.
История 3
Искупление
Гевал, земля Палестинская.
Предположительно несколько веков спустя.
Коль гниль внутри - не думай о покрове:
Наружная неистинна краса…Свершился грех; нахмурив тучи - брови,
Сурово почернели небеса.
Гевал в туман мгновенно погрузился:
Как зверь, его пожрал вселенский мрак.
На грешный зов из адских недр явился
Чудовищный в своей природе враг -
Сил дьявольских живое воплощенье,
Из тьмы возник, творя собою тьму.
И оказать, крепясь, сопротивленье
Не в силах город царственный ему.
Сбирались люди в капищах старинных,
Ветшалых храмов будоража свод…
Но перед злом, карающим повинных,
Бессилен и Селевий, и народ.Минуло семь ночей адовой смуты,
Семь долгих дней - одна сплошная ночь!
…В объятьях нынче сгинуть твари лютой
Должна царёва молодая дочь.Селевию во сне его премудром
Явилось искупление Вины:
Прощенья ради, семьи все должны
Пожертвовать иль сыном златокудрым,
Иль дочерью прекрасной юных лет -
Коль появилась первая на свет.
От горя застонали горожане -
Но что же делать?.. Покорился люд.
И вот в оплату "за греховной" дани
Детей невинных к озеру ведут,
Избранному жилищем Зла укромным.
Спасет ли кровь из черной западни?..
Нет! Тщетно, тщетно гибли все они
Во чреве - ненасытном, неуемном…
Ведь, смертью юной лакомясь, теперь
Крепчал и рос непобедимый зверь.
По городу заколыхались думы:
Как одолеть прожорливую тварь?
В своих покоях, пепельно угрюмый,
Идеей яркой озарился Царь.
"Что люд простой? То жертва небольшая…
Видать, и впрямь разгневался Баал! -
Он мыслил, приближенных созывая. -
А если так - чтоб мной доволен стал,
Пусть жертвой будет дочь моя родная!..
Для Бога пасть - вот золотая слава!
Ее моя достойна Елисава.
В отцовском сердце будет мука тлеть -
Но я готов ее преодолеть…"Был царь и мудр, и стар, и уважали
Его в народе уж не двадцать лет,
А оттого и рьяно поддержали
Сановники опять порочный бред.
Красавицу в виссоны нарядили,
Чело платком торжественным покрыли,
И, пожалев печального отца,
Из каменного вывели дворца.Процессия под звуки стройных лир
По улицам прошествовала людным…
В пустом лице умом греховно скудным
Искрился золотой божок-кумир
У главных врат отверстых городских;
Пред ним прогнулись с уваженьем люди -
Царевны юной яростные судьи
И мучеников прочих молодых.И лишь не поклонилась Елисава:
Не изменяя пламенного нрава,
Стояла твердо в городской пыли.
А пред глазами простирались горы,
Родной страны цветущие просторы
И озеро, мерцавшее вдали.Но вот сакральный завершен обряд.
Жрецы умолкли - люд с колен поднялся,
И вскоре город за спиной остался
Со всей красой старинных колоннад.
Паломники же к озеру держали
Недальний путь: надеялись всерьез!..
Но очи девы не цвели от слез -
Льдяные пальцы только трепетали.Дорогою, недоброй искони,
По камням ноги ранили они.
В пути встречалась нищенка, бывало,
Больной слепец, голодный как шакал, -
К обочине их Жрец брезгливо гнал,
Царевна же - спокойно подавала
Валившимся от истощенья с ног
То изумруд, то витый перстенек -
И вновь идти смиренно продолжала.
Жара свое, гудя, впивала жало
В тела бредущих - мучила, дрожа.
И дева лишь по-прежнему свежа.Но вот и он - финал дороги знойной -
Сверкнул озерной гладью меж дерев.
Свой трудный путь толпой уже не стройной
Окончили, внезапно замерев,
Паломники греховного Гевала:
Откуда-то из недр прибрежных скал,
Снискав ответ валунного обвала,
Утробный гулкий рев загрохотал.
И с карканьем напуганные птицы
Галдящей и нетвердой вереницей
Поднялись в синь, напуганные им.
И вырвался вослед клубящий дым
Из тьмы скалы единственной глазницы."Благую нынче ты, царева Дочь,
Снискала милость. Истинную славу:
От чудища избавишь, Елисава,
Родной Гевал в грядущую ты ночь!
Пройдут года - но будет помнить мир
Твой светлый подвиг; Град тебя восславит:
И гордый Царь, что справедливо правит,
И люд простой - священным пеньем лир!..
Мужайся, Дева! Прочь тоску гони, -
Ведь то не гибель - верный шаг к бессмертью!
Взывай к богов святому милосердью
И погибай спокойно, как они!" -
Промолвил Жрец с фальшивою заботой.
Так пафосно, что сразу видно - врал.
И, пыльною сверкая позолотой,
Царевну вдруг порывисто обнял
И отошел. Та очи опустила
И, примирившись, руки подала
Прислужникам. Те скрипнули насилу
Громадными цепями и дела
Стальными завершили кандалами.
Закатное уж заплескалось пламя,
Скалистый заливая пейзаж…
"Прощай, Царевна! Благодетель наш…" -
Печально деве говорили люди
И, подходя поочередно к ней,
Касались скорбно золота перстней
Губами. Кто-то - дьявольских орудий,
Сковавших прочно с юностью цветка
Твердыню камня. "До свиданья, друг…"
И их воздетых в миг прощанья рук
Ее касалась ласково рука…
История 4
Пир
Над крышами струился дух жасмина
И сладкий шепот южных городов.
В закатный миг обнявши, точно сына,
Гевал притихший, в зелени садов
Светило спешно промелькнуло. Вскоре
Прохлады ночь набросила чадру
И звезды по небесному ковру
Засеребрились, оживленно споря.В ту пору остывания земли
В домишке скромном на краю Гевала
Сестра и брат, каких в миру немало,
Смеясь, нехитрый ужин свой вели.
Лепешки - две, изюму на двоих,
Да чуть вина припасено у них -
Роскошный пир!.. Бренчал струнамми братец,
А девушка, пестря подолом платьиц,
Кружилась под мелодию его -
Смеющегося друга своего.
То, руки поднимая, проплывала,
По кругу шла - то на поклон вставала,
А юноша все на сестру глядел
Да в звуках систра вдохновенно пел.Лилась потоком музыка живая -
Прозрачным, шумным, радостным…
Как вдруг
Ее почти совсем перекрывая,
Ударил в дверь нетерпеливый стук.
В недоуменье тотчас смолкли оба:"Ты ждешь кого-то, милая сестра?" -
"А ты мой брат?" -
"Ничуть! Не помню, чтобы
Я звал гостей иль нынче, иль вчера!.."
И снова стук.
"Откроем же, сестрица?
К чему гостей непрошенных страшиться?.."
Засов глухой заскрежетал на миг…
"Да кто же там?.." -
"Не бойся! К нам старик
Зашел под вечер нынче на пирушку!..
Сестра, не мешкай! Доставай же кружку,
Пусть выпьет с нами наш почтенный гость!.."В дверях, сутуло опершись на трость,
И впрямь стоял паломник престарелый,
К полуночи к ним заглянувший в дом.
Светил он бородою поседелой
И улыбался сморщенным лицом."Неловко, право, нынче стало мне,
Представил лишь недавнее мгновенье:
Ломился в дверь, маячил я в окне,
Пугая вас, как жуткое виденье.
Вы не держите на меня обиды!
Я странник. Путник из чужих земель…
Чудесные сады Семирамиды
Ей-богу, видел! Теплую постель
Они не раз в ночи мне заменяли…
Купался я в разливах буйных рек,
Теперь же путь веду в иные дали.
Паломник я!.. Но добреду едва ли,
Коль скоро старцу не найти ночлег.
Да что постель? Коль впору нынче мне бы
Добыть хотелось лишь краюшку хлеба,
Чтоб с голоду не помереть в пути
Уставшему, иссохшему от зноя…" -"Скорее, брат! Накрыла стол давно я,
Пора б и вам уж к трапезе идти!.." -
Раздался голос девушки призывный.
И, приобняв за плечи старика,
Веселый брат, неловкого пока,
Его повел в свой дом - простой и дивный.
И снова льется музыка рекой!
И снова пир - хоть скромный, но веселый.
Пусть не ломится стол от яств - какой,
Какой же прок от сломленного стола?
Лепешки две теперь уж на троих.
Сестра, свою сломав до середины
На два куска, тотчас один из них
Паломнику дала: "Я чту седины!..
Держи - а мне довольно половины".
Девице братец тотчас подал знак:
"Да я и сам-то голоден не так
Уж сильно… Странник! Покорись веселью!
Наш ужин беден - но отнюдь не плох.
Был долгим путь, что дальше - знает Бог.
Поможем нынче хлебом!" -
"И постелью, -
Сестра добавила, - ведь место в доме есть…
Переночуй - а утром вновь в дорогу!"
И встав из-за убогого стола,
Она молитву звонко вознесла
Всесильному и истинному Богу."Что ваш сегодня знаменует пир?
Дорогою я слышал звуки песен
Из этих окон… Праздник ваш чудесен
Поистине. Но чем столь счастлив мир?" -
Спросил старик, макая хлеб в вино.Хоть было небо южное черно
За окнами, искриться темень стала
Внезапно синей глубиной опала.В ответ промолвил, улыбнувшись, брат:
"О, милый странник! Этот день - великий.
Не удивлюсь, коль и у Райских Врат
Мерцают счастьем ангельские лики
И звездные на них играют блики, -
Свободным нынче стал наш чудный град!.." -
"Ах, слышал я о сонме ваших бед!..
Повсюду все кому не лень судачат:
Что якобы Гевал от горя плачет,
Да не слезами - детской кровью!.. Нет
Ему спасенья… Разве помогла
Царевны гибель - мученицы юной?..
Ужели кара в пекло снизошла,
Предсказанная судьбоносной руной,
Что в небесах чертил Верховный Бог?
Скажите, где могиле Елисавы
Благоговенно, а не для забавы
Я поклониться б со слезами смог?"