Та же по сути, но иная по форме и содержанию широта души раскрывается в образе Сергея Привалова, наследника "приваловских миллионов". Он осознает историческую вину своих предков, которые отняли земли у коренного населения и разбогатели, беспощадно эксплуатируя рабочих. Сергей борется с опекунами, стремясь отвоевать принадлежащие ему заводы, чтобы вернуть башкирам и заводским рабочим семейный "долг". Однако вскоре он понимает, что его наивные попытки изменить логику истории оказываются бесперспективными. Одинокому намерению противостоит вся система. Её представляют мошенник Половодов, наживающийся на приваловском наследстве, адвокат Верёвкин, удачливый делец Ляховский, хищная Хиония, эгоистичная Зося и другие герои. В лагере Сергея Привалова оказываются лишь Лоскутов, столь же утопично стремящийся переместить "центр тяжести" с экономических интересов на нравственность, и Надя Бахарева, душу которой не затронуло общее стяжательство. В образе Бахаревой продолжена литературная галерея передовых русских женщин 60-70-х гг. Дочь богатого золотопромышленника порывает с семейным укладом, чтобы следовать своим убеждениям.
Через Сергея Привалова Мамин дает ёмкую характеристику мира уральских (и не только уральских) дельцов, где всё погрязло в "стройном и могучем хоре себялюбивых интересов, безжалостной эксплуатации, организованного обмана и какой-то органической подлости". Однако сам герой далеко не борец. По теории наследственности, он, как последний отпрыск горнозаводской династии, лишен воли и жизненной силы. Понимая свою беспомощность, он оказывается на пороге самоубийства.
Журнальная публикация романа не вызвала никакой реакции критики, что задело литературное самолюбие Мамина-Сибиряка. На этом фоне особенно дорогим для него был положительный отзыв Г.И. Успенского.
По замыслу писателя, роман "Приваловские миллионы" должен был стать заключительной частью трилогии. Мамин-Сибиряк хотел показать три поколения уральских заводчиков на фоне разных исторических эпох: XVIII в., включая Пугачёвское восстание; первой половины XIX в. с его расцветом крепостничества и послереформенного времени. Замысел частично осуществлялся через рассказ об отце Привалова и его деда по материнской линии. Герои "Горного гнезда" должны были далее действовать в романе, события которого переносились в Петербург. Этот сюжет по-своему реализован в романе "На улице" (1886).
Другая социальная среда изображается в романах "Три конца. Уральская летопись" и "Золото". Там показаны бедные приисковые и заводские рабочие, жизнь которых после отмены крепостного права практически не изменилась. На смену юридической зависимости, "военно-горной крепи", приходит финансово-экономическая. Промысловое население оказывается "опутано" ею ещё крепче. С другой стороны, Мамин-Сибиряк рисует движение разных слоев приискового сообщества, пришедшего в оживление в связи с выделением участка для свободной добычи золота В отличие от романтически-экзотического решения сходной темы у Джека Лондона, изображавшего "золотую лихорадку" на Аляске, Мамин доказывает, как страсть к золоту разрушает семьи, развязывает тёмные инстинкты, толкает людей к преступлениям, чем продолжает социально-критическую линию, восходящую к демократической, обличительной литературе.
Пробуждение народного самосознания раскрывается в романе "Три конца". Мамин ярко изображает специфические черты пореформенного русского капитализма, ловко использующего наследие крепостничества. Однако теперь рабочие смогли организованно выступить против администрации и даже одержать победу в забастовке.
Последним в цикле уральских романов был "Хлеб" (1895). В романе рассказывается история купца Галактиона Колобова, приезжающего за Урал, чтобы организовать хлебную торговлю. Судьба предпринимателя передает противоречия капитализма. В начале романа герой раскрывается как умный и энергичный человек, искренне желающий процветания краю. Он успешно ведёт дела, завоёвывая хлебный рынок, приобретая богатство и влияние, но деньги и власть не приносят ему удовлетворения. Душа Галактиона опустошается, и он кончает жизнь самоубийством. Роман завершается картиной голода, вырастающей почти до апокалиптического символа.
Кроме уральской темы, Мамин-Сибиряк описывал в романах и другие социальные и культурные явления. В романе "На улице" (1886) рассказывается о крахе одного газетного предприятия. Изображается среда столичных газетчиков, дельцов, прожигателей жизни, "бывших" людей, в которой гибнут лучшие, потому что не могут приспособиться к принципам купли-продажи. Роман "Именинник" (1887) изображал судьбу "лишнего человека" 80-90-х гг. Главный герой романа Сажин, разочаровавшись в общественной деятельности в рамках земства, отходит от борьбы за улучшение общества. Потеряв цель и смысл жизни, он кончает жизнь самоубийством. Сюжет казался бы надуманным, если бы герой не имел прототипа. Им был пермский земский деятель Д.Д. Смышляев.
Автобиографический роман "Черты из жизни Пенков" (1894) также был посвящён городской интеллигенции. Мамин рисует мир петербургских репортеров, который хорошо знал. Воспоминания юности раскрывают среду литературной богемы. Многие герои имели реальных прототипов. Композиционно роман строился как система очерков, объединённых героем-повествователем. Писатель развивает мотив двойничества. Пепко становится своеобразным alter ego начинающего литератора Василия Попова. Пепко символизирует журналистскую динамику и предприимчивость, но при этом снижает высокие творческие устремления Попова, работающего над серьёзным романом. Творчеству мешает необходимость сотрудничать с мелкими развлекательными журналами ради заработка.
Кроме крупных произведений Мамин-Сибиряк создаёт большое количество очерков. Это путевые заметки "От Зауралья до Волги", "По Зауралью" (1885), исторический очерк "Город Екатеринбург", цикл очерковых писем "С Урала" (1884). Традиции очерка стали особенностью его поэтики. В творческом освоении темы или сюжета обычно появлялся очерк, затем художественный рассказ, а потом роман. В 1888–1889 гг вышли два тома "Уральских рассказов", объединивших произведения, ранее выходившие в периодике. По существу, именно после этого сборника о Сибиряке заговорили как о самобытном художнике. Отмечалось, что автор не "кабинетный писатель", а "человек жизни".
В литературе 80-90-х гг. творчество Мамина противостояло народническим представлениям об особом некапиталистическом пути развития России. Обращение к изображению жизни рабочих, так же как и у Ф.М. Решетникова, показывало, что промышленный капитализм становится реальной исторической силой, да и в пореформенной деревне утверждаются буржуазные отношения. Понятие собственности деформировало общинное сознание крестьян. Так, в рассказе "Летные" показан случай, когда крестьянин убивает голодного беглого из-за репы.
В то же время, писатель поэтизирует труд. В рассказе "Бойцы" изображается быт и работа сплавщиков леса. Герой рассказа работы превращается в своеобразного "героя" реки. Он буквально преображается, заражая своей энергией и азартом остальных сплавщиков, становится победителем, покорителем стихии. Мамин-Сибиряк любуется простыми людьми, их трудной, но прекрасной жизнью. В рассказе "Лес" воссоздаётся гармония между человеком и природой. Тонкие, но осязаемо насыщенные картины природы в цикле рассказов позволили говорить об авторе как талантливом пейзажисте.
Мир уральских золотоискателей, старателей, раскрывающийся в рассказах "Золотуха" и "Отрава", показан и в пьесе "Золотопромышленники" (1897), поставленной на сцене театра Ф.А. Корша.
Мотивы революционной борьбы, пробуждения народного самосознания и бунта изображаются в рассказе "В худых душах" из двухтомного цикла "Уральские рассказы" и в поздних повестях "Братья Гордеевы" (1891) и "Охонины брови" (1892). Вообще Мамин-Сибиряк скептически относился к революционному движению, что проявилось и в период 1905 г. Герои рассказа "В худых душах" – дети священника, увлечённые освободительными идеями 60-х гт., становятся участниками революционной борьбы, попадают в ссылку и возвращаются домой безнадёжно больными. В "Братьях Гордеевых" рассказывается о крепостных Демидова, обучавшихся за границей и увидевших мир по-новому. Повесть "Охонины брови" передает историю Пугачёвского движения. Любопытно при этом, что сам Пугачёв на страницах произведения не появляется и внимание сосредоточено на рядовых участниках бунта. Показан и другой "коллективный герой" – лагерь притеснителей народа. Это дворяне и чиновники, администрация и владельцы заводов, верхушка местного духовенства. Поэтика рассказов и повестей строилась в той же образной и языковой системе, что и в романах.
Увлечение этнографическими изысканиями, уральским фольклором выразилось в обращении к жанру легенд. Предания казахов и киргизов приобретали условное нравственно-философское, аллегорическое содержание. Сборник "Легенды" (1898) перекликался с фольклорной тенденцией в "Сказках" М.Е. Салтыкова-Шедрина, в "народных" рассказах Л Н. Толстого, в стилизациях Н.С. Лескова. Так, обработанная Маминым-Сибиряком легенда "Баймаган" (1886) раскрывала превосходство честности над неправедно нажитым богатством и возвышенной, искренней любви бедняков над "любовью" дочери богача, купленной за дорогой калым.
Особый пласт художественного наследия Мамина-Сибиряка составляют произведения для детей. Это сборники "Детские тени" (1894), "Сказки и рассказы для детей младшего возраста" (1895), "Алёнушкины сказки" (1896), "Зарницы" (1897), "Рассказы и сказки" (1897, 1898), "По Уралу" (1899). Если основные произведения писателя имели трудную критическую судьбу, то детская проза его имела прочный и заслуженный успех.
Из рассказов для детей классическими стали "Емеля-охотник" (1884), отмеченный премией Фребелевского педагогического общества, "Зимовье на Студёной" (1892) – за него писатель получил золотую Медаль Санкт-Петербургского комитета грамотности. Уроки мудрости и доброты преподносят простые люди. Старик Емеля пожалел оленёнка, которого долго выслеживал, чтобы добыть мяса для своего больного внука. Любопытно, что художник не скрывает от ребёнка правды жизни. Вопреки народной традиции финалы многих произведений трагичны. Гибелью героев, собаки Музгарки и её хозяина Елески, заканчивается рассказ "Зимовье на Студёной".
Признанным шедевром детской литературы считаются "Алёнушкины сказки". Созданные после смерти жены и обращённые к любимой дочери (в начале работы над циклом, в 1894 г., ей было два года) произведения отличаются живой трогательной интонацией и новаторской простотой в изображении особенного в окружающем мире домашних животных, птиц, цветов, насекомых.
В 90-е гг. Мамин-Сибиряк создаёт романы для юношества "Весенние грозы" (1893), "Ранние всходы" (1896), публикует роман-притчу "Без названия" (1894), роман "Падающие звёзды" (1899) о любви русского скульптора к немой англичанке В произведениях звучали отголоски народнических догм, и успеха они не имели. Поздние сборники рассказов "Ноктюрны"(1899) и "Золотая муха" (1903), посвящённые по преимуществу судьбам интеллигенции, также резонанса не вызвали. Обычно это объясняется нечеткостью социальных взглядов писателя и, как результат, отсутствием идейной цельности и эмоциональной увлечённости в разработке темы. Интересный своей уральской экзотикой этнографизм терял привлекательность в обращении к слишком хорошо известному общественному городскому материалу. Исчезал эффект новизны и оригинальности. После Достоевского, Лескова, Чехова, Толстого в критике его упрекали за "отсутствие мысли о человеке".
В целом творчество Мамина-Сибиряка является неотъемлемой и заметной частью русской литературы конца XIX в. В его произведениях запечатлелся дух эпохи в колоритных этнографических образах, изображении быта и культуры разных сословий, в изменении психологии людей периода становления русского капитализма. Перекличка стиля писателя с чертами французского натурализма делала творчество Мамина-Сибиряка общеевропейским явлением.
Литература
Дергачев И.А. Д.Н. Мамин-Сибиряк. Личность. Творчество. Свердловск, 1981.
Дергачев И.А. Д.Н. Мамин-Сибиряк в литературном контексте 2-й половины XIX в. Екатеринбург, 1992.
А.И. Эртель (1855–1908)
Александр Иванович Эртель был потомком берлинского бюргера. В автобиографии писатель рассказывает, что его дед Людвиг Эртель шестнадцатилетним юношей оказался в армии Наполеона и в сражении под Смоленском попал в плен. Некий русский офицер привёз его в свою усадьбу под Воронежом и хотел записать в крепостные. Родственники отговорили офицера от этого намерения, и Людвиг остался свободным человеком. Вноследствии он занял пост управляющего сначала на водяных мельницах, а затем был управляющим в помещичьих усадьбах в Воронежской и Тамбовской губерниях.
Позднее Людвиг принял православие. Отец писателя Иван Александрович служил приказчиком у московского купца, а затем занял место управляющего в том же имении, где раньше служил сам Людвиг-Иван Эртель. Мать писателя была незаконнорожденной дочерью помещика и крепостной нянюшки.
Более 20 лет отец писателя служил управляющим у помещика Савельева в деревне Ксизове Задонского уезда Воронежской губернии. Савельев и его жена актриса-француженка "Сильвия Ивановна", почти не говорившая по-русски, оказывали мальчику покровительство. Отец Эртеля надеялся, что общение с господами научит сына чему-нибудь полезному. Учение, с иронией вспоминает писатель, состояло в том, что Савельев иногда говорил, что значит такое-то французское слово. Все остальное время "ученик" играл с дворовыми мальчишками, гулял в саду и в огромном цветнике или сидел возле Сильвии Ивановны, которая привязалась к ребенку.
По настоянию матери Сашу начали готовить к поступлению в гимназию. Его "учил" то "пьяный конторщик", то "гувернантка, девица из крепостных, но почему-то с институтским образованием", то "барчуки-правоведы", когда он гостил у бабушки по материнской линии. В итоге в гимназию мальчик так и не попал, потому что в Воронеже, куда он поехал экзаменоваться, отцу, "закутившему" с товарищем, "отовсюду" не советовали отдавать ею в гимназию: "Будет образованный – родителей не станет кормить".
С 13 лет Александр Эртель начал проходить школу жизни. Отец получил новое место в имении Филипповых, и Саша стал его помощником, чем-то вроде приказчика. При этом должность помощника управляющего не мешала ему дружить с простыми людьми. Он вспоминает, что был "своим человеком" и в застольной, и в конюшнях, и на деревенской улице, и на посиделках, и на свадьбах – везде, где "собирался молодой деревенский народ". Этот богатый жизненный опыт впоследствии отразится в его творчестве.
Чтобы прекратить эти недостойные "фамильярные" отношения, отец согласился отпустить его на новое место службы, в имение, в котором требовался конторщик. Усадьба находилась в 20 верстах от города Усмани, где была приличная библиотека. С посещения этой библиотеки и началась его по-настоящему новая жизнь.
Управляла библиотекой дочь богатого купца М.И. Федотова. В её лице Эртель впервые встретился с женщиной "образованного круга" и вскоре женился на ней. Супругов сопровождали финансовые трудности. Потеряв место конторщика, Эртель попытался заняться предпринимательством, стать арендатором земли, но и здесь потерпел неудачу.
Отец жены, М. И. Федотов, был человеком высокообразованным для своего крута, страстным любителем чтения. В его доме собиралась городская элита. Из разговоров гостей Эртель, по воспоминаниям, почерпнул очень много, "в первый раз услыхал о земстве, о мировом судье, о полиции, об арестах, о политических процессах, о жизни в полку, на Кавказе, в Варшаве, в столице, за границей…" В доме тестя в 1876 г. Александр Иванович впервые познакомился и с "настоящим" литератором. Это был известный писатель-народник П. В. Засодимский, приезжавший в Усмань по семейным делам.
Общение с Засодимским побудило Эртеля испытать себя в литературном творчестве. Он написал свои первые произведения – рассказ "Переселенцы" и очерк "Письмо из Усманского уезда", которые столичный литератор помог опубликовать. Первый успех окрылил молодого "писателя", и с 1879 г. он начинает работать над книгой "Записки Степняка". Составляющие её произведения выходили в периодических изданиях – журналах "Вестник Европы", "Дело", "Русское богатство".
В 1879 г. Эртель переезжает в Петербург и, по предложению Засодимского, становится заведующим библиотекой, служившей местом встреч писателей и общественных деятелей народнического толка. Служа в библиотеке, Эртель знакомится с Г.И. Успенским, В.М. Гаршиным, Н.Н. Златовратским, С.Н. Кривенко, Н.Ф. Бажиным, Н.И. Наумовым, И.С. Тургеневым и другими известными писателями.
В 1880 г. из-за тяжелой болезни (туберкулёза) Эртель был вынужден вернуться в родные места – сначала в Усмань, а затем на хутор к матери. Здесь он продолжает работать над своей книгой. В 1883 г. "Записки Степняка" вышли в двух томах и сделали писателя известным.
"Записки Степняка" развивали жанровые, композиционные и стилевые традиции "Записок охотника" Тургенева. Однако изменилась сама реальность, изображаемая в произведении. Эртель художественно воплотил мир пореформенной деревни с её проблемами и противоречиями. Писатель запечатлел яркие жизненные типы новых "хозяев" деревни: купцов, кулаков, кабатчиков; показал разрушительную силу наживы. Остро показана в цикле и главная народническая проблема взаимоотношений дворянской и разночинской интеллигенции и крестьянства.
Литературный дебют Эртеля получил высокую оценку. Среди ценителей книги были Г.И. Успенский и В.Г. Короленко. Последний отмечал живость, колорит, юмор рассказов. Выразительными получились пейзажи.
Весной 1884 г. А.И.Эртель был арестован и заключен в Петропавловскую крепость. Его обвиняли в связях с революционными организациями. Однако из-за ухудшения здоровья через четыре месяца его освободили из тюрьмы и выслали под административный надзор в Тверь. Ссылка продолжалась до 1888 г. В это время писатель пережил увлечение идеями Л.Н. Толстого, с которым вступил в переписку. Влияние Толстого выразилось в создании "народной" повести "Жадный мужик" (1884), опубликованной издательством "Посредник". Герой повести крестьянин Ермила, прошедший школу жизни у купца, а затем убивший и ограбивший хозяина, оказывается наказан жизнью и в итоге раскаивается в своих грехах и совершённом убийстве. Решающее значение имела доброта старшего брата Ивана, приютившего разорившегося и обворованного сыном Ермилу. Бывший мироед Ермила теперь решил послужить "миру" и уговорил барина сдать мужикам землю "дешевле против купца". Он умирает примирённый с народом и совестью.
На просьбу Толстого написать произведение, обращаясь "исключительно к народу", откликнулись также А.Н. Островский, М.Е. Салтыков-Щедрин, Г.И. Успенский, Н.С. Лесков и В.М. Гаршин. Эртель на равных оказался в этом ряду замечательных художников слова.