Ту, что целый народ гравировал веками
И шлифовал Господь редкими облаками.
7
Кто учит любви, тот верит в грехопаденье мира.
Недаром же я вначале упомянул Шекспира,
Чьё имя – как знак вопроса, но выучил каждый школьник,
Что в центре высокой драмы – классический треугольник.
И Фараон, как солнце, вступает в права пустыни
Там, где совсем другие святые. Но все святыни -
По сути – есть пирамиды. Абстрактная форма света -
Луч, то есть угол зренья в мире Творца Завета.
8
Образно говоря, каждый стремится в небо,
Не думая, что под ним чёрный квадрат Эреба.
Жизнь – как потеря Рая, посох да пыль изгнанья,
Шествие восвояси – со знаками препинанья,
Лучше – с надеждой, верой – без поправки на чудо.
Самые светлые строчки – как письма из ниоткуда
В неведомое – с любовью! Вместо адреса – лотос,
Словно припоминанье, что человек – есть космос.
9
В долгом стихотворенье с ритма сбиваюсь, меру
Теряю – дышу неровно! Словом, беру на веру
Всё, что могу расслышать в этом глухом просторе,
И тороплюсь, как спорщик с репликой в разговоре.
Раз Фараон проснулся, значит живей, чем классик.
Вместо карандаша Бог выбирает ластик -
Смотрит на лист пустыни, дышит горячим ветром,
Словно услышал голос, но не спешит с ответом.
1.2006
(криптограмма)
без
крыльев
летящему странно
быть выше себя самого
летящему странно без крыльев
Опытное поле
Что ты озвучил, прочёл из того, что тебе
Было навеяно, как ветерком, из простора?
Что, преломляясь во времени или в судьбе,
Из потаённых глубин к прямоте разговора
Переходило, росло и гремело в словах,
И, расщепляясь, как атомы, на полигоне
Слуха и голоса, как в параллельных мирах,
Вдруг разгоралось, как солнце, в земном небосклоне?
Вместо ответа смахнуть бы, как пыль, со страниц,
Вычеркнуть вовсе кавычки, тире, запятые -
Сор препинаний, как знаки условных границ,
В прах обращающих годы твои золотые.
Времени хватит и нам в удивлённой стране,
Чтоб удивиться всему, что придумали сами,
Словно за веру сражаясь на этой войне
С бесами собственной памяти, как с ветряками
Тот, нарицательный ныне в любом языке,
Рыцарь простой и великий – прообраз поэта!
Надо бы доброе слово о том чудаке
Вслух выговаривать вместо прямого ответа.
Опыт прекрасного не безопаснее, чем
Речь проповедника, рукопись евангелиста
Новой эпохи, для нас обусловленной тем,
Чтоб создавать обстоятельства данного места
Здесь, где почти беспредметна заречная мгла,
Как в знаменитом пейзаже "Над вечным покоем".
Нам колыбелью когда-то Отчизна была,
Вот и открылась для каждого опытным полем.
8.2006
Восход Гермеса
Восход Гермеса. Пытка отрицанья
Безвременья неволи и свободы.
Вокруг одни легенды и преданья.
В один язык мигрируют народы.
Редкоземельных красок наслоенье
На полотне, читай, на парусине.
В суровых нитях ветра откровенье,
Что свойственно классической марине.
Девятый вал! Пучина мировая
На фоне Айвазовского. В подкорке
Из времени природа волновая
Проявится – как в царственном Иолке
Тот мореход – всей нечисти на горе!
Гори, Гермес! На всё – твоя отвага!
Как призраки в оливковое море
Выходят корабли Архипелага.
9.2009
Стихи
белые русские ночи
китайские будильники
и книги
О СУЩЕСТВУЮЩЕМ ПОРЯДКЕ ВЕЩЕЙ
11.2011
Александрия
Александрия времён распада.
Красное выпито. И не надо.
Гонит ветер народы моря!
Много сильных, да нет героя.
Всё по-старому? С новой строчки!
Пусть корабль стремится к точке,
За которой лучи восхода -
Словно в зеркале антипода.
Тектонический сдвиг по фазе!
Век, что голый король, в экстазе,
Вслед за пешкой гребёт в азарте.
Время двигается по карте
В край блаженных, в страну заката.
Не дворец, а ума палата
Там стоит посреди залива.
Там действительно всё красиво.
Как библейского судна остов,
В каждом веке найдётся остров,
Но такой, что сродни Итаке
С комиссаром при Телемаке.
Мир – Утопия – Атлантида!
Эя, выпавшая из вида,
Как ловушка в ночном тумане
В этом призрачном океане.
9.2007
"И в зеркале – как ветер – стих…"
И в зеркале – как ветер – стих.
Серебряный поток Нарцисса.
Движенье образов, и в них -
Неразличимы наши лица.
Слиянье звуков, голосов.
Строка, бегущая вдоль моря.
В разгаданном порядке слов -
Сюжет поэмы без героя…
12.2004
Зеркало
Блик падает – и зеркало темнеет.
Эй, кто там?! Говори, что там белеет?
Как будто крыльев трепет, птичьи крики…
Картина в раме. На картине – блики.
Видения! Из вод выходят люди.
За ними, словно голова на блюде,
Над морем восходящая Селена.
И клавиши на волнах. Дальше – пена.
В мажоре эта музыка, в миноре -
Всё лучше, чем сопение в просторе,
Чем кормятся прожорливые бризы.
Видения – что девичьи капризы.
Они полны… Но не прибавить слова.
Сей замысел – как море без покрова,
Как бёдра той, что вышла к нам из пены,
Отражены в картинах. Дальше – стены.
12.2004
Божественные пчёлы
Какая смесь! Разящие глаголы
И золотой нектар медовых сот.
Блаженные божественные пчёлы -
Крылатых строк вневременный полёт!
Всё сближено: гекзаметр прибоя,
Как избранный соперником Гомер,
И пение поэмы без героя
Героями с энеевых галер,
Вергилия из ветреной столицы
Гиблейский мёд, и статуй красота,
И современники – как очевидцы
Бессрочного несения креста.
Механика свободного полёта
И точная метафора труда -
Всё смешано! Без цели и расчёта
Всё движется неведомо куда.
Трагедия с комическим исходом
Разыграна сюжету вопреки.
Не лучше ли соединить с восходом
Ночных светил мелки и угольки
И к слитному письму – сплошной строкою -
Вернуться вновь, когда без лишних слов
Всё ясно и поэту, и герою -
Читателю и автору стихов!
О прочих связях сотовой природы
Подробнее ещё поговорим!
И больше не нужны нам переводы
С латинского – про вечный город Рим.
6.2006
Прогулки с классиком
Следуй преданью, поэт…
Квинт Гораций Флакк
И цвет на полотне, и солнце за окном,
И на дворе апрель! И вдруг – печаль такая,
Что смотришь битый час, как в небе голубом
Кружится ястребок, крыла не поднимая.
Парит себе и всё. Эпиграфом к весне!
И вновь со мной всё те ж – тревога и волненье!
Как много лет назад – в распахнутом окне
Круженье ястребка и – головокруженье!
И голых лип весной пахучая кора!
И в парке с классиком гуляет Мельпомена.
Неизданных стихов – прекрасная пора!
Бульварные цветы. Поклонницы Верлена.
Не их Автомедонт на памяти моей,
А Блок и Аннинский – в мистическом тумане!
Да в поле бубенцы Серёгиных коней…
Гляди, как режут снег есенинские сани!
Всё это ближе мне. Печальнее. Светлей!
Слышней, чем реквием какой-то странной эры.
Цитирую: горит звезда моих полей!
И вдруг издалека – ахейские галеры -
И море, и любовь! И – как перед войной -
Прогулки с Пушкиным. Прелюдия распада.
Как будто это всё случилось не со мной!
И ястреб улетел. Закрыта "Илиада"…
Не говори. Диктуй! Что дальше, сын Лаэрта?
4.2009
Живопись
Империя воздушной перспективы!
Теней сцепленье. Красок переливы.
И время, подражая примитиву,
Не разрушает эту перспективу
И только уточняет перемены,
И в зеркальце – не суженый Елены,
А так себе – подобие героя,
Как памятник Эпохи Перепоя.
И что сказать? И где ещё такое
Откроется – сеченье золотое!
На плоскости плакучие берёзы
И в перспективе – их метаморфозы.
4.2009
Вечер в пламени арабесок
Был вечер в пламени арабесок,
Закат окрашивал купола,
И в парках листья, как лики с фресок,
С деревьев падали в зеркала,
Как будто осень мосты сжигала
И вдруг открыла огромный мир,
И поверяла мои начала,
Определяя ориентир,
И говорила: судьба – не сахар,
И я размешивал с тенью свет -
Искал разгадку своих метафор,
Таскал по городу свой мольберт.
9.2004
Вариация на тему тростниковой флейты и ветра
Вновь привыкаю к месту, читай, ко всем
Памятникам, гуляющим во дворе,
Где палисад, разбитый незнамо кем,
Благоухает астрами в сентябре.
И листопад, как новый культурный слой,
Приподнимает крыши и дерева,
Перекрывая музыку тишиной,
Чтоб оглядеться и подобрать слова,
Долго не испытуя на прочность то,
Что под луною тленья не избежит.
В этих широтах драповое пальто
Определяет уличный колорит.
И налетевший дождь в глубине двора
Лишнее скроет, статуи растворив:
Что налепили местные скульптора -
Не городской, а временный лейтмотив.
Не привыкай, художник! Читай, к тому,
Что обратимо. С красками выйди в лес!
Всё, что откроет образы одному,
То и у многих вызовет интерес,
И вознесёт к вершинам – как первый стих!
И на другое что-то не нам пенять.
Ветер поднялся и через миг затих.
На мониторе вечер. Иду гулять.
Рынок, часовня, в кружеве тёмный сквер…
Как не искал, не нашёл теремок резной,
Что написал однажды на свой манер,
И ночевал, как помнится, у одной,
И торопился утром к большой реке:
Не созерцал – выстраивал облака!
Память – как флейта времени в тростнике.
Ветер от берега – не оторвёт река!
Томск – 2.2009
Кеть
Облака – словно рваные сети.
Крутит ветер челнок рыбаря!
Это осень проходит по Кети
Золотым косяком сентября!
Это крылья высокой победы
Развернулись во весь небосвод!
И плывут по реке самоеды -
Словно духи серебряных вод.
Это снова на зеркале синем Листопад!
И в открытом окне
Бьётся время – лирическим ливнем -
По Кети! В самоедской стране -
Словно в сказке – угрюмое море
Журавли подожгли в перелёт!
Вот и облако рвётся в просторе.
И о Родине кто-то поёт.
8.2007
Оранжевый месяц
Оранжевый Месяц в глубокой реке.
Остяцкие боги плывут в обласке
И песню заводят: "О, Ном кызынчан!"
Оранжевый Месяц ныряет в туман.
И прячутся духи в кочкарник низин.
По слову Торума: "О, Ном ыэчжин!"
Проносится эхо над поймой: "Ы-да-т!!!"
Как будто кого-то тоска заедат.
Но что за Ыдат, непонятно.
И тут Ни бога, ни дьявола так не зовут.
"Ыдат!" – набегает речная волна.
"Ы-да-т!!!" – обращается в крик тишина.
По слову Торума: "О, Ном кызынчан!"
Оранжевый Месяц разрезал туман…
Ыдат Чулымканов плывёт в обласке,
Волшебную воду везёт в турсуке.
В далёком урмане поют остяки
Весёлые песни Угрюмой реки.
11.2006
Реки
Навеки с нами родники и реки.
Истоки ближе тем, кто одиноки,
А реки тем, кого уже навеки
В круговороте увлекли потоки.
Ещё пути-дороги и просторы,
Сравнимые с эпохами, веками!
И речи, и простые разговоры
Навеяны как будто облаками.
Мы всё преувеличиваем, то есть
Хотим увидеть высшее в ничтожном.
И всё-таки талантливая повесть
Придумана в буфете придорожном,
Как случай на протоке – всё навеки!
И строки проступают из тумана,
Такого же холодного, как реки
На широте Туры и Магадана.
11.2006
Зимний вечер в провинции
Светло и тихо в сумрачной природе
Пустых дворов и парков городских.
Как рукотворный памятник в народе
Высокой грустью дышит русский стих.
Пронизан воздух светом снегопада,
И связан с тишиною полумрак
Сквозною темой, что закрыть бы надо,
Да всё не закрывается никак.
3.2007
Северное сияние
Алексею Буховскому
Ты помнишь, как ярко светили огни с небосклона,
Мы шли с гауптвахты, и ротного матерный крик
Разрезал пространство до рудников Каларгона
И вдруг обернулся песнею "про материк".
Ты помнишь, Алёша, как строем ходили и пели,
По белым дорогам, и грудью вдыхали пургу.
О чём-то далёком слагали стихи, как умели,
Но строчки забыли в глубоком Таймырском снегу.
Мы даже не знали, куда прилетели с гражданки.
Надели шинели! И каждому стало теплей,
Когда, как виденье, под звуки "Прощанья славянки"
Вдруг вспыхнуло в небе сиянье магнитных полей!
Пусть кто-то не помнит метелей нестройное пенье,
Казармы под снегом и ротного крики вдали,
Но высветит память полярное это свеченье
Над белой дорогой – у самого края земли.
Алыкель (1978–1980) – Томск -2006
Озорной ветерок на античный манер
Снежный ветер в саду золотых Гесперид -
Как настольная лампа среди снегопада!
Искромётный рисунок! Немыслимый вид.
Потаённое слово в подстрочнике сада.
На античный манер перечитан с листа
Озорной ветерок. И стрельчатые своды
Снегопада – как арки в пролётах моста -
Замыкают круги, опираясь на воды.
Невозможно представить, как первый снежок,
Упраздняя своё круговое паденье,
Словно в зеркало смотрится в тонкий ледок
И становится музыкой, слушая пенье
Ветерка, что в саду золотых Гесперид
Озорует, играя в подстрочнике сада,
И круги размыкает, и ставит на вид
Потаённое слово – среди снегопада.
7.2008
Лирический фантом
И речь напоена сакральным звукорядом -
Как песней хоровой протяжность ветерка.
Всё прочее – как миф – с классическим раскладом,
С разладом вековым и славой на века.
В какой-нибудь рассказ для улицы и сцены
Кочующий мотив не вставить как пример
Потворницы-судьбы под маской Мельпомены,
Что правит всякий раз расстроенный размер.
Лирический фантом преследует поэта!
Луна – как лестница в лакуне временной.
Всё это, может быть, простое свойство света -
Движение души сомнамбулы ночной.
8.2009
Плач Ниобы
В сознании лесного ручейка
Проворных рыб встревоженная стая
Расходится, как нервы рыбака,
Из памяти потока вычитая
Зеркальный слой стремительной воды,
Гурты овец и волчий глаз циклопа,
И облака – как ящеров следы -
Под плёнкою вселенского потопа.
И вот плывёт корабль! И молва
Ручьём чернил из мировой утробы
Выносит не рождённые слова,
Но всех детей наказанной Ниобы.
О, Дева, плачь! Под чёрною скалой -
Пускай ручей останется как мера
Жестокости Охотницы лесной
И жертвенником Феба-изувера.
4.2010
Охотничий сезон
Вороны – это крылатые волки!
Их надо уничтожать…
(из телевизора)
Весной, когда начнут отстрел ворон,
Желательно уйти повыше в горы.
Добром такой охотничий сезон,
Наверное, не кончится. Просторы
Отечества затем и велики,
Чтоб выразить всю широту размаха!
Выходят в поле вольные стрелки,
Как водится, без совести и страха!
Кампания… Что вскоре и пройдёт.
За летом осень яркими цветами
В холодный колорит перетечёт.
Родная речь пополнится словами,
Каких из вольной лирики стрелков
Не вычеркнуть. Вот памятник отстрела -
Крылатый Волк! Ах, если б знал Крылов,
Как высоко Ворона залетела!
3.2006