Берега дождя: Современная поэзия латышей - Сергей Морейно 5 стр.

Путь масла. Пятьдесят лет назад

до света на рынок
в набитой горбом телеге
звенеть туесками, горшками
бочонками, крынками, банками
свой подымать достаток
цепляя взглядом как спицей
свой путь от синего леса
к ячменным граненым колосьям

но корни столетних сосен
как змеи, в сумраке вьются
гремит, спотыкаясь, телега
и сливки становятся маслом
от прибыли пшик лишь только
лошадка рабочая в мыле
и ты на Гулбенском рынке
садишься, приятель, в лужу

путь этот слишком ухабист
и вот, поплевав на ладони
хозяин подрубит корни
и срежет крупные кочки
спугнет воронью семейку
и сгонит с дерева дятла
а раз привезет из Гулбене
добро и четыре молитвы

когда земля набухает
и вязнут в лугах колеса
так вот, весной этот путь
зовут еще по-другому
сначала хлебным путем
муки ни ложки, а листья
клена в печи от позора
скручиваются и тлеют

и только потом путь масла
поскольку в Гулбене славный
спрос, и склоняют имя
рубившего корни-крючья
и конь не трясет мослами
а шагом и медленной рысью
когда уже поздно молиться
и на пути к погосту

Курземский берег

Якоб усталый рассвистал свои лодки по свету
медь столетий горчит в кисетах пора и подымить
свить лоскутик того табачка снять стружечку этого
яблочка выцепить какого-нить под дверьми

но Дарте неймется мозоли да зуд постигли
что кара небесная пальцы гребут по рядам
днем базарным
а в деснах беззубых что в тигле
плавится стран заморских звонкая дань

тих Иов после фильтрации
мается человече
видно в башке этой что-нибудь стало дугой
вдеть бы бычье кольцо в ноздрю да коромысла на плечи
вздеть
пусть миры кружась не лезут один на другой

как там наш Янкеле обрящет свои горизонты
на крылышках тех восковых белым соколом вслед
слепящему ветру
слепому от ярости солнцу

но взгляд исподлобья
молочно-сед

"Забыть о курземском сплине..."

забыть о курземском сплине о Земгале своенравной
крепленых портовых винах крапиве кусавшей ноги
заехать за Балвы в чащу и сделаться месяцем славно
или пыхтеть и дуться кипящим котлом на треноге

санями полными скрипа проехать вспученным лугом
стать лошадиным бегом на пасеке вдоль опушки
когда дороги под снегом а с мая солнце по кругу
где пчелы требуют выкуп когда кукует кукушка

где горла коса не щекочет притом стена за спиною
ни места ни срока точно туман нависает стеною

правый берег в осоке стена за спиною

Гербовое стихотворение

Ояру Вациетису

Один разорившийся аристократ
с лицом напоминающим морду шпица
продавал в коробках изFпод монпансье
винных улиток на базарчике в Торнякалнсе
преимущественно гостям столицы

и свой небольшой доход
копейки что бились в карманах как мышки в пасти
он честно нес в свой холостяцкий home и грустил
и делил на три равные части

первую треть он посвящал вину
которое красной струей лилось горяча желудок и глотку
вторую треть выбрасывал в Марупе и сплевывал через плечо
надеясь вернуться к своим коробкам

а третья часть что делать с ней он не знал
он думал заказать свой родовой герб
прибить над маркизой
и так привлекать клиентов

та третья часть что делать с ней он не знал
хоть она и росла не отходя от кассы
уже скопился приличный гербовый капитал
и он отдал все на будущий мост
что должен вести через Торнякалнс к Юрмальской трассе

теперь аристократа нет
улитки плодятся в дворцовых парках и Бог с ними
исчез и базарчик воздух от нашествия автоулиток пухнет
но если в каждую опору моста не вмуруют герб
боюсь он рухнет

Танцы по средам и субботам

Что делать? Снег, слякоть, дождик, бодяга,
горблюсь, как чага, как береста сырая;
чих, кашель, и с чесночком-трудягой
внезапный привет из Болдераи.

Автобус? Точно, бежит, погода проклятая косит,
ветер точит, режет; на деснах тянучка преет,
болтается флаг, фонарь, прицеп на колесах,
пират с дешевой обложки (подвязан к рее).

Сезонный жду пароходик. С лесоповала
рев сирен – фейрам! – и часы обмирают.
Сезон отменяется. Но из объятий причала
выскальзывает маршрутка Волери-Сурабайя.

Но стоп! Прачкам сказать "Бог в помощь" там, у сарая.
Кто их нарисует? Кто сочинит романсы?
Я? Вряд ли выйдет – нужно попасть в Болдераю.
Другим еще хуже – гранки, пасьянс, а в среду вечером танцы

"Как нам нравился запах бензина..."

как нам нравился запах бензина
черный кипящий асфальт в радужной масляной пленке
отблески окон в лужах
привкус олова тонкий
и покупать цветы за деньги казалось – бред

порой выпадало счастье за пуговицу взять трубочиста
свидетели наших встреч – жестяные навесы
и у тебя на щеке в мокром тумане
копоть оставила след

в ночных садах мы скитались
месяц хранил нас надежно все двери закрыты
и после гудков паровозов
лишь наша усталость скажет
как прохладен
обещающий все что хочешь рассвет

и звезды что падали в сумку
из породы ночных фиалок
и так тяжело просыпаться вновь на скамейке в парке
в Золитуде
где на воротах снаружи надпись "выхода нет"

"Улица Гертруды..."

улица Гертруды К. Маркса в просторечии Карлуша
тропка коммуникация она же тоннель в овраге
из-под курятника "Пилсетпроекта"
в обход церкви в тени победителя змея через улицу Ленина
пока булыжник дробится в газах выхлопах сдвигах фаз нету больше
дюжих мостильщиков владевших секретом
как выложить арочный свод на двух водостоках
улица с зеленой калиткой в стене но вот не могу найти
с которой дворами за сквозняком пойдешь и выйдешь к соседу
еще дальше к вокзалу на берег Двины еще дальше
улица чью сердцевину дырявят трамваи как легкое
с заезжим двором для извозчиков но об этом после
где на углу улицы Авоту видел вытекший мозг человека
грузовик же промчался мимо не тормозя (а может
мне так показалось
где во дни мальчишеских игр смеялись лавки как бабочки
торговля в подвалах березовые кругляши и торф-брикеты
бельевой каток погромыхивал артели спартак прометей
улица чьи створы как губы а красные зенки башмачников
таращились на покрытые каплями пота жирные
туши швей булочниц и сок из бочек капусты
по улице Курбада улице Админю
а Ирбе спрошенный чего ходит босыми ногами
обычно сплевывал "чтоб уши не мерзли")
теперь упирается в хрящ железной дороги
поезда не стучат но странно свистят по-птичьи
и лишь подозрительно склизким туннелем можно
попасть на улицу Даугавпилс

"Один резерват в центре города все-таки сохранился..."

один резерват в центре города все-таки сохранился

там цветы и гречиха растут и пчелы сбирают взяток

там вздымают ковали молот и храму ворота куют с чугунными

листьями колокол

и юнгфрау Эрнестине золотое колечко

один резерват в центре города неизвестно как сохранился

там Смильгис театр играет там подручные катят бочонки с рынка

там органы ревут в тени древес там в песке купаются воробьи

и дурацкая башня шарится на месяц с крылечка

один резерват в центре города пока еще сохранился

там разбить палаточный лагерь там запрячь рысаков в кареты

править в Вентспилс Ауце Лиепаю через неделю вернуться

и с волком-гонцом восточным царям отправить сердечко

Улица Александра Чака

I
Когда твердеет мгла селитрой,
глаза домов янтарно-четки.
Их крышам снится сон нехитрый,
когда твердеет мгла селитрой
и мужики несут пол-литра
во двор, где сгрудились пролетки.
Когда твердеет мгла селитрой,
глаза домов – янтарь на четки.

II
…и вывески, красивейшие и разнообразнейшие вывески,
повествующие обо всем, что здесь не продается:
лаковые лодочки, салями, перстни с брильянтами, водка,
газеты, что врут, и попугаи, что, возможно, правдивы,
любовь к апельсинам, лимонам, грейпфрутам
и три апельсина безо всякой любви,
мороженое,
зеркала фантазии,
цветочные сны,
и того всплеска от соприкосновения в полете с прозрачными крыльями,
и того дерева, вышедшего постоять в лунном свете,
непроизнесенного слова, несочиненных стихов -
ты тоже не купишь.

"Искал улицу Розена самую узкую в Риге..."

искал улицу Розена самую узкую в Риге
ее подвалы затопленные засыпанные хочу облазить при свете
фонаря как расстаться с утопией о государстве соединенных
баров подземной сети где неделю позволено будет
без просыпу глушить с детьми подземелья
искал улицу Девственниц самую короткую в Риге
со стороны Малой (что характерно) Монетной улицы
глухую улицу Девственниц с выходом через милицию
гиды не знают о ней одна пожилая дамочка даже обиделась
путеводителей нет и планов а сержант так и не понял лишь
руку четко к фуражке решил приложить
на Барахольной улице споткнулся о старый чайник паянный восемь
раз ветерана Парижской выставки жестяных изделий попал
к кроту за подкладку спасибо спасли
да на Амбарной улице инструменты из цеха каменщиков
плющили меня мордой об стену я вспомнил ту песенку
о распродаже инвентаря в связи с наступлением войн
и кариатиды корчились рядом и лилии отцвели
оазис этого города археологический парадиз
где на городище ливском РозенFдомовладелец
сам себе кажется Руозеном круглее звучит
но сержант так и не понял лишь руку четко к фуражке
решил приложить молдаванин или азербайджанец
он знает только "Алиготе" и "Саперави" и "Агдам"

"После очередной театральной премьеры..."

после очередной театральной премьеры
аплодисментов цветов вина и елея
мы оказались в подвальчике мастерской
насквозь пропитанной казеиновым клеем
было чем полакомиться взгляду
иконы вперемежку с ню и порно
модели на шпильках разносили кофе
подрагивая ресницами и покачивая бедрами
мы рассуждали о том как заработать деньги
на некоей улице восстановить церковку
посасывая разбавленное импортным тоником
молочко от бешеной коровки
одна из икон уставясь на нас
выражала неодобрение очень бурно
прохожие деловито сплевывали в водосток
в порядке очереди минуя урны
дух святой оказался крепок
и мастер выплескивал скипидар в окно
мы каждую каплю пили за предков
в тот раз нам не было больше дано

Пять семь

"Я вернулся в свой город исхудавший как гончий пес..."

я вернулся в свой город исхудавший как гончий пес
что пропал и вновь объявился принюхиваясь к родному столбу

адреса полустертые перемигиваются как лампочки над тем перекрестком
и с усищами монстра нажравшийся электричества везет меня трамвайбус

по местам где счастливы были где каждая вещь считает владельцами
нас одних
где до сих пор скрип в парадном как гамма как додекафонический джаз

будто в состоянии невесомости выплывает из дымки
черепичная крыша или лепной карниз
и я ощущаю их как слова "тогда" и "сейчас"

словно мода капризны так же изменчивы все с той же тягой к власти
в крови
фиолетовые сирени тигриные полосы облачное оперенье дракона

и раскраска домов веселей год от года и напоминает бисквит
так что взял бы и надкусил хоть один да я уж не тот сластена

мне хлеб-соли достаточно как при коммуне а пью я воду
однако законы еще не отменены и гульфик на шее не всем по вкусу

точь-в-точь как в тот раз по Парижу брожу с Бедекером 1912 года
без су в кармане в Латинском квартале живу собирая мусор

здесь не легче но все-таки Рига обволакивает мантией нежно
когда дождь моросит прикалывает к груди золотую булавочку ибо

нужно чтобы сменилась мода и чтобы прошло время прежде чем
сине-стальные молча зайдут за мной и вспыхнет словечко "выбыл"

"Если давно не случалось в Курземе быть..."

если давно не случалось в Курземе быть
в переулках Задвинья поймай перекличку шарманщиков
водопад на улице Ивандес и звон у речного устья
едва лишь клин журавлей под тем же углом
проспиртованный воздух нюхни за Брамбергес над бывшею монополькой
и чтоб пожарные на каланче у Шампетра дудели и били в бубны
на площади Рысаков мотор закряхтел закашлял
по улице Апузес откуда автобус бывало на Руцаву к озеру Папес
когда с плантаций тюльпанов восстанет Ева словно из чрева матери
покажет точно стрелка часов где стопроцентного видземца
Ояра Вациетиса встретить
в имении Кандавской улочки метит рак широкой клешней золотую рыбку
патримониальный округ Риги платит налоги
за то что давно не случалось в Курземе быть
да кто же мешает

Почти дневник. 1989

26.01

по рельсам мчит дрезина среди рифм и ритм
непрост
но дважды преломляясь между туч
по закоулкам и промоинам горит
дрезина как последний луч
с которым баню истопить и покурить ольхой
и травы освятить и упросить чердак
и сердце сердце прятать глубоко
едва заплещет грусть пусть будет так
торит дрезина путь и можно петь
здесь где-то зона караваны у ручья
и птица бьется пойманная в сеть
еще ничья

25.01

кризис одолен
впереди круиз
огни маяков обещают приз
по морю носятся как пираты
офицеры лекари адвокаты
вырвемся из удушливой эры
вослед крысам и осьминогам
их интеллект в недоступных сферах
должен вести по иным дорогам
где можно все на что нет запрета
там где глаза даны чтобы видеть
так где уши даны чтобы слышать
где мы не мерзнем совсем раздеты

22.01

и голубь посланный им через шесть недель пути
назад к ковчегу возвращается покорно
гонца пока он бездною летит
скупая совесть иудеев кормит

дадим же вестнику отборного зерна
пусть облако воронье дышит жаром
не многих испугают времена
обжалованию не подлежащей кары

но голубь посланный им через шесть недель пути
назад к ковчегу возвращается покорно
и никого не может здесь найти
как опоздавший почтальон в измятой форме

23.01

когда ты стынешь схваченный ненастьем
за крест церковный зацепившись шпорой
еще купить весь город в твоей власти
с осенним рынком речкой и собором

кто дорожит пропахшею болезнью
и грязным трюмом денежной бумажкой?
уж лучше скрыться где-нибудь в подъезде
иль к мачехе податься в замарашки

ах золотая пленка на которой
дрожит весь мир серебряной луною
еще ты можешь сторговать весь город
и Бога не пустить в окно ночное

23.01

в раннем средневековье мы обитаем
в памяти остывает плебейский мир
с запахом мяса из римских квартир
пока мы людские потоки считаем
наденет кольчугу степная стая

все отчетливей тянет лапу пустыня
к грядущему тысячелетию как раненый барс
в ребрах дыханий хлопки холостые
и борозда багровеет как Марс
и бьются у пояса ножны пустые

определенно линейны время и фрески
то что избыточно сдавлено прессом

25.01

я одевался в то что мне соткал паук
в петлице веточка мышиного гороха
а пуговицы нет поскольку вдруг
нить порвалась
сбежала рыбка-крошка
она одна с ума меня свела
как в омут Гауи я был затянут в бездну

кому я угрожал дурак и бездарь
когда туннель мембрана и стрела
вонзилась в глаз и там на дне засела
все всё равно примчатся пить ликер
и что поэзия наворожить успела
на повороте вывалил шофер

25.01

когда останется лишь пять минут
и пять последних дней уже не в счет
молись тебе помогут и намнут
снежков хоть полный короб и еще
к сухому словно кашель чет-нечет
часы свое добавят тики-так
и к белому листу опять влечет
и жить не надоест пусть даже так
Летучие Голландцы среди тьмы
драконы в небесах и звоны в вышине

молись помогут и повалит снег
точь-в-точь в перформансе "Среда и мы"

26.01

уже пора сказать "labrīt"
извечно Сущему всем тварям всем предметам
три времени для нас как три горы
соединили отраженным светом
на гроб Господень сбрось ярмо нужды
и ненависть и зависть канут в Лету
тут нужен новый сруб а у воды
посланец-голубь с пальмовою ветвью
крылатый гость спустившийся так низко
явленьем -
Жизни формула & Co
мы будем счастливы и будущее близко
но кажется что очень далеко

Три стихотворения на малознакомую тему

* * *

ругался глушитель полуторки, перекатывал шарики дроби
выхлопы, чад, со жнивья сорвалось черное облачко птичье
прошили насквозь: дымился походный котел в заботах о хлебе насущном
хмель повисал на заборах – гигантский, барочный август

был вечер воскресный, проехали мимо заброшенной фермы, там
выбиты окна
стояли в проеме дверном цыганята: сестрица и братец? за руки взявшись
быть может, местные греки – так же безумно и ярко
блестели глазенки на личиках смуглых
когда-то – теперь потухли, запали (так слушают сказку)

не шел гномик Румцайс, не мог сквозь колонну пробиться
перли и перли, глушитель ругался, дробью палил по задам, разрывая
нейлоновый воздух
шныряли лахудрики в сумерках, вдруг слышим: ну, бедолаги, сотру
в порошок
и сразу майор в пилотке, чтоб снайпер не брал на мушку

а рядом на площади будки и арка зверинца, афишами хлопал ветер
фонтан-амазонка с одною отбитою грудью
пили воду – отравленную, так нам сказали
а переспросить было негде: местечко лежало в пыли
молчали домишки, на стенах звезда и свастика рядом