Образ жизни - Яков Тублин 2 стр.


Но только чтобы не война…
Твоя вина - моя вина.
Народы, расы - всё враньё!
Земля - Отечество твоё!
Стихи пиши, долби гранит -
Трудолюбивых Бог хранит.

Он слушает меня пока,
Но всё же морщится слегка,
И мне даёт такой ответ:
- Не доставай! Сам знаю, дед…

* * *

Стала речь моя исповедальной -
Здесь, где я поднялся и упал,
Где, не только территориально,
Ближе к Богу я сегодня стал.

Восемь лет хожу по новой тверди,
Восемь лет тропу к Нему ищу.
Но за мною следом бродят черти,
Хлопают, кривляясь, по плечу.

Боже мой, я знаю не по слухам
(Потому как это сам прошёл),
Что крутая русская сивуха
Делает с еврейскою душой.

Но моя душа не виновата,
Столько лет блуждавшая в лесу.
Ангелы мои - мои внучата,
Только лишь они меня спасут.

Иерусалим - моя столица.
Здесь и оплачу свои долги.
Господи! Евреем дал родиться -
Умереть евреем помоги.

Молитва

…еврей - это святое существо.

Л. Толстой, 1891 год

Всемилостивый Бог,
Я - русский иудей -
Молюсь не за себя,
А за своих детей.

Пока я в мир иной
Неспешно ухожу,
На внуков и детей
Всё пристальней гляжу.

Молитвою моей
Пусть будет русский стих -
О том, что никогда
Ты не оставишь их.

На Волге, на Днепре,
На Иордан-реке -
Прости, что я молюсь
На русском языке.

Нью-Вавилон

А что привёз с собой, -
Сумей сберечь,
Как ту святую воду из колодца.
…В Израиле - украинская речь
(Я вздрогнул даже)
Громко раздаётся.

Как без вести давно пропавший брат,
Является утраченное слово.
Как будто тыщи лет тому назад,
Нью-Вавилон здесь создаётся снова.

Ещё мне часто снятся те края,
Где обитают ангелы и черти.
Язык мой русский - родина моя,
Отречься от тебя - мне равно смерти,

На этом языке душа болит
И радуется новою судьбою.
Мой русский родич,
Изучай иврит:
Ведь мы - от Бога одного с тобою.

Изменения

Приобретают новые значенья
События, и мысли, и слова.
Уже за мной - иное поколенье;
Точнее быть - так даже целых два.

Мои - неужто вправду? - эти дети,
И внуки эти?
Кто 6 подумать мог!
Хочу увидеть поколенье третье,
Но это, если мне позволит Бог.

Я возраст свой порою забываю.
И вот, покуда длится этот миг,
Волна накатывает молодая
На слово неизбежное - "старик".

И ничего не изменилось будто,
За исключеньем мелочи одной:
Где в слове "Бог" писал строчную букву,
Уже не обойтись без прописной.

* * *

Серьёзные сроки приспели,
Раздумья толпятся гурьбой.
Что делать мне с этим апрелем
И с этой весной голубой?

Что делать мне с этим рассветом,
С заботой грядущего дня?
Устала душа от диеты,
И в странствия манит меня.

И запах костра горьковатый
Я чувствую как-то острей.

…Что делать мне с этим закатом,
С апрелем,
И с жизнью моей?

Париж - Лондон

Перелёт

Я не на "Боинге" летел -
На крыльях сказки.
А справа небосвод алел
Невиданной раскраски.

Я полстолетья ожидал
Такого рейса.
А рядышком Тору читал
Попутчик в пейсах.

Носители подагр и грыж
И прочих болей
Летят из Эреца в Париж -
Не менее, не более.

И даже те, кто встать не мог
Вчера с постели,
Переступили свой порог -
Летели!..

Не то что стонов -
Вздоха нет,
И даже шутки кстати.

Аэропорт. Париж. Рассвет.
…На самом на закате.

Поздние прогулки

Как белый человек,
Вхожу в "Гранд Опера",
Фотографируюсь на Эйфелевой башне.
На авеню Дэ Итали с утра
Пью кофе.
В полдень сувенир пустяшный
Куплю над Сеной,
Франками звеня.
И как когда-то Хэм,
По Монпарнасу
Пройду вразвалку -
Весь Париж в огнях -
И возвращусь в отель
К ночному часу.
Опухли ноги,
Пухнет голова
От этих слишком поздних впечатлений
И скошенная майская трава
Молочно пахнет,
Словно в День Творенья.
Минутку посижу - саднит в боку,
Но я ещё тащусь в кафе "Ротонда".
Стою, припав к дверному косяку,
Без всякой позы и без всякой фронды.
Бульвар Распай, уж ты меня прости -
Свернул бы влево, но устал серьёзно.
Пора передохнуть. Ловлю такси.
…Как поздно всё же,
Как, однако, поздно!

* * *

Какой запоздалый подарок
Случился над Сеной-рекой:
Стою под какой-то там аркой -
Неважно совсем под какой.

Чего и какого я ради
По улицам этим плетусь?
Какая-то горькая радость,
Какая-то сладкая грусть.

Я выйду к тому переулку,
Под этим пройдусь фонарём.

…Как пахнет французская булка! -
Как в нищенском детстве моём,

Как в том огневом и морозном,
Раздетом, голодном, босом.

Париж! Я ребёнок твой поздний -
Лишь выгляжу старше лицом.

* * *

Оторвавшись от милой жены,
Я гулял по ночному Парижу.
И почувствовал, что сожжены
Все мосты. И опор я не вижу.

Где я был? Где шатался досель?
Где певал хулиганские песни?
Как случилось: бульвар Сен-Мишель
Променял на бандитскую Пресню?

Я родился не там, не тогда -
Сирый пасынок дикой отчизны.
Вместо жизни случилась беда…

Всё же я ещё жив - после жизни.

И помыслить я даже не мог,
Что я буду когда-нибудь старым,
И окажет мне милости Бог:
Пить бордо на долине Луары.

На Монмартре картину куплю,
К Сене выйду, хмельной спозаранку.
- Мужики, ну ещё по рублю
Соберём! Извиняюсь - по франку.

Я живой: даже выпить могу,
Но жена разрешает немного.
И перед судьбою в долгу,
"Слава Богу, - шепчу, -
Слава Богу!.."

Сны сбываются

Десять франков - не деньги,
Куплю себе "Русскую мысль".
Ноги вытяну, лягу,
Умывшись парижской водой.
Почитаю, хотя для меня
Эти мысли прокисли…

Сны сбываются значит,
В которых я был молодой.

Как-никак повезло,
Что родился я русским евреем.
Мне глаза завязали,
Стянув на затылке узлом…
Ветерок прилетел -
И с Монмартра кофейнями веет.
Элегично в душе,
Только горло с чего-то свело.

Слава Богу ещё,
Что душа не совсем постарела,
Ну а хвори телесные
Как-нибудь перетерплю.
Сил хватило ещё
Приволочь своё грешное тело
К Нотр Дам де Пари -
Эти камни я с детства люблю.

В Люксембургском саду,
Где когда-то сидел Модильяни,
Майский воздух вдыхаю,
Запивая легчайшим бордо.
Здесь бродил Гумилёв,
Обними Ахматову Аню, -
Десять лет до расстрела
И вечер такой молодой.

Слишком хрестоматийно -
Я это и сам понимаю…

Деревянную лавочку
Солнце успело нагреть.
Я присел, развалясь,
И подумал: "Спасибо, Израиль,
Что за чёрным забором
Позволил мне не умереть".

* * *

Ничто не отвлекает
От бесполезных дел,
Никто мне не мешает
По Лондону шататься.
И за спиной остался
Рубеж и тот предел,
Где бы следил за мною некто в штатском.

Ну вот и, наконец,
Язык сгодился мне,
Которым я владел
Уже неплохо в детстве.
Но видеть это мог
Я разве что во сне,
Поскольку был тогда я человек советский…

Опять я не о том,
И снова - не туда.
Но я не виноват:
Всё не забудешь сразу.
…Вот Тауэр стоит,
Алмазная вода
Вот из фонтана бьёт,
И день, как по заказу.

Не надо воздыхать,
И подведём итог,
Пока вагон метро проносится со свистом:
Наверно, всё же есть
На этом свете Бог -
Мне снова столько лет,
Как Оливеру Твисту.

Выходя из музея Мадам Тюссо

Сидела с Депардье моя жена,
Я в это время с Нельсоном трепался.
Хлебнул с Шекспиром красного вина,
Жаль - Байрон по дороге не попался.

Я вышел. А у зданья Би-Би-Си
Вдруг кстати вспомнил этого майора,
Который двадцать лет тому трусил
Меня, пугая лагерным забором.

Зайдём, майор, в простой английский паб,
Пройдём под красным фонарём на Сохо.
Тебе я склею пару клёвых баб -
Они "допросят" так, что станет плохо.

Да хрен с тобой!..
То было в страшном сне,
Когда ты предлагал мне папиросы.
Тем более, что, может быть, в Чечне
Уже давно отбросил ты колёса.

…Сияет Пикадилли. И Тюссо
Мадам давно осталась за спиною.
Спасибо, сволочь, и "сенкью" за всё,
За всё "мерси", что сделал ты со мною.

* * *

Идёт по Темзе пароход,
Я на ходу обедаю.
Куда идёт, зачем идёт -
Не знаю и не ведаю.

На Трафальгарской посижу,
Дыша великим городом,
И за голубкой подгляжу,
Что завлекает голубя.

Суббота в Лондоне - Шабат.
Как говорят на родине.
Спина болит, ступни горят
От расстояний пройденных.

Сидел бы так - мне всё равно -
Хоть гостем, а хоть жителем.
Ирландец рыжий пьёт вино,
Да из горла, как в Питере.

Как Нельсон высоко стоит
В объятьях полдня свежего!
Кругом ребята все свои,
Но только чуть повежливей.

От впечатлений еле жив,
Встаю и дальше топаю.
… А вечером - на Тель-Авив,
В его объятья тёплые.

Италия

* * *

Мы вырвались с тобой из круга
Своих обыденных забот.
Вдыхай Италию, подруга, -
Здесь жизнерадостный народ.

В гостинице, в Монте-Катини
Нет смысла киснуть -
В путь пора!
Струится вечер темносиний,
И небо чистое с утра.

Мы столько лет в замоте жили,
Такой тащили груз и вес,
Что, право, честно заслужили
С тобою порцию чудес.

Нас май с природой обвенчает.
Я этот май дарю тебе.
…Мы во Флоренцию въезжаем -
Благодарение судьбе.

Флоренция

Какого тебе ещё надо рожна!
Картину купи и бутылку вина.
Ныряй с головой, закрывая глаза,
В шальной, боевой Флорентийский базар

Хоть вера не та и ментальность не та -
К ступеням собора Святого Христа
Присядь, если двигаться далее лень,
Используя статуи мраморной тень.

Душе дай пожить без заумных идей,
Разлива российского иудей.

И, глядя на звёзды, к гостинице правь,
Прикончи вино, а картину оставь.

Венеция

Звёзды в тучах спрятались
В итальянском небе.
Я впервые радуюсь
Там, где раньше не был.

Сладкий воздух странствий,
Обалдев, вдыхаю.
Ах венецианская
Улица ночная!

Вечер в декорациях
Золотых и синих.
…И цветёт акация,
Как на Украине.

Швейцарский эскиз

Сгустились сумерки,
Как прошлогодний мёд.
Какое-то швейцарское селенье
У озера стоит на отраженье
Своём - вниз крышами, наоборот.

И в этой перевёрнутости есть
Какой-то смысл,
И даже тайность шифра.
И возраста внушительная цифра
Читается всего, как 26.

Так в сумерках альпийский снег блестит,
Что все ответы кажутся вопросами.
В воде проплыло что-то вверх колёсами -
То вертолёт вдоль озера летит.

Испания

По Гвадалквивиру

Невелика река, неглубока,
Но утонули в той реке века.
И старый мир, и этот новый мир
Сокрыл в воде своей Гвадалквивир.
Корабль старый, ржавые борта:
Какая истребилась красота!
Еврейская-арабская река,
Как радость, и как горе, глубока.
И христиан угрюмая струя -
Своя. А может быть, и не своя.
И правит праздник,
Правит вечный пир -
Гвадалквивир.

На стыках океанов и морей,
В истоках рек -
Везде бывал еврей.
Его дома и камни синагог,
И патио -
Слепой заметить мог.
Но зрячий враг отнюдь не замечал
Камней еврейских этих и Начал.
Не замечай нас, враг, не замечай,
Права свои неправые качай,
И рвы копай и печи раздувай!
Давай копай! Стреляй!
Души, давай!
Но и сквозь пепел прорастёт звезда
Давида - это навсегда!
В Днепре топи, в Освенциме сжигай…
Но "Хай Израиль! Хай!"
Что хочешь делай,
Но неистребим
Народ по имени Иегудим!

Улетаю в Мадрид

Вечерами закат по-иному горит -
Жёлтым цветом сменился зелёный.
Завтра утром я улетаю в Мадрид.
Ожидай меня из Барселоны.

Далее кругом идёт в эти дни голова.
Не юнец - поспокойней бы надо.
Но как сладко катаются в горле слова:
Барселона, Севилья, Гранада!

Кастаньеты стучат, и коррида орёт,
И фламенко - сердечное средство.
Завтра утром - туда, лишь один перелёт
До мечты и до сказки из детства.

По-испански любой карапуз говорит
Там - в красивой стране, непреклонной.
Завтра утром я улетаю в Мадрид.
Ожидай меня из Барселоны.

Покидал Кордову

Дай мне слово, Кордова,
Что ты не забудешь меня,
Охранишь моё слово
От тления и огня.

Благодарен проулкам
И патио в древней пыли,
Мостовым твоим гулким,
Которыми предки прошли.

И морозит, и греет
Той жизни исчезнувшей свет.
Тех столетий евреи
Как будто бы смотрят вослед.

И мне кажется, снова
Подают запоздалую весть.
Обнимаю, Кордова,
Тебя - лишь за то, что ты есть.

Это древняя драма -
Гордиться, что сам ты еврей.
…Я, как сын Авраама,
Иду по Кордове своей.

Скандинавия

Дождь в Копенгагене

В Копенгагене - дождь.
В шесть утра закрывают кабак.
Ночь окончилась, но
Не унять загулявших никак.

Вдоль канала датчанка угрюмо метет
Мостовую.
А дождик с похмелья
За нею идёт.

В Копенгагене - утро.
Промокли на мачтах флажки.
Элегично в душе,
Ноги так непривычно легки.

Это утро. И - август…
Прохлада врывается в грудь.
Этот дождик, душа,
Сохрани, охрани, не забудь!

Прояснилось. И шхуны,
Еще не проснувшись, стоят.
А у окон - промытый, спокойный
И радостный взгляд.

Подгулявший, пропивший
Последнюю крону матрос,
Задаёт мне по-датски
Какой-то невнятный вопрос.

To ли время спросил,
То ли денежку он попросил?
Улыбнулся и дальше поплёлся,
Как видно, без сил.

Я шатаюсь без цели
Вдоль мачт. И тихонько пою
Про заморскую гавань
Недатскую песню свою.

И никто тут не спросит,
О чём эта песня моя,
Да и как занесло меня, грешного,
В эти края.

Стрельнул парус,
И рядышком где-то плеснуло весло…
Слава Богу - на склоне житейском
И мне повезло!

И вернуться на этот причал
Я, пожалуй, - не прочь.
Склянки пробили семь.
В Копенгагене кончился дождь.

"Вечерний звон" в Данни

По пешеходной уличной реке,
Вдоль лавок Копенгагенских гуляем.
В разноязыком гуле различаем
"Вечерний звон" на русском языке.

Печален звук. Кому они поют -
Кокошник, сарафан и балалайка? -
И только голубей панельных стайка
Их слушает, пока зерно клюют.

Певица, подувядшая давно,
Три музыканта в расписных рубахах
Стоят на тротуаре, как на плахе,
О чём поют - прохожим всё равно.

Что я могу на этом берегу,
Турист, делами не обременённый? -
Ну разве что в коробку бросить крону.
Вот, собственно, и всё, что я могу.

Бреду в свою гостиницу пешком,
И думаю с какой-то горькой страстью:
"Как счастлив я, и вместе - как несчастен
С родным своим российским языком!"

"Вечерний звон"… А, может, это крик,
Звенящий крик, протяжный и усталый?
Каким огромным взрывом разметало
Тебя по свету, мой родной язык!

Хоть и неплохо это, в самом деле,
Но горько, что стоишь ты на панели.

Размышления у водопада

Немного бы в Норвегии пожить,
Не выгоды -
Души спасенья ради.
Не для того, чтоб троллей ублажить,
А для того, чтоб с эльфами поладить.

На фоне снежных шапок и озёр
Тебя обнимут истины и сказки
Какой бы ни был клоун и позёр -
Останешься без позы и без маски.

Примерно тыщу лет тому назад
Селение здесь ледником слизало.
Нет, это не прекрасный водопад -
А скалы плачут чистыми слезами.

Из этих слёз рождается река,
И в ней вскипает водопада брага.
Напейся ею досыта, пока
В груди твоей не прорастёт отвага.

На белой высоте замрёт душа,
На ленте цирковой дороги чёрной.
И долго будешь думать, не спеша
Вдыхая этот чистый воздух горный.

Отчётлив гор голубоватый лик,
Где обитают ангелы и черти.
А сроки знает разве что ледник -
Рождения, цветения и смерти.

Рыбный рынок в Бергене

Что болтаться по рыбному ряду зазря
И в охотку?
Золотисто-копчёного купим угря
И селёдку.

Отпускают сомненья, уходит тоска,
Как сквозь сетки.
Возлежат на прилавках минога, треска
И креветки.

Краб краснеет, как будто зардевшийся принц
Под короной.
И торговки весёлые с блюдцами лиц
Прячут кроны.

Я хожу, на халяву креветки жую,
Так, на пробу,
Ублажая тем самым и душу свою,
И утробу.

И на этом, не знамом досель берегу,
Этом бреге,
Я ни ног и ни денег не берегу.
Утро. Берген…

* * *

Над фьордами -
Чреда гранитных лбов,
И небо -
Из простой суровой ткани.
Норвегия! - последняя любовь
В моём на белом свете пребываньи.

С души сползает серой льдиной грим,
И кажется:
Сейчас над гладью водной
Возникнет на крутом откосе Григ -
Трагический и, вместе с тем, свободный.

Я столько раз влюблялся в те края,
Куда меня волна судьбы бросала.
О жизнь неутолимая моя! -
Любви с избытком,
Но и зла - немало.

Над фьордами
Понятно всё без слов,
И можно в чувствах признаваться молча.
Норвегия - последняя любовь -
Ты - словно луч закатный
Перед ночью.

Назад Дальше