- Нет, милая, сидите. У нас нет времени готовить вместе. А мне всегда нравилось возиться на кухне. Мои друзья никогда не верили этому: мол, актриса, что с нее взять! А когда ты постоянно в дороге, живешь на перекладных, у человека нет возможности готовить, шить, наводить порядок. Даже дома нет, куда можно приехать. Мне очень жаль, что у нас получилась небольшая неувязка. В действительности все не так плохо, как кажется. Я уверена, что бедняга Филлипс совершил какую-то ошибку. Добрый человек, он любил помогать людям. Очевидно, в то время, когда писал завещание, в котором завещал ранчо мне, он забыл обо всех на свете. Если бы он был жив, он бы сейчас все объяснил. Вы говорите, вам нравится ранчо и жизнь на ранчо? Тогда вы просто обязаны держать ранчо. Мы возвращаемся в шоу-бизнес, Мэтти и я. Разумеется, нам понадобятся деньги на дорогу, поэтому я продам свою долю вам за столько, сколько вы сами предложите. И мы все спишем на ошибку, которую совершил мистер Филлипс. - Она болтала, крутясь возле плиты. Ее пальцы быстро работали, похоже, она знала, где что лежит. - Вот! Через минуту все будет готово. Пейте пока свой кофе.
- Боюсь, он остыл.
- Пейте, пейте! Холодный кофе тоже приятный напиток. Сделайте хоть один глоток!
- Если вам нравится холодный кофе, - улыбнулась Джанет, - пейте этот. Я к нему не прикасалась.
Клинтон взглянул на миссис Холлируд.
- Она знает, - сказал он.
В тот момент сверху донесся слабый звук. Мэтти стояла у окна на втором этаже. Она смотрела вниз - на меня.
Глава 19
Наши глаза встретились, и некоторое время мы глядели друг на друга, а потом Мэтти отпрянула от окна. Я подождал, но ничего не последовало. Я снова стал наблюдать за сценой, что разыгралась внутри дома.
- Ей все известно, - повторил, усмехнувшись, Клинтон.
- Я хочу вернуться в отель, - настаивала Джанет. - Мне кажется, наши адвокаты разберутся во всем лучше нас. Очевидно, - добавила она, - память моего дяди подвела его. Мы всегда были дружелюбными партнерами, поэтому я сделала ошибочный вывод, что после смерти его половина ранчо перешла ко мне.
- Садитесь, - резко сказала миссис Холлируд. - Мы еще не закончили.
Джанет продолжала стоять.
- Я думаю, что закончили. - Она оставалась спокойной, но я заметил, что девушка напугана, и они также это видели.
Разве могло быть иначе? Она оказалась одна, вдалеке от города, с двумя закоренелыми преступниками и настоящими убийцами и знала страшную правду. Филлипс не забыл свою "любимую племянницу", следовательно, их завещание - подделка.
- Мы сейчас выпишем счет на продажу половины ранчо, - сказал Клинтон, - а когда вы поставите на нем свою подпись, сразу уедем.
- Мне кажется, мистер Проезжий не посоветовал бы мне так поступать, - решительно заявила Джанет. Она была настороже, готовая действовать. Я не представлял, что у нее на уме, но видел, что она придумала какой-то выход из положения и внутренне приготовилась действовать.
- Вашего мистера Проезжего здесь нет. А если бы и был, то не смог бы ничем помочь. Ни вам, ни нам. Тем более, - Клинтон улыбнулся, - это всего лишь земля, а вы молоды. Зачем рисковать жизнью, которая только начинается?
Она улыбнулась в ответ.
- Вероятно, вы правы. Моя тетя говорила, что мне здесь не понравится, вот мы и заключили пари. Она поспорила со мной, что через десять дней я вернусь в Дуранго. Это, - Джанет хладнокровно лгала, - значит, что завтра она начнет собираться, чтобы меня навестить.
- Она лжет! - раздраженно крикнула миссис Холлируд. - Разве вы не видите, что все только что придумала?
Чарльз Пелхэм Клинтон находился в нерешительности. Происходящее ему начинало не нравиться. Я заметил это по выражению его лица.
- А если нет? Предположим, что ее тетя приедет сюда?
Дори Холлируд теряла терпение. Она вытащила блокнот, ручку и чернила.
- Пэл? Выпиши счет. Она подпишет, если соображает, что так лучше для нее.
Клинтон замешкался, потом сел за стол. Взяв ручку, он начал писать. Он сидел на противоположном конце стола от Джанет, а она стояла. Вдруг девушка быстро нагнулась и изо всех сил толкнула стол.
Девушка сделала это так быстро и неожиданно, что ее действия оказались полностью неожиданными. Край стола ударил Клинтона по грудной клетке, а лавочка, на которой он сидел, перевернулась, и он плюхнулся на пол, запутавшись в стуле, столе и собственных ногах. Потом Джанет швырнула чашку с кофе в лицо Дори Холлируд и выскочила за дверь.
Для меня ее поступок также явился неожиданным. Я оторвался от окна и в два прыжка оказался за углом дома.
- Джанет! Сюда!
Она подбежала ко мне.
Из дома послышался пронзительный крик.
- Пел! Поймай ее!
Мы бежали к моей лошади, и я уже схватился за ремешок, завязанный скользящим узлом, когда из-за тенистых дубов вышли два человека.
Тот, что стоял ближе, Лью Пейн, радостно воскликнул:
- Ну, теперь ты попался, теперь я тебя поймал…
Ему давно следовало бы заткнуть рот.
Я выстрелил.
Когда приходится вот так бежать, я всегда нахожусь во взвинченном состоянии. Когда он заговорил, я, естественно, застыл на месте, а он получил грамм свинца. Его приятель бросился наутек, но споткнулся о камень и упал. У него оказалось достаточно здравого смысла, чтобы лежать тихо, и я его не тронул. Клинтон вышел из дома с ружьем в руках, я мог бы вскочить в седло и умчаться прочь, но вдвоем на одной лошади? Чтобы не терять времени, мы нырнули в кусты.
- Кто здесь? Что случилось? - крикнул Клинтон.
Кто-то застонал, я догадался, что это Пейн. Другой человек ответил:
- Не знаю. Он внезапно появился, а когда Лью заговорил, сразу выстрелил.
Клинтон выругался. Чалый конь отошел на несколько шагов и остановился, подняв голову и навострив уши.
- Куда он побежал? - требовательно спросил Клинтон.
- В кусты. - Человек, который с ним разговаривал, поднялся на ноги.
- С ним была девушка? Убейте его сегодня ночью, и я вам заплачу сто долларов, - заявил Клинтон. - Деньги плачу вперед.
- Нет, сэр. Я могу убить человека, когда взбешен или помогаю другу, например Лью, но не убиваю за деньги. - Он подтянул ремень. - Тем более, это хитрый парень. Я не ста- • ну искать его в кустах, даже если мне предложат золотую жилу. Если вы хотите видеть его мертвым, постарайтесь сами. Тем более, - добавил он, - мне необходимо позаботиться о Лью. Он, кажется, серьезно ранен. Ему нужно помочь.
Клинтон выругался и побрел в дом. Я очень осторожно поднял ногу, нащупал твердую почву и ступил. Джанет последовала за мной.
Мы вышли на склон, поросший кустарником, дальше шли заросли пондеросы. Единственный шанс спастись - это стать невидимым на фоне маленьких деревьев и кустарников.
Куда подевался чалый? Он отошел куда-то, и мне никак не удавалось обнаружить куда. Очень осторожно я сделал еще шаг, медленно опустив ногу, перенес на нее вес своего тела, а потом пододвинул другую. Я старался ступать бесшумно, чтобы Клинтон не открыл огонь по звуку. Дурная пуля чаще всего достигает цели. Он мог ранить кого-нибудь из нас.
Теперь преступники доведены до отчаяния и будут действовать более осторожно. Джанет сказала, что Пэн Бичам мертв. Для Клинтона это стало предупреждением.
Бедняга Пейн! Мне казалось, что он уже сыт по горло, но что-то привело его сюда снова, и он надеялся, что на сей раз ему удастся меня убить. Почему он никак не успокоится и не оставит меня в покое? Не вмешайся он сейчас, мы бы с Джанет находились уже на полпути в Пэррот.
У меня разболелась голова, я смертельно устал от напряжения и хотел одного - просто лечь. Мы продолжали идти, ступая медленно и осторожно.
Когда нам удалось отойти почти на пятьдесят метров, мы пошли свободным шагом и быстрее, но продолжали молчать. Если бы мы добрались до дороги, что ведет к дому на ранчо, то могли бы встретить какого-нибудь запоздалого путника.
Пройдя еще немного, я сказал:
- Мне нужно сесть. У меня больше нет сил. - Мы сели, и я продолжил: - Совсем недавно в меня стреляли. Я потерял много крови.
- Я знаю. Пэн Бичам, не так ли?
- Да, он выследил меня в горах и стрелял.
- Но вы справились с ним?
- Он следил за мной. Не оставил мне другого выбора. - Я сделал паузу. - Он как-то связан с ними.
- Я это поняла.
Потом мы сидели молча, я даже немного подремал. Затем Джанет нежно прикоснулась к моей руке.
- Кто-то идет! - прошептала она.
Я открыл глаза. Прислушался, но ничего не услышал. Затем послышался едва различимый шорох, будто кто-то пробирался через кусты. Я поднялся и вытащил револьвер.
Снова движение, потом топот копыт. Я все понял.
- Пойдем, - тихо шепнул я. - Это чалый.
- Как он нас нашел?
- Некоторые лошади могут идти по следу, как охотничьи собаки. Лучше всего это получается у мустангов, но чаще они следуют за другими лошадьми.
Я почесал шею чалого и заговорил с ним:
- Сейчас мы отсюда уедем. Это хорошая, сильная лошадь, и он может везти нас, по крайней мере, достаточно далеко.
Пэррот - вот место, куда надо ехать. Назад к людям, где я сумею обеспечить Джанет хоть какую-нибудь безопасность. Что касается меня, то я покидаю эти края. От меня одни неприятности, столько стрельбы. Кто захочет иметь со мной дело после всего, что случилось? Времена ковбоев и перестрелок заканчивались, и горожане не желали, чтобы такое случалось возле их домов.
Немного отдохнув, я почувствовал себя лучше, я всегда быстро восстанавливал силы. Когда человек всю жизнь занят тяжелой работой на свежем воздухе, в горной местности, он быстро выздоравливает.
Мы благополучно вернулись в город, и Джанет поднялась в свою комнату в гостинице.
Городской судья уехал в Энимас-Сити, поэтому я отправился в ресторан к человеку, которого знал.
Посетители ресторана уже разошлись.
- Посидите со мной, - попросил я повара, - мне нужно с вами поговорить.
Он приветливо взглянул на меня и вышел, прихватив с собой две чашки и кофейник с "Арбакл". Я вытащил из кармана завещание и показал ему.
- Ранчо на Черри-Крик принадлежит Джанет Ле Коди, - объяснил я. - В любом случае одна половина всегда принадлежала ей. Я подозреваю, что Дори Холлируд отравила Филлипса, подделала завещание, а может, это сделал ее любовник, и приехала сюда, вообразив, что заполучила настоящее наследство. Но увидев не то, на что надеялась, она начала строить планы, как продать ранчо. Затем появилась Джанет и заявила о своих правах. - Я рассказывал ему все начистоту. - Она будет здесь, вы можете с ней поговорить.
- Зачем вы все это мне рассказываете? Я не судья.
- Вы человек, который нас знает. По крайней мере, вы немного знаете меня, а я хочу, чтобы факты были засвидетельствованы. Дори Холлируд - очень коварная женщина, - продолжал я. - Мне кажется, она собиралась отравить меня ради денег. У меня есть небольшая сумма, но она способна пойти на убийство, лишь бы заполучить хоть что-нибудь.
- Вам лучше поговорить с Ридом Беллом.
- Пинком? Он здесь?
- Целый день толкался, интересовался вами. - Повар усмехнулся. - Советовал вам не доверять.
- Не доверять мне? Почему?
- Он сказал, что вам нельзя верить, если речь идет о возрасте женщины.
Я пожал плечами.
- Чтобы определить возраст лошади, можно посмотреть ее зубы. А как быть с женщинами? В чем же я ошибся?
- Он не сказал, да вот он и сам!
В ресторан вошел Белл. Он бросил шляпу на стол и провел пальцами по тому, что осталось от его волос.
- За вами трудно угнаться, мистер Проезжий. Никогда в жизни не встречал человека, который так много ездит верхом.
- Зато я сохранил свои волосы. Пока еще никто не снял с меня скальп.
- А я часть своих разбросал по свету. Вы говорили, что миссис Холлируд была актрисой?
- Так она мне сказала. И показала несколько старых театральных афиш.
- О да, она действительно была актрисой. И многим другим тоже. Она все еще на ранчо?
- Насколько мне известно, да. Хотя, наверное, уже сматывают удочки после того, как мы вырвались от них. - Я откашлялся. - Мне пришлось стрелять в Лью Пейна.
- Он напрашивался на это. Возможно, шериф вынесет вам благодарность. Рано или поздно ему пришлось бы это сделать самому.
- Он жив. Он стоял на фоне кустарника, поэтому я его не видел, а когда неожиданно появился, я тут же выстрелил.
- Что касается миссис Холлируд, то это вы пустили меня по ложному следу. Кто говорил, что ей пятьдесят или шестьдесят?
- Должно быть, так. У нее седые волосы и…
- Вы когда-нибудь слышали о том, что люди носят парики? У нее три или четыре парика. По правде говоря, ей примерно лет тридцать пять. В действительности у нее темные волосы, хотя она редко появляется в естественном виде.
- Вы собираетесь ее арестовать?
- У-гу. Как только вернется шериф.
- Клинтона тоже?
- Чарльз Пелхэм Клинтон. Я хорошо знаю этого человека. Нет, у нас недостаточно улик против него. Может, если вы и мисс Ле Коди сделаете заявление…
- Мы сделаем, но не думаю, что многое из того, что мы скажем, зачтется в суде.
Позже я пересек улицу и заказал в гостинице комнату для себя, потом разыскал городского цирюльника и доставил себе удовольствие тем, что подстригся и побрился. Затем сменил одежду и растянулся на кровати, чтобы отдохнуть, и заснул.
Когда я открыл глаза, на улице совсем стемнело. Выглянув в окно, я не увидел ни одного огонька, даже в ресторане. Поэтому я разделся и вернулся в постель.
Перед тем как уснуть, я лежал и думал о том, что сейчас творится на ранчо и что будет делать теперь миссис Холлируд. Больше всего меня интересовала Мэтти. Ее в чем-то уличили, и ей следует убраться от них до того, как они поймут, что она слишком много знает. С ней не станут церемониться. Разумеется, они не догадываются, что она видела меня во дворе дома, а раньше предупредила, чтобы я ушел с ранчо.
- Мистер Проезжий, - сказал я сам себе, - ты влип в историю, которая тебя не касается. Сейчас тебе лучше седлать лошадей, упаковывать вещи и отправляться в горы.
Но тут я задумался. Мне уже двадцать восемь лет. За спиной сотни трудных дорог, а все мое состояние три лошади, уздечки, кое-какие инструменты и оружие, которое мне приходится постоянно чистить. Благодаря полосе удач, я наткнулся на золотой карман и заработал столько денег, сколько еще никогда в жизни не имел. Но когда дошло до дела, то оказалось, что это вовсе не значительная сумма. Если она иссякнет, что же у меня останется? Придется снова перегонять коров за тридцать баксов в месяц или возвращаться на рудник? Вдруг я почувствовал, что не хочу быть ослом, гоняясь за удачей по горам до конца жизни.
Я сел, надел шляпу и обхватил колени руками. Откуда вдруг у меня возникли подобные мысли? Почему, после долгих лет скитаний, я начал думать, как буржуа?
Многие годы я убеждал себя в том, что я тяжелый человек, и встречались люди, которые соглашались с этим. Со мной трудно ладить, я не умею вести оседлый образ жизни, хотя другие парни, с которыми я ездил, со временем обзаводились ранчо, открывали банки, магазины или работали адвокатами, шерифами. Они становились горожанами. А кто я? Бродяга в седле?
Ладно. Я снял шляпу и лег, уставившись в потолок и испытывая досаду на самого себя. Да, мне уже двадцать восемь лет. Где я буду, когда мне стукнет сорок? Опять гонять лошадей или коров, которые принадлежат чужому человеку, и представляться Проезжим?
Да, это то, что мы есть в этой жизни, но когда человек отдает Богу душу, он должен оставить после себя что-то большее, чем нашел, когда появился на свет.
Теперь Мэтти. Ее судьба беспокоила меня. Как ей отделаться от этих людей? Во мне росло убеждение, что она по неведению связалась с ними, и преданность чуть не погубила ее. Иногда человек оказывается в дурной компании и боится порвать с ней, хотя уже понимает, что сделать это необходимо. Но у него ничего нет, поэтому он поневоле привыкает к своему положению и смиряется. Когда я был моложе, несколько раз, шатаясь без дела, сходился с людьми, которые когда-нибудь привели бы меня на виселицу, если бы я вовремя не порвал с ними.
Тот отряд из Техаса представлял собой настоящую ораву дикарей в самом прямом смысле. Они не просто давали выход своим эмоциям, как зачастую поступают ковбои, а совершали подлые противозаконные действия. Однажды ночью в моем присутствии, а было мне тогда шестнадцать, они сговорились ограбить поезд. К счастью, меня с собой не взяли. Я так и провел всю ночь возле стада. Но позови они меня - я не уверен, что отказался бы. В то время я уже выглядел взрослым, крепким мужчиной, но был не способен думать и решать самостоятельно. Пятеро бандитов остановили поезд, как и задумали, а когда разделили добычу, то у каждого в кармане прибавилось на двадцать шесть долларов и пятьдесят центов. У ребят оказалось меньше мозгов в голове, чем я ожидал. Теперь их уже больше нет среди нас. Год спустя двое из них попытались ограбить обоз, где ехал Юджин Блеир с дробовиком. Третий попал за решетку, а двоих последних повесили обозленные граждане, не дожидаясь судьи.
Завтра начнется другой день. Засыпая, я вспомнил веревку на своей шее.
Глава 20
Это было первое утро в моей жизни, когда я лежал в кровати после семи часов, в первый раз за много недель я проснулся и почувствовал себя отдохнувшим. Несколько минут я еще наслаждался тишиной и покоем, потом встал, побрился и оделся. Все это время меня разбирало любопытство узнать, что творится на улице, а пока я брился, краешком глаза наблюдал за высоким, по меркам города, двухэтажным домом в конце улицы. За ним высоко в небо поднимались горы Ла-Платас. Они еще не покрылись снегом, но осталось уже недолго ждать.
Из кузницы датчанина доносился лязг молота о наковальню, очевидно, он подковывал лошадь или точил стальной бур какому-нибудь шахтеру.
Вверх от Дэдвуд-Галч, из трубы поднимался голубоватый дым, еле различимый на фоне сосен.
Подвешивая ружье на бедро, я мысленно пытался вернуться к тем временам, когда я еще не носил оружия. Девяносто процентов мужчин даже на этой улице были вооружены, но эти дни уходят в прошлое. Я тоже уйду вместе с ними? Я потряс головой, пытаясь отделаться от таких мыслей. Этот дикий, суровый Запад нуждался в неотесанных сильных людях с железными кулаками.
Когда я вышел на улицу, большинство мужчин уже отправились на работу. Ласковое утреннее солнце чуть-чуть пригревало, и я от нечего делать направился по улице к центральному магазину. Какой-то подросток вышел из магазина с пестрым бумажным пакетиком леденцов. Когда мне было столько же лет, сколько ему, леденцы продавались в городских лечебных центрах.
Дверь в магазин раньше меня открыла женщина, а когда я проследовал за ней, то увидел, что она покупает отрез на платье. Большинство женщин сами шили себе одежду, редко встречались такие, которые не умели шить. Продавец как раз вытащил рулон ткани, разложил его на прилавке и показывал ей. Я пересек зал, чтобы взглянуть на седла. Резная кожа, прекрасная работа - ни одно из таких седел не мог себе позволить работающий ковбой. Зачастую седла стоили гораздо дороже, чем сами лошади.