- Но не его сестра, - заметил Финан. - Она плакала. Она горюет.
- Он умер накануне дня Святого Этельволда, - сказал я, - в ночь перед свадьбой.
- Это правда, мама, - присоединилась к нам Эльфвинн, немного нервничая.
Этельфлед перевела взгляд с дочери на Финана, а потом на меня. Я кивнул.
- Он мертв. Они хотели сохранить это в тайне, но он мертв.
- Пусть покоится с миром, - произнесла Этельфлед, перекрестившись, - и да простит меня Бог.
В ее глазах стояли слезы, хотя сложно было сказать, оплакивала ли она Этельреда или собственные грехи, да и спрашивать я не стал бы. Она резко дернула головой и пристально посмотрела на меня. Выражение ее лица было суровым и почти враждебным, и потому ее слова меня удивили.
- Как ты себя чувствуешь? - мягко спросила она.
- Всё болит, конечно. И я рад, что ты пришла. Спасибо.
- Конечно, я пришла, - теперь в ее голосе звучал гнев. - Выдать Эльфвинн замуж на Эрдвульфа! Его собственную дочь!
Так вот почему она поскакала на юг. Как и у меня, при дворе Этельреда у нее имелись свои люди, и один из них послал весточку в Честер, как только объявили о свадьбе.
- Я знала, что не смогу вовремя прибыть в Глевекестр, - объяснила она, - но должна была попытаться. А потом мы повстречали твоих людей, которые направлялись на север.
То были люди, управляющие телегами, что перегородили улицы Глевекестра. Возможно, этих телег и не понадобилось бы, потому что поначалу Эрдвульф долго собирался в погоню, но до Этельфлед дошли известия, что я увел ее дочь из дворца Этельреда и направляюсь на север по дороге, что вела через Аленсестр.
- А потом, - сказала она, - нужно было лишь найти тебя.
- Сколько воинов ты привела?
- Тридцать два. Остальных пришлось оставить для защиты Честера.
- Тридцать два? - изумился я. Я поглядел на север и увидел, как с холма приближаются всадники. Я ожидал сотни, но их оказалось совсем немного. - И четыре флага?
- Три из них - просто плащи, повешенные на ясеневые ветки.
Я бы засмеялся, если бы это не причиняло такую боль.
- И куда теперь? - спросил я вместо этого. - Обратно в Честер?
- Честер! - выплюнула она это слово. - Мерсией правят не из Честера. Мы едем в Глевекестр.
- А впереди нас Эрдвульф.
- И что с того?
- Ты оставишь его командовать своей стражей?
- Конечно, нет.
Я посмотрел на юг, в ту сторону, куда направился Эрдвульф.
- Может, нам следовало поместить его в темницу?
- По какому праву? Насколько я знаю, он еще командует войском моего мужа. А его воины могли бы начать биться за него.
- Могли бы, - признал я. - Но у него осталась еще одна возможность. Он знает, что если женится на Эльфвинн и убьет тебя, то станет лордом Мерсийским. А через час или около того он тоже поймет, что у нас вполовину меньше людей.
- Он будет за нами следить?
- Конечно, будет, - ответил я. Эрдвульф наверняка оставил своих лазутчиков за нами присматривать.
Этельфлед посмотрела на юг, словно в поисках людей Эрдвульфа.
- Тогда почему же он не убьет меня прямо сейчас?
- Потому что не все его воины ему бы подчинились и потому что он считает, что у тебя две или три сотни человек на холме. А если бы ты привела две сотни, то он сам бы погиб. Но сейчас? Теперь он знает, что терять ему нечего.
Она нахмурилась.
- Ты и правда думаешь, что он нападет? - похоже, она не очень-то в это верила.
- У него нет выбора, - ответил я. - Ему остался только день, чтобы достичь своей цели. Один день и одна ночь.
- Тогда ты должен его остановить, - просто сказала она.
И мы поскакали на юг.
Не все отправились на юг. Я оставил поклажу и семьи в форте под охраной двадцати пяти человек под командованием Осферта.
- Когда дороги снова станут проезжими для повозок, - сказал я ему, - продолжай двигаться в Честер.
- В Честер? - удивился он.
- А куда ж еще?
- Наверняка вполне безопасно вернуться и в Фагранфорду.
Я покачал головой.
- Мы едем на север.
Я покидал юг. Моя страна - это Нортумбрия, северные земли, где громко играют в домах арфисты и звуки их песен заглушают вой ревущего с холодного моря ветра, северные земли долгих зимних ночей, неровных холмов и высоких утесов, земли суровых людей и скудных почв. Датчане двигались по Британии на юг, оттеснив саксонских правителей из Нортумбрии, Мерсии и Восточной Англии, а теперь мы наступали обратно. Мерсия почти освободилась, и если я выживу, то увижу, как армии саксов проходят всё дальше и дальше на север, пока каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок, говорящие на языке саксов, не будут иметь правителя из своих. То была мечта Альфреда, и она стала моей, хотя я и любил датчан, поклонялся их богам и говорил на их языке. Так почему же я с ними сражался? Из-за клятвы, которую дал Этельфлед.
Нашей жизнью правят клятвы, и пока мы ехали на север навстречу сумеркам, я думал о тех воинах, что следовали за Эрдвульфом. Сколько из них принесли ему клятву? А сколько присягнули на верность не Эрдвульфу, а Этельреду? И сколько из них поднимут меч против Этельфлед? И посмеет ли Эрдвульф ее убить? Он вознесся высоко, но его власть была хрупка. Она зависела от благосклонности Этельреда, а теперь - от женитьбы на его дочери. Если бы ему это удалось, тем самым он бы унаследовал богатство Этельреда, а потом при поддержке западных саксов стал бы мерсийским лордом, дарителем золота, владельцем земель, но без Эльфвинн он был никем, а когда человеку приходится вбирать между ничем и всем, особого выбора у него нет.
- Может, он тебя и не убьет, - сказал я Этельфлед, пока мы ехали на север.
- Почему?
- Слишком многие мерсийцы тебя любят. Он потеряет приверженцев.
Она мрачно засмеялась.
- Так как же он поступит? Возьмет в жены меня вместо моей дочери?
- Возможно, - ответил я. О таком варианте я не подумал. - Но предполагаю, что тебя заставят уйти в монастырь. Эдуард и Этельхельм это одобрят.
Несколько мгновений она скакала молча.
- Может, они и правы, - уныло произнесла она, - может, мне следует удалиться в монастырь.
- С чего бы это?
- Я грешница.
- А твои враги разве нет? - буркнул я.
Она не ответила. Мы ехали по буковой роще. Местность шла в гору и не была затоплена. Я послал вперед лазутчиков и хотя понимал, что люди Эрдвульфа тоже за нами присматривают, был уверен, что мои воины лучше. Мы так давно дрались с датчанами, что приобрели в таких вещах сноровку. Я приказал своим людям, чтобы позволили всадникам Эрдвульфа нас заметить, но не давали им понять, что и за ними наблюдают, потому что я собирался устроить им ловушку. До сих пор ему удавалось меня переиграть, но сегодня вечером он станет моей жертвой. Я повернулся, вздрогнув от внезапного приступа боли.
- Эй, парень, - крикнул я Этельстану, - подойди сюда.
Я взял Этельстана с собой. Моя дочь и Эльфвинн тоже поехали с нами. Я подумывал послать девиц с Осфертом, но хотел, чтобы они находились у меня на виду. И вообще, с такими воинами, как Финан, они были под надежной защитой, а мне необходима была Эльфвинн, чтобы устроить планируемую ловушку. Тем не менее, взять с собой Этельстана было опасной мыслью, потому что на нас скорее напали бы, чем на людей Осферта, но вся эта драка разгорелась из-за него, и он должен это знать, видеть ее, чуять и выжить в ней. Я учил мальчишку быть не только воином, но и королем.
- Я здесь, господин, - отозвался он, сдержав лошадь, чтобы поравняться с нами.
- Я чую твой дух, так что нет нужды говорить, что ты здесь.
- Да, господин.
Он ехал по другую сторону от кобылы Этельфлед.
- Как называется эта страна, парень? - спросил я.
Он поколебался, пытаясь уловить в вопросе подвох.
- Мерсия, господин.
- А частью чего является Мерсия?
- Британии, господин.
- Так расскажи мне о Британии, - велел я.
Он взглянул на свою тетю, но Этельфлед не пришла ему на помощь.
- Британия, господин, - продолжил он, - это земля четырех народов.
Я ждал.
- Вот как? Это всё, что тебе известно? Земля четырех народов? - передразнил я его жалким тоном. - Мало тебя пороли, эрслинг. Попробуй еще разок.
- На севере живут скотты, - поспешил добавить он, - и они нас ненавидят. На западе - валлийцы, и они нас ненавидят, а остальное разделено между нами и датчанами, которые тоже нас ненавидят.
- А мы ненавидим валлийцев, скоттов и датчан?
- Все они - наши враги, господин, но церковь говорит, что мы должны их возлюбить.
Этельфлед рассмеялась. Я бросил на мальчишку сердитый взгляд.
- И ты их любишь? - спросил я.
- Я их ненавижу, господин.
- Всех?
- Может, кроме валлийцев, господин, потому что они христиане, и пока остаются в своих горах, мы можем не обращать на них внимания. Я не знаком со скоттами, господин, но ненавижу их, потому что ты рассказывал, что они голозадые воры и лжецы, а я верю всему, что ты скажешь, и конечно, господин, я ненавижу датчан.
- Почему?
- Потому что они забрали наши земли.
- А разве мы не забрали земли валлийцев?
- Да, господин, но они нам это позволили. Им следовало больше молиться и лучше драться.
- Так если датчане заберут наши земли, это будет наша вина?
- Да, господин.
- Так как же нам их остановить? Молитвами?
- Молитвами, господин, и сражаясь с ними.
- И как с ними сражаться? - спросил я.
Вернулся один из лазутчиков и теперь скакал рядом со мной.
- Подумай над ответом, - велел я Этельстану, - пока я поговорю с Беадвульфом.
Беадвульф был низкорослым и выносливым человеком и одним из моих лучших лазутчиков. Он был саксом, но покрыл свое лицо заполненным чернилами линиями, как любят делать датчане. Многие мои воины переняли эту традицию, используя гребень с заточенными зубьями, чтобы запечатлеть на щеках и лбу рисунок из чернил, изготовленных из дубовых галлов. Они считали, что это придает им грозный вид, хотя я полагал, что они и без того выглядят достаточно грозно.
- Так ты нашел подходящее место? - спросил я Беадвульфа.
Он кивнул.
- Есть одно местечко, которое тебе подойдет, господин.
- Расскажи.
- Ферма. Маленький дом и большой амбар. Там дюжина человек, но нет частокола.
- А вокруг дома?
- В основном пастбища, но есть и немного пашни.
- А люди Эрдвульфа за нами наблюдают?
Он ухмыльнулся.
- Трое, господин, неуклюжие, как буйволы. Мой пятилетний сын справился бы лучше.
- Далеко ли от фермы лес?
- На расстоянии выстрела из лука, наверное. Может, двух?
Было еще слишком рано устраивать привал, но описание Беадвульфа звучало идеально для того, что я задумал.
- Далеко ли отсюда?
- Час езды, господин.
- Отведи нас туда.
- Да, господин.
Он пришпорил коня во главу колонны, туда, где ехал Финан.
- Итак, парень, - снова обратился я к Этельстану, - поведай мне, как нам сражаться с датчанами.
- Строя бурги, господин.
- Бурги обеспечивают безопасность близлежащим землям и людям, - сказал я, - но как захватить земли?
- Земли захватывают воины, господин.
- И кто ведет воинов?
- Лорды, - уверенно заявил он.
- И какие лорды ведут своих воинов против датчан?
- Мой отец, господин? - он произнес это с вопросительной интонацией, потому что знал, что ответ неправильный, хотя и благоразумный.
Я кивнул.
- Где он с ними сражается?
- В Восточной Англии, господин.
И это была правда, в некотором роде. Силы западных саксов собрались в Лундене, что граничил с датской Восточной Англией, и в землях к северо-востоку от города постоянно происходили стычки.
- Значит, твой отец сражается с датчанами на востоке. А кто дерется с ними на севере?
- Ты, господин, - уверенно ответил он.
- Я старый калека, а ты пустоголовый вонючий кусок жабьего дерьма. Кто дерется с датчанами на севере Мерсии?
- Леди Этельфлед, - сказал он.
- Хорошо. Это правильный ответ. А теперь представь, что в Мерсию и Уэссекс пришла беда, потому что ты только что стал королем этих земель. Король Этельстан, у коего еще молоко на губах не обсохло и который писает в штанишки, взошел на трон. Тебе предстоит сражаться в двух войнах. Против Восточной Англии и на севере Мерсии, а даже король не может находиться в двух местах одновременно. Так на кого же ты положишься, чтобы послать его воевать на север?
- На леди Этельфлед, - без колебаний заявил он.
- Хорошо! - отозвался я. - Итак, как король Уэссекса и, возможно, и Мерсии тоже, ты бы предложил леди Этельфлед удалиться в монастырь по причине того, что она овдовела?
Он нахмурился, смущенный таким вопросом.
- Отвечай! - рявкнул я. - Ты король! Тебе придется принимать такие решения!
- Нет, господин.
- Почему?
- Потому что она сражается, господин. Вы с ней - единственные, кто сражается с датчанами.
- Вот ты и выучил катехизис, - сказал я, - теперь можешь пойти отлить.
- Да, господин, - ухмыльнулся он и умчался вперед.
Я улыбнулся Этельфлед.
- Ты не уйдешь в монастырь. Следующий король Уэссекса только что принял решение.
Она засмеялась.
- Если буду жива.
- Если кто-либо из нас выживет.
Местность плавно шла в гору. Среди густых лесов встречались фермы, но ближе к вечеру мы подъехали к дому и амбару, что описал Беадвульф. Ферма стояла всего в сотне шагов от римской дороги и была подходящей. Очень подходящей.
Это было место, где я поставлю свою ловушку.
Старика звали Лидулф. Я назвал его стариком, хотя, возможно, он был моложе меня, но жизнь, наполненная рытьем канав, рубкой леса, прополкой сорняков, пахотой, рубкой дров и выращиванием скота, превратила его в седовласого, согбенного и полуслепого старика. Да еще и полуглухого.
- Ты чего хочешь, господин? - прокричал он.
- Твой дом, - крикнул я.
- Тридцать лет, - сказал он.
- Тридцать лет?
- Живу тут тридцать лет, господин!
- И еще тридцать проживешь! - я показал ему золотую монету. - Это твое.
Он сразу всё понял. Он не обрадовался, но я и не ожидал, что обрадуется. Он, вероятно, потеряет дом, амбар и еще много чего вокруг них, но взамен я дал ему достаточно золота, чтобы дважды всё восстановить. Лидулф, его визгливая жена, старший охромевший сын и восемь рабов жили в небольшом доме вместе с тремя дойными коровами, двумя козами, четырьмя свиньями и шелудивым псом, который рычал, когда кто-нибудь из нас подходил к очагу. Амбар наполовину рухнул, дерево сгнило, а на соломенной крыше выросла трава, но он подходил в качестве укрытия для лошадей, и места хватало, чтобы спрятать их от лазутчиков Эрдвульфа, которые видели, как животных провели через большую дверь и, вероятно, решили, что там с них сняли седла.
Мы расхаживали между двумя строениями. Я велел своим людям топать погромче, смеяться и снять кольчуги и шлемы. Некоторые помоложе с весельем и шутками начали бороться, а проигравших бросали в пруд с утками.
- Мы получаем от них яйца! - закричал мне Лидулф.
- Яйца?
- Утиные яйца! - он очень гордился своими утиными яйцами. - Мне нравятся утиные яйца. Зубов-то не осталось, видишь? Не могу есть мясо и ем утиные яйца. И похлебку.
Я позаботился о том, чтобы Стиорра, Эльфвинн и Этельстан наблюдали за борцовскими поединками. Беадвульф, который мог проскользнуть через леса словно призрак, рассказал, что два воина Эрдвульфа рассматривают их из-за деревьев.
- Я мог бы вытащить из их ножен мечи, и они бы об этом не догадались, господин.
Трое других лазутчиков сообщили, что сам Эрдвульф находится в двух милях к северу от нас. Он остановился, как только его лазутчики донесли, что мы нашли на ночь приют.
- Ты был прав, господин, - в сумерках к дому вернулся Эдрик, один из моих датчан, умеющий столь же ловко прятаться, как и Беадвульф.
- Они поделились на две группы - большую и меньшую.
- Сколько?
- С Эрдвульфом тридцать четыре, господин.
- Остальные отказались?
- Выглядят несчастными, господин.
- Тридцати четырех достаточно, - сказал я.
- Достаточно для чего? - спросила меня дочь.
Мы находились в доме. Два воина, что вымокли в утином пруду, сушили свою одежду у очага, в который мы подбросили свежих дров, так что теперь ярко сверкало пламя.
- Достаточно, - объяснил я, - чтобы сжечь дом.
Прошли годы с тех пор, как я видел горящие дома, но несколько человек могут убить многих, если сделают это ночью, и я был уверен, что именно это и планировал Эрдвульф. Он подождет до глубокой ночи, до самых темных часов, а потом принесет угли в глиняном горшке. Основная часть его людей будет ждать снаружи, у двери в дом, а несколько человек зайдут с южной стороны и раздуют угольки. А потом подпалят солому. Даже сырая солома загорится, если разжечь достаточно сильное пламя, а как только она вспыхнет, огонь быстро распространится, заполнив дом дымом и паникой. Люди побегут к двери и натолкнутся на ожидающие их мечи и копья. Те, что останутся внутри, сгорят заживо, когда дом рухнет, а огромные балки упадут. Конечно, он рисковал, что Эльфвинн погибнет в пожаре, но, должно быть, рассчитывал, что мы первым делом будем спасать девиц, и они прямиком попадут в его руки. Ему пришлось рискнуть, потому что эта темная ночь была его единственной возможностью. Как проигравший в кости, он рисковал всем в одном броске.
- Молись, - сказал я Этельфлед.
- Я всегда молюсь, - едко заметила она.
- Молись, чтобы было темно, - с пылом продолжал я, - очень темно. Совершенно темно. Молись, чтобы луну закрыли облака.
Я заставил людей петь, кричать и смеяться. Кроме трех спрятавшихся на краю леса лазутчиков, все были в доме и одеты в кольчуги, шлемы и со щитами, яркое пламя отражалось от металла наконечников копий и умбонов щитов. Они продолжали петь и когда опустилась ночь, а шелудивый пес подвывал мелодиям. И когда появившиеся облака, о которых я молился, закрыли луну, когда ночь стала так темна, как и желания Эрдвульфа, я велел воинам выходить мелкими группами. Они подходили к амбару, брали лошадей и вели их к югу. Я приказал им вести себя тихо, но мне показалось, что каждая группа производила столько же шума, как пьяница, ковыляющий на нетвердых ногах по улице в полночь, хотя, без сомнения, для людей Эрдвульфа, которые, как сообщили мои лазутчики, собрались в северном лесу, в этих звуках было мало смысла. Я вышел с Этельфлед и девушками, что находились под защитой Финана и четырех воинов, мы нашли оседланных лошадей и повели их за поводья, пока не смогли взобраться в седла и отправиться на юг, под укрытие букового леса. Ситрик с полудюжиной человек увел в ночь Лидулфа, его жену и прислугу. Старуха визгливо жаловалась, но этот шум утонул в хриплом пении оставшихся в доме людей.