Пустой Трон (ЛП) - Бернард Корнуэлл 15 стр.


Наконец, петь осталась только дюжина человек под командованием моего сына. В конце концов и они ушли, закрыв большие двери дома и направившись к амбару, где нашли последних лошадей. Они по-прежнему пели. Настала глубокая ночь, когда все песни утихли. Я надеялся создать у прислушивающихся людей Эрдвульфа впечатление о пьянстве внутри дома, о ночи, полной криков и пения, эля и смеха. О ночи убийств.

А мы ждали в лесу.

Мы ждали. Заухала сова, и где-то затявкала лисица.

А мы ждали.

Глава шестая

По ночам время тянется медленней. Много лет назад, в детстве, отец спросил нашего священника, отчего так, и отец Беокка, дорогой отец Беокка, прочел об этом проповедь в следующее воскресенье. Солнце, сказал он, это свет христианского бога? и оно быстрое, а луна - это светило, что путешествует сквозь тьму греха. Он объяснял, что все мы ступаем ночью медленнее, потому что не можем видеть, и объявил, что ночь течет медленнее дня, потому что солнце движется в сиянии христианства, а луна идет на ощупь во тьме дьявола. Я мало что понял в этой проповеди, но когда попросил отца Беокку объяснить, он схватил меня за ухо своей искалеченной рукой и велел приналечь на чтение истории о том, как святой Кутберт окрестил стаю тупиков. Но какой бы ни была причина, время и правда по ночам течет медленнее, а тупики и правда летят в небеса, по крайней мере, те тупики, которым посчастливилось встретить Святого Кутберта.

- А селедка на небесах есть? - спрашивал я отца Беокку.

- Не могу такого себе представить.

- А что же тогда едят тупики, если там нет рыбы?

- На небесах никто не ест. Вместо этого мы славим Господа.

- Мы не едим! И просто целую вечность поем гимны?

- Во веки вечные, аминь.

В таком случае, это выглядело скучновато, да и до сих пор кажется мне утомительным, почти таким, как и ожидание в темноте нападения, которое, как я был уверен, должно произойти, но всё никак не начиналось. Стояла тишина, лишь вздыхал ветер в верхушках деревьев и время от времени раздавалось журчание выпускаемых людьми или лошадьми струек. Сначала ухала сова, но потом умолкла.

И в тишине пришли сомнения. Предположим, Эрдвульф предвидел ловушку? Может, он прямо сейчас ведет всадников по темному лесу, чтобы напасть на нас среди деревьев? Я говорил себе, что это невозможно. Собрались густые тучи, так что никто не смог бы проехать по лесу, не спотыкаясь. Я убедил себя, что он скорее передумал, приняв поражение, и я понапрасну заставил своих людей терпеть страх и неудобства.

Мы дрожали. Не от холода, а потому что ночь - это время, когда призраки и духи, эльфы и гномы выходят в Мидгард. Они бесшумно крадутся во тьме. Их можно и не заметить и уж точно их не услышишь, пока они сами не решат объявиться, но они здесь - зло в темноте. Мои люди молчали, преисполненные страха, боясь не Эрдвульфа со своими воинами, а невидимых существ. А со страхом пришли и воспоминания о смерти Рагнара в охваченном жутким пламенем доме.

Я был ребенком, и дрожа вместе с Бридой на холме, наблюдал, как большой дом охватил пожар и он рухнул, и слышал крики умирающих мужчин и женщин. Кьяртан со своими людьми окружили дом и перерезали всех, кто выбегал из огня, всех, кроме молодых женщин, которыми могли попользоваться, одной из них была прекрасная дочь Рагнара, Тайра, ее изнасиловали и опозорили. В конце концов она нашла свое счастье, выйдя замуж за Беокку, она до сих пор жива и теперь монахиня, и я никогда не заговаривал с ней о той ночи огня, когда погибли ее родители. Я любил Рагнара. Он стал моим истинным отцом - датчанин, научивший меня быть мужчиной, он погиб в том пожаре, и я всегда надеялся, что он схватил меч, прежде чем его убили, так что отправился в Вальхаллу и увидел, как я отомстил за него, прирезав Кьяртана на вершине северного холма. В том пожаре погиб и Элдвульф, чье имя так похоже на имя моего нового врага. Элдвульф был кузнецом в Беббанбурге, той крепости, что украл у меня дядя, но сбежал оттуда и стал моим человеком, и именно Элдвульф выковал Вздох Змея на своей огромной наковальне.

Столько смертей. Столько жизней переплела судьба, и теперь мы снова начали этот танец. Смерть Этельреда разожгла чьи-то амбиции, жадность Этельхельма угрожала спокойствию, или, может, это мое упрямство разрушило надежды западных саксов.

- О чем ты думаешь? - спросила меня Этельфлед почти шепотом.

- О том, что нужно найти человека, который унес из Теотанхила Ледяную Злобу, - ответил я столь же тихо.

Она вздохнула, хотя, возможно, это был просто ветер в листве.

- Тебе следует обратиться к Богу, - наконец произнесла она.

Я улыбнулся.

- Ты ведь на самом деле этого не хочешь. Просто должна была это сказать. И вообще, дело не в языческой магии. Отец Кутберт велел мне отыскать меч.

- Иногда я сомневаюсь, что отец Кутберт - добрый христианин.

- Он достойный муж.

- Да.

- Значит, достойный муж может быть плохим христианином?

- Полагаю, что да.

- Значит, недостойный муж может быть хорошим христианином? - спросил я. Она не ответила. - Тогда всё становится понятно про половину епископов. Про Вульфхеда, к примеру.

- Он очень способный человек, - возразила она.

- Но жадный.

- Да, - признала она.

- Жадный до власти, денег и женщин.

Некоторое время она молчала.

- Мы живем в мире искушений, - заговорила она, - и лишь немногие из нас не отмечены перстом дьявола. А больше всего дьявол трудится над божьими людьми. Вульфхед - грешник, но кто из нас не грешен? И думаешь, он не сознает свои ошибки? Не молится, чтобы искупить вину? Он хороший слуга Мерсии. Отправляет закон, хранит казну наполненной и дает мудрые советы.

- А еще сжег мой дом, - мстительно добавил я, - и насколько нам известно, замышляет вместе с Эрдвульфом тебя убить.

Она проигнорировала эти обвинения.

- Есть и много хороших священников, порядочных людей, что кормят голодных, ухаживают за больными и утешают несчастных. И монахини! Так много хороших!

- Я знаю, - ответил я, подумав о Беокке и Пирлиге, Виллибальде и Кутберте, об аббатиссе Хильд, но такие люди редко достигали вершин церковной иерархии. Лишь коварные властолюбцы вроде Вульфхеда получали преимущество. - Епископ Вульфхед, - сказал я, - хочет, чтобы ты исчезла. Хочет сделать королем Мерсии твоего брата.

- И это так уж плохо? - спросила она.

- Да, если они отправят тебя в монастырь.

Она немного поразмыслила.

- В Мерсии уже тридцать лет нет короля. Большую часть этого времени правил Этельред, но лишь потому, что мой отец ему позволил. А теперь, по твоим словам, он мертв. Так кто же будет наследником? Кто будет лучше моего брата?

- Ты.

Она долго не отвечала.

- Ты можешь назвать хоть одного олдермена, который поддержит на троне женщину? - наконец спросила она. - Хоть одного епископа? Аббата? В Уэссексе есть король, и Уэссекс помогал Мерсии выжить все эти тридцать лет, так почему бы странам не объединиться?

- Потому что Мерсия этого не хочет.

- Некоторые не хотят, но большинство хочет. Они хотели бы, чтобы правил мерсиец, но захотят ли они видеть на троне женщину?

- Если это будешь ты. Они тебя любят.

- Некоторые любят, но многие нет. И все посчитают, что женщина-правитель - это противоестественно.

- Противоестественно, - согласился я, - просто смешно! Вы должны ткать шерсть и растить детей, а не править страной. Но всё равно это лучший выбор.

- Или мой брат Эдуард.

- Он не такой воин, как ты.

- Он король, - просто возразила она.

- Значит, ты просто вручишь королевство Эдуарду? Вот, братец, получи Мерсию.

- Нет, - тихо заявила она.

- Нет?

- Почему, как ты думаешь, мы направляемся в Глевекестр? Там состоится собрание витана, должно состояться, и мы позволим им сделать выбор.

- И думаешь, они выберут тебя?

Она помедлила, и я почувствовал, что она улыбается.

- Да, - в конце концов признала она.

Я засмеялся.

- Почему? Ты только что сказала, что ни один мужчина не поддержит женщину в качестве правителя, так с чего им выбирать тебя?

- Потому что ты, может, стар, покалечен, упрям и всех раздражаешь, но они всё равно тебя боятся, так что ты их убедишь.

- Я?

- Да, - подтвердила она, - именно ты.

Я улыбнулся в темноте.

- Тогда давай лучше убедимся, что переживем эту ночь, - предложил я, и именно в этот момент услышал звук стукнувшего по камню на поле к северу от нас копыта, который ни с чем не спутать.

Ожидание закончилось.

Эрдвульф был осторожен. Дверь дома выходила на север, а значит, южная его сторона представляла собой сплошную деревянную стену, и он повел своих людей по полям с юга, чтобы их не заметил стражник, которого я мог бы поставить у двери. Мы услышали звук одного копыта, а потом их стало больше, затем раздалось тихое позвякивание сбруи, и мы задержали дыхание. Ничего не было видно, мы лишь слышали людей и лошадей, находящихся между нами и домом, и вдруг появился свет.

Вспышка света, внезапные языки пламени вдруг появились ближе, чем я ожидал, и я понял, что Эрдвульф зажег ветки, не доходя до дома. Его люди находились не так далеко за деревьями, и внезапный свет заставил меня задуматься, не разглядели ли они нас, но никто из них не оглянулся в сторону спутанных лесных теней. Пламя от первой горящей ветки взметнулось высоко, а потом подпалили еще шесть, от одного пучка соломы поджигая другой. Они подождали, пока все запылают, а потом эти факелы на длинных рукоятях раздали семи всадникам.

- Идите! - отчетливо расслышал я отданный приказ, наблюдая, как все семь всадников с факелами галопом промчались по пастбищу. Они ехали на приличном расстоянии друг от друга, и искры оставляли след за их спинами. Люди Эрдвульфа поехали следом.

Я направил коня к краю леса и там остановился. Мои воины вместе со мной ждали, пока яркие факелы бросят на крышу дома, а люди Эрдвульфа спешатся и вытащат мечи.

- Один из моих предков пересек море, - сказал я, - и захватил скалу, на которой построил Беббанбург.

- Беббанбург? - отозвалась Этельфлед.

Я не ответил. Я смотрел на семь костров, что пока горели слабо. В какой-то момент показалось, что дом не загорится, но потом пламя перешло с мокрого внешнего слоя соломы на плотно слежавшийся внутренний, и как только занялась сухая солома, пламя начало распространяться с ужасающей скоростью. Большая часть людей Эрдвульфа отошла к запертой двери, чтобы устроить там засаду, а значит, они скрылись из нашего поля зрения, хотя некоторые остались верхом, а еще полдюжины стояли с южной стороны дома на случай, если кто-нибудь попытается проломить стену и ускользнуть.

- А какое отношение Беббанбург имеет к нам? - спросила Этельфлед.

- Моего предка звали Айда Несущий Пожар, - ответил я, глядя на полыхающее пламя, а потом глубоко вздохнул. - Сейчас, - крикнул я, вытаскивая Вздох Змея. Меня пронзила боль, но я снова крикнул: - Сейчас!

Эдрик был прав. С Эрдвульфом было не больше тридцати человек, остальные, должно быть, отказались принимать участие в убийстве Этельфлед. А тридцати человек оказалось бы достаточно, если бы мы были внутри. К утру остались бы лишь тлеющие угольки и густой дым, а Эрдвульф стал бы наследником Этельреда, но вместо этого стал моей жертвой, и я пришпорил коня, когда мои воины выскочили из леса и помчались через озаренную пожарищем тьму.

И надежды Эрдвульфа обратились в прах. Всё произошло внезапно и стало просто резнёй. Они ожидали увидеть полусонных и паникующих людей, выбегающих из дверей дома, а вместо этого на них набросились превосходящие числом всадники с копьями, выскочившие из ночи. Мои люди атаковали с обеих сторон дома, устремившись к ожидавшим у дверей воинам, и им некуда было бежать. Мы взмахивали мечами и протыкали их копьями. Я видел, как сын рассек чей-то шлем Вороновым Клювом, видел, как в свете пожара брызнула кровь, видел, как Финан проткнул копьем чей-то живот и оставил оружие торчать в кишках умирающего, вытащив меч, чтобы найти следующую жертву. Гербрухт рубил и рассекал топором шлемы и черепа, постоянно что-то рыча на родном фризском наречии.

Я искал Эрдвульфа. Этельфлед скакала впереди меня, и я крикнул ей, чтобы держалась подальше от схватки. Меня охватила боль. Я развернул коня, чтобы последовать за Этельфлед и отвести ее подальше, и именно в этот момент заметил Эрдвульфа. Он по-прежнему был верхом. Он тоже увидел Этельфлед и помчался к ней вместе с группой воинов, еще оставшихся верхом. Я преградил ему путь. Этельфлед исчезла где-то слева от меня, Эрдвульф находился справа, и я взмахнул Вздохом Змея и полоснул его по ребрам, но удар не рассек кольчугу. Появились другие мои воины, и Эрдвульф дернул поводья и вонзил в бока лошади шпоры.

- За ним! - крикнул я.

Там царил хаос. Всадники пытались развернуться, люди кричали, некоторые пытались сдаться, и всё это в водовороте искр и дыма. В неровном свете сложно было отличить вражеских всадников от своих. Потом я различил мчащегося Эрдвульфа со своими приспешниками и погнался за ними. Пожар был достаточно ярким, чтобы осветить пастбище, отбрасывая длинные черные тени от растущей кочками травы. Некоторые из моих людей последовали за нами, улюлюкая, словно на охоте. Одна из лошадей беглецов споткнулась. Длинные темные волосы седока виднелись из-под шлема. Он оглянулся, заметил, что я нагоняю, и отчаянно вонзил в бока лошади шпоры, а я ткнул Вздохом Змея, целясь острием в основание позвоночника, но меч ударил по высокой луке седла, когда лошадь резко дернулась в сторону. Лошадь опять споткнулась, а седок упал. Я услышал крик. Мой собственный конь шарахнулся в сторону от кувыркающегося жеребца, и я чуть не выпустил из рук Вздох Змея. Мои воины проскакали мимо, из-под копыт их лошадей разлетались комки грязи, но Эрдвульф с оставшимися своими спутниками уже намного нас опередил, растворившись в северном лесу. Я выругался и натянул поводья.

- Хватит! Остановитесь! - услышал я крик Этельфлед и развернулся в сторону горящего дома. Я подумал, что она в беде, но она хотела прекратить резню.

- Больше я не убью ни одного мерсийца! - выкрикнула она. - Хватит!

Выживших согнали в кучу и забрали у них оружие.

Я стоял неподвижно, с охватившей грудь болью и опущенным мечом. Пожар гудел, вся крыша была в огне, наполняя ночь дымом, искрами и кровавыми отсветами. Ко мне подошел Финан.

- Господин? - спросил он с тревогой.

- Меня не задели. Это просто старая рана.

Он отвел мою лошадь обратно, туда, где Этельфлед собрала пленников.

- Эрдвульф ускользнул, - сказал я ей.

- Ему некуда идти, - отозвалась она. - Теперь он изгой.

Балки крыши рухнули, и языки пламени взметнулись выше, усыпав небо яркими искрами. Этельфлед направила лошадь к пленникам, их было четырнадцать и они стояли у амбара. Между домом и амбаром лежало шесть тел.

- Унесите их и закопайте, - приказала Этельфлед. Она взглянула на четырнадцать пленников. - Сколько из вас присягнули на верность Эрдвульфу?

Все кроме одного подняли руки.

- Простой убей их, - пробурчал я.

Она меня проигнорировала.

- Ваш господин теперь изгой. Если выживет, то сбежит в дальние края, к язычникам. Кто из вас желает сопровождать своего господина?

Никто не поднял руку. Они стояли молча и в страхе. Некоторые получили ранения, их головы или плечи кровоточили от порезов мечами, которые нанесли всадники из засады.

- Им нельзя доверять, так что убей их, - сказал я.

- Вы все мерсийцы? - спросила Этельфлед, и все кивнули, кроме того, что не присягал на верность Эрдвульфу. Мерсийцы поглядели на этого человека, и он вздрогнул. - А ты кто таков? - спросила его Этельфлед. Он выжидал. - Говори! - приказала она.

- Гриндвин, госпожа. Из Винтанкестера.

- Западный сакс?

- Да, госпожа.

Я подвел лошадь ближе к Гриндвину. Он был уже в возрасте, может, тридцати или сорока лет, с аккуратно подстриженной бородой, в дорогой кольчуге и с висящим на шее крестом тонкой работы. Кольчуга и крест говорили о человеке, заработавшем за многие годы немало серебра, а не о каком-нибудь искателе приключений, которого бедность погнала на службу Эрдвульфу.

- Кому ты служишь? - спросил я его.

Он снова поколебался.

- Отвечай! - приказала Этельфлед.

Он медлил. Я видел, что он испытывает искушение солгать, но все мерсийцы знали правду, так что он неохотно заговорил.

- Лорду Этельхельму, госпожа, - признался он.

Я язвительно рассмеялся.

- Он послал тебя убедиться в том, что Эрдвульф исполнит его просьбу?

В ответ он кивнул, и я мотнул Финану головой, чтобы отвел Гриндвина в сторонку.

- Береги его, - велел я Финану.

Этельфлед опустила глаза на остальных пленников.

- Мой муж, - сказала она, - дал Эрдвульфу большие привилегии, но Эрдвульф не имел права требовать от вас приносить клятвы в верности ему вместо моего мужа. Он был слугой моего мужа и сам дал ему клятву. Но мой муж мертв, да упокоит Господь его душу, и теперь вы должны хранить верность мне вместо него. Есть ли кто-либо, кто отказывается принести эти клятвы?

Они покачали головами.

- Конечно, они присягнут тебе на верность, - буркнул я, - ублюдки хотят жить. Просто убей их.

Она снова меня проигнорировала, посмотрев на Ситрика, стоявшего у груды захваченного оружия.

- Раздай им мечи, - велела она.

Ситрик взглянул на меня, но я пожал плечами, и он подчинился. Он отнес груду мечей и позволил воинам выбрать свои. Они стояли, держа в руках оружие, по-прежнему неуверенно, гадая, не собираются ли на них напасть, но вместо этого Этельфлед спешилась. Она отдала поводья лошади Ситрику и подошла к четырнадцати воинам.

- Дал ли вам Эрдвульф приказ меня убить? - спросила она.

Они колебались.

- Да, госпожа, - ответил один из старших.

Она засмеялась.

- Значит, вы получили такую возможность.

И она широко раскинула руки.

- Госпожа... - начал я.

- Помолчи! - огрызнулась она, не поворачивая головы. Она глядела на пленников. - Либо убейте меня, либо преклоните колени и присягните в верности.

- Охраняй ее! - рявкнул я сыну.

- Назад! - велела она Утреду, который вытащил Воронов Клюв и двинулся в ее сторону. - Еще дальше! Они мерсийцы. Меня не нужно защищать от мерсийцев.

Она улыбнулась пленникам:

- Кто из вас командует? - спросила она, но никто не ответил. - Тогда кто из вас будет лучшим предводителем?

Они переминались с ноги на ногу, но в конце концов двое или трое подтолкнули вперед самого старшего. Это был тот, который признался, что Эрдвульф намеревался убить Этельфлед. У него было покрытое шрамами лицо, короткая борода и бельмо на глазу. В драке он потерял половину уха, и кровь чернела на волосах и шее.

- Твое имя? - спросила Этельфлед.

- Хоггар, госпожа.

- Тогда с сего момента ты командуешь этими людьми, - объявила она, указав на пленников, - пришли их ко мне одного за другим, чтобы принесли клятвы в верности.

Назад Дальше