Она пришла в темноте. Я спал, а Финан или кто-то из слуг принес в комнату высокую церковную свечу. Она чадила, отбрасывая слабый свет на растрескавшуюся и крошащуюся штукатурку стен, а на потолке танцевали странные тени.
Я проснулся от голосов снаружи, один был просящим, а другой сердитым.
- Впустите ее, - приказал я, и дверь отворилась, так что пламя свечи задрожало и запрыгали тени. - Закрой дверь, - велел я.
- Господин... - начал было воин, стоящий на страже.
- Закрой дверь, - повторил я, - она не собирается меня убивать.
Хотя боль была такой, что я бы не возражал, если бы убила.
Эдит неуверенно вошла. Она переоделась в длинное платье из темно-зеленой шерсти, подпоясанное золотистым шнуром и окаймленное широкой полосой вышивки с желтыми и голубыми цветами.
- Разве ты не должна носить траур? - грубо поинтересовался я.
- Я в трауре.
- И?
- Думаешь, мне обрадуются на похоронах? - колко поинтересовалась она.
- А ты думаешь, мне обрадуются? - спросил я и засмеялся, о чём пожалел.
Она с волнением посмотрела на меня.
- Деньги исчезли, - наконец произнесла она.
- Конечно, исчезли, - поморщился я от боли, - Сколько?
- Не знаю. Много.
- Мой кузен был щедр, - язвительно заметил я.
- Да, господин.
- Куда девался этот засранец?
- Сел на корабль, господин.
Я удивленно посмотрел на неё.
- Корабль? У него недостаточно людей, чтобы управлять кораблем.
Она покачала головой.
- Может, и недостаточно. Но Селла дала ему хлеба и ветчины, а он сказал ей, что найдет рыбацкую лодку.
- Селла?
- Служанка на кухне, господин.
- Хорошенькая?
Она кивнула.
- Весьма.
- И твой брат не взял ее с собой?
- Он просил, но она отказалась.
Значит, Эрдвульф уехал, но куда? У него была лишь горстка воинов и куча денег, и ему нужно было где-то укрыться. Рыбацкая лодка имела смысл. Несколько человек Эрдвульфа не смогут грести, ее может нести ветер, но куда? Предложил ли ему Этельхельм приют в Уэссексе? Я в этом сомневался. Эрдвульф был полезен Этельхельму, только если бы смог избавить олдермена от Этельстана, а это ему не удалось, так что он не в Уэссексе и уж точно не в Мерсии.
- Твой брат моряк?
- Нет, господин.
- А его люди?
- Сомневаюсь, господин.
Значит, едва ли они смогут плыть под парусом от Сэферна до Нейстрии на маленькой лодке, так что наверняка направятся в Уэльс или в Ирландию. И если повезет, датский или норвежский корабль увидит их лодку, и Эрдвульфу придет конец.
- Если он не моряк, - сказал я, - и ты его любишь, то лучше молись о хорошей погоде, - произнес я язвительно и решил, что был слишком груб. - Спасибо, что рассказала.
- Спасибо, что меня не убил, - откликнулась она.
- Или не послал тебя помогать Селле на кухне?
- И за это тоже, господин, - скромно согласилась она, а потом сморщила нос от наполнившей комнату вони. - Это от твоей раны? - спросила она, и я кивнул. - Я ощущала тот же запах, когда умер отец, - продолжала она, а потом замолчала, но я ничего не ответил. - Когда в последний раз перевязывали рану? - спросила она.
- Неделю назад или больше. Не помню.
Она резко повернулась и вышла из комнаты. Я закрыл глаза. Почему уехал король Эдуард? Он не был близок с Этельредом, но всё равно казалось странным, что он покинул Глевекестр до похорон. Но он оставил Этельхельма, своего тестя и главного советника, представляющего стоящую за троном Уэссекса власть, и я решил, что Эдуард хотел держаться подальше от того грязного дела, которое задумал Этельхельм - удостовериться, что мерсийская знать назначит Эдуарда правителем Мерсии и побудит Этельфлед удалиться в монастырь. Будь он проклят. Я еще не умер, а пока я жив, я буду бороться за Этельфлед.
Прошло некоторое время. По ночам, заполненным болью, оно тянулось медленно, но потом дверь снова отворилась и вернулась Эдит. Она несла чашу и куски ткани.
- Я не хочу, чтобы ты чистила рану, - рявкнул я.
- Я делала это для отца, - объяснила она, а потом встала на колени у кровати и откинула шкуры. Она поморщилась от запаха.
- Когда умер твой отец? - спросил я.
- После битвы при Фирнхамме, господин.
- После?
- Его ранили в живот, господин, и он протянул пять недель.
- То было почти двадцать лет назад.
- Мне было семь, господин, но он не позволял никому другому за собой ухаживать.
- Даже твоей матери?
- Она тогда уже умерла, господин.
Я почувствовал, как ее пальцы расстегивают ремень у меня на поясе. Она была аккуратной. Стянула с меня тунику, оторвав ее от прилипшего гноя.
- Ее нужно чистить каждый день, господин, - неодобрительно вымолвила она.
- Я был занят, - сказал я, чуть не добавив, что был занят тем, что пытался помешать гнусным намерениям ее братца. - Как звали твоего отца? - спросил я вместо этого.
- Годвин Годвинсон, господин.
- Я его помню, - отозвался я. Я и правда помнил этого худого воина с длинными усами.
- Он всегда говорил, что ты величайший воин Британии, господин.
- Должно быть, эта точка зрения пришлась по душе лорду Этельреду.
Она приложила к ране кусок ткани. Она подогрела воду, и это прикосновение было на удивление успокаивающим. Эдит держала ткань, пока она впитывала засохшую на ране смесь.
- Лорд Этельред тебе завидовал.
- Он меня ненавидел.
- И это тоже.
- Завидовал?
- Он знал, что ты настоящий воин. Называл тебя дикарем. Говорил, что ты как собака, что бросается на быка. Ничего не боишься, потому что ничего не соображаешь.
Я улыбнулся.
- Может, он и прав.
- Он был неплохим человеком.
- Думаю, что да.
- Всё потому что ты был любовником его жены. Мы выбираем стороны, господин, и иногда верность не дает нам возможности выбирать точку зрения.
Она бросила первый кусок ткани на пол и приложила к моим ребрам второй. Тепло, казалось, растворило боль.
- Ты его любила, - сказал я.
- Он любил меня.
- И высоко вознес твоего брата.
Она кивнула. При свете свечи ее лицо казалось суровым, лишь губы были мягкими.
- Он высоко вознес моего брата, - повторила она, - а Эрдвульф - умный воин.
- Умный?
- Он знает, когда драться, а когда нет. Он знает, как обмануть врага.
- Но не дерется в первом ряду, - презрительно заметил я.
- Не каждый человек на это способен, господин, но разве ты назовешь воинов во втором ряду трусами?
Я проигнорировал этот вопрос.
- И твой брат собирался убить меня и леди Этельфлед.
- Да, - подтвердила она, - собирался.
Я улыбнулся этому честному признанию.
- Так лорд Этельред оставил тебе деньги?
Она взглянула на меня, первый раз отведя глаза от раны.
- Как мне сказали, его последняя воля зависит от того, женится ли мой брат на леди Эльфвинн.
- То есть у тебя нет ни пенни?
- У меня есть украшения, что мне подарил лорд Этельред.
- И надолго ли их хватит?
- На год, может, на два, - уныло ответила она.
- Но по завещанию ты ничего не получишь.
- Если только леди Этельфлед не проявит щедрость.
- С какой стати ей это делать? - спросил я. - Зачем ей давать деньги женщине, что спала с ее мужем?
- Ей незачем, - спокойно ответила Эдит, - но ты бы мог.
- Я?
- Да, господин.
Я слегка вздрогнул, когда она начала начисто вытирать рану.
- С какой стати мне давать тебе денег? - хрипло спросил я. - Потому что ты шлюха?
- Так меня называют.
- А ты шлюха?
- Надеюсь, что нет, - ровным голосом произнесла она, - но думаю, что ты дашь мне денег по иной причине.
- По какой же?
- Потому что я знаю, что случилось с мечом Кнута, господин.
Я бы расцеловал ее, и когда она закончила чистить рану, я так и сделал.
Глава седьмая
Меня разбудил резкий звук звенящего церковного колокола. Открыв глаза, я какое-то мгновение не мог понять, где нахожусь. Свеча давно догорела, и свет проступал лишь сквозь узкую щель над дверью. Уже рассвело, значит, спал я долго, и вдруг уловил запах женщины, а повернувшись, уткнулся в копну рыжих волос. Эдит потянулась, всхлипнув во сне, и обвила рукой мою грудь. Ещё раз потянувшись, она проснулась, положила голову мне на плечо, и спустя мгновение принялась всхлипывать.
Я позволил ей выплакаться, насчитав двадцать два удара колокола.
- Сожалеешь? - наконец спросил ее я.
Шмыгнув носом, она покачала головой.
- Нет, - ответила она, - нет, нет, нет. Это всё колокол.
- Значит, дело в похоронах? - спросил я, и она кивнула. - Ты любила его, - почти осуждающе сказал я.
Ей пришлось поразмыслить над ответом, я успел насчитать шестнадцать ударов колокола, прежде чем она заговорила.
- Он был добр ко мне.
Странно было думать, что мой кузен Этельред проявлял доброту, но я поверил ей. Я обнял и поцеловал её в лоб. Этельфлед, подумал я, убьет меня за это, но странным образом эта мысль меня совсем не беспокоила.
- Ты должна пойти на похороны, - велел я.
- Епископ Вульфхед сказал, что я не смогу.
- Из-за прелюбодеяния? - уточнил я, и она кивнула. - Если прелюбодеев не пустят, - заметил я, - то в церкви никого не останется. Тогда и сам Вульфхед не сможет пойти!
Она опять шмыгнула носом.
- Вульфхед ненавидит меня.
Я принялся смеяться. Боль в моём ребре не отступила, но теперь была не столь остра.
- Что смешного? - спросила она.
- Меня он тоже ненавидит.
- Однажды он... - заговорила она, но затем умолкла.
- Однажды он что?
- Ты знаешь.
- Он это сделал?
Она кивнула.
- Он потребовал, чтобы я ему исповедалась, и затем сказал, что отпустит мои грехи, только если я покажу, чем занималась с Этельредом.
- Ты так и поступила?
- Конечно же, нет, - её голос звучал обиженно.
- Извини.
Подняв голову, она взглянула мне в глаза. У неё были зелёные глаза. Эдит пристально посмотрела на меня, а затем вновь опустила голову.
- Эльфвинн сказала, что ты хороший человек.
- И что ты ей ответила?
- Что ты дикарь.
Меня это рассмешило.
- Ты никогда со мной не встречалась!
- То же самое сказала и она.
- Но ты оказалась права, - ответил я, - а она ошибалась.
Она тихо засмеялась. Это было получше слёз.
И мы лежали, слушая пение петухов.
Колокола ещё звенели, когда я одевался. Эдит лежала в постели, укутавшись в шкуры и наблюдая за мной. Я натянул на себя свою дорожную одежду, сырую, забрызганную грязью и пахнувшую потом, и затем нагнулся, чтобы поцеловать её, но меня опять резанула боль. Она притупилась, но полностью не исчезла.
- Пойдем позавтракаем, - сказал я ей и вышел в центральный двор. С реки тянулся туман, смешавшись с пеленой низких серых туч.
Финан, ожидавший меня во дворе, ухмыльнулся.
- Хорошо спалось, господин? - спросил он.
- Проваливай, ирландский засранец, - ответил я. - Где мальчишка?
- Уже проснулся. Эдрик присматривает за ним, - он глянул на небо. - Не лучший день для погребения души.
- Для похорон Этельреда любой день хорош.
- Пойду в очередной раз разнюхаю, что творится на улице, - сказал он, кивая на арку ворот. - Посмотрю, что происходит. Час тому назад всё было спокойно.
Я отправился вместе с ним, но двор замка казался уснувшим. Несколько часовых виднелось у большого дома, стайка гусей щипала мокрую траву, а одинокий священник спешил к личной часовне Этельреда у главных ворот.
- Ты заглядывал в дом? - спросил я Финана.
- Всё в порядке. Её светлость в верхних покоях, и двое наших фризов преграждают путь к лестнице как парочка бычков. Никому не пройти мимо них.
Я отправил Гербрухта и Фолкбальда в помощь воинам Этельфлед.
- Да никто и не пытался, - добавил Финан.
- А Этельхельм?
- Он в главном зале вместе со своей дочерью и епископом Вульфхедом. Просил пожелать тебе доброго утра, - ухмыльнулся Финан. - Не стоит беспокоиться, господин.
- Мне следовало провести ночь в главном доме, - сказал я.
- Оо, это было бы мудрым решением. Любовник леди Этельфлед дарит ей жаркую ночь за день до похорон мужа? Почему мне это не пришло в голову?
Я печально улыбнулся и отправился на кухню, где завтракали мои дочь с сыном. Оба неодобрительно на меня посмотрели, очевидно, сплетники уже сообщили им, с кем я разделил свое ложе.
- Добро пожаловать в один из лучших дней моей жизни, - приветствовал я их.
- Лучших? - откликнулся сын.
- Мы хороним Этельреда, - ответил я, отломив ломоть хлеба и отрезав себе кусок сыра. - Помнишь отца Пенду? - спросил я сына.
- Припоминаю, как мы вместе мочились.
- Я хочу, чтобы ты разыскал его, - сказал я, - когда закончишь набивать брюхо. Вероятно, он в большом зале, так что найди его и передай, что мне необходимо с ним увидеться. Но скажи ему это с глазу на глаз. Убедись, что об этом не прознает епископ!
- Отец Пенда? - удивилась Стиорра.
- Один из священников Вульфхеда, - пояснил я.
- Священник! - поразилась Стиорра.
- Я перехожу в христианскую веру, - ответил я, и мой сын поперхнулся элем в то самое мгновение, когда вошел Этельстан, склонив голову в приветствии. - Ты отправишься на похороны, - сказал я мальчику, - и сделаешь вид, что опечален.
- Да, господин.
- И будешь держаться рядом с Финаном.
- Конечно, господин.
Я направил на него нож.
- Я серьезно говорю! Тут есть ублюдки, которые хотят твоей смерти, - я сделал паузу, воткнув нож в стол. - Хорошенько подумай над этим, хотя это, возможно, облегчит мне жизнь.
- Присядь, - обратилась Стиорра к ухмылявшемуся мальчишке.
Колокол всё еще звонил. Полагаю, он будет звонить, пока не начнутся похороны, а это не случится, пока лорды Мерсии не решат отправиться в церковь.
- Что они сделают, - сказал я, - так это соберут витан сразу же после того, как закопают ублюдка. Может, и сегодня, но завтра уж наверняка.
- Не отправив вызовов? - удивился мой сын.
- Им и не надо их рассылать. Все заинтересованные лица находятся сейчас здесь.
- Кроме короля Эдуарда.
- Он не состоит в витане Мерсии, олух ты эдакий, - сказал я ему. - Он западный сакс.
- Он захочет, чтобы его пригласили, - заметила Стиорра.
- На витан? - спросил мой сын.
- Принять корону, - терпеливо ответила она. - Если он здесь, создастся впечатление, что он просто принял ее. Ему удобнее, если его пригласят.
- И его пригласят, - продолжил я. - Вот почему здесь находятся Вульфхед с лордом Этельхельмом. Дабы убедиться, что его пригласят.
- А Этельфлед? - поинтересовалась Стиорра. - Что станет... - она резко смолкла, когда в комнату нервно вошла Эдит, остановившись у двери. Её волосы были собраны в пучок и скреплены заколками из слоновой кости, но пряди выбились, беспорядочно свисая на лицо. Зелёное платье выглядело мятым.
- Освободи место для леди Эдит, - обратился я к Этельстану, сидевшему рядом со Стиоррой. - Можешь сесть рядом с принцем Этельстаном, - сказал я Эдит. - Всё в порядке, - вернулся я к мальчишке, - она всё же решила тебя не убивать.
- Я не голодна, господин, - проговорила Эдит.
- Конечно же, ты голодна. Присядь. Стиорра нальет тебе эля. Ты спрашивала, - повернулся я дочери, - какая участь ждёт леди Этельфлед? Ее попытаются удалить в женскую обитель.
- И ты остановишь их, - сказал мой сын.
- Нет, их остановишь ты вместе с леди Эдит.
- Я? - удивился Утред.
- Разыскав мне этого священника. Немедленно! Отправляйся! Приведи его сюда.
Мой сын ушел. Когда открылась дверь, я заметил, что дождь усилился.
- А что мне предстоит сделать, господин? - тихо спросила Эдит.
- То, что я тебе прикажу, - отрезал я, - и ты отправишься на похороны вместе со Стиоррой. Но не в этом платье. Найди ей тёмный плащ, - последние слова были обращены к моей дочери, - с капюшоном.
- С капюшоном?
- С большим капюшоном, - подтвердил я, - чтобы никто не смог увидеть её лица и приказать ей покинуть церковь.
Я повернулся, когда в дверь ввалился Финан.
Он выругался, стянув с головы кусок холста, который использовал вместо капюшона, и швырнув его на стул.
- Если так продолжится, то жди очередного наводнения, - проворчал он. - Льет так, будто мочится дьявол.
- Что там происходит?
- Ничего. Все ублюдки ещё в постелях. Самое место в такую погоду.
Не переставая звонил большой колокол. Дождь барабанил по соломенной крыше и просачивался внутрь, образуя лужи на каменном полу. Когда-то дом был покрыт черепицей, а теперь потемневшие от времени стропила закрывала нуждающаяся в замене солома, но, по крайней мере, огонь в очаге ярко пылал, и дров было достаточно.
Отец Пенда прибыл где-то через час. Он выглядел несчастным и недовольным, что его принудили пройтись в ливень, вымочивший до нитки его черную рясу, но осторожно мне кивнул. Его озадачило скопление людей в моей комнате, и он пришел в ещё большее замешательство, когда заметил Эдит. Предполагалось, что его верность мне будет держаться в секрете, и он недоумевал, зачем я привел его в эту компанию.
Пришлось ему растолковать.
- Святой отец, - почтительно начал я, - я хочу, чтобы ты меня окрестил.
Он лишь уставился на меня. Вернее, все уставились. Мой сын, вернувшийся со священником, раскрыл было рот, но не найдя нужных слов, смолчал.
- Крестить тебя? - наконец сумел спросить отец Пенда.
- Мне открылась греховная сторона моих поступков, - смиренно ответил я, - и я желаю вернуться к церкви Христа.
Отец Пенда покачал головой. Нет, он не отказывал мне, просто его мозги набухли от дождя и смешались.
- Ты искренен, господин? - спросил он.
- Я грешник, отец и ищу прощения.
- Если ты искренен... - начал было он.
- Так и есть.
- Тебе придется исповедоваться в своих грехах, - сказал он.
- Я так и поступлю.
- А подношение церкви докажет искренность твоих намерений.
- Считай, что оно уже сделано, - ответил я в том же смиренном тоне. Стиорра пораженно уставилась на меня, остальные были удивлены в той же мере.
- Ты действительно этого желаешь? - спросил отец Пенда.
Он был полон подозрений. В конце концов, я был самым известным язычником во всей саксонской Британии, человеком, решительно противостоящим церкви, убийцей священников, печально известным варваром. Но всё же священник питал определенную надежду. Мое обращение и крещение прославит Пенду.
- Я желаю этого всем своим сердцем, - ответил я.
- Могу я спросить, почему?
- Почему?
- Это всё неожиданно, господин. Господь говорил с тобой? Или он благословил своего Сына предстать пред тобой?
- Нет отец, но он прислал мне ангела.
- Ангела!