Он рывком вскочил на колени и взглянул на врага: чудище топталось так близко, что протяни руку - и коснешься жесткой коричневой шкуры. Задняя нога, роющая песок, чуть не задела голову Ромула. Юноша протянул руку, пытаясь нащупать в песке копье, - не сразу на него наткнувшись, он запаниковал: тварь билась все сильнее, грозя вот-вот высвободиться, он не рисковал опустить глаза. Наконец пальцы сомкнулись на древке, и Ромул, переведя дух, окинул взглядом толстую шкуру, сквозь которую едва проступали ребра. По охотничьему опыту он знал, где сердце, - сразу за левой ногой, однако монстр рыл землю так яро, что юноша боялся не попасть.
Вдруг разом подались несколько соседних досок, и носорог на шаг отступил.
Ромул выругался. Действовать немедленно - иначе все усилия пойдут прахом. Положившись на умение и опыт, он изо всех сил всадил копье в носорожий бок и ощутил, как наконечник задел ребро, на миг запнулся и наконец вошел в грудную клетку - Ромул вогнал его внутрь на длину руки, провернув для верности: острое жало должно пронзить легкое, перерезать главные сосуды и достать до сердца. Лишь тогда чудище погибнет.
Из носорожьего горла вырвался оглушительный рев, зверь подался назад, освобождая голову, и выплюнул ком пены размером с кулак. К ужасу Ромула, маленькие глазки уставились прямо на него - стоящего всего в нескольких шагах. Надежда сменилась отчаянием: все шансы использованы, все напрасно…
Носорог шагнул к жертве - однако передние ноги дрогнули и подогнулись, тут же отказали задние, и огромная туша со стоном рухнула на арену. Изо рта хлынул поток розоватой крови, из копейной раны тоже лилась кровь; по алому цвету Ромул понял, что угодил в главную артерию - неведомо как. Его переполнила благодарность: Петроний отомщен и залп лучников, который наверняка последует сразу же, не изменит главного: в Элизиум Ромул войдет с высоко поднятой головой и ему будет чем гордиться даже рядом с такими героями, как Петроний и Бренн.
Носорог повел ногами, и юноша вновь вернулся к действительности. Туша, сотрясаемая дрожью, несколько раздернулась, увенчанная рогом голова бессильно упала на песок и наконец застыла без движения.
Огромный амфитеатр мгновенно затих, словно на него набросили плотное покрывало.
Ромул обвел глазами потрясенные лица зрителей, не веривших собственным глазам. Безоружный воин выстоял в схватке с опаснейшим чудищем - такого Рим еще не видывал.
Кто-то хлопнул в ладоши - раз, другой, третий. Остальная публика, разглядев аплодирующего, торопливо присоединилась, послышались одобрительные возгласы и радостные крики. Толпа, минуту назад осыпавшая Ромула насмешками, теперь приветствовала его как победителя - от такого лицемерия юношу чуть не передернуло.
Подняв взгляд выше, он увидел, что первым зааплодировал сам Цезарь. В глазах защипало. Хоть один зритель оценил его храбрость… Петрония этим не вернешь, но мысль о том, что его заметили, давала хоть какое-то облегчение.
- Кто он? - крикнул Цезарь. - Привести его ко мне, немедленно!
Распорядитель суетливо подскочил к Мемору и что-то зашептал ему на ухо. Лицо ланисты, искаженное бессильной яростью, вмиг переменилось; он рысцой побежал к ближайшей лестнице, ведущей вниз. Громовые аплодисменты все не смолкали, и Ромул ухватился за случай почтить память Петрония. С Бренном ему такого не удалось - и вина за это угнетала Ромула все последние годы. Повернувшись спиной к ложе Цезаря, он опустился на колени рядом с телом и пожал окровавленную ладонь ветерана.
- Спасибо, друг, - шепнул он, вспомнив Бренна, чье тело наверняка склевали стервятники. - Я попрошу, чтобы тебя погребли как подобает. Ступай с миром.
По лицу Ромула катились слезы, он осторожно протянул руку и закрыл безжизненные глаза ветерана.
Когда он встал, в грудь ему уперлись копья: его окружили четверо стражников во главе с ланистой. В глазах копейщиков читалось невольное восхищение, и лишь Мемор глядел как удав, у которого отняли добычу. Правда, Ромула настрой ланисты уже не волновал: в дело вмешались куда более могущественные силы, Мемор над ним не властен.
Зажав юношу в сомкнутый строй, четверка провела его под сиденьями, мимо клеток и дальше к зрительской трибуне, где Ромул никогда не бывал. Впитывать новые ощущения, правда, не оставалось сил: голова кружилась, смерть Петрония и победа над монстром поглотили все мысли.
Попав после темных переходов на яркое солнце, Ромул сощурился. Богатую ложу заполняли легионеры, сенаторы и высокопоставленные военные. Во взглядах читались одновременно уважение к нему, изумление и страх, кое у кого смешанные с отвращением, а то и с завистью.
Ромула поставили перед Цезарем, и сердце его дрогнуло от благоговейного трепета: служа в Двадцать восьмом легионе, он не раз видел командующего, но сейчас впервые подошел к нему так близко. Уже немолодой, с редкой седой шевелюрой, Цезарь не обладал яркой внешностью, однако уверенность и привычка повелевать делали его заметным в любой толпе.
Ромул низко склонился перед диктатором.
- Уйдите, - кивнул тот стражникам и уставил палец в грудь Мемора: - Ты останься.
Отвешивая на ходу поклоны, стражники поспешно исчезли с глаз.
- Этого раба сделали ноксием и отправили на смерть за то, что он незаконно вступил в легион. Так?
- В точности так.
Цезарь нахмурился.
- А второй кто?
- Его друг. Пытался его защитить, когда все открылось.
- Мне сказали, что этим рабом ты когда-то владел. Это правда?
- Правда. Я купил его совсем мальчишкой, выучил сражаться, сделал секутором, - елейным голосом затянул ланиста. - А он сбежал. Восемь лет назад убил нобиля и сбежал.
Цезарь взглянул на юношу.
- Два тяжких обвинения, - тихо проговорил он.
- Я не убивал нобиля, - возразил Ромул. Терять ему все равно было нечего.
- Да он тут понарасскажет! - встрял Мемор.
- Молчать! - Цезарь, которого ланиста явно раздражал, обернулся к Ромулу. - Если не ты убил, то кто?
- Мой друг.
- Тот, что на арене?
- Нет. Другой, этруск.
- Где он?
- Не знаю. В Александрии его ранило камнем из египетской пращи, и он исчез. - Ромул перехватил удивленный взгляд Цезаря и добавил: - В Двадцать восьмой нас обоих загнали силой.
По губам Цезаря скользнула улыбка.
- И тебе не оставалось выбора?
- Именно так.
- Значит, ты невиновен? Как и все преступники?
Среди легионеров раздались смешки.
- Я виновен лишь в одном, - выпалил Ромул, не в силах таиться дальше.
- В чем?
- Когда мы с другом сбежали из лудуса, то вступили наемниками в армию Красса. Сказали, что мы из галльского племени.
- Небылицы растут на глазах, - усмехнулся Цезарь и вдруг, заметив дернувшееся лицо Мемора, гневно повернулся к ланисте: - Говори!
- Ходили такие слухи, господин, - неохотно подтвердил тот. - После Карр я этого ублюдка и не надеялся увидеть живьем.
- Таких ублюдков, способных в одиночку убить носорога, еще поискать, - процедил Цезарь, вновь обернулся к Ромулу. - Значит, тебя с другими пленниками угнали в Маргиану?
- Да. За полторы тысячи миль от Селевкии, на край света, - ответил Ромул, глядя в глаза Цезарю. - Мы называли себя Забытым легионом.
Цезарь едва заметно кивнул.
- Однако ты сумел сбежать. Молодец. Один?
- С другом. С тем самым, который убил нобиля. - Ромул решил, что пора связать историю воедино, не век же испытывать терпение Цезаря. - Мы добрались до Барбарикума и оттуда поплыли в Египет, но у эфиопского берега корабль разбило. Мы выжили, боги нас не оставили. Нас нанял бестиарий, с ним мы дошли до Александрии.
- Где вступили в Двадцать восьмой легион.
Ромул кивнул.
- Из всех небылиц, что я слыхал, твоя лучшая, - бросил Цезарь, и среди свиты пробежал хохоток, напомнив Ромулу, что его судьба висит на волоске. Однако следующий ход Цезаря изумил юношу донельзя.
- Лонгин! - позвал командующий. - Ты здесь?
Седой военный в криво накинутой тоге выступил вперед.
- Здесь.
- Расспроси этого раба о Каррах. В подробностях, которые может знать только участник битвы.
Лонгин пристально взглянул на Ромула - рассказу он явно не поверил.
- Как погиб сын Красса? - спросил он.
- Публий вел на парфян конницу вместе с наемниками, тотчас ответил Ромул. - Враг сделал вид, будто отступает, потом перестроил войско и обрушился на римлян. Почти все погибли, спаслись два десятка наемников. А потом парфяне отрубили Публию голову и пронесли ее перед всей армией.
- Верно! - Бесхитростный Лонгин не скрывал удивления.
- Спрашивай еще.
Военачальник послушно принялся задавать вопросы о последней кампании Красса. Все ответы попадали в точку, и Лонгин наконец сдался.
- Он там был, - признал он. - Или умудрился поговорить с каждым, кто выжил и вернулся.
- Ясно.
Цезарь надолго замолчал.
Ромул бросил взгляд на окровавленное тело Петрония, уже не сомневаясь, что и ему судьба последовать за ветераном. Ну что ж, будь что будет - он сделал что мог.
- Я командовал войсками и повелевал толпами, - разнесся наконец по всему амфитеатру голос Цезаря. - Я видел многое. Однако не встречал такой храбрости, какую показали сегодня эти двое ноксиев. Без оружия, в одиночку, перед лицом неминуемой смерти, один из них завладел копьем стражника и, не думая о себе, попытался ранить зверя, чтобы спасти товарища.
Цезарь обвел взглядом толпу, безмолвно внимающую каждому слову. Ромул, ошеломленный таким поворотом, сам не понимал - то ли он спит и видит сон, то ли уже умер.
- И когда маневр не удался, - продолжал Цезарь, - умирающий отвлек на себя животное, чтобы выиграть время для друга. Я не верил, что ноксий, даже с копьем, сумеет победить носорога, однако храбрец остался жив! И в отчаянной борьбе одолел зверя, о котором слагают легенды. Мало того - он осмелился повернуться ко мне спиной. Ко мне, эдитору, устроителю игр! И все ради того, чтобы почтить память товарища! - Цезарь возвысил голос. - Говорю вам: этот человек - истинный сын Рима! Он рожден в рабстве и обвиняется в преступлениях - теперь это неважно. С сегодняшнего дня он - римский гражданин!
Ромул застыл с раскрытым ртом: вместо смерти - жизнь и свобода!..
Ошеломленного Мемора чуть не трясло от ярости, однако ему хватало ума смолчать.
Публика взорвалась аплодисментами, и Цезарь, обернувшись к Ромулу, протянул ему правую руку.
- Как тебя зовут?
- Ромул. - Юноша обменялся с диктатором крепким рукопожатием.
- Будь все мои солдаты такими храбрыми, мне хватило бы и одного легиона, - улыбнулся Цезарь.
Ромул, переполненный благодарностью, опустился на одно колено.
- Позволь тебе служить.
Настал черед Цезаря удивиться.
- Хочешь вступить в мою армию? Мы скоро отплываем в Африку, война будет кровавой.
- Для меня нет большей чести.
- Такие солдаты, как ты, нужны всегда, - с удовольствием кивнул Цезарь. - В каком легионе хочешь воевать?
Ромул широко улыбнулся.
- В Двадцать восьмом.
- Отличный выбор. Что ж, исполним твое желание. - Цезарь кивнул кому-то из военных. - Возьми этого воина Ромула - в свой лагерь, дай ему доспехи и оружие обычного легионера. Пусть поживет с твоими солдатами. На следующей неделе я пришлю новые приказы, он доставит их в свой прежний отряд. Ясно?
- Ясно!
Цезарь отвернулся. Военный кивнул Ромулу, давая понять, что разговор окончен. От благоговения и страха юноша не сразу осмелился заговорить - пришлось напомнить себе о клятве.
- Я хотел…
- Что такое? - обернулся к нему Цезарь.
- Петроний, мой товарищ, тоже служил в Двадцать восьмом… - начал Ромул.
- И что?
- Он храбрый воин. Я обещал ему достойные похороны с соблюдением всех обрядов.
Цезарь такого явно не ожидал.
- А ты дерзок.
- Он мой друг, - бесстрастно ответил Ромул.
Сенаторы и военные, пораженные такой смелостью, переглянулись. Цезарь не сводил с юноши пристального взгляда.
- Прекрасный жест, - наконец произнес он. - Я поступил бы так же. - И, повернувшись к центуриону, командующему охраной, кивнул: - Проследи, чтобы все было сделано.
Ромул вскинул руку в приветствии.
- Благодарю тебя.
- Еще увидимся, - ответил Цезарь.
Кто-то крепко взял Ромула за локоть. Пора было уходить.
- Ланиста! - раздался позади ледяной голос Цезаря. - Поди-ка сюда.
Остального Ромул не слышал - его, обуреваемого то горем, то радостью от случившегося, вел вперед худощавый легионер, заметно припадающий на одну ногу.
- Ты Цезарю понравился, - шепнул он юноше при выходе из амфитеатра. - Только не воображай, будто ты теперь герой: ты лишь солдат, как я. Не хочешь нарваться на порку - никогда не заговаривай с командирами первым.
Ромул кивнул. Пусть. Зато теперь не надо скрываться и выдавать себя за другого - ради этого можно вытерпеть что угодно.
- И от легионеров особого почитания не жди, - продолжал его спутник. - На твои сегодняшние подвиги им плевать. Им главное - как ты покажешь себя в Африке, в боях с республиканцами.
Ромул, уловив напряжение в голосе легионера, насторожился.
- Там что, плохи дела?
Солдат безучастно пожал плечами.
- Как обычно на войнах Цезаря. Врагов вдвое, а то и втрое больше нашего. И нумидийских всадников без счета. А у нас конников - жалкая горстка.
Ромул, кивнув, бросил взгляд на храм Юпитера, высящийся над городом. Жаль, зайти туда не судьба, да и с Фабиолой теперь не увидеться. Его вновь ждет опасная жизнь.
На сей раз в Африке.
Глава XIII
НИТИ СУДЬБЫ
Хлопоча и причитая, как старуха, Брут уложил Фабиолу в постель - Доцилоза по его указаниям только и успевала бегать то за одеялом, то за разбавленным вином, то за настоем целебных трав. Не зная, что лихорадка выдумана, он хлопотал так искренне и заботливо, что Фабиола устыдилась. Однако игру надо было продолжать - хотя бы до вечера. Откинувшись на постель, девушка прикрыла веки и попыталась прогнать назойливо встающую перед глазами картину - толстошкурый рогатый зверь терзает безоружную жертву. Наваждение все не уходило, однако видеть встревоженное лицо Брута было не легче.
Оставив Йовину в приемном зале, Доцилоза сновала по делам, ради Брута храня невозмутимую мину, но от Фабиолы не укрылись ни гневно раздувающиеся ноздри, ни слишком резкий стук винного стакана, поставленного на прикроватный столик. Как только Брут уйдет, Доцилоза не замедлит обрушиться на нее с упреками - на этот раз заслуженными: если бы Брут застал их с Антонием, Фабиола бы запросто очутилась на улице, лишившись всего разом. И все же, несмотря на риск, девушка тайно радовалась тому, что в кои-то веки дала волю безрассудной прихоти. В конце концов, их ведь не застигли - и прекрасно! Она сама себе госпожа и вольна поступать так, как ей хочется! И не дело Доцилозы ей указывать!
В глубине души Фабиола понимала, что не права, но самоуверенность служанки выводила ее из себя, раздражение требовало выхода. Значит, ни от горестей, ни от вины сегодня не избавиться, поэтому лучше попытаться уснуть - сна-то Фабиоле в последнее время как раз не хватало, - а с Доцилозой поговорить завтра. Девушка замедлила дыхание и притворилась спящей. Удовлетворенный Брут, отдав Доцилозе очередные распоряжения, вышел: ему по-прежнему хотелось увидеть эфиопского быка.
Недовольно вздохнув, Доцилоза уселась на табурет в изножье постели и попробовала заговорить с Фабиолой, однако та, по-прежнему раздраженная, не обращала внимания на ее шепот, и Доцилоза после нескольких попыток замолчала. Вскоре Фабиола и вправду провалилась в сон - Лупанарий в последнее время выжимал из нее последние силы.
Несмотря на снотворные настои, которыми напоил ее Брут, спокойно подремать не удалось - из кошмаров было не выбраться: то Антоний прознает о тайных планах отмщения и тащит ее к Цезарю, то потом, хохоча, наблюдает за тем, как Цезарь ее насилует… Фабиола металась на постели, не в силах прогнать жуткие видения, но когда во сне, где она никак не могла найти Брута, натешившийся Цезарь отдал ее Сцеволе - проснулась в холодном поту. В комнате царило безмолвие - неужели она одна? Взгляд Фабиолы метнулся к табурету в изножье: вместо Доцилозы там теперь сидел Веттий.
При виде ее блуждающего взгляда и судорожно сжатых кулаков, вцепившихся в одеяло, он испуганно вскочил.
- Привести врача, госпожа?
- Что? Нет, мне уже лучше. - Телом она и вправду отдохнула, только вот мозг полнился кошмарами. Стараясь прогнать из их памяти, Фабиола выпрямилась на постели. - Где Доцилоза?
Веттий отвел взгляд.
- Ушла повидаться с дочерью.
- Когда?
- Часа три назад.
- И бросила меня больную? - недоверчиво воскликнула Фабиола.
- Она сказала, что жар спал, - виновато пробормотал Веттий, будто хозяйку оставила не Доцилоза, а он сам. - Ей показалось?
- Нет, - вздохнула Фабиола, решив не усугублять и без того непростое положение. - Жар прошел. Ступай на свое место.
Веттий, которого болезнь хозяйки повергла было в уныние, расплылся в улыбке: если Фабиола выздоровела - значит, весь мир вновь счастлив.
Провожая глазами его крепкую спину, Фабиола пожалела, что ее собственные взгляды на жизнь не так просты.