Желание Гонории показалось Ратмиру странным, тем более что он получил приказ от матери сделать все возможное, чтобы отбить у вандала охоту свататься к сестре императора. И комит уже предпринял кое-какие шаги в этом направлении. К сожалению, молодой варвар оказался очень разборчивым человеком, и не одна из женщин, предложенных Ратмиром, не затронула его сердца. А ведь самоотверженный комит познакомил его с первыми красавицами Медиолана, не делая, впрочем, большого разбора между матронами и гулящими девками. Что же касается Гонории, то, по мнению Ратмира, у нее вообще не было шансов понравится рексу Яну. Дочь Плацидии не унаследовала от матери броскую внешность, к тому же она не умела вести себя с мужчинами и старательно прятала от их глаз то, что следовало выставлять напоказ. Критически оглядев свою подругу, Ратмир пришел к выводу, что риск в данном случае оправдан. Вряд ли Гонория, даже оставшись наедине с варваром, способна будет разбудить в нем неукротимую страсть. Особенно если сердце рекса Яна будет занято.
– Для начала вы должны хотя бы увидеть друг друга и, быть может, перемолвиться парой слов, – предложил Ратмир.
– Но ведь язычник не пойдет в христианскую церковь, а больше я нигде не бываю.
– Вы с сиятельной Евпраксией могли бы навестить прихворнувшую матрону Климентину.
– Но ведь она здорова! – удивилась Гонория. – Я видела ее сегодня утром в покоях матушки. У нее был очень печальный вид.
– Значит, заболеет, – жестко сказал Ратмир.
– Хорошо, – кивнула Гонория. – Я уговорю Евпраксию.
Евпраксия была супругой божественного Валентиниана. Ее считали едва ли не первой красавицей Медиолана, но молодой император почему-то остался равнодушен к ее красоте. Поговаривали, что он неделями не появляется в супружеской спальне. И это при том, что Валентиниан падок на женщин. Чем не угодила своему мужу Евпраксия, Ратмир мог только догадываться, но в данном случае разлад между супругами был ему на руку.
В палаццо магистра Валериана Ратмир вошел через парадный вход, чем поверг в изумление прислугу. Разумеется, многие знали о его близких отношениях с хозяйкой, но обычно комит проникал в ее спальню через окно. Сегодня он явился среди бела дня, удивив как саму Климентину, так и сиятельного Валериана, потчевавшего в эту минуту дорогих гостей. Сенаторы Рутилий и Паладий застыли с открытыми ртами. И только высокородный Туррибий сохранил при появлении Ратмира присутствие духа и даже поднял кубок, чтобы приветствовать нового гостя.
– Я пришел к тебе, сиятельный Валериан, с просьбой от божественного Валентиниана, – заявил с порога Ратмир. – Просьба эта частного характера, а потому прошу всех патрикиев, присутствующих здесь, сохранить ее в тайне.
– Разумеется, – ответил за всех Туррибий. – Какие в этом могут быть сомнения.
– Сиятельная Гонория пожелала взглянуть на человека, претендующего на ее руку. Вы все, конечно, понимаете, о ком я говорю? Божественный Валентиниан пошел навстречу своей сестре, но настоял на соблюдении приличий. Твой дом, сиятельный Валериан, нам показался наиболее подходящим для этой цели. Встреча должна произойти как бы случайно. Скажем, в саду. В присутствии трех-четырех патрикиев и нескольких матрон, чтобы избежать порочащих Гонорию слухов.
– А божественная Плацидия? – растерянно развел руками Валериан.
– Я же сказал, что встреча будет случайной, – нахмурился Ратмир. – Императрице не обязательно о ней знать.
Глава 2 Женская месть
Сенатор Рутилий был вне себя от гнева. Он метался по атриуму дворца Паладия и изрыгал проклятия по адресу комита Ратмира и прочих подобных ему юнцов. Справедливости ради надо сказать, что имя божественного Валентиниана не было произнесено ни разу. Сенатор Паладий пребывал в растерянности. Высокородные Туррибий и Авит сохраняли полное спокойствие. Наконец Рутилий, обессилев от ругани, рухнул на предложенный хозяином стул и залпом осушил наполненный до краев кубок.
– Божественный Валентиниан не любит свою сестру, – пояснил Туррибию комит Авит, – и будет рад спровадить ее подальше. Африканские провинции для этого самое подходящее место.
– Но ведь Плацидия против этого брака? – удивился Туррибий.
– Тем больше у Валентиниана причин настаивать на своем, – горько усмехнулся Рутилий.
Ситуация складывалась щекотливая. Валентиниан до сих пор не интересовался государственными делами, взвалив заботу об империи на плечи своей матушки. Но императором был все-таки он, и если сын Плацидии, закусив удила, рванет к намеченной цели, то взнуздать этого норовистого жеребца будет совсем непросто.
– А почему молчит магистр Валериан? – спросил Туррибий. – Самое время поставить в известность императрицу.
– Боится, – буркнул Рутилий и отвел глаза.
Сенатор Паладий перекрестился. Туррибий вопросительно посмотрел на Авита, ожидая, видимо, что осведомленный комит агентов просветит его по этому вопросу, но тот промолчал. Рутилию пришлось взять эту миссию на себя. Его рассказ поверг Туррибия в изумление, чтобы не сказать в оторопь.
– А я тебя предупреждал, что в лице высокородного Ратмира мы имеем дело с дьяволом во плоти, – вздохнул сенатор.
– Ты преувеличиваешь, Рутилий, – поморщился Авит. – Конечно, молодые люди слишком далеко зашли в своих шалостях, но я бы не стал делать из этого далеко идущие выводы.
– По-твоему, напяливать на себя личины демонов и принуждать римских матрон к блуду, это шалость, комит? – вспылил Рутилий.
– Ты отлично знаешь, сенатор, что во время сатурналий в прежние времена случалось и не такое. Римские матроны отдавались не только благородным патрикиям, но и рабам.
– Сатурналии были строжайше запрещены эдиктом императора Грациана полвека тому назад, – взвился Рутилий, – тебе ли этого не знать, высокородный Авит! А потом, есть разница между добровольным участием и участием по принуждению.
– Климентина откликнулась на зов старых богов с разрешения мужа, – привел свой последний довод комит агентов.
– Правильно, – кивнул Рутилий. – Но сделала она это только после того, как демоны, ворвавшиеся среди ночи в ее дом, пообещали забрать душу сиятельного Валериана.
– Магистр двора просто перетрусил, – махнул рукой Авит. – Прояви он твердость, все могло бы обернуться по-другому.
– А как на эту шалость отреагировал епископ Антонин? – спросил Туррибий.
– Никак, – вздохнул печально Паладий. – Хотя бороться с язычниками – его прямой долг.
– Магистр Валериан не стал предавать огласке сей прискорбный случай, – пояснил Авит. – Все так и осталось на уровне слухов.
– Так, может, ничего не было? – развел руками Туррибий. – И все эти слухи о сатурналиях не более чем досужая болтовня с целью опорочить юного императора?
– Если бы этот случай остался единственным, его можно было бы списать на недоразумение, – покачал головой Паладий. – Увы, юноши на этом не остановились.
– Мы отвлеклись, патрикии, – попытался вернуть разговор в нужное русло Авит. – Я получил от императрицы недвусмысленное распоряжение и жду от вас мудрого совета.
– К сожалению, у меня тоже есть приказ и тоже недвусмысленный, – сказал Туррибий. – Гусирекс поручил мне сосватать сестру императора за своего внука Яна.
– А рекс Стоян заинтересован в этом сватовстве? – спросил Авит.
– Нет, у него на Яна свои виды. Стоян спит и видит, как бы выдать за внука князя Верена свою дочь.
– Следовательно, провал сватовства его не очень огорчит?
– Скорее обрадует, но вслух своей радости он, конечно, высказывать не будет.
Комит Авит не только сделал, но и обнародовал выводы из состоявшегося обмена мнениями. Против брака Янрекса с Гонорией выступали практически все, включая императрицу, за брак – один божественный Валентиниан, для которого это сватовство являлось всего лишь очередной блажью. Правда, где-то там, далеко, в африканских провинциях, маячил грозный лик Гусирекса, и с этим римским патрикиям приходилось считаться.
– Нужен скандал, – подсказал Туррибий. – Скандал, который сделает этот брак невозможным. С другой стороны, он не должен стать помехой к заключению договора между Вандалией и Великим Римом.
– Легко сказать, – покачал головой Рутилий и бросил недовольный взгляд на своего ненадежного союзника.
Туррибий обещал ему поддержку и даже потребовал от сенатора огромную сумму денег, а теперь выясняется, что зарабатывать эти деньги для него должны римские патрикии. Тем не менее именно Туррибий подсказал выход из трудного положения:
– Мне показалось, что рексу Яну понравилась сиятельная Евпраксия, да и он произвел на нее хорошее впечатление. Вы понимаете, о чем я говорю, патрикии?
Поняли Туррибия, разумеется, все, но протест выразил только сенатор Паладий, стоик и моралист. Рутилий Намициан, безусловно, возвысил бы свой голос против циничного предложения Туррибия, если бы речь в данном случае не шла о спасении Рима. Именно в силу этого драматического обстоятельства сенатор вынужден был унять раздражение, рвущееся из груди. Кроме всего прочего, провал миссии по предотвращению нежелательного брака повлиял бы на положение Намициана в Римском Сенате, и с этим тоже приходилось считаться.
– Быть может, нам следует привлечь на свою сторону магистра двора Валериана? – вопросительно глянул на Авита Туррибий.
– Ни в коем случае, – покачал головой комит агентов. – Валериан, конечно, обижен на божественного Валентиниана, но все же не до такой степени, чтобы рисковать своим положением, а возможно, и жизнью.
– Тогда – женщина, – развел руками Туррибий. – Почему бы римской матроне не отомстить обидчикам за свою поруганную честь.
– Остается только найти человека, который направит мысли благородной Климентины в нужную нам сторону, – сказал Авит, вопросительно глядя при этом на Туррибия.
– Хорошо, патрикии, – отозвался на этот взгляд посол Гусирекса. – Я поговорю с супругой сиятельного Валериана. Но было бы неплохо, если бы слухи о прискорбном происшествии, случившемся с матроной и ее мужем, вспыхнули бы с новой силой.
– В этом я тебе помогу, высокородный Туррибий, – кивнул Авит. – Я задействую всех своих агентов.
Благородной Климентине уже исполнилось двадцать пять лет, но радость материнства ей еще только предстояло испытать. Магистр Валериан, узнав о беременности жены, не проявил по этому случаю восторга, а уж скорее впал в глубокую задумчивость. По срокам зачатие совпадало с теми прискорбными событиями, о которых он всеми силами пытался забыть. Конечно, магистр не проявил в ту ночь твердости духа, а если говорить совсем откровенно, то перетрусил до потери рассудка. Именно в силу этой причины, а вовсе не из приверженности к древним культам, как почему-то вообразил епископ Антонин, он согласился на сделку с демонами. У Валериана до сих пор цепенели руки и ноги, когда он вспоминал страшные личины, окружавшие его в жуткую ночь. Конечно, каждый теперь волен трактовать события в выгодную для себя сторону, но магистр двора был почти уверен, что его посетили именно демоны, несмотря на заверения Климентины, что отдалась она двум молодым людям, отлично известным ее мужу. Речь шла о божественном Валентиниане и высокородном Ратмире. Именно от одного из них она и понесла ребенка. Однако Валериан своего мнения не изменил. Он считал, что отцом будущего младенца является демон, и даже обратился за помощью к епископу Антонину. Увы, Антонин не оправдал его надежд, у магистра двора сложилось впечатление, что гнева юного императора епископ боится больше, чем происков дьявола. Антонин посоветовал Валериану забыть обо всем и смириться с неизбежным. То же самое настоятельно рекомендовала сделать патрикию и Плацидия. Императрица была не на шутку раздражена слухами о демонах, бросавшими тень и на ее репутацию. Дабы пресечь досужие разговоры, она приблизила Климентину к себе и даже уступила ей на время своего любовника Ратмира, который с завидным постоянством стал навещать с того дня супругу сиятельного Валериана. Магистр дважды наблюдал собственными глазами, как этот негодяй влезает в окно спальни Климентины, но сомнения продолжали терзать его сердце. А в последнее время он нашел благодарного слушателя в лице бывшего комита Туррибия, который ужасался вместе с Валерианом и вообще вел себя так, словно верил каждому его слову. Что чрезвычайно раздражало Климентину, возненавидевшую старого сатира за ехидную улыбку и готовность верить во всякий вздор.
– А кто тебе сказал, матрона, что я верю в демонов? – насмешливо спросил Туррибий.
– Тогда зачем ты вводишь в заблуждение моего мужа и бросаешь тень на мою репутацию? – возмутилась Климентина.
– Твоей репутации, матрона, прости на недобром слове, уже ничто не может повредить. Отдалась ты демону или императору, для черни все едино. Твое имя будут трепать до тех пор, пока обывателям это не надоест. Или пока не появится новый объект для сплетен.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Климентина.
– Новый скандал в императорской семье, который затмит все предыдущие.
– Гонория? – с полуслова подхватила чужую мысль матрона.
– Нет, – покачал головой Туррибий. – Евпраксия.
Ненависть, сверкнувшая в глазах Климентины, лишь утвердила бывшего комита в мысли, что он на правильном пути. Супруга сиятельного Валериана обладала очень сильным характером, это Туррибий заметил еще в первый день знакомства. Оказавшись в непростой ситуации, она продолжала бороться и за себя, и за своего ребенка.
– Не скрою, благородная Климентина, я восхищаюсь тобой. Но римская матрона не должна прощать обид.
– Ты имеешь в виду Ратмира?
– Нет, божественного Валентиниана. Говорят, что демону идут козлиные рога.
– Он не любит Евпраксию, – покачала головой Климентина.
– Валентиниан считает ее своей собственностью и будет страшно огорчен, если ею попользуется кто-нибудь другой. Это может стать самой большой драмой в его жизни. Поверь мне, матрона, я знаю мужчин.
Климентина улыбнулась, быть может впервые за последние месяцы:
– Мне не хотелось бы делать несчастной Евпраксию, она ни в чем не виновата.
– А разве ты несчастна? – спросил ласково магистр, понизив голос почти до шепота.
Климентина вздрогнула и отшатнулась, похоже, ей показалось, что Туррибий проник в ее сокровенные мысли и разгадал тайные желания, которые она скрывала даже от самой себя.
– Ты хотела Ратмира и теперь счастлива, что получила его, пусть даже ценой унижения и обид.
– Молчи, патрикий, или я ударю тебя.
– Ударь, если тебе станет от этого легче, – пожал плечами Туррибий. – Демоны живут в каждой душе. В том числе и в душе скромницы Евпраксии. Нужен только повод, чтобы их разбудить. Ей понравился рекс Ян, ты не могла этого не заметить.
Впервые о демонах Климентина услышала десять лет назад, когда в ней только просыпался интерес к противоположному полу. Магистр двора Олимпий так подробно описывал ее отцу, высокородному Феону, этот колдовской обряд, словно сам был его активным участником. А потом Климентина собственными глазами увидела сиятельную Галлу Плацидию и благородную матрону Пульхерию, о которых с таким неподдельным ужасом говорил Олимпий. Связь с демонами не помешала дочери божественного Феодосия восторжествовать над своими врагами и прибрать к рукам власть в империи. Из чего Климентина сделала вывод, что правы, вероятно, люди, утверждающие, что демоны были посланцами старых римских или этрусских богов. И что эти боги не потеряли с приходом христианства своей силы и способности влиять на судьбы людей. Брак с Валерианом не принес Климентине радости, зато дал ей прочное положение в обществе. К сожалению, этого положения она могла лишиться по причине бесплодия. Многие знакомые советовали Валериану развестись с женой, иначе древний патрикианский род прервется с его смертью. И Климентине показалось, что муж стал задумываться над недобрыми советами. Матрона ставила свечки в храме, заказывала молебны, но, увы, христианские святые не смогли или не захотели ей помочь. И вот тогда она вспомнила о старых богах. Ей не пришлось долго распалять страсть божественного Валентиниана. Пару раз она улыбнулась ему. А потом спросила, словно бы между прочим, что он знает о сатурналиях. Этого оказалось достаточно, чтобы Валентиниан воспылал к ней страстью и затеял ночное безумство, стоившее Климентине репутации. Зато никто теперь не мог обвинять ее в бесплодии, и у магистра Валериана должен был скоро появиться долгожданный наследник. Оскорбительным был не обряд, в котором Климентина приняла участие, отчасти добровольное, а невнимание божественного Валентиниана. Юный император пренебрег Климентиной, а такого женщины не прощают. Она же полагала, что обряд, свершившийся в ту ночь, сблизит их на всю оставшуюся жизнь. Как это произошло у нее с высокородным Ратмиром.
– Гонория не узнала в рексе Яне своего избранника, – сказал вдруг Ратмир, прерывая тем самым течение мыслей Климентины.
– Какого избранника? – удивленно глянула матрона на любовника, лежащего рядом.
Ратмир был хорош собой, немудрено, что разборчивая Галла Плацидия именно на нем остановила свой выбор. Удивительным было другое: откуда у этого юноши столько сил, чтобы удовлетворять капризы двух жадных до утех женщин? Климентина не постеснялась спросить об этом у Ратмира.
– Для Плацидии я не любовник, а соблазн, – усмехнулся комит. – Так она утверждает.
– Между вами ничего не было?
– Нет. Она молится ночами, а я сижу и смотрю. Плацидия очень набожная женщина, но не хочет, чтобы об этом знали другие.
– Почему?
– Вероятно, Плацидии выгодно, чтобы ее считали распутной и готовой на все женщиной. С такими мужчины считаются и даже побаиваются их.
– А Гонория?
– Гонория одержимая. Она жаждет привести к Христу какого-нибудь варварского вождя вместе с его племенем. Но рекс Ян – закоренелый язычник, о чем он ей и сказал при встрече.
– Они виделись наедине?
– Я привел рекса в покои Гонории.
– Ты негодяй, Ратмир, – возмутилась Климентина. – Ты чудовище. Как можно приводить варвара в спальню к невинной девушке?!
– Девушка, между прочим, так и осталась невинной, зато утратила иллюзии, которые могли бы долго отравлять ей жизнь. Я посоветовал Гонории обратить свои взоры на гунна Аттилу, вот кто, наверное, достоин ее любви.
– И зачем ты это сделал?
– Я же пошутил, – удивился Ратмир. – Где тот гунн, а где мы. Гонория – странная девушка, она не может жить без видений.
– А Евпраксия?
– Евпраксия – женщина, несчастливая в браке. И этим сказано все. Валентиниан ею пренебрегает, а она его ненавидит.
– И жаждет отомстить, – сделала вывод Климентина.
– Откуда ты знаешь? – нахмурился комит.
– Догадываюсь, – усмехнулась матрона.
– Плацидия узнала, что Гонория встречалась с Янрексом в твоем доме, и решила отправить дочь в монастырь. На время. Подальше от греха.
– Ты мог бы мне помочь в одном деле, Ратмир? – спросила Климентина, ласково поглаживая любовника ладонью по груди. – Я хочу поговорить с варваром.
– Зачем?
– Ты что, ревнуешь?
– Ты мне не жена, – хмыкнул Ратмир, – и вольна спать с любым мужчиной. Если, конечно, твой Валериан не против.
– Вот и отлично, – засмеялась Климентина. – Я скажу Плацидии, что рассорилась с мужем, и попрошу приютить меня в своем дворце. В пустующих покоях Гонории. А ты приведешь туда варвара.