Гнилль. Нет, нет. Разумеется, не весь. Еще осталось.
Эльфик. А почему бы, впрочем, и не весь? Разве это – не ваше право? Дорогая леди, разве вы не вправе… Может, в чайнике еще немного осталось? Ах, боже мой. Ну, ладно… Что-то и сандвичей она принесла мало и те были какие-то маленькие… Я, может, не заметив даже, съел один. Правда, я чувствую, что вполне сыт, словно напился чаю. Я же очень рассеянный.
Гнилль. Да, да.
Эльфик. Да?
Гнилль. Я обожаю томатные сандвичи. Рада, что и вы тоже.
Входят медсестры и миссис Летузель.
Летузель. Пора принимать ванну, дорогая. Верно, сестра? Половина шестого.
Гнилль. Нет, нет. Только двадцать пять минут шестого. Я всегда точно знаю время. Сегодня я что-то не хочу принимать ванну. Сегодня не хочу, не буду сегодня принимать ванну, не буду…
Летузель. Но, дорогая, это нужно, вы должны…
Гнилль. Нет, не нужно, нет, нет, я не буду принимать ванну…
Ее увозят, охваченную волнением.
Эльфик. Да, в ванну ее, в ванну! В кипящую серу и смолу. Воздать по заслугам. Жестокая! О, больно, здесь (ощупывает горло) засел крючок. Она дергает, подсекает! О, о! Жестокая!
Летузель. Ну, так что, я была права?
Эльфик. Я попросил бы вас, мадам, не обременять себя заботами о том, что не является… э-э-э… вашей заботой. Пожалуйста, предоставьте мне носить мое сугубо личное горе в своей собственной груди. (Выходит.)
Летузель(после ухода Эльфика садится, вынимает коробочку для сбора пожертвований и документы. Перебирает их, просматривает, ставит галочки карандашом). Прекрасно. На ближайший срок помехи устранены и можно заняться подведением текущего баланса. А?..
Она за век тысчонку накопила…
Появляется Киснет, на цыпочках заходит ей за спину и начинает петь. Она вскакивает и торопливо прячет бумаги и прочее.
Киснет(поет).
Однажды старушонка
здесь денежки копила.
Была у ней тысчонка,
но все ей мало было!
Летузель. Превосходно, мистер Киснет, но было бы куда лучше с вашей стороны, если бы…
Киснет(хохочет, держась за бока).
Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
Ну что за чепуха?
Была у ней тысчонка,
но все ей…
Летузель. Я ведь сказала: "браво, мистер Киснет". Вы меня уже ничем не удивите. Особенно умением подкрадываться в мягких туфлях к даме. Это в вашем стиле. Убирайтесь вон.
Киснет. Зачем так резко, миссис Летузель! Я ничего не слышал… Хе-хе-хе! Я видел, как вы спровадили милягу Эльфика изящным пинком в зад. Загребущие руки-то, а? (Берет ее руку и разглядывает.) Вон и пальцы какие крючковатые, прямо клешни… Давайте сыграем? Заключим уговор – говорить правду? Значит, прибрать к рукам тысчонку старой Гнилль оказалось не так просто? Здесь урвать, там цапнуть – это все проходит, а главный успех не дается?
Правда или ложь,
пока не умру.
Убей меня,
если ты мне соврешь!
Так как же, прав я? Ну, ладно. Теперь твоя очередь. Спрашивай ты.
Летузель. Не собираюсь. Детские глупости.
Киснет. Как угодно. Я только хотел по-честному.
Летузель. Постойте. Тогда я, пожалуй, тоже спрошу.
Правда или ложь,
пока не умрешь.
Я тебя убью,
если ты мне соврешь!
Киснет. Уговор дороже денег.
Летузель. У вас с доктором бывают небольшие беседы раза два-три на неделе, верно?
Киснет. Что? Послушайте, мамаша…
Летузель.
Я тебя убью,
если ты мне соврешь!
Киснет. Гм. Ну, хорошо. Только не воображайте, что я…
Летузель. Да. Я отлично знаю, о чем ему там нашептываешь, можешь не сомневаться. Меня больше интересует, что он тебе говорит.
Киснет. Ничего он мне не говорит… А если б даже и говорил, то доверительно и совершенно секретно. Не буду же я злоупотреблять его доверием.
Летузель. Что слышно насчет дотации?
Киснет. Какой еще дотации?
Летузель. Он сам проговорился. В пятницу я пришла к нему с жалобой – вполне законной – и говорю: "Доктор Эхинокук, в настоящее время расходы на жизнь непомерно велики и ложатся слишком тяжелым бременем на нас, старых людей, переживших две мировые войны". А он говорит…
Киснет. "Цыц! Брысь! Робинсон, Смит, все убрать, вымести, вытереть. На сегодня хватит".
Летузель. А я ему…
Киснет. "Для людей, переживших две мировые войны, пенсия по старости вопиюще мала. Национальный фонд помощи не дает нам ни гроша…".
Летузель. В сорок седьмом году социалистическая партия без зазрения совести прикарманила все мои сбережения.
Киснет. "Взять тех из нас, доктор Эхинокук, кто пережил две мировые войны…".
Летузель. А он мне…
Киснет. "Цыц! Брысь! Нишкни! Сестра Браун, сестра Джонс, тазы, щетки, тряпки, притирания, полоскания…".
Оба, не выдержав, хохочут.
(Первым обрывает смех.) "Миссис Летузель, старая чертовка, что это вы плачетесь на расходы? Стол, кров и лечение в этой каталажке идут бесплатно. Все оплачивают доброхотные взносы наших глубокоуважаемых шефов и частично правительственные субсидии. С вас, черт бы вас побрал, спрашивают денег только на некоторые, так сказать, излишества, что со временем тоже…".
Летузель. Да?
Киснет. "…тоже будет не нужно благодаря…"
Летузель. "…благодаря дотации министерства здравоохранения".
Киснет. Я совсем не это имел в виду.
Летузель. Дело ваше, но он сказал именно эти слова. Он совершенно вышел из себя. Кричал, бранился. Но сказал именно так.
Киснет. Впервые слышу о министерской дотации.
Летузель. Я тоже, мистер Киснет. И доктор Эхинокук дал ясно понять, что мне и не полагалось этого слышать. Он покраснел и пошел прочь, топая и чертыхаясь. Сорвалось с языка, бывает. Но что это может значить?
Киснет. Тссс! Спокойно. Идет тяжелая кавалерия. "Умрем, ребята, полковник сказал. И ребята не подвели".
Входит Горлопэн, оглядывается на свою собаку, видит, что ее с ним нет, возвращается к двери, открывает ее, зовет: "Гектор! Гектор!" Собака (разумеется, воображаемая) вбегает и, видимо, прыгает на Киснета. Киснет и миссис Летузелъ в страхе отшатываются. Собака лает.
Горлопэн. Ну, ну, мальчик, тубо! К ноге, Гектор, слышишь? К ноге!
Летузель. Зачем нужно приводить сюда собаку, мистер Горлопэн?
Киснет. Эй ты, дьявол, тубо, тебе говорят!
Горлопэн. Тубо, мальчик, тубо, не приставай. А вы не бойтесь, Киснет, он тихий, как золотая рыбка. Конечно, если вы покажете, что испугались, он начнет хамить. Сидеть, Гектор, сидеть! Веди себя прилично. Не заставляй два раза повторять. Вот так. Видите? Он у меня воспитанный, команды знает. Это он просто дурачился. Чудесную мы с Гектором сейчас совершили прогулку: восемь миль туда, восемь с половиной обратно, – в гору, мимо новых кварталов, по шоссе, потом по железнодорожному полотну, мимо газового завода, на волю, на воздух. Хорошо! Я сочинил двустишие, славящее природу. Затем – налево кругом! – у путепровода повернули назад, восемь миль, да в полмили сделали крюк на кладбище, проведали миссис Горлопэн, букет цветов на могилу, несколько прочувственных слов, сочинил стихотворение в память усопшей, Гектор тоже подает поминальный голос – о, он ее помнит, верно, мальчик? И назад, к чаю, бодрые, усталые. Прекрасно.
Летузель. Вы обязаны следить, чтобы он сидел в конуре. Надо ведь и о людях подумать… Э-э, Гектор, хороший, хороший пес, ну, ну, Гектор… Вот вам! Да заберите его от меня, бога ради, заберите!
Горлопэн. Гектор! Я что сказал? Сидеть!
Летузель. Разве это мыслимо, мистер Горлопэн, такую большую собаку приводить в больницу? Удивляюсь, как доктор Эхинокук…
Горлопэн. Глупости, миссис Летузель. Лучший друг человека. Да он жил у меня в палате, когда я сюда приехал, пока какой-то выскочка не наябедничал. Поверите ли, миссис Летузель, я человек довольно общительный, но за всю жизнь у меня было только два настоящих друга: миссис Горлопэн и Гектор. И лучшим другом был Гектор. Ага, мальчик, ага, скоро ужинать, да? Сейчас… А вам, Киснет, не хватает некоторой физической нагрузки. Единственное, что вам нужно. Ходить иной раз в дальние прогулки, кататься на трехколесном велосипеде, упражняться с гантелями! Вот что: когда прибудет заказанное доктором оборудование для физкультурного зала, я запишу вас дважды в неделю на параллельные брусья и канат. Быстро нагуляете здоровый каркас, приятель. Какой-нибудь месяц – и полное омоложение!
Киснет. Параллельные брусья?! О чем вы говорите? Не намерен же он швырять деньги на параллельные брусья для людей нашего возраста! Да разве я смог бы…
Горлопэн. Сейчас, вероятно, нет, но потом сможете, вот увидите. Тренировка делает чудеса. А снаряды заказаны, это совершенно точно. Мне завхоз сказал. Он тоже был удивлен… Гм, да… О, это нам очень пойдет на пользу! Вы думаете, Киснет, что я протяну еще лет десять, не больше? Не спешите меня хоронить: здесь у меня свежий воздух! (Ударяет себя кулаком в грудь.) А у вас? У вас там что? Дым и сырость.
Голос из репродуктора: "Мистер Эльфик, мистер Эльфик, вас просят в кабинет старшей сестры. Мистер Эльфик, пожалуйста, зайдите в кабинет старшей сестры".
Ага! Видно, нашей барышне вкатят еще одну клизму. Ему не привыкать, ха-ха!
Голос из репродуктора: "Поправка. В кабинет к старшей сестре просят мистера Горлопэна, а не Эльфика. Мистер Горлопэн, пожалуйста, зайдите в кабинет старшей сестры".
Горлопэн. И не подумаю! Чего ради? Вредная процедура. Пусть тем, которые сами не могут. (Поет, сопровождая песню жестами, которые пугают Киснета и миссис Летузель.)
Я не сдаюсь! Я не согнусь!
Прямым до смерти продержусь.
Когда ж за мной придут они –
ударом с ног свалю, и пусть!
Раз! Левой! Правой! Нос в крови!
Два! В зубы! Бей! Ломай! Дави!
Убрать его!
В нокауте он!
Я победил –
он побежден!
А ты что скажешь, Гектор, а?
Кусай! Хватай! За горло рви!
Убрать его! Он весь в крови!
Он побежден!
Ему конец!
Ай, Гектор, Гектор!
Молодец!
Входит медсестра Браун.
(Пробует улизнуть через противоположную дверь.) Да, да, сестра, я сейчас, одну минуточку. (Пытается незаметно выставить собаку.) Уходи, уходи, мальчик, ты здесь не нужен. Гоните его, Киснет! Ну, давай, давай, убирайся!
Киснет и Летузель совместными усилиями выпроваживают собаку за дверь.
Да, да, сестра, я сейчас… в кабинет старшей сестры. Ну как же. Я как раз шел. (Уходит в сопровождении медсестры.)
Летузель. Непременно поговорю с доктором Эхинокуком. Эта паршивая собака… Просто смешно.
Киснет. Омоложение, он сказал? Эта старая развалина говорит об омоложении?
Летузель. Хулиганство и безобразие. Собака, вонь, сапожищи грязные…
Киснет. Какой прок в омоложении? Только в старости начинаешь понимать толком, что и как. Узнаешь жизнь, набираешься ума. Нет, дураков нету, я вовсе не жалею, что стар!
Летузель. Да ну? Вы это в самом деле, мистер Киснет?
Киснет. То есть?
Летузель. Ну, наживете вы ума – а распорядиться им не успеете. Какой тогда смысл? Взять хотя бы нас: пылимся в этой клинике, а что умеем? Только делать гадости – ничему другому не научились. Хитрим, строим козни, скряжничаем, хватаем. А что делать? Жизнь такая… А надо бы бросить дрязги, жить в дружбе.
Киснет. Да-да, конечно… Этот дурак Эхинокук впустую теряет время. Другое дело, если бы он работал над настоящим омоложением. Тогда бы – конечно… Нашел бы он такое средство, которое возвращает молодость, оставив при нас наш опыт, а? Вот было б открытие так открытие!
Летузель. Кто знает? Может, он над этим и работает.
Киснет. Постойте, постойте…
Летузель. Чего – постойте?
Киснет. Погодите… Чепуха, не может этого быть. Слишком невероятно… Но он говорил: физкультурный зал. Для чего-то понадобился физкультурный зал – правильно?
Летузель. Как будто.
Киснет. Погодите, погодите… Вы сказали: министерская дотация. С какой стати – дотация? Я что-то не вспомню, чтобы на этот счет был принят какой-то закон. Правильно?
Летузель. Правильно, ничего принято не было…
Киснет. Но допустим…
Летузель. Допустим что?
Киснет. Допустим, что вы – русалка, с роскошным серебряным хвостом, так? Тогда вам нужна вода, чтобы плавать!
Летузель. Ну?
Киснет. А допустим – допустим! – что вы не русалка, а молодая девушка! Тогда вам нужно какое-то приданое, чтобы начинать жизнь! А мне, если я – юноша, мне… параллельные брусья! Ах, господи боже мой! Я бы прыгал, как мартышка!
Летузель. Все-таки сомнительно.
Киснет. Да? Сомнительно? (Вынимает из кармана бумажку, которую подобрал в кабинете доктора.) Вот, взгляните. Цифры пропускайте. Читайте имена. Видите? "Оптимальный возраст", "Предварительно определенный уровень снижения", годы, месяцы! Он-таки этим занимается!
Летузель. Выходит, что так.
Киснет. Именно так!
Оба. Он собирается нас омолодить!
Шум за сценой. Они замирают, приложив палец к губам.
Киснет. Ничего, кто-то хлопнул дверью…
Летузель. Когда же это будет?
Киснет. Я сегодня утром к нему заходил. Там вышла неувязка. У нас есть время все обдумать.
Летузель. Д-да… Но кто дал право? Нет, вы скажите, кто ему дал право? И нам ни слова!
Киснет. Совершенно верно: по какому праву?.. Но если подумать, он, пожалуй, прав: пока не готовы все формулы, лучше держать дело в тайне. О чем надо поразмыслить, так это о министерской дотации, вот что.
Летузель. Мм, пожалуй. Можно думать, что эта дотация… Ах, но ведь ее явно будет недостаточно! Бюрократия, экономия государственных средств – и как раз когда я уже почти наложила лапу на ее жирные сбережения… Придумала! Я войду партнером с ней в дело.
Киснет. В какое дело?
Летузель. Так, одно маленькое агентство, мистер Киснет. У нее еще что-то останется от тысячи, и этот остаток мы умненько пустим в оборот по моей системе. Я всю жизнь ждала такого случая! Сколько абсолютно верных планов сгорело у меня на корню из-за нехватки капитала! В сорок пятом году все так выгодно складывалось для спекуляции транспортными акциями… и вот, надо же было так гнусно обернуться этим всеобщим выборам. О, неблагодарная Англия! Довольно терпеть. Открываю агентство.
Киснет. Что же это за агентство?
Летузель. Так. Агентство вообще. Никаких сотрудников, я одна. Да еще, конечно, партнер – соня, милейшая миссис Г. – вот уж когда я дам ей выспаться! Клиенты будут писать письма, я буду тоже вести дела исключительно через переписку. Письма поступают, дела подвигаются, ответы отсылаются, проценты растут. Доходы пускаются в оборот, приносят новые доходы! Жизнь, мистер Киснет, жизнь! Заживем, как никогда не живали. Я просто сгораю от нетерпения!
Киснет. Я лично открою торговое дело. Экспорт-импорт. Знаете, склад: ящики, канистры, овсянка. У меня будут работать… пятнадцать человек! Зеленые передники, фуражки с кожаным верхом. "Еще три грузовика на разгрузку! Пошевеливайтесь! А, Паркинсон, как детишки? Супруга? Прекрасно… Горлопэн! Чугунные балки перетаскайте к другой стене и сложите там до обеденного перерыва, а когда управитесь, таскайте наверх эти здоровые тюки".
Летузель. Вы возьмете его на работу?!
Киснет. Ого! Еще как. Увидите, молодой и предоставленный самому себе, он окажется беспомощен, как малое дитя. Его ведь сюда родные поместили. Дома с ним не было сладу. Они жили тут неподалеку, занимали половину дома, так он однажды ночью наломал им дров: шагнул прямо в окно второго этажа, высадил раму и рухнул с нею в сад! Но когда ему будет тридцать пять, а мне двадцать шесть, я заставлю это чудо природы поработать на меня, под ним пол ходуном пойдет! Гав-гав-гав! Цыц, дьявол, пошла вон! А как же Эльфик?
Летузель. А что Эльфик?
Киснет. Да ведь он женится на матушке Гнилль, это вполне возможно, и не видать вам партнерши как своих ушей. Капельку омолодить, и дело примет скверный оборот.
Летузель. Тогда, пожалуй, мне надо самой за ним поухаживать. А вы обхаживайте Горлопэна, пока он не забрал чего-нибудь в голову. Только, ради бога, не проболтайтесь!
Киснет. Помереть мне на этом месте! Мы с вами знаем – и молчок! Мы им всем дали фору! Мы с вами… рука об руку… Знаете что? Нам надо обручиться! Кто знает, как все обернется? Вдруг мы будем… как боги?
Летузель. Да ну вас, мистер Киснет. Это ни к чему, дело есть дело.
Киснет. Уверяю вас, я был совсем недурен… знаете, как меня звали? Красавчик Джимми! Вот погодите – сами увидите! (Поет.)
Хочу родиться я опять,
ребенком быть и подрастать…
Ведь молодым нужны отцы,
чтоб указали им пути…
Летузель(подхватывает).
А старикам нужны юнцы,
чтоб помогали им идти.
Танцуют и поют куплет с начала до конца.
Голос из репродуктора: "Мистер Киснет, мистер Киснет. Вас просят в кабинет старшей сестры. Мистер Киснет, пожалуйста, зайдите в кабинет старшей сестры".
Занавес