Киснет. И тебе ни к чему омолаживаться, так же как ей, ему или этому. Ты всю жизнь рыла носом землю ради денег, но у тебя и завалящего гроша нет.
Летузель. Хо-хо! Это еще вопрос!
Киснет. Ты думаешь о тысяче фунтов матушки Гнилль? Много ли ты из них видела? Самый пустяк, потому что и денег-то этих нет. Это все – мечты, дым, болотные испарения. Их держит у себя доктор Эхинокук, а вам выдает мелочь на карманные расходы, на китайский чай, на краску для волос. Ну, хорошо, она отказала все тебе, накарябала подпись своей куриной лапой на целой кипе всяческих бумаг, – а много ли денег ты видела? Звонкой монетой? Ассигнациями?
Летузель. Тебе незнакомы азы финансового дела. Темный старик, разве тебе доступна поэзия, сказка подписанной и заверенной бумаги? Ты в жизни ничего не нюхал, кроме бумажной салфетки.
Киснет. У меня насморк, ничего не могу с ним поделать. Это мое всегдашнее проклятье. Любое дело у меня срывается из-за катара верхних дыхательных путей. Это на нервной почве, я тут ни при чем. И ничего смешного здесь нет, запомни! Но ты все-таки сказала правду: тебе не нужны деньги. Тебе нужно только представление о деньгах. В твоем возрасте и в этих стенах это услаждает тебе жизнь. А там, в мире, – всюду, от автобусной остановки до магазина и платной стоянки для машин, – нужна настоящая звонкая монета, иначе ты снова очутишься в "Тихой пристани" по прошествии очередных семидесяти лет. Куда девался мистер Летузель?
Летузель. А при чем тут это? Не отвлекайся.
Киснет. Мы играем. У нас уговор. Ты должна ответить. Ну, ладно. Сам скажу. Его никогда и не было. Всю жизнь ты просидела в старых девах на маленьком участке около железной дороги, а когда эти крысы провели национализацию, тебе ничего не оставалось, как отдаться в лапы Эхинокука.
Эльфик. Как всем нам.
Киснет. Бедняги. Бедные старички. Единственное ваше надежное достояние улетучилось за одну ночь, а если кто делал ставки посмелее…
Летузель. …те прогорали. Мне просто не везло, я тут ни при чем. И нечего смеяться надо мною!
Эльфик. По-моему, если она хочет называться миссис Летузель, это ее право. Раз ей так больше нравится. Просто форма вежливого обращения. Вам этого не понять, мистер Киснет.
Киснет. Ладно, чего там… По-моему, все ясно. Имеется ли среди нас хоть один человек, которому еще есть какой-то смысл желать омоложения?
Летузель. Уговор, уговор: а ты сам?
Киснет. Я думал, все знают: я отвергнут.
Летузель. А-а, ну конечно. И ты этому очень рад, гнусный могильщик. Настроил нас против нас же самих, так что нам поперек горла стало все пережитое. И доволен, да? Твоя взяла. Радуешься, словно опять мамину грудь теребишь. Ах, господи ты боже мой, наконец-то вы, мистер Киснет, получили власть!
Киснет. Уговор, уговор – признаю, это так.
Летузель. Вот и нет! Вовсе не так. Никакой у вас нет власти. Думаете – оттого что вы тявкаете и скалитесь и путаетесь у нас под ногами, значит, вы нас уговорили и мы все останемся в ваших годах, чтобы умереть за компанию с вами? Может, и умрем. Но не ради вас. Ну, хорошо, мы выслушали ваши речи, они подействовали. Да, мы унижены. Вы внушили нам страх. Перед вами жалкие черви. Дряхлые. Умирать не хотим, Да и жить дальше нет особенного желания. Вы только посмотрите на нас! Кому это нужно?
Киснет. Да вроде – никому, хотя не знаю, к чему вы гнете.
Летузель. Разумеется, никому. Даже самому доктору наплевать. Даже ему, как бы мы его ни называли – наш боженька, жрец, главный врачеватель, великий хранитель тайн…
(Поет.)
Шляпу мы снимем и голову склоним,
Царь наш небесный в лучистой короне
строит свой мир, и расчет его верен.
Каждый из нас в этом мире измерен.
Ты или я – все мы точно измерены!
На чертежах мы размечены строго.
Будь я хоть поле, и будь ты хоть дерево,
будь я хоть дом, или будь ты дорога.
Хочет – разрушит он, хочет – построит,
хочет – сожжет и сровняет с землею.Новые линии, новые числа:
мы его славим, не требуя смысла.
Мы покоряемся, плача, страдая,
как перед старцем, жена молодая.
Все в нашей жизни – и горе, и счастье,
смерть и бессмертие – все в его власти!
Вот оно, наше бессмертие, он его нам дарует, а мы его покорнейше возвращаем. Он – неоспоримый судья и опекун наших благ. Всего, что надежно, покойно, удобно. А кто-то говорил, что в прошлую субботу из-за него проиграли матч…
Горлопэн. Да… это правда…
Летузель. Будто на него понадеялись, а он пропустил мяч… Вернулся злой, ругался. Я знаю, сама слышала. Он всех подвел и извинялся, – говорю вам, я слышала!
Горлопэн. Совершенно верно. Я тоже слышал.
Летузель. Эхинокук – и извинялся! Униженно так просил прощения у капитана команды… Но все-таки, неразумные вы дети, мы все для него – дрянь, букашки. Он помыкает нами: "Извивайтесь, черви, извивайтесь!" – и думает, что нам ничего не осталось, как подчиняться!
Эльфик. Я не червь. Не червь! Меня зовут Генри Эльфик, я хожу на ногах.
Горлопэн. На двух ногах. И на каждой по пять пальцев. Вот две руки. И тут тоже десять пальцев. Ребра. Плечи. Спина. Спина… Может быть, моя спина и гнется, но она – моя!
Гнилль. Мистер Киснет!
Киснет. А как же Библия? Бог сказал, я помню, Бог оказал змию: "За то, что ты сделал это…"
Гнилль. Мистер Киснет!
Киснет. "…проклят ты перед всеми скотами и перед всеми зверями полевыми. Ты будешь ходить на чреве твоем и будешь есть прах…"
Гнилль. Мистер Киснет!
Киснет. "…во все дни жизни твоей. За то, что ты сделал это". Вот что вам на роду написано. А вы – "спина, спина"…
Гнилль. Мистер Киснет! Пожалуйста. Прошу вас. Что доктор хочет с нами сделать? Вы так и не сказали.
Киснет. "За то, что ты сделал это". А что сделал? Состарился, только я всего. А доктор… ах, доктор? Он собирается дать нам лекарство, моя милая, которое нас всех омолодит. Ничего особенного. Удовольствие маленькое, не стоит волноваться.
Гнилль. Но он мне ничего подобного не говорил.
Летузель. Разумеется, дорогая: он на работе, у них свои правила.
Гнилль. А по-моему, это нечестно. Совсем нечестно. Да.
Горлопэн. Не нужен мне его эликсир. У меня голова кругом пошла от всех ваших рассуждений. Но пусть моя спина и согнулась, все-таки она моя.
Киснет. Старина, вы – пациент доктора Эхинокука. Вы должны его слушаться.
Горлопэн. Тогда я попрошу, чтобы меня выписали из "Тихой пристани".
Эльфик. А куда вы денетесь?
Горлопэн. Найду другой дом для престарелых.
Летузель. И другого Эхинокука.
Горлопэн. Не обязательно.
Эльфик. Значит, вы готовы рискнуть?
Горлопэн. Не знаю… Кстати, можно отказаться принимать эликсир. Имеем право. Мы граждане свободной страны… Избиратели…
Летузель. Он работал над этим годы. Взвешивал нас, держал на диете, измерял температуру.
Эльфик. Унизительные процедуры с этим… с резиновой кишкой и прочим. Когда человек даже не болен.
Летузель. Так неужели он допустит, чтобы мы погубили дело всей его жизни?
Горлопэн. А что он может нам сделать?
Летузель. Выставить на улицу, и все.
Киснет(Горлопэну). Или хуже, гораздо хуже. Возьмет, например, и скажет вам, что у вас рак легкого. Вы же поверите?
Горлопэн. Ох, не знаю…
Киснет. Вполне может он это сказать. А правда ли, нет – как проверишь? Запугает до смерти. Что вот он хотел сделать с вашей собакой?
Горлопэн. Неужели?.. Вы думаете – вивисекция?
Киснет. Что же еще?
Горлопэн. Для человека, который так поступает с безответным животным, любого наказания мало!
Летузель. Вот и давайте накажем его, а?
Горлопэн. Да я… Да попади он мне в руки… Ох, я бы ему… Уж я б ему… я бы его!..
Гнилль. Я один раз говорю мистеру Гниллю: "Почему у нас нет ребеночка, мне так хочется маленького ребеночка – взять его на руки, обнять и никуда не пускать". Некоторые женщины считают, что ах, это такая морока, заботы, шум, в доме стыд и срам. Но я сказала: "Мне это не важно. Мистер Гнилль возьмет хорошую, толковую девушку в няни, а потом отдадим в школу-интернат. Много ли мне надо? Взять на руки, обнять и никуда не пускать". Так я и сказала мистеру Гниллю. И он очень старался. Да-да. Старался угодить мне, чтобы у меня был ребеночек, много раз старался, часто – и все без толку. Ничего у него не получалось. Нет. Не было у него этой отваги. А потом умер, и после не было ничего. А я очень ждала ребеночка. Купила всякие вещички, игрушки, платьица на все время, до школы-интерната – там, наверно, форму носят, так что заранее не угадаешь. Но все остальные вещи накупила и хранила все эти годы, они у меня и сейчас есть, держу в палате под замком в сундуке. Ах, как хочется ребеночка…
Киснет. Говорите, речь шла о воскресенье? Значит, в воскресенье что-то будет. Его снадобье еще не готово, иначе мы бы как-нибудь об этом услыхали. Но нужно точно узнать, когда оно будет готово. Мы должны знать раньше воскресенья. Надо следить за лабораторией.
Эльфик. Но как?
Летузель. Как? Сообразим как. Пошевели своей крупицей мозгов, глупыш, а не то захлопни рот, пока другие шевелят мозгами
На верхней площадке появляется доктор.
Доктор. Спать, спать, по кроваткам, ребята, вы засиделись на целых полчаса – прожигаете жизнь, вот что я вам скажу, надо знать меру, верно? Вот то-то, живо по палатам. Сестра!
Входит медсестра Браун.
Покойной ночи, покойной ночи, ребята.
Старики. Покойной ночи, доктор.
Выходят. Медсестра Браун катит миссис Гнилль в кресле.
Доктор остается наверху один.
Сцена вторая
Доктор – на верхней площадке.
Доктор. Леди и джентльмены! Прошло двадцать четыре часа. Сейчас увидим, вышло или не вышло! У меня в лаборатории, как вы помните, в колбе раствор – позеленеет он или нет, вот какое дело. Запаситесь терпением на несколько минут. Сейчас будут проделаны необходимые приготовления – и алле-гоп! Сезам, откройся, абракадабра – скажу по секрету, он позеленеет, можете не сомневаться. На сей раз я не ошибся. Мистер Смит, мистер Робинсон, подготовьте лабораторию, будьте добры! (Покидает верхнюю площадку.)
Внизу, осторожно озираясь, появляется Эльфик в пижаме.
Эльфик. Но почему, почему мне, почему я должен это делать? Почему не кто-нибудь другой?
За ним, крадучись, входит миссис Летузель, в халате, с сеткой на волосах.
Летузель. Потому что вы самый маленький, ясно? Десять раз вам объясняли…
Эльфик. Но я лично ничего не имею против доктора Эхинокука. Мистер Горлопэн пострадал больше всех, пусть он и…
Из других дверей, крадучись, выходит Горлопэн в пижаме.
Горлопэн. Эльфик, возьмите себя в руки. Если в вас есть хоть крупица рыцарского чувства, вспомните миссис Гнилль. Только отъявленный негодяй может отказать женщине в ее естественном праве иметь ребенка, о котором она столько мечтала.
Эльфик. Да, да, вы совершенно правы, мистер Горлопэн. Вы меня устыдили, сэр, я сделаю все, что потребуется. (Скрывается в нише, слышно, как он шарит там.)
Дверь заперта!
Осторожно, озираясь, входит Киснет в пижаме с воровским ломиком в руке.
Киснет. Конечно, заперта, куриные мозги. Я же говорил, что без меня вам не обойтись. Ну-ка, дайте взглянуть.
Голос доктора: "Смит!"
Горлопэн. Полундра!
На крик доктора из дальней двери выбегает санитар Смит, в руках у него поднос с пробирками и прочим.
Киснет. Замри на месте!
Старики, как зайцы, припали к полу. Не замечая их, Cмит пересекает сцену и выходит в дверь напротив.
Верное дело. Затаись и не дыши – и тебя примут за куст, я этому научился во Франции. Ну, где там запертая дверь? (Скрывается в нише.)
Оттуда выходит Эльфик.
Ага… так… чик-трак! Готово! (Показывается снова.)
Джимми в сейф отмычку всунул
и извлек большую сумму!
Мистер Эльфик, милости просим! (Легонько вталкивает его в нишу.) Ха-ха! Он там.
Доктор за сценой: "Робинсон!"
Горлопэн. Полундра!
Киснет. Замри!
Санитар Робинсон бежит через сцену с подносом, как раньше Смит.
Опять пронесло. Я говорю – верное дело. Пошли!
Уходят. Входят Эхинокук с санитарами.
Доктор. Давайте, давайте сюда.
Санитары открывают нишу и выносят лабораторный стол. Под ним спрятался Эльфик, и они, не замечая, выносят его вместе со столом
Горелку Бунзена. Так. Теперь колбу, посмотрим, что тут… Гм…. Та-ак, так. Вид обнадеживающий, леди и джентльмены. Осадок образуется именно так, как я предсказал, и все вместе имеет, грубо говоря, консистенцию… да, консистенцию воды. Прекрасно. Вскипятим.
Колбу держит над пламенем горелки.
Акотиль и гераклитов раствор? Хорошо. Видно, что я делаю? Наблюдайте за изменением цвета… Ну как, нагрелась?
Давай, давай, грейся!
Брось монету в автомат –
мигом марши загремят!
Я тебя боготворю
и варю, варю, варю…
Готово. Кипит. Дайте-ка сюда. Я сам солью. (Вливает в раствор содержимое другой колбы. Раствор зеленеет.) Чудно! Красавец ты мой. Прелесть моя! О, зелень зеленая, как листва плакучая над любимой могилкой. Дело сделано! Я это сделал! Джентльмены, можно курить. Не хотите моих? Берите.
Они стоят плечом к плечу. Санитары снимают маски, и все трое, закурив сигареты, делают несколько символических затяжек. Затем выпускают из пальцев окурки, раздавливают их каблуками и возвращаются к работе. Санитары опять в масках.
Вторая стадия эксперимента – испытание на практике. Давайте собаку.
Санитар Робинсон скрывается в нише… Слышен лай.
Подойдем к вопросу с позиции здравого смысла, леди и джентльмены, с позиции академической беспристрастности. Я знаю, что эта зеленая жидкость – эликсир молодости. Но все-таки я не могу дать его моим пациентам без убедительной проверки, вы согласны? Да и как мне определить дозы, не устроив, так оказать, предварительной примерки?
Возвращается санитар Робинсон с большой, крепко запертой корзиной.
Как она там, в порядке?
Слышен лай.
Видимо, да. Плесните две унции эликсира на блюдце.
Санитар Робинсон отливает на блюдце эликсир.
Если кто-нибудь из публики обеспокоен тем, что я даю это неиспытанное лекарство бедной бессловесной твари – сейчас много ведется дурацких разговоров среди так называемых гуманных людей, то, может быть, кто-нибудь из этих сердобольных дамочек подымется ко мне, чтобы занять место собаки?.. Нет? Я так и думал. Приятно иметь дело с умными людьми. Откройте, пожалуйста, корзинку.
Санитар Робинсон отпирает крышку. Слышен лай.
Достаньте ее оттуда. Осторожно!
Санитар Робинсон берет на руки большого пса, который продолжает лаять.
Поставьте блюдце на пол. Отпустите собаку. Пусть пьет.
Собака, стоя на полу, продолжает лаять. Доктор и санитары пристально наблюдают за ней.
Она не испытывает жажды. Вы что, поили ее? Робинсон? Смит? Гм. Ну, давай, давай, собачка, хорошая, умная собачка, пей же, ну! На-на-на! Вот черт! Да пей же, тебе говорят! Ну что ж, очень жаль, но придется обождать. Можно пока присесть…
Все трое садятся.
Брось монету в автомат,
мигом марши загремят!
Куда это она пошла? Ее ни в коем случае нельзя выпускать из помещения, слышите? Двери все заперты?.. Ах, ты!.. Сидите, Смит. Вытрете потом, а сейчас не отвлекайте ее. Видите, она ищет блюдце… Спокойно, спокойно, тихо. Абсолютное спокойствие… Пьет… пьет!.. Выпила! Умница собачка, хорошая собачка.
Собака лает.
Теперь, я думаю, скоро, минута-другая, и будет видно… так… так…
Лай становится пронзительнее.
Есть! Подействовало! В самом деле, подействовало! О, господи! Я – великий человек.
Лай превратился в тоненький визг.
Эй, но дайте ему улизнуть!.. Ловите, ловите его, Робинсон, скорее! Ах ты, малыш мой…
Санитар Робинсон держит теперь на руках крошечное существо.
У, ты мой цуцик, цыпленочек мой желтенький! Да, да, противный дядя доктор напоил нас гадкой зеленой водой, да, мой маленький. Посадите его назад в корзинку и дайте что-нибудь грызть – у него, по-моему, зубы режутся. Вот так.
Санитар Робинсон уносит собаку.