"Вы знаете, тетенька, я вас не знаю, а мне не разрешают разговаривать с незнакомыми тетеньками".
"Ты вот, я вижу, втыкаешь гвоздички в дырочки. Я – добрая тетя, не хочешь поговорить об этом?"
"А что мы потом будем делать?"
"Ну, я у тебя куплю пару гвоздичек, тоже воткну кому-нибудь…"
"Хорошо. Я вот с самого детства как вижу какую-нибудь дырочку, так сразу хочется туда что-нибудь воткнуть. Ну, обычно я втыкал… А тут подходит дяденька и говорит: "Мальчик, хочешь денег заработать?" Ну, я как всегда говорю: "Хочу". Он говорит: "Вот тебе гвоздички, у меня там их еще куча. Их нужно повтыкать в дырочки омоновцев. А когда дырочки кончатся, в – остальные, не занятые". Ну, я и согласился".
"Ясно. Поистине, друзья, всенародная революция! Вот тут мимо меня прошел слух, что скоро появятся лидеры и организаторы всей этой… оранжевой революции. Но мы еще как раз успеем побеседовать с одним из омоновцев. Вот я вижу, у него осталась одна, еще не занятая цветочками дырочка, хорошо, что это рот, подойдем к нему.
"Здравствуйте, Вы – мармоновец?"
"Нет, я омоновец".
"Ну, да, конечно…"
"Хотя я тоже люблю попинать тряпочные мячики, погонять какие-нибудь шарики, постоять где-нибудь с дубиночкой, поиграть в кармане со своим баллончиком…"
"Скажите, что Вы чувствуете, когда Вам что-нибудь втыкают в какую-нибудь дырочку, а Вы ничего не можете сделать?"
"Ну, почему не могу. У меня же есть резинка-дубинка! Хотя, честно говоря, мне даже приятно. Вот когда мальчик втыкал, – то так себе, приятно, но не очень. А вот вчера одна девушка в оранжевой тужурке воткнула, так я ночь не спал, все думал о ней. Она обычно ближе к вечеру приходит. Подметает здесь. Мы, наверное, с ней поженимся…"
"Видите, друзья, на наших глазах рождается история. Оранжевая девушка и бело-голубой омоновец, рожденные, крещенные и обвенчанные революцией! На этом, друзья, мы с вами пока прощаемся, так как я уже чувствую все возрастающее волнение и ропот толпы: это появились лидеры Майдана, которые под оглушительные овации собравшихся сейчас пойдут прямо на три буквы, простите, на трибуны, где их уже ждут с нетерпением. И прямо оттуда они и обратятся к собравшемуся здесь народу…"
Необходимое замечание. События 2013–2014 годов, имевшие место на Украине, на том же месте, в тот же час и – (с незначительными исключениями) с теми же действующими лицами, что и в 2004 году – сначала поставили меня в тупик. Казалось бы, по своей значимости они намного опередили, да что там, – полностью затмили переворотик-2004. И если уж я среагировал тогда, то, вроде бы, грех не среагировать теперь. Но. Немного поразмыслив, я принял практически соломоново решение. А именно. Напишу его даже с нового абзаца.
Желающим актуализировать вышеприведенный текст, я … Хотя, позвольте сначала короткую историю из детства-юности. В свое время, видя, как рушатся памятники одним вождям, а на их месте ставятся другим, я предложил ответственным за это людям поступать в таких случаях проще. Туловища героев оставлять прежние, а головы – вкручивать новые. Что же касается новых героев нации, заслуживающих окаменения, при проектировании монументов с их участием головы сразу делать на резьбе. Тем самым оставляя возможность потомкам всегда и недорого поддерживать монументальную культуру в актуальном состоянии. Если герой больше не герой, не нужно разрушать все произведение. Достаточно открутить ему голову, и вставить на ее место другую, более актуальную.
Так вот, я не знаю, сколько переворотов и революций будет еще на Украине, в России и в Белоруссии. Поэтому предлагаю вышеизложенный текст считать официальным текстом, выражающим мое отношение к любой возможной революции на вышеуказанных территориях. Меняем страну, год, место и героев, и получаем гимн соответствующему событию.
Я не люблю цитаты. Но в исключительных случаях могу себе позволить такое удовольствие. Вот, что пишет Василий Васильевич Розанов о революции ("Сумерки просвещения", "Опавшие листья"). Прошу заметить, написано это сто лет назад.
"Революция имеет два измерения – длину и ширину, но не имеет третьего – глубины. И вот по этому качеству она никогда не будет иметь спелого, вкусного плода ; никогда не "завершится"…
Она будет все расти в раздражение : но никогда не настанет в ней того окончательного, когда человек говорит: "Довольно! я – счастлив! Сегодня так хорошо, что не надо завтра "… Революция всегда будет… надеяться только на "завтра"… И всякое "завтра" ее обманет и перейдет в "послезавтра"… "Собака на цепи", сплетенной из своих же гнилых чувств… Тревожный коротенький сон".
Вырождение как образ жизни
Многие кричат о конце света. Кто-то считает, что он уже наступил. Остальные, за всю свою жизнь, похоже, вообще не заметили какого-либо света. Люди творческие быстрее других реагируют на изменения в окружающей духовной среде. Во всяком случае, должны реагировать. Они, подобно кошкам и собакам, пытаются укрыться от грядущего землетрясения в собственном творчестве. А больше негде! То, что мы видим сегодня, а именно – полное духовное вырождение, на первый взгляд кажется знамением именно нашей эпохи. На самом деле так было всегда. Только вот концентрация зла на душу населения в разные времена была разной. Сейчас мы видим рецидивы бездуховности. Но это всего лишь следствие хронического безверия, которым человечество страдает со времени своего появления. Синдром Приобретенного Духовного Дефицита. Который вот уже не одно столетие косит тела и души людские. Вакцина против этого зла найдена давно – вера. Истинная и глубокая. Вот только она тоже в дефиците, на всех не хватает.
Нехватку веры с успехом заменяют генно-модифицированные и искусственно синтезированные чувства. Современное кино – ярчайшее тому подтверждение. Помню, только в финале "Титаника", когда весь зал зарыдал, я, понял: это не комедия, а драма. С американскими фильмами все достаточно просто: получил Оскара – можно не смотреть. Так сами американцы метят свои наихудшие фильмы, чтобы людям легче было ориентироваться. Шестнадцать фильмов в день! И это производит один только Голливуд. Чуть больше двух столетий назад Европа лихо избавилась от всех негодяев и проходимцев, зашвырнув их за океан на освоение новых жизненных пространств. Но те оказались слишком живучими. И вот теперь мстят всему миру за такое неуважение к своим предкам. Героями Америки становятся те, кто могут сказать новое слово в искусстве. А поскольку все местное искусство замешано на деньгах, то есть, на крови и грязи, значит – давай крови и грязи, только как-нибудь пооригинальнее да поизысканнее. И пусть герои, любящие, но, тем не менее, расчленяющие друг друга, говорят при этом долго, умно и красиво. О чем – не важно. И помни – хэппи энд был и остается залогом зрительского успеха. И вот уже очередной демонический Тарантино шествует по фестивалям, собирая заслуженную дань рукотворных нимбов. Раздвигая границы дозволенного, руша привычные стереотипы и создавая новые, возводя пошлость и безвкусие в ранг элитарного культового искусства. Тем временем его зловещая тень косит десятки миллионов человеко-долларов, щедро отравляет неразвитые души и навсегда оставляет в них частичку себя, со временем заполняя их настоящей тьмой. Народ в таком экстазе, что избирает и переизбирает губернатором робота-убийцу. А его крестный отец, поразивший мир Терминатором и Титаником , создает новый шедевр, Аватар , уничтожая по ходу древнейшее понятие, обозначающее "Божественный Посланник". Спилберг тоже хорош. Но ему можно все простить за его Искусственный интеллект . Америка – страна демократическая. И вот уже вслед за признанными лидерами торопятся малобюджетные меньшинства с Ларри Кларком во главе. Детки, Троглодиты, Ну, че, рокеры, и наконец, Кен парк . Целый срез американского молодежного бескультурия. Тут и матушка Европа не выдерживает и подключается к этому процессу. И ладно бы никому не известный Гас Ван Сент, так и Бертолуччи туда же со своими Мечтателями . Позор какой! Прям-таки Сто двадцать дней Содома в современной интерпретации. Америка не сдается и предъявляет "возмужавшего" Маколея Калкина со своей Клубной манией . Вот что вырастает из ребенка, когда он слишком часто остается один! Лола бежит и бежит. Ее никак не может догнать Гуммо. Все это, естественно, происходит в Параноид парке. Да, именно там, где уже несколько раз наблюдался Эффект бабочки и где время от времени все еще слышится Реквием по мечте. Но, к счастью, у нас все это Запрещено к показу. Ну, и ладно, не очень-то и хотелось. Да, чуть не забыл. Конечно же – Кустурица! Эх, Кустурица, зря ты с Бреговичем спорил. Прошло время и стало понятно: кроме музыки ничего и не было.
А что же наши творцы? Тоже не бездельничают. Даже Федор Сергеевич вышел (ненадолго) из ночного клуба и начал-таки снимать кино. Прав был Булгаков, кровь – великое дело! Хотя, честно говоря, если бы не утомившийся Михалков, смотреть у нас было бы абсолютно нечего. Слава Богу, денег на кино у нас мало, поэтому в этом плане Америку мы вряд ли когда-нибудь догоним.
Япония. Другой полюс цивилизации. Технократия, оптимизация и урбанизация. С одной стороны. С другой – древнейшая и глубочайшая культура. Кто победит? Боюсь я за старушку культуру. Нет у нее сил. И никакие корни не спасают. Да, новые герои чем-то похожи на старых. Не только разрезом глаз, но иногда и одеждой. На этом, как ни прискорбно, сходство заканчивается. Не случайно именно здесь рождаются новые виды современного визуального искусства. Я не имею ввиду футуристические инсталляции. Они хоть и разрушают пространство, но не настолько эффективно как, например, манго и аниме разрушают мозги. Посыл прост: позволь себе непозволительное. То, что ты никогда не сможешь иметь в жизни реальной. Яркий, порабощающий калейдоскоп, заваренный на безудержном сексуальном инстинкте и настоянный на вековых традициях. При всем при этом – крайне деструктивный: не только к людям, а прежде всего к самому себе как к культурному феномену. И опять же – насилие и кровь, кровь и насилие. И секс, секс, секс. Секс в потоках крови и насилия. Черная сакура на фоне заходящего солнца. А что же кино? Да, в общем-то, ничего. Несомненно, после американских шедевров – новая струя, но далеко не свежая. Пока Куросава со товарищи купается и тонет в своих колоритных снах, Китано пытается вырваться вперед. Но, похоже, и его Ахиллесу никогда не обогнать собственную черепаху. Растянутый этнический символизм, наполненный двухмерной мудростью. Пустота, рождающая пустоту.
А я все думал – зачем самураю меч? Ведь, если ты веришь в Бога, прежде всего ты веришь в то, что Он защитит тебя в любой жизненной ситуации. Может быть, самурай ждет коварных и хитрых врагов, которые могут напасть неожиданно? Но, если ты праведен (а кто в Японии может быть праведнее настоящего самурая?) – тебе нечего бояться. Во-первых, враг не нападет, если ты этого не заслуживаешь. Во-вторых, даже если он нападет, у тебя и без меча будет гораздо больше шансов на победу, если справедливость на твоей стороне. Нестыковочка какая-то получается. Но потом меня осенило. Меч нужен самураю не для боя, а в первую очередь – для самоубийства, так модного среди "истинных" воинов духа. Теперь все ясно! И с кино японским, и с самураем.
А что же литература? Может быть, именно она спасет мир?
Литература – не кино. Это очень личное. Сэлинджер, вернувшийся в мир только после собственной смерти, искупил грехи всех служителей муз.
Что же касается меня, мой собственный имидж заботит меня менее всего. Я всеми силами бегу от какой бы то ни было "целостности и глубокомысленной целомудренности". Я такой же человек, как и все. В чем-то лучше, во многом хуже остальных. Как и всякий из ныне живущих. Я не переношу фальши. Мне ненавистно позерство. Еще больше – глупость и отсутствие вкуса. Если же у меня будет выбор, я с б о льшим удовольствием пообщаюсь пусть с негодяем, но умным, чем с недалеким праведником. В первом, знаете ли, больше жизни. Любой протагонист милее мне пустого декларанта. Проповедь же праведного глупца больше вредит, нежели помогает истине. Ибо нет в ней жизни!
Чего греха таить, было время – и меня чуть было не накрыла "новая волна" старой болезни. Пытался и я внести свой вклад в большую и малую макулатуру написанием эдаких интеллектуально-депрессивных текстов, модных, впрочем, и поныне. Для этого жанра я даже изобрел специальный термин "сабинтеллектуальный кич". Знакомые с "Голубым салом" Сорокина поймут, о чем я говорю. Не знакомые – не нужно, не знакомьтесь с ним. Ничего не потеряете, поверьте на слово. Что меня подвигло на это? Вы удивитесь, но это была незатейливая книжка Мишеля Уэльбека "Элементарные частицы", купленная на кассе в одном из московских супермаркетов вместе с бутылочкой настоящего бургундского вина. В результате и то и другое оказалось невероятной кислятиной! И если вину простительно, то Уэльбеку нет! Если очень коротко, повествование шло от лица престарелого и непонятно как дожившего до наших дней хиппи с развалившимся телом и такой же душой. Кроме того, страдал он всякими не совсем обычными маниями, о которых и говорить-то противно. Наверное, те, кто принимал решение о награждении автора, именно в этом и сошлись с ним. А он еще получил Гран-При за этот шедевр! И как ни парадоксально – в области литературы. Просто возмутительно. Сейчас. А тогда я подумал: а чем же я, спрашивается, хуже? Если французам деньги девать некуда, почему бы и мне не создать подобную нетленочку?
Оглянемся еще дальше. Андре Жид. Тоже француз, тоже лауреат, только другой, на этот раз – Нобелевской премии. К тому же, большой друг Советского Союза (в наше время – сомнительная доблесть). Но дело-то не в этом. А дело в том, что его творчество не в меньшей, если не в большей степени приправлено все той же, на этот раз великосветской и местами породистой тоской, вкупе все с теми же перверсиями, ловко присыпанными пространными авторскими мудрствованиями "о времени и о себе". Идем дальше. Великий Оскар Уальд. Мастер парадокса. На сей раз англичанин. Певец тонких пороков, от которых не желтеют ногти, зато чернеет и гибнет душа. Цепочка подобных гениев выстраивается и уходит вглубь веков. Вывод какой? Болен мир. Болен давно и серьезно. А те, кто волей судьбы способны заметить это и как-то попытаться исправить, хотя бы собственным творчеством, вместо этого смакуют и наслаждаются этими болезнями, талантливо увлекая своих зрителей и читателей в пучину собственного распада.
Старый и самый эффективный способ борьбы с собственными грехами – вынести их на чистый лист и разорвать его на мелкие кусочки. Еще лучше – сжечь. И если перечисление грехов, в общем-то, не требует особых усилий, уничтожение написанного – дело для многих непосильное. Так, вероятно, и появляются злые гении, со своими яркими произведениями. Грехи старательно запечатлел, а уничтожить рука не поднимается. Уж, больно талантливо получилось! Горят рукописи, и очень даже неплохо! Сам проверял.
А чтобы не быть голословным привожу несколько обгорелых останков собственного подобного творчества. Кому-то, впрочем, они могут показаться забавными. А какой-нибудь седобрадый критик, возможно даже сочтет их весьма занятными и снисходительно уронит: "Ну, что ж, весьма недурственно, но слишком уж нарочито да выспренно".
День рождения
К сожаленью…
Ч. Бурашка и Г. Крокодил
Это был Его сороковой день рождения. Он не собирался отмечать его, ведь у христиан так принято. А Он был христианином. Даже в церковь ходил в самых крайних случаях. Тем более, сорок – это средний возраст, если, конечно не умирать завтра или послезавтра, а умирать Ему пока и не хотелось. А зачем Ему еще один кризис, их и так хватало в жизни. Вот и решил Он его провести в обществе самых родных и близких Ему людей. Но потом Он вспомнил, что такие люди бывают только у покойного, и решил встретить его сам (с собою).
Но не тут-то было. Едва Он включил телевизор (для фона), как телевизор сказал, что Ему осталось ответить всего на один вопрос. Признаться, вопрос этот мучил Его давно. Не то, что бы Он не мог, – Он просто не торопился на него отвечать. Ведь тогда вопрос перестанет Его мучить, и жизнь станет беззаботной. А Он не искал легких путей. Ведь только в страданиях очищается человеческая ду…
Размышления о высоком были резко и, естественно, бесцеремонно, прерваны. Президент антимира, сказал, что он поручил Пятиугольнику разработать новую стратегию, на случай если Иран не внемлет. Странно, подумал Он, по-моему, и так ясно, что Иран не внемлет. Это даже произнести невозможно. Да и зачем нужна еще одна стратегия? У Него уже полкомпьютера забито этими стратегиями, а толку никакого. Если и выпадает минутка-другая, так лучше в NFS пошпилиться. У Него и патчи свежие есть. Надо их распаковать, кстати. Там, говорят, можно вертеться на своей тачке как белка на ….
Он задумался. Что-то не то. На … вроде не белка вертится, а кто-то другой, а скорее даже другая…
Фольклорно-этимологические размышления также грубо оборвал шум милицейской сирены, внезапно раздавшийся за окном. Детский садик, находившийся перед его домом, спешно окружал отряд омоновцев. Не успел Он как следует впасть в недоумение, как с высоты раздался голос: "Ты представляешь, какое-то дите заминировало ясли, чтобы сорвать завтрак. Из переговоров с родителями террориста выяснилось, что он ненавидит манную кашу. Психологи пробовали вступить в переговоры с самим преступником, пока не выяснилось, что разговаривать тот еще не умеет". Баба Нина, председатель центра формирования общественного мнения шестого подъезда, давала интервью прямо из окна своей кухни на восьмом этаже, время от времени пропадая внутри чтобы "помешать борщик". Инцидент, впрочем, продолжался недолго. Как только командир приказал выключить сирену, террорист описался и уснул.
Президент, как всегда бодрый и уверенный в себе, заверил, что все будет хорошо, как только мы решим демографический вопрос. А для этого единственный путь – запретить геям парадировать. Для этого хватит того же Галкина и Дроботенко. Они, артисты, люди творческие, им, дескать, можно, в известных рамках, разумеется. "Спорный вопрос, – подумал Он, – ведь, если разобраться, то в любой работе можно найти творчество. Так что, пусть теперь все станут пида…". Президент опять появился. Только на этот раз он выглядел гораздо хуже и вообще был какой-то озабоченный, да и говорил на каком-то другом языке. Явно не по-русски, но очень похоже. А потом выяснилось, что у него уже и фамилия другая по сравнению с первым и вторым разом. Странно, подумал Он, сколько же у нас президентов, и кто из них настоящий? О какой стабильности в Его жизни может идти речь, если даже там, наверху, все так быстро меняется.