Эспада коротко кивнул. Предложение падре выглядело самым разумным планом. Помимо того, дон Себастьян надеялся услышать, что кто-то сталкивался на острове с прекрасной незнакомкой с волосами темнее, чем вороново крыло. Но, как правильно заметил падре, в первую очередь - Брамс. Диана, если она жива, должна была тоже искать его, и в конечной точке этих поисков они вполне могли встретиться.
На новоприбывших если и обратили внимание, то достаточно ненавязчиво. В чужие дела здесь лезть было не принято. Тем более, побродив по городку, испанцы быстро перестали считать себя единственными иностранцами. Помимо французов, здесь были и голландцы, и немцы, и даже португальцы. Это только из европейцев. Плюс негры, индейцы и те, кто причислял себя сразу к нескольким народам. Походный Вавилон, как назвал городок падре Доминик. Дону Себастьяну даже показалось, что он видел одного из ацтеков, поклонявшихся Миктлантекутли. Это был высокий краснокожий с татуировкой на груди: летучая мышь в обрамлении глаз. Но видел он его всего одно мгновение. Потом проходившая мимо компания закрыла собой индейца, а когда они прошли, тот уже исчез из виду.
- Видели того индейца? - спросил Эспада.
- Какого? - повернулся к нему падре. - Вон того?
Эспада взглянул в указанном направлении. Под столбом в тени сидел седой как лунь краснокожий старик. Его полностью пустой взгляд, казалось, созерцал саму вечность. Дон Себастьян покачал головой.
- Нет, другого. Ладно, пес с ним, давайте-ка вот сюда заглянем.
Центрами сосредоточения информации в таких местах всегда были увеселительные заведения спокойного типа. Например, таверны. Там, сидя с кружечкой чего-нибудь по вкусу и даже не встревая особо в общий разговор, можно было узнать все последние новости, стоящие того, чтобы их обсудить.
Первая попавшаяся им на глаза таверна была чем-то средним между зданием и навесом. У нее было две с половиной стены. Две нормальные, а на третью бревен хватило лишь на нижнюю половину и угловой столб, который и поддерживал крышу. Под крышей было чисто и уютно. Прямо-таки домашняя атмосфера, которую приятно дополняли две миловидные и очень шустрые девушки в красных платьях, подававшие на столы. Должно быть, именно это заставляло посетителей мириться с той мерзкой кислятиной, что здесь пытались выдать за вино. Впрочем, трактирщик - высокий крикливый старикан в драном черном колете на голое тело, распоряжавшийся из-за стойки, как капитан с полуюта, - не питал никаких иллюзий по поводу качества товара, и цена была соответствующе низкой.
Зато собрать сведения о Брамсе оказалось более чем просто. Даже не требовалось никого расспрашивать. Казалось, все разговоры были только о нем или к нему сводились. Достаточно было просто слушать, но живая натура дона Себастьяна не позволяла ему быть безучастным зрителем, и он привычно-непринужденно влился в общий разговор.
На остров Брамс вернулся вчера, уже поздним вечером. "Серебряная лань" вошла в гавань на закате. Гавань тут, конечно, одно название - как не преминул пожаловаться кто-то из рассказчиков - просто изгиб берега между двумя рифами. Рифов вокруг Мартиники вообще великое множество, и потому любая более-менее безопасная стоянка близ берега - уже гавань. Возвращаясь же к "Серебряной лани": в гавань она вошла, как чужая. Бриг двигался медленно, под одним парусом, постоянно проверяя глубину. Обитатели Ле-Франсуа даже заподозрили, что корабль был кем-то захвачен, но, как оказалось, Брамс по-прежнему оставался его хозяином. А вот команда была полностью новой.
Пятеро из них, по виду сущие головорезы, сошли с ростовщиком на берег. Их тела - всех пятерых - нашли этим утром в придорожной канаве. Никто, как водится, ничего не видел и не слышал. Гибель брига, напротив, наблюдали многие. "Серебряная лань" запылала под утро. Полыхала так, что и дождь был пламени не помеха. Стоявшие рядом корабли торопливо поднимали паруса, рубили якорные канаты и отползали в сторону. Кое-кто спустил на воду шлюпки, чтобы помочь команде "Серебряной лани". Не в спасении корабля, конечно - бриг полыхал на зависть любому брандеру, - но хотя бы в спасении жизней. Шлюпки брига горели наравне со всем остальным, и обожженные люди с криками бросались за борт. К сожалению, погода не располагала к спасательной операции. Выловили всего троих, да и те скончались. Двое - от ожогов, один - от рубленой раны, что, разумеется, наводило на мысль: этот пожар был не случаен. А когда и тех пятерых нашли - все сомнения отпали.
Кто-то уж было подумал: все, конец Брамсу! Да не тут-то было! Ночные злоключения, должно быть, сильно ударили его не только по карману, но и по памяти. Напрочь забыв, что он сам же исключил конкретный срок уплаты из всех своих договоров с должниками, Брамс потребовал немедленно деньги на бочку. А чтобы никто не подумал, что это шутка такая, пусть и отдающая дурным вкусом, ростовщик призвал на помощь Джона Эйвори.
- Имя вроде английское, - нахмурился Эспада.
- Так он и есть англичанин, - кивнул их очередной собеседник. - Один из людей Моргана. Ага, того самого, Генри. Но у Джона свое дело под его крылом. Он долги на островах выбивает.
- Или мозги из должников, если те не платят, - добавил его сосед.
- В смысле, кто должен Моргану? - уточнил Эспада.
- Да не только, - махнул рукой первый собеседник. - Тут все, кому должны, его нанимают. А он, понятное дело за процент, долг и взыскивает.
- А если денег нет? - поинтересовался падре.
- Тогда хана должнику, - хмыкнул сидевший напротив француз в таком длинном парике, что локоны свисали до пояса. - Сердца у Джона точно нет, у него вместо него кошелек. А, кстати, вот и он. Легок на помине, черт английский.
Эспада повернул голову Джон Эйвори оказался высоким и сильным человеком с резкими и вместе с тем четкими чертами лица. Словно вырубленными, но вырубленными искуснейшим из плотников. На голове был повязан ярко-красный платок, концы которого, сходясь сзади, перехватывали длинные черные волосы, и те свисали, как конский хвост. Белая рубаха была самого простого покроя, а накинутая поверх красная куртка определенно служила хозяину не первое десятилетие. Черные штаны были заправлены в высокие кожаные сапоги. Широкая перевязь не могла похвастаться ни единым узором, и ее ширина определялась не желанием вместить максимум красоты, а банальным удобством. В целом, у Джона не было ничего общего с местными франтами, стремившимися выделиться на всю имеющуюся в кармане сумму. Его одежда была простой, практичной и удобной.
Удобной прежде всего для боя. Ничто не болталось и не цеплялось. Куртка, как разглядел Эспада, была из толстой кожи и в бою служила своему хозяину хорошей защитой. Шпага на перевязи и кинжал на поясе вписывались в его облик так органично, что казались его неотъемлемой частью. Чтобы научиться так носить оружие, надо было сродниться с ним.
От дальнейших наблюдений дона Себастьяна отвлек один из посетителей таверны. Когда испанцы входили, он скромно сидел в углу, не привлекая к себе внимания, но теперь, когда тот поднялся, Эспада сразу узнал в нем знакомого нищего. Того самого, из Каракаса.
Нищий бросил на стол монетку в уплату за скромный ужин и направился к выходу. Поскольку дверью служила целая отсутствующая стена, а сама таверна была не из маленьких, разойтись "в дверях" обычно труда не составляло. Только не в этот раз. Джон демонстративно заступил дорогу нищему и сурово бросил:
- Привет, Тизер!
- Здравствуйте, сэр, - вежливо ответил нищий, которого, по всей видимости, так звали.
Он снял шляпу и отступил в сторону, пропуская Джона, но тот не двинулся с места.
- Ты задолжал много денег, Тизер, - строго сказал англичанин.
Посетители таверны понимающе переглянулись и уткнулись в свои кружки. Даже девушки, метнувшиеся было встречать знаменитого - и чертовски опасного - посетителя, сразу свернули в стороны и проявили повышенное внимание к заказам уже сидевших за столиками. Проблемы Тизера были только его проблемами. А тот, похоже, еще не понял, как здорово он влип.
- Так я готов их отдать, сэр, - сказал он. - Вот только Брамса никак найти не могу.
- Да ну?
- Клянусь вам, сэр, - сказал нищий.
Одной рукой он прижимал шляпу к груди, а второй шарил за пазухой. Джон положил руку на эфес шпаги. Нищий медленно, понимая деликатность момента, вытащил не нож, не кинжал или какое иное оружие смертоубийства, а увесистый на вид кошелек.
- Вот, сэр, пожалуйста, - сказал Тизер. - Все, что должен, до последней монетки. Если вы скажете, где найти Брамса…
Джон нахмурился. Нищий поспешил внести иное предложение:
- Или давайте вам при свидетелях отдам. Все знают, что вы - честный человек.
Потенциальные свидетели дружно смотрели в другую сторону. Эспада усмехнулся. Джон продолжал хмуриться.
- Извини, Тизер, ты опоздал, - сказал он. - Надо было расплатиться, когда у тебя была такая возможность.
- Но сейчас…
- Сейчас Брамс завязал с тобой. Ему нужны не твои деньги, а твоя голова.
- Но…
Шпага плавно вылетела из ножен. Нищий проворно метнулся в сторону, но Джон тотчас поймал бродягу и отшвырнул к стене. Кошелек выпал из враз ослабевших пальцев. В следующее мгновение шпага пригвоздила бы Тизера к стене, не вмешайся в ситуацию дон Себастьян.
- Эй, мсье! - резко окликнул он, положив руку на эфес шпаги. - Или сэр, или как вас там! Оставьте беднягу в покое. Он же сказал, что отдаст деньги.
Джон обернулся и хмуро посмотрел на дона Себастьяна.
- Послушайте, мсье, - ответил он, копируя обращение Эспады. - Или сеньор, или кто вы там. Заткнитесь и проваливайте к дьяволу, мой вам добрый совет.
Эспада совету не внял. Выбравшись из-за стола, он подошел к ним и коротко кивнул на валявшийся под ногами кошелек.
- Вот ваши деньги, мсье. Забирайте их и сами проваливайте к дьяволу.
Нищий начал медленно отползать в сторону по стеночке. Джон пинком вернул его на место. На кошелек он даже не взглянул.
- У меня нет времени с вами спорить, - бросил Джон. - Но, если настаиваете, я найду пару минут, чтобы вас убить. Так что, если желаете продолжить этот спор, вынимайте шпагу, А нет - вот дорога.
- Как скажете.
Эспада плавным движением вынул шпагу. Джон вытащил кинжал. Эспада отступил на шаг в сторону и, не сводя глаз со своего противника, наклонился за "бискайцем". Джон не мешал ему, но, едва дон Себастьян выпрямился, стремительно атаковал.
Клинки скрестились. Эспада полагался на свое мастерство фехтования, но очень скоро стало ясно, что Джон нисколько не уступал ему в этом благородном искусстве. Разве что стиль его был более прямолинеен. Там, где Эспада предпочитал ловкий маневр, Джон выбирал самое простое из действий, дававших в итоге тот же результат. Стремительные выпады и не менее - а как же иначе?! - быстрые ретирады, ловкие финты и сильные удары переплелись, как клубок гремучих змей. Сравнение тем более уместно, что любой из укусов этих стальных аспидов был смертелен. Даже небольшая сама по себе рана могла замедлить движения, ослабить удар и в конечном итоге все равно привести к смерти. Точь-в-точь как действует яд.
Посетители таверны все как один не хотели быть свидетелями, но ни один не отказался от роли зрителя. Более того, зрителя увлеченного и даже азартного. Вначале они наблюдали просто с любопытством, но постепенно увлеклись поединком. Послышались первые отдельные возгласы, которые быстро переросли в общий гвалт. Те, кто определились в своих симпатиях, выкрикивали:
- Вперед, голландец!
Или:
- Убей его, Джон!
Остальные с жаром обсуждали, у кого из двоих больше шансов на победу. Девушки отмечали каждый опасный момент дружным вскриком. Старикан за стойкой принимал ставки, и на подносе перед ним собралась достойная поединка кучка монеток. В основном, медных, но кое-где тускло поблескивало серебро.
Справа двое уже порядком подвыпивших пиратов сильно не сошлись во взглядах на своих фаворитов и схватились за ножи. Девушка, оказавшаяся рядом с подносом, вскрикнула и отпрянула от спорщиков. Старикан, не сходя с места, ловко метнул тяжелую пивную кружку. Она угодила одному из спорщиков в затылок. Тот клюнул носом, грохнулся мордой об стол да так и остался лежать. Второй посмотрел на старика, что-то буркнул и неохотно убрал нож.
За общим шумом никто и не заметил, как и куда исчез нищий. То, что это уже случилось, первым заметил падре Доминик. Когда противники в очередной раз отпрянули друг от друга, он деликатно откашлялся и громко сказал:
- Прошу прощения, господа, но ваш затянувшийся поединок утратил смысл.
- В поединке, падре, он сам и есть смысл, - усмехнулся Эспада.
- Первый раз ты сказал что-то разумное, - согласился Джон, одновременно чуть-чуть смещаясь в сторону.
Эспада заметил его маневр и соответственно скорректировал свою позицию. Падре быстро шагнул вперед, оказываясь между ними.
- Насколько я помню, изначально смыслом было наказание этого бродяги за нежелание платить, - уточнил падре.
Джон коротко кивнул, не заметил в толпе "этого бродяги" и сурово сдвинул брови.
- Да-да, - подтвердил его подозрения падре Доминик. - Он сбежал.
- Давно?
- Не берусь сказать. Но он оставил вам вот это…
Падре протянул Джону кошелек нищего.
- Святой отец, - произнес Эйвори. - Я уже сказал…
- Я помню, что вы сказали, - отозвался монах. - Но сейчас ситуация изменилась.
- Нет.
- Не будьте так категоричны, - попросил падре Доминик. - Ведь здесь, я так понимаю, весь его долг, и вы можете лично это проверить. Я уверен, что ростовщик предпочел бы получить свои деньги, а не голову этого человека.
- Мне он сказал иначе.
- И вам не кажется это странным?
- Что именно? Святой отец, не морочьте мне голову.
- И в мыслях этого нет, - замотал головой падре. - Я сам удивлен. Я могу понять - хотя простить такое никак нельзя - убийство ради того, чтобы получить деньги. Но убить ради того, чтобы их потерять…
- Я объясню, - коротко прояснил ситуацию Джон. - Убью одного-другого, остальные станут сговорчивее.
И он так глянул на притихших зрителей, что они сразу стали обратно свидетелями.
- Тогда вы уже достигли своей цели, - заверил его падре и снова протянул ему кошелек. - И вот тому доказательство. Или Брамс поручил вам сеять смерть, невзирая на платежеспособность должников?
Джон ответил хмурым взглядом. Было видно, что этот разговор никакого удовольствия ему не доставлял, и, не будь его собеседник святым отцом, он был бы уже послан на свидание с Всевышним одним точным ударом. Монах интерпретировал его взгляд как положительный ответ.
- И, к слову, а где сейчас Брамс? - спросил падре.
На этот вопрос Джон ответил сразу:
- Это не ваше дело, святой отец.
- Не буду спорить. Но, согласитесь, если ростовщик действительно хочет получить свои деньги, его должникам надо знать, куда эти деньги нести. Вы ведь денег не берете. Так что же получается? Ростовщик роздал такую кучу денег, что для сбора долгов приходится призывать лучшего из лучших, а сам взял да спрятался? И тут еще добавлю, что в Каракасе он провернул тот же трюк: роздал монет на не одну сотню эскудо и удрал от должников так, что его верхом не догнали.
- Ростовщик убежал от денег? - переспросил Джон и усмехнулся.
Свидетели, ставшие слушателями, дружно заржали, словно падре завернул бог весть какую шутку.
- Да, убежал. А сейчас он от них прячется, - добавил падре. - Это было бы также смешно, если бы не залог, которым обеспечивается каждый долг.
Тут уже засмеялись не все. Тем, кто знал про залог, эта шутка уже смешной не показалась. По тому, как встревоженно переглядывались некоторые посетители таверны, можно было с уверенностью сказать - Джону тут работы надолго хватит.
- Да он просто спятил! - крикнул кто-то из задних рядов.
- Зато платит исправно, - буркнул в ответ Джон.
Англичанина, похоже, нисколько не взволновала мысль, что его наниматель, в лучшем случае, опасный для общества псих. Ну а в худшем давно продал душу дьяволу. И не только свою.
- Чтобы платить такому мастеру, как вы, нужен приличный капитал, - подлил падре масла в огонь. - А он имеет такое свойство, что если его только тратить, то рано или поздно ничего не останется. И чем он тогда вам заплатит? Не мне, конечно, учить вас вашему ремеслу, но, быть может, разумнее было бы прояснить ситуацию до того, как вы загубите свою бессмертную душу бессмысленными убийствами.
Джон задумчиво провел тыльной стороной запястья по подбородку. Наверное, хотел задумчиво почесать, но обе руки были заняты оружием.
- Я, святой отец, убил достаточно, чтобы уже не волноваться о своей душе, - спокойно сказал он. - Но в чем-то вы правы. Если он не получит своих денег, то и я не получу своей доли. Надо бы прояснить ситуацию.
- Если позволите…
- Нет. Я сам разберусь с Брамсом. - Он повернулся к сидевшим под навесом и строго добавил: - А те, кто следующие за Тизером на очереди, готовьте деньги и пишите завещания. Вот как раз святой отец, если кто хочет успеть исповедоваться. - Он вложил оружие в ножны и уже тогда обратился к дону Себастьяну: - В этот раз вы меня переиграли. Но мы еще встретимся, когда я приду персонально за вами.
- Всегда к вашим услугам, сэр, - ответил Эспада.
Во взгляде Джона не было ни ненависти, ни злобы. Только холодный расчет. Знакомый взгляд для солдата. Так смотрят на противника. Не на врага, а именно на противника. Враг - это зло, которое нужно стереть с лица земли. А противник - просто препятствие на пути к цели, которое надо одолеть. Одолеть не ради себя и не ради него самого - тут вообще ничего личного нет - а ради той цели, на пути к которой противник занял позицию. Это опаснее. В борьбе с врагом эмоции могут взять верх, а в противоборстве с противником просто делаешь свое дело. Англичанин был в своем деле мастером.
Джон Эйвори спокойно повернулся к нему спиной и широким шагом направился вверх по дороге. Где-то в том направлении, согласно описанию де Вейнака, и стоял дом ростовщика.
С уходом Джона разгорелся горячий спор, суть которого сводилась к сделанным ставкам. Поскольку поединок закончился вничью, а на такой исход никто не ставил, старикан-трактирщик объявил всех проигравшими и забрал деньги в свою пользу. Его чуть не растерзали. Ловкое метание кружками трактирщика бы не спасло, а вот отсутствие единства в стане спорщиков - выручило. Те, кто ставили на дона Себастьяна, сочли его победителем - Джон-то ушел, не заколов Тизера, - и на том основании притязали на выигрыш. Сторонники Эйвори с этим не соглашались. Да, Джон ушел, но побудил его к этому не Эспада, а монах. Да и ушел он не спасаясь, а по делу. Дело же для Джона - с этим тут никто не спорил - превыше всего. Стало быть, поражения нет, а без него и победы не бывает.
- Не о том вы спорите, не о том, - вздохнул падре Доминик. - Погнались за медяками, а души свои опасности подвергли. Брамс не обезумел. Нет. Он продал душу дьяволу!
- Ну так пусть к нему и проваливает! - крикнул кто-то.