Больше здесь нечего было делать. Быстрым шагом дойдя до первой лестницы, дон Себастьян швырнул ненужный больше факел на каменный пол и бесшумно поднялся наверх. Шарль еще не вернулся, а мертвец лежал там, где его оставили. Эспада выдернул из тела кинжал, отер его о камзол покойника и сунул в сапог. Потом окинул взглядом арсенал на столе.
Еще одна шпага, три пистолета и пороховница: деревянная коробка с плотно пригнанной крышкой. Крышку украшала узорная металлическая вставка. Все это стало бы его трофеями, возьми они тюрьму приступом, но ситуация была иной. Дону Себастьяну еще предстояло выбраться отсюда, а лишний груз мог в этом помешать. Эспада взял только один из пистолетов. Быстро проверив, что тот заряжен, он сунул его за пояс, укрыв от дождя под колетом. Даже если зальет, им в крайнем случае и припугнуть можно. Еще взял перевязь. Она оказалась коротковата, но трофеи не выбирают. Главное, шпага входила в ножны без излишнего лязга. Владелец исправно заботился о своем снаряжении. Обшарив на прощание его карманы, Эспада привычно поправил шляпу и выскользнул за дверь.
Дождь, казалось, напрочь смыл картину мира. Остались только потоки воды, собирающиеся под ногами в одну большую лужу. Эспада, ориентируясь лишь по памяти, быстро добрался до стены, но там его ждал сюрприз. Лестница исчезла, словно дождь и ее смыл. Где-то рядом послышались торопливые шлепающие шаги. Эспада вжался в стену и замер. Кто-то прошел совсем рядом, но он слишком торопился к домику, под крышу, и не смотрел по сторонам. Эспада осторожно, чуть ли не на четвереньках, перебрался туда, откуда пришлепал этот спешащий, и - о, чудо! - пальцы коснулись мокрых ступеней.
Когда дон Себастьян был уже на самой верхней ступеньке, шелест дождя был прорезан отчаянным криком, сразу вслед за которым грохнул пистолетный выстрел. Не так громко, как получилось бы из мушкета, но слышно было хорошо.
- Тревога!
Эспада перекувырнулся через парапет и, обдирая руки, колени и грудь, съехал вниз. Пистолет зацепился за какой-то уступ и вывалился. Эспада, присев, провел по земле руками. Не нашел. В тюрьме тем временем поднялась настоящая суматоха. Оттолкнувшись от стены, Эспада метнулся туда, где должен был быть проулок.
- Вон он! - раздалось откуда-то сверху.
Теперь бухнул мушкет. Пуля ударила в стену над головой. Эспада по темноте - хорошо хоть стены домов были светлые - догадался о местонахождении входа и нырнул туда. Сзади прозвучал еще один мушкетный выстрел, и отчетливый свист пролетавшей пули показал дону Себастьяну, что его маневр не остался незамеченным. Эспада выскочил из проулка на другой стороне и сразу свернул вправо.
Как он оторвался от погони, он потом и сам не мог вспомнить. Солдаты мчались буквально по пятам, время от времени выдавая свое присутствие стрельбой. Потом к погоне присоединились городская стража и кое-кто из горожан. К счастью, чем больше становилось преследователей, тем меньший процент от общей массы знал, за кем они все-таки гонятся. К мосту через реку Эспада так вообще вышел в составе одного из отрядов, состоящего из храбрых горожан и возглавляемого отрядом городской стражи. Его беглый французский не вызывал нареканий, и он вместе с остальными бдительно высматривал подозрительных личностей. Кстати, именно с его подачи были задержаны двое припозднившихся гуляк без денег и каких-либо бумаг, но при шпагах. Стража уже было отпустила их, когда Эспада сразил обоих одним точным вопросом:
- Какая же гулянка без денег, но со шпагами?
Невнятный лепет огорошенных людей был воспринят как доказательство чего-то подозрительного, и бедолаг под конвоем отправили в тюрьму. Самого же Эспаду, напротив, повысили до командира отдельной группы, с которой он добросовестно осмотрел мост, окраины предместья, после чего признал дальнейшую погоню до утра бессмысленной, поблагодарил свое воинство - состоявшее к тому времени из шести заспанных горожан с одним мушкетом на всех, пятью шпагами и топором - и распустил их по домам. Даже один на всех фонарь им отдал, сославшись на то, что сам он живет недалеко и дорогу как свои пять пальцев знает. После чего, словно в насмешку от судьбы, сразу же заблудился.
К месту их высадки, где и должен был ожидать его падре Доминик, Эспада вышел, когда уже совсем рассвело. Дождь к тому времени едва накрапывал, но воздух был настолько влажным, что казалось, будто окрестности полностью затопило и человек, чудом Господним обретя возможность дышать под водой, шагал по морскому дну. Время от времени мимо беззвучно проплывали неясные тени, которые вполне могли быть и морскими тварями, и крупными рыбами. За мелких рыб могли сойти метавшиеся туда-сюда птицы, напуганные бурной активностью обычно спокойных людей. Они стремительно и тоже беззвучно проносились сквозь эту мокрую взвесь, и взгляд едва успевал отследить сам факт движения.
Монах сидел, нахохлившись, под кустом. Эспада разглядел его, лишь когда подошел совсем близко, да и тут помогло лишь то, что доминиканец зябко передернул плечами и завозился, устраиваясь поудобнее. Эспада наклонился, всматриваясь, и уже тогда признал падре Доминика.
- Простите, падре, я задержался.
Монах повернул голову, и лицо его просветлело.
- Вы живы? А я уже начал отчаиваться.
- Напрасно.
- А где Диана?
- Ее там не было.
Присев рядом - падре Доминик где-то предусмотрительно раздобыл дощечку, чтобы не сидеть на голой и мокрой земле. - Эспада кратко пересказал монаху события этой ночи. Тот иногда хмурился и качал головой, иногда, напротив, одобрительно кивал.
- Что ж, - подытожил монах его рассказ. - Отчаиваться по-прежнему рано. Надежда еще есть.
- Есть-то она есть, - проворчал Эспада. - Но где ее искать?
- Учитывая характер и наклонности вашей дамы, я бы начал с пиратского поселения, - заметил падре. - Кстати, там мы можем напасть и на след Брамса. Только давайте вначале позавтракаем. У меня от волнения разыгрался жуткий аппетит.
* * *
От Форт-де-Франс до Ле-Франсуа было пять лиг по одной дороге и шесть с половиной - по другой. Та, что короче, была южнее. Дон Себастьян и падре Доминик выбрали северную дорогу. Если кому-либо пришло бы в голову, что участники ночного тарарама удрали в Ле-Франсуа - что было логично, учитывая отношения между двумя городами, - то ловить их следовало по дороге туда. В этом плане более короткая дорога выглядела перспективнее. Разумеется, и на северной дороге выставили заставу, но, скорее, просто на всякий случай. Да и обойти ее труда не составило.
Дорога петляла по склонам холмов, а те на Мартинике высокие, как маленькие горы. Настоящие горы возвышались чуть севернее, а над ними господствовал вулкан Мон-Пеле. Или, если угодно полным именем, то Монтань-Пеле. Это была огромная зеленая гора с криво срезанной верхушкой. Собственно, на этом острове все тяготело к зеленому цвету, кроме поселений европейцев.
Поднимаясь выше и выше, можно было проследить все этапы колонизации острова. Вначале вдоль дороги тянулись заботливо ухоженные плантации, потом она свернула к лесопилке. Вокруг нее лес уже был полностью вырублен, но дальше деревья стояли стройными рядами. Там же группа полуголых мужчин деловито валила их.
Дорога обогнула лес, втиснулась между ним и поросшей кустарником скалой и вышла к небольшому поселению, выросшему вокруг плантаторской усадьбы. Издалека она казалась заброшенной, но вокруг кипела работа: лесорубы взялись за лес с этой стороны, неграм доверили расчищать кустарник, а два усердных землекопа рыли канаву быстрее, чем взвод саперов прокопал бы траншею. Очевидно, очень хотели закончить до сиесты.
Время приближалось к полудню. На небе не осталось ни облачка, и солнце старательно высушивало залитый дождем остров. Вначале это радовало, но, чем жарче становилось, тем соблазнительнее казалась тень у дороги. Тем не менее заходить в усадьбу испанцы изначально не собирались и прошли бы мимо, не выйди им навстречу сам хозяин.
Среднего роста, среднего возраста, средней упитанности - этот человек был просто эталоном усредненности. Даже одежда его была такого оттенка серого цвета, который в равной мере отстоял и от ослепительно-белого, и от угольно-черного. Серая шляпа, серый камзол, серые короткие штаны, серые чулки и серые башмаки. На тонкой перевязи болталась самая обычная шпага. Судя по тому, как ее носил владелец усадьбы, Эспада наметанным глазом сразу определил: этот человек - не боец. Таскать шпагу без особенно ярких огрехов его кто-то научил, но можно было ставить золотой дублон против серебряного песо: ему ни разу не доводилось выхватывать ее для боя.
Единственным, что никак не вписывалось в общую картину, был его голос. Резкий, раздраженный, очень четкий и вместе с тем насыщенный, он был слишком ярким для такого человека. Этим самым голосом хозяин плантации не слишком вежливо поприветствовал путников и сразу сообщил, что теперь это - его земля и дружкам прежнего хозяина тут бродить нечего.
Впрочем, к его чести, надо сразу отметить: узнав, что путники не имели ни малейшего понятия о бывшем владельце этой земли - как, кстати, и о настоящем, - он поспешил сбавить тон и даже принес свои извинения за подобную встречу, а заодно пригласил отдохнуть.
Испанцы поначалу хотели отказаться, но француз настаивал, а палящее солнце жарило просто нещадно. Эспада и падре переглянулись и дружно, хоть и мысленно, махнули на все рукой, принимая этот жест гостеприимства, который на самом деле оказался подарком судьбы.
Звали излишне эмоционального хозяина плантации Оноре де Вейнак. От того, как он подчеркивал это "де", сразу становилось ясно - благородную приставку к фамилии плантатор получил не по наследству и никак не мог наиграться с ней, как котенок с клубком ниток. Де Вейнак лишь недавно перебрался сюда из Старого Света, а эту плантацию так и вовсе выкупил только этим утром.
- И поймите мое удивление, господа, - рассказывал он, пока гости располагались в удобных плетеных креслах в тени веранды. - Буквально не успел обойти усадьбу, как просто косяком потянулись дружки прежнего владельца. Причем такие бандитские рожи - один другого страшнее. Дела у них какие-то с ним. А я-то тут при чем?! И вот только одних спровадишь, уже следующие идут, и все при оружии. Я даже шпагу нацепил на всякий случай. Думал, вот сейчас еще кто придет - позову стражу. А тут вы, как по заказу! Вот я и набросился. Вы уж не сердитесь.
Гости заверили, что они все понимают и ничуть не в обиде. В дверях появился высокий негр с подносом в правой руке и полотенцем, перекинутым через левую. На подносе стояли большой кувшин и три стеклянных бокала. Негр молча обмахнул стол полотенцем, так же молча сгрузил кувшин и бокалы на стол и, не произнеся ни звука, удалился. Де Вейнак сам разлил прохладительный напиток по бокалам, не переставая при этом говорить.
Поговорить он вообще любил. Пока суть да дело, Эспада успел сочинить вполне удобоваримую сказку о том, кто они и что тут делают, но ему так и не представился случай ее огласить. Де Вейнак разве что их именами поинтересовался, но и то исключительно из вежливости.
Дон Себастьян с ходу записал их с падре в голландцев из южных Нидерландов и, для пущей путаницы, представляясь, дословно перевел свою фамилию на немецкий язык. Вначале хотел на голландский, но им Эспада владел куда хуже французского и побоялся ошибиться. С немецким же все было точно. Сам Эспада им не владел вообще, но как-то один наемник из немцев в борьбе со скукой при осаде крепости перевел фамилии однополчан на родной язык.
Сам же де Вейнак, похоже, вообще не ведал, что такое скука. Он то и дело срывался с места, чтобы отдать работникам новые распоряжения или проконтролировать выполнение старых, а вернувшись, продолжал без умолку трещать о своих удачах и злоключениях. Все это было так перемешано, что иногда он и сам не понимал, когда радоваться, а когда огорчаться. Вот, к примеру, его последнее приобретение.
Деньги у плантатора были, но не так много, как просили за разработанную плантацию. Оставалось выкупить у правительства клочок земли и начать все с нуля, но тут вдруг повезло. Вот эта запущенная плантация была выставлена на продажу. Причем владение не маленькое, хоть и лоскутное. Как говорили в городе - самая первая плантация на острове. Увы, плантатор оказался неопытным энтузиастом, и на его полях росли только сорняки да индейцы. Последние его и угрохали, а наследники, чтобы расплатиться с долгами, заложили землю со всем, что на ней осталось, ростовщику. Обратно так и не выкупили, хотя прошло уже лет десять. Ростовщик плантацией совсем не занимался; расчищенные участки заросли кустарником, а кое-где заново поднялся лес. В общем, работы много.
- Вот этот Брамс и скинул цену, - закончил де Вейнак. - И, представляете, я как раз по деньгам и уложился, как планировал. Даже усадьбу смотреть не стал, я тут все равно все перестрою по-своему.
- Августе Брамс? - уточнил Эспада, когда ему представилась возможность вставить слово, не перебивая радушного хозяина.
Де Вейнак отхлебнул из своего бокала и одновременно энергично кивнул.
- Вы его знаете? - спросил он, наливая себе и гостям еще.
- Да, - кивнул падре. - И, по правде говоря, рекомендовали бы вам не связываться с ним, как бы вы ни нуждались в деньгах.
- Судя по его дружкам, вы правы, - согласился де Вейнак. - Но, к счастью, это пока что он нуждается в деньгах.
- Ростовщик нуждается в деньгах? - переспросил Эспада, удивленно приподняв бровь.
Как это ни удивительно, оказалось, что да. Причем настолько, что Брамс спешно распродавал все свое имущество на Мартинике. Встреча с де Вейнаком оказалась для ростовщика очень удачной. Тот купил и саму плантацию, и домик на склоне Мон-Пеле. Самый северный "лоскут" плантации располагался неподалеку от вулкана, и де Вейнак счел интересным иметь по усадьбе с обеих сторон своих владений. Планы у него были грандиозные. Помимо сахарного тростника, он собрался выращивать тут кофе и пряности, чем не занимался больше ни один плантатор на острове. Падре Доминик заметил, что, возможно, это неспроста, но де Вейнак только отмахнулся.
- Я справлюсь! - решительно заявил он.
Де Вейнак настолько в это верил, что выкупил у ростовщика и лавку в Ле-Франсуа, где собирался продавать эти пряности островитянам. Единственное, от чего отказался, - дом на окраине того же Ле-Франсуа. Даже не столько на окраине, а уже в предместьях, если такой мелкий городишко может иметь предместья. Жить де Вейнак там не собирался, а для каких еще нужд можно приспособить обветшавший домик на окраине - не представлял. Эспада сразу поинтересовался, где именно этот домик находится. Плантатор рассказал, но по ходу нашел время удивиться: зачем людям, не советующим никому иметь дело с Брамсом, знать, где того искать?
- Если знаешь, что в лесу ядовитая змея, - хорошо бы знать, где именно она прячется, чтобы не наступить ненароком, - с ходу сочинил дон Себастьян.
Де Вейнак согласно кивнул и легко подхватил новую тему. Общество там вообще жуть какое. Не горожане, а клубок гремучих змей. Едва Брамс с деньгами вышел за порог, де Вейнак имел возможность познакомиться с обитателями Ле-Франсуа, а познакомившись - засомневался, что сделка была такой выгодной, как казалась на первый взгляд. В Форт-де-Франсе поговаривали, что эти бандиты пользовались покровительством властей, потому и чувствовали себя на острове совершенно свободно. Падре Доминик успокоил плантатора, что по этому поводу можно не беспокоиться. Власти покровительствовали пиратам лишь до той поры, пока те обходили стороной французских граждан. А кто забылся, того как раз сегодня вешать собирались.
Плантатор просиял и пустился в долгий рассказ о своих грандиозных планах, изложение которых вполне можно опустить, потому как одному человеку осилить столько жизни все равно не хватит.
Было уже около трех часов дня, когда красноречие хозяина начало иссякать и отдохнувшие гости откланялись. Де Вейнак с удовольствием предложил бы им лошадей, но, увы, лошадь у него была всего одна, да и та при ближайшем рассмотрении оказалась старым вьючным мулом. Испанцы заверили плантатора, что хорошая прогулка - это именно то, что им нужно, и откланялись окончательно. Лошади, конечно, пришлись бы кстати, но и три оставшиеся лиги для тех, кто привык мерить их шагами, - не такое большое расстояние. Так что даже с парой привалов - один раз в тени деревьев, а другой рядом с живописным водопадом - испанцы уже в начале шестого были в Ле-Франсуа.
По размерам Ле-Франсуа не слишком подходил под эпитет "городишко". Площадь он занимал вполне приличную. Другое дело - внешний вид. Маленькие бревенчатые хижины, тростниковые навесы и тому подобные конструкции - половину из которых нельзя назвать зданиями, не погрешив против истины, - мало подходили для поселения, именуемого городом. Ле-Франсуа выглядел как большой походный лагерь, со временем превратившийся в постоянное поселение. Кстати, и его обитатели соответствовали этому же образу. Численно преобладали мужчины, причем вооруженные. Женщин было мало, и, насколько мог судить дон Себастьян, ни одной благородной дамы среди них не наблюдалось. Пару раз мимо пробежали стайки босоногих чумазых ребятишек. Вполне обычная картина для давно вросшего в землю полка. Правда, солдаты редко одевались столь вычурно, как некоторые из здешнего сообщества, но, опять-таки, и держались эти франты так, что сразу было ясно: они не из рядовых пиратов. Скорее, из капитанов.
Капитанствовать тут было на чем. Вдоль берега выстроилась длинная шеренга кораблей. Особенно крупных Эспада не заметил, хотя пара небольших фрегатов здесь все же присутствовала. Основу же пиратского флота составляли легкие шлюпы и бриги. Береговая линия была очень извилистой, и строй кораблей ей полностью соответствовал. Вторую - или первую, если считать от берега, - линию составляли лодки, где-то вытащенные на берег, а где-то пришвартованные к коротким деревянным причалам. Причалы эти были - одно название. Два бревна и три доски - вот и вся конструкция, которая могла служить разве что в качестве сходен: чтобы такие франты сходили на берег, не замочив туфель. Среди лодок царило большее разнообразие. Здесь были большие барки с мачтой и более чем десятком весел, длинные индейские пироги, широкие рыбачьи лодки, совсем маленькие ялики, куда едва помещались три человека, и многие другие.
- Его здесь нет, - сказал падре Доминик.
- Кого? - не сразу понял Эспада. - Брамса?
- Может быть, и его тоже, - согласно кивнул падре. - Но я говорил о его бриге. "Серебряная лань", помните?
Эспада обвел строй кораблей внимательным взглядом. Ускользнувший от них бриг он видел только мельком и издалека и плохо запомнил. Выстроившиеся здесь корабли все как один были повернуты носом к морю, и на корме каждого большими буквами было выведено название. "Серебряной лани" среди них не было.
- Опять сбежал?!
Монах только пожал плечами и огляделся.
- Думаю, что будет правильным, если мы не станем строить догадки, а попробуем навести справки. Крупный ростовщик - не последняя личность в городе. Тем более таком.