Объясняя реальные причины гегелевской идеалистической спекуляции, Маркс указывает, что она, так же как и вся немецкая идеалистическая философия, является закономерным результатом того процесса "духовного отчуждения", который сам в свою очередь есть результат реального "отчуждения труда". Это понимание исключает фейербаховскую оценку гегелевской философии как бессодержательной конструкции, которая должна быть отброшена, и только. Маркс, напротив, учитывая, ту "разорванную действительность", которая отразилась в гегелевской конструкции, стремился рассмотреть "положительные моменты гегелевской диалектики". В "Феноменологии духа" спекулятивная философия как бы "исповедуется" относительно своего происхождения, хотя, разумеется, и не понимает этого. В этой "исповеди" идеализма, которая вследствие универсальной формы, приданной ей Гегелем оказывается одновременно "исповедью" всего "отчужденного мира", Маркс видит одно из достоинств "Феноменологии духа". В ней Гегель довел до логического конца основную тенденцию своей эпохи, тенденцию к универсальному развертыванию "сущностных сил человека" в форме их "отчуждения" от этого последнего. Вместе с тем теоретическое построение Гегеля было в известном смысле итоговой формулировкой тех проблем, над которыми билась философская мысль на протяжении своего многовекового развития .
В свою очередь материалистическое понимание "отчуждения" как "отчуждения труда" приводит Маркса к выводу о том, что проблема "отчуждения" и весь связанный с нею комплекс проблем - это уже не столько теоретический, сколько практический вопрос. Маркс писал, что решение проблемы, противоположности "субъективизма" и "объективизма", "спиритуализма" и "материализма" "отнюдь не является задачей только познания". Напротив, эта задача "представляет собой действительную жизненную задачу, которую философия не могла разрешить именно потому, что она видела в ней только теоретическую задачу" .
Коль скоро идеализм рассматривается как "отчужденное" проявление действительного "отчуждения", имеющего место в самой реальной жизни, становится совершенно ясно, что главное и решающее - не в теоретическом опровержении идеализма, а в практически - революционном изменении условий, с необходимостью порождающих идеализм.
Именно из такого хода рассуждений вытекает знаменитый 11–й тезис Маркса о Фейербахе: "Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его" А
Итак, та проблема, которая в немецком идеализме выступала как проблема "активности сознания", понятой либо как активность "я", либо как активность "абсолютного духа", была сформулирована Марксом как проблема революционной активности народных масс, преобразующих мир и - в процессе его революционного преобразования - революционизирующих свое собственное сознание.
* * *
Подвергая марксистскому анализу "Феноменологию духа", нельзя не остановиться на том значении, которое имеют для изучения этого произведения Гегеля ленинские "Философские тетради". Хотя В. И. Ленин специально и не рассматривал "Феноменологию духа", многие ленинские замечания, высказанные по поводу других работ немецкого диалектика (по поводу "Науки логики", "Истории философии", "Философии истории") имеют непосредственное отношение и к ней.
Ленин осваивал гегелевское философское наследие полвека спустя после критического преодоления Марксом идеалистической системы Гегеля… Это пятидесятилетие было периодом господства неокантианства в буржуазной философии, причем под его влияние подпали отдельные представители рабочего движения, считавшие себя сторонниками социализма. Это выразилось в попытке бернштейнианцев "ревизовать" марксистскую философию с позиций кантианства. В своем логическом развитии эта тенденция привела к попыткам ревизии марксистской философии на основе замены ее подновленным юмизмом и берклианством (эмпириокритицизмом).
Вот почему при анализе гегелевского учения В. И. Ленин особое внимание обращал на это значение, которое оно имеет для критики кантианской гносеологии. Он подчеркивал тот - ставший актуальным - аспект гегелевской философии, который Маркс оставлял в тени в эпоху, ковда кантовский критицизм не имел никакого влияния среди философов и казался окончательно похороненным Гегелем. И потому ленинские замечания по поводу "Большой логики" и других работ Гегеля позволяют осветить еще одну важную сторону "Феноменологии духа" - сторону, связанную с гегелевской критикой Канта.
Весьма примечательно, что свое "Введение" к "Феноменологии' духа" Гегель начинает с опровержения известного рассуждения Канта о том, что человеческий разум неспособен постичь предмет таким, каков он есть "в себе", т. е. безотносительно к познавательной способности человека, поскольку всякое познание уже есть определенное отношение познавательной способности человека к предмету.
Гегель считал подобное рассуждение неверным, ибо в основе его лежала предпосылка, что познавательная способность человека и предмет его познания ("истина") принадлежат к двум несоизмеримым мирам. В отличие от Канта Гегель исходил из того, что человек и предмет его познания ("природа", "вещь в себе")г принадлежат к одному и тому же миру, хотя и представляют собою различные стадии его развития. То, что в качестве внешней природы противостоит человеку как "вещь в себе", в человеческом познании выступает как "вещь для себя".
Эту мысль Гегеля, неоднократно повторяемую в других его - работах, Ленин воспроизводит в "Философских тетрадях": "Энциклопедия § 219: …"Покоряемая живым существом неорганическая природа претерпевает это потому, что она в себе есть то же самое, что жизнь есть для себя"" Ленин подчеркивает здесь "крайнюю* правильность и меткость терминов "an sich" и "fur sich"!!!".
В свете этого замечания Ленина обращает на себя внимание "антикантовокая" сторона гегелевской "Феноменологии духа",
" См. В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 194.
Там же.
выраженная в схеме движения "духа" из формы "в - себе - бытия" в форму "для - еебя - бытия". Природа, до тех пор пока она не познана и не преобразована человеком ("самосознанием"), представляет собою, по Гегелю, "дух", существующий "в себе". Однако заключительный этап развития раскрывает тайну исходного: жизнь выражает в форме "для-<себя - бытия" то, что наличествовало в природе лишь "в себе". Нет и не может быть "вещи в себе", которая со временем не стала бы "для^себя - бытием", ибо - сам этот процесс развития раскрывает "тайну" "в - себе - бытия". Следовательно, тот, кто стоит на точке зрения развития, не имеет права говорить о "непознаваемости" "вещи в себе".
Однако этот процесс раскрытия "тайны" "в - себе - бытия", согласно Гегелю, очень сложен и труден; он осуществляется лишь в ходе всей мировой истории. Подобно тому, как "дух" в неживой природе выразил себя в односторонней форме "в - себе - бытия", точно так же в живой природе и, в особенности, в человеке он воплощает себя - в односторонней форме "для - себя - бытия". И необходим длительный процесс познания человеком этой природы, осуществляемый в ходе всемирной истории, прежде чем человек познает свое единство с природой в "духе".
Этот последний процесс и изображен в "Феноменологии духа". То, что здесь определено как "в - себе - бытие", есть природа (в том числе и человеческая природа), взятая как предмет человеческого познания и практики. То, что здесь охарактеризовано как "для - себя - бытие" ("я"), есть познающий индивидуум, взятый под углом зрения его познавательных способностей. Как разъясняет Ленин в "Философских тетрадях", термин "для себя сущий" означает у Гегеля "якобы самостоятельного" человека, самостоятельность которого является мнимой именно потому, что он противостоит природе и противоп" оставляет ее самому себе как нечто внешнее по отношению к нему, отличное от него - "объективное" Ч С этого начинается познание: "…первой ступенью, моментом, началом, подходом познания является его конечность (Endlichkeit) и субъективность, отрицание мира - в–себе - цель познания сначала субъективна…"
Однако человек не останавливается на этой первой ступени познания; так было бы только в том случае, если бы он оставался пассивным; тогда "вещь в себе" действительно была бы непознаваемой. Гегель же считает человека активным, деятельным существом. Свою "конечную", "субъективную" цель человек ("самосознание") стремится осуществить, "воплотить" во внешнем, объективном материале природы. Реализуя свои цели в "объективном" материале природы, он тем самым выясняет их "объективное" содержание: те цели, которые удается воплотить во внешнем предмете (от него независимом), и будут "объективными". Так, воплощая себя в природном материале, "субъективный дух" становится "объективным". Характеризуя этот процесс в том виде, как он изображен в гегелевской логике, Ленин пишет: "Замечательно: к "идее" как совпадению понятия с объектом, к идее, как истине, Гегель подходит через практическую, целесообразную деятельность человека. Вплотную подход к тому, что практикой своей доказывает человек объективную правильность своих идей, понятий, знаний, науки"
Как явствует из "Феноменологии духа", этот процесс был у Гегеля процессом включения общественным человеком ("самосознанием") внешней природы в систему своих ("духовных") отношений в ходе создания людьми своего собственного "предметного мира", в котором они организуют предметы внешней природы соответственно своим целям и нуждам. С точки зрения идеалиста Гегеля, это означало одновременно "идеализацию" "предметного мира", "возведение" его в "дух". Цель этого процесса состоит в том, чтобы свести любой предмет - природный, общественный или идеологический - к логической категории. "Доказать", что каждый предмет есть "умозаключение" и, следовательно, ступень чисто логического движения к истине, - вот цель "феноменологического" "преодоления" предметного мира.
Это - идеалистическое переворачивание реальных отношений. "Когда Гегель, - пишет Ленин, - старается - иногда даже: тщится и пыжится - подвести целесообразную деятельность человека под категории логики, говоря, что эта деятельность есть "заключение" (Schlufi), что субъект (человек) играет роль такого - то "члена" в логической "фигуре" "заключения" и т. п., - ТО ЭТО НЕ ТОЛЬКО НАТЯЖКА, НЕ ТОЛЬКО ИГРА, ТУТ ЕСТЬ ОЧЕНЬ ГЛУБОКОЕ СОДЕРЖАНИЕ, ЧИСТО МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ. Надо перевернуть: практическая деятельность человека миллиарды раз должна была приводить сознание человека к повторению разных логических фигур, дабы эти фигуры могли получить значение аксиом. Это Nota bene" .
По поводу гегелевского замечания о том, что "все вещи суть заключение", Ленин отмечает: "Очень хорошо! Самые обычные логические "фигуры" - …самые обычные отношения вещей" . Из этого следует, что у Гегеля (не только в "Науке логики", но и в "Феноменологии духа") теория познания развертывается как логика самого предмета, совпадает с этой последней. Логика я?е предмета, по Гегелю, это логика его целесообразного освоения (где решающую роль играет у него теоретическое, а не практическое освоение), логика его мысленного и предметного воспроизведения, логика выявления различных сторон предмета в ходе этого воспроизведения.
В историческом процессе, характеризуемом в "Феноменологии духа" как процесс развертывания субстанции, совпадающий с процессом ее познания, знание ("самосознание") и его предмет ("субстанция") распадаются только по форме. В действительности же, по Гегелю, это единый процесс саморазвития "абсолютного", протекающий в форме его "самопознания". "Онтологический" - и "познавательный" процессы совпадают, диалектика развития мира совпадает с диалектикой его познания, те же самые ступени, по которым 'развивается мир, воспроизводятся в процессе его познания человеком. Процесс общественного развития и процесс познания законов общественного развития - это опять - таки одно и то же.
В этих рассуждениях автора "Феноменологии духа" очень много мистического, на голову переворачивающего действительные отношения вещей. Однако вся эта мистика не должна скрыть от нас подчеркивание Гегелем того обстоятельства, что движение человеческого познания подчиняется тем же самым всеобщим законам, что и движение объекта познания.
Характеризуя эту заслугу Гегеля, Энгельс писал: "…Наше субъективное мышление и объективный мир подчинены одним и тем же законам… Материализм XVIII века вследствие своего по существу метафизического характера исследовал эту предпосылку только со стороны ее содержания… Только новейшая идеалистическая, но вместе с тем и диалектическая философия - и в особенности Гегель - исследовали эту предпосылку также и со стороны формы. Несмотря на бесчисленные произвольные построения и фантастические выдумки, которые здесь выступают перед нами; несмотря на идеалистическую, на голову поставленную форму ее результата - единства мышления и бытия, - нельзя отрицать того, что эта философия доказала на множестве примеров, взятых из самых разнообразных областей, аналогию между процессами мышления и процессами природы и истории - и обратно - и господство одинаковых законов для всех этих процессов"
Но из этого следует, что Гегель, которому философия прежде всего обязана обоснованием тезиса о "единстве мышления и бытия", кладет конец кантовекому разрыву субъекта и объекта. Вместе с тем автор "Феноменологии духа" кончает и с кантов - ским делением философии на теорию познания и онтологию. В противоположность онтологии, понятой по - кантовски, Гегель выдвигает диалектику, понятую как наука о всеобщих законах развития (которые были истолкованы им как логические законы развития "чистого понятия"). Причем эта диалектика совпадает у
Гегеля с теорией познания: "Диалектика, - подчеркивает Ленин, - и есть теория познания (Гегеля и) марксизма".
В этом ленинском замечании не только охарактеризована важнейшая черта гегелевской философии, но и показано ее историческое место, ее отношение к философии марксизма. Мысль о совпадении диалектики и теории познания относится именно к тем плодотворным гегелевским идеям, которые воспринял марксизм из философии Гегеля, материалистически истолковав их, перевернув с головы на ноги.
Приведенные ленинские высказывания не только углубляют наше понимание "Феноменологии духа". Уже из этих немногих замечаний мы можем сделать вывод о том огромном значении, которое придавал Ленин гегелевской философии как одному из теоретических источников марксизма. Ленин был глубоко убежден, что марксизм, взявший "все ценное у Гегеля" и двинувший "сие ценное вперед" , не может быть понят во всей его глубине без критического изучения Гегеля. Вот почему в работе "О значении воинствующего материализма" - своем философском завещании - Ленин обращался к философским кадрам с настоятельным призывом "организовать систематическое изучение диалектики Гегеля с материалистической точки зрения, т. е. той диалектики, которую Маркс практически применял и в своем "Капитале" и в своих исторических и политических работах и применял с таким успехом, что теперь… каждый день пробуждения к жизни новых народов и новых классов все больше и больше подтверждает марксизм" .
Задаче выполнения этого ленинского завета, которая остается актуальной и по сей день, и должно послужить издание "Феноменологии духа".
Перевод "Феноменологии духа" сделан Г. Г. Шпетом. Под - готовка к печати данного издания осуществлена под общей редакцией
Б. Ю. Сливкера. Сверка перевода с немецким оригиналом произведена М. И. Иткиным. В рецензировании материалов перевода, в работе по уточнению терминологии приняли участие М. П. Баскин, Э. В. Ильенков, М. Ф. Овсянников, А. И. Рубин, И. Г. Ханджян. Вводная статья к настоящему тому написана Ю. И. Давыдовым.
От переводчика
Настоящий перевод сделай по первому изданию "Феноменологии духа" (Bamberg und Wiirzburg bei J. A. Gobhardt, 1807), за исключением первых листов "Предисловия", которое Гегель успел прокорректировать для второго издания (1832 г.). Тщательно отредактированный Георгом Лассеном текст - 1–е изд. 1907 г. (по счету пятое) и его же 2–е изд. 1921 г., - служил для переводчика вспомогательным материалом. Приложенные к изданию Лассона "разночтения" первых трех изданий (третье издание 1841 г., как и второе, под ред. И. Шульце; четвертое, под ред. Болланда, воспроизводит текст второго издания) дают возможность принимать во внимание редакционные изменения, внесенные во второе и третье издания Шульце. Лучшим свидетельством в пользу авторитетности первого издания служит то обстоятельство, что Ласоон, принявший в своем 1–ом издании много поправок Шульце, в издании 1921 г. отказывается почти от всех отступ лений от текста 1807 г. Собственные конъектуры и поправки Лассона также приняты во внимание.
Издание Лассона снабжено детализирующими заголовками параграфов. Так как они облегчают пользование текстом, они воспроизводятся в нашем переводеКак текст, не принадлежащий самому Гегелю, эти заголовки заключены в квадратные скобки.