Концептосфера художественного произведения и средства ее объективации в переводе. На материале романа Ф. С. Фицджеральда Великий Гэтсби и его переводов на русский язык - Наталья Александрович 15 стр.


В переводе И. Лаврова концепт МИР реализуется в виде КПС, состоящей из следующих позиций: субъект – объект – место действия – атрибут, что полностью совпадает с исходной КПС. В субъектной позиции МИР репрезентируется как окружающая человека, реальная или воображаемая, непредсказуемая и неподвластная ему сущность, акцентируется устройство МИРА, непонятное человеку – ср.: в юности мир казался бесконечным; весь огромный мир принадлежал только им двоим; причудливые миры и ослепительные протуберанцы, тысячи солнц мелькали перед ним; как тесен мир; чужой и враждебный мир окружал ее со всех сторон; опора, на которой держался весь его уютный мир; как нелепо устроен мир; грубый овеществленный мир обрушивался на него.

Наиболее адекватно передана в КПС объектная позиция, в которой акцентируются взаимоотношения человека с окружающим миром, МИР объективируется как вместилище, способное трансформироваться из изолированного мирка в само Мироздание, что поддерживает авторские интенции, несмотря на то, что в оригинале объектная позиция представлена значительно уже.

Ср.: я страстно желал бы видеть вокруг себя затянутый в военную униформу мир; все невысказанное дружелюбие окружающего вас мира; [мы] отгородились от окружающего мира полудюжиной створок; обещая бросить к твоим ногам все тайны и красоты мира; ночное блуждание по звездам было для него потаенной дверцей в недоступный для него мир отдохновения и грез; [я] привык воспринимать Вест-Эгг как некий самодостаточный мир; представилась редкая возможность взглянуть на этот изолированный мирок; там – у самого источника Мироздания – припасть к его живительным струям и глотнуть первозданной магической Силы самой матери При роды; правительство могло отправить его в отдаленный гарнизон, на другой конец света и др.

В позиции места действия МИР объективируется как многоуровневое вместилище, в котором жизнь людей обусловлена разными приоритетами – ср.: в этом мире все ужасно; Миртл живет в другом, чуждом ему мире; офицерский мундир, служивший пропуском в этот мир; [Дейзи] продолжала жить в своем эфемерном мире; она бросилась в этот мир, как в омут и др. Абсолютные категории, составляющие индивидуально-авторское представление Фицджеральда о МИРЕ, в переводе И. Лаврова полностью сохранены.

Ср.: словно я был тем единственным на всем белом свете, кого она так страстно жаждала увидеть; один из самых знаменитых колледжей в мире; не было ничего более важного на свете, кроме затмевающего все и вся божественного образа его возлюбленной; изящная яхта показалась ему воплощением всего прекрасного, что только может быть на белом свете; [Дейзи и Гэтсби] словно остались одни во всем мире и др. В данной позиции И. Лавров постарался максимально адекватно передать авторскую установку.

В атрибутивной позиции акцентируется разделение мира на реальный (материальный, самодостаточный и враждебный человеку) и воображаемый (эфемерный, яркий, уютный) миры, что полностью соответствует авторской интенции. Ср.: белый свет; затянутый в военную униформу упорядоченный мир; материальный, окружающий, иной, огромный, другой, чуждый, реальный, чужой и враждебный, грубый овеществленный; древний и совершенно незнакомый мне мир; мир темных улиц и пустых переулков; изолированный мирок [Гэтсби], построенный на патологически животном эгоцентризме; причудливые миры и ослепительные протуберанцы в воображении Гэтсби; недоступный [для Гэтсби] мир отдохновения и грез; весь его уютный мир – мир юношеских мечтаний и грез; эфемерный мир Дейзи, где цвели орхидеи и раскачивались на ветках диковинные птицы; Вест-Эгг как некий самодостаточный мир со своей моралью, своими ценностями, своими героями и героинями; мир, ослепший и оглохший от упоения собой, – мир без комплексов неполноценности.

Итак, в обоих переводах сохранены позиции КПС исследуемого концепта. Основная интенция автора, которая заключалась в представлении о современном ему МИРЕ как нестабильном и нестатичном, неподвластном человеку, переводчиками передана. Субъективность перевода Е. Калашниковой проявилась в добавлении метафор, образная основа которых не нашла подтверждения в исходном тексте. Именно таким образом, по-видимому, проявилось иное (обусловленное другой лингвокульту-рой, временем, личным опытом) представление переводчицы об окружающем МИРЕ.

3.3.2. Репрезентация концептов LIFE / ЖИЗНЬ и DEATH / СМЕРТЬ

Семантическое наполнение субстантивов LIFE и ЖИЗНЬ в русской и английской лингвокультурах в целом совпадает, но в отличие от англоязычного концепта ЖИЗНЬ в русской лингвокультуре не ассоциируется с чем-то драгоценным, что важно для человека, чем надо дорожить. В словарях [213; 215; 225] существительное жизнь толкуется как: 1) совокупность явлений, происходящих в организмах, особая форма существования материи; 2) физиологическое существование человека, животного, всего живого; 3) время такого существования от его возникновения до конца, а также в какой-нибудь его период; 4) деятельность общества и человека в тех или иных ее проявлениях; 5) реальная действительность; 6) оживление, проявление деятельности, энергии. Очевидно, что в русскоязычном сознании концепт ЖИЗНЬ охватывает все экзистенциальные аспекты, кодируя бытие всего живого во времени и пространстве. Его содержание актуализируется семами 'состояние', 'действие', 'время', 'движение'.

В переводе Е. Калашниковой концепт образует КПС, состоящую из следующих позиций: субъект – объект – место действия – атрибут, что соответствует исходному тексту. Субъектная позиция в переводе представлена шире, нежели в оригинале – ср.: жизнь начинается сызнова; жизнь вдруг показалась ей невыносимо печальной; жизнь забавами полна; жизнь пошла вкривь и вкось; жизнь начнется сначала; у Миртл есть другая, отдельная жизнь; кусочек его жизни утрачен навсегда. Это позволяет предположить, что Е. Калашниковой передано иное отношение к жизни, нежели авторское.

Например, в исходном тексте автор использует слова популярной в 20-е годы в Америке песни "The Love Nest" ("Любовное гнездышко"): In the morning, / In the evening, / Ain't we got fun – По утрам, По вечерам Очень весело нам – пер. наш. Для данного контекста переводчица выбирает вариант перевода с лексемой жизнь: Днем и ночью, днем и ночью жизнь забавами полна… Ср.: Б час заката, В час рассвета на улыбку не скупись – пер. Н. Лаврова. В данном случае оба переводчика отошли от исходного текста, однако интуитивно выбрали для перевода песенки репрезентанты других концептов – ЖИЗНЬ (Е. Калашникова) и УЛЫБКА (Н. Лавров).

И Е. Калашниковой, и Н. Лаврову удалось адекватно передать авторское осмысление ЖИЗНИ как пути.

Ср.: His life had been confused and disordered since then, but if he could once return to a certain starting place and go over it all slowly, he could find out what that thing was… [195, 71]

С тех nop его жизнь запуталась и разладилась, но если бы он мог однажды найти конкретную отправную точку и все неспешно обдумать, то смог бы понять, что же такое жизнь на самом деле – перевод наш.

Вся его жизнь пошла потом вкривь и вкось, но если бы вернуться к самому началу и медленно, шаг за шагом, снова пройти весь путь, может быть, удалось бы найти утраченное… – пер. Калашниковой.

Да, судьба била его и ломала, и что-то навсегда осталось там – в начале пути, но если бы удалось вернуться к истокам и начать сначала, вероятно, и удалось бы еще повернуть все по-другому и понять, что же было безвозвратно утрачено – тогда, когда жизнь казалась бесконечной, и все еще было впереди… – пер. Лаврова.

В объектной позиции перевода Е. Калашниковой ЖИЗНЬ персонифицируется – ср.: чувствительность ко всем посулам жизни; человек, заезженный жизнью, и актуализируется как многоликая материя (пейзаж за окном, кузница, вместилище, совокупность ярких событий), что соответствует аналогичному фрагменту русскоязычной картины мира [177], мать-земля или природа (что соответствует архетипическим представлениям о жизни, но не соответствует авторской прагматике).

Ср.: Out of the corner of his eye Gatsby saw that the blocks of the sidewalks really formed a ladder and mounted to a secret place above the trees – he could climb to it, if he climbed alone, and once there he could suck on the pap of life, gulp down the incomparable milk of wonder [195, 71].

Краешком глаза Гэтсби увидел, что плитки тротуара образовали настоящую лестницу, которая ведет в скрытое где-то над деревьями место, и он может подняться туда, но подняться один. Только там и тогда он может отхлебнуть сладкой кашки жизни, вдоволь напиться ни с чем несравнимого чудо-молока – пер. наш.

Краешком глаза Гэтсби увидел, что плиты тротуара вовсе не плиты, а перекладины лестницы, ведущей в тайник над верхушками деревьев, – он может взобраться туда по этой лестнице, если будет взбираться один, и там, приникнув к сосцам самой жизни, глотнуть ее чудотворного молока – пер. Е. Калашниковой.

Мне вдруг открылось, рассказывал Гэтсби, что плитки тротуара – вовсе не плитки, а призрачные ступеньки бесконечной лестницы, теряющейся в листве над нашими головами, и можно было бы подняться вверх, но только в одиночку, а уже там – у самого источника Мироздания – припасть к его живительным струям и глотнуть первозданной магической силы самой матери Природы – пер. Н. Лаврова.

В авторском варианте предложения наряду с лексикой с семантикой волшебства (secret, milk of wonder) использованы глаголы to suck – сосать, всасывать, впитывать, поглощать и to gulp – жадно, быстро, с усилием глотать, давиться, to gulp down – выхлебать до дна. В американском сленге to suck имеет ряд негативных значений: обманывать, надувать (кого-либо), прислуживаться, подлизываться, лебезить, воспользоваться ситуацией в корыстных целях. Оба переводчика в данном случае не передали авторскую интенцию, которая подразумевала хищническое, воровское отношение Гэтсби к ЖИЗНИ.

Говоря о серьезных, экзистенциально-значимых вещах, в выбранном примере, как и в ряде других контекстов, писатель пользуется приемом иронии, тем самым снижая пафос повествования и делая "великого" Гэтсби ничтожным.

И Е. Калашникова, и Н. Лавров постарались передать поэтику эпизода, созданную обширным контекстом и авторскими эпитетами a secret place above the trees (тайное место где-то над деревьями), the incomparable milk of wonder (ни с чем несравнимое чудо-молоко) и добавили ряд сказочно-возвышенной лексики – сосцы самой жизни, чудотворное молоко (Е. Калашникова), живительные струи самого источника Мироздания, первозданная магическая сила самой матери Природы (И. Лавров). С таким приемом добавления можно было бы согласиться, если бы не авторское снижение пафоса сленговыми единицами, которое переводчики не уловили и соответственно не передали.

Атрибутивная сочетаемость исследуемого имени выявляет два "полюса" – 'богатство, роскошь' и 'печаль жизни', тогда как в подлиннике это еще и 'разнообразие' и 'скоротечность' – ср.: жизнь вдруг показалась ей невыносимо печальной; в своей богатой, до краев наполненной жизни; жизнь молодого раджи: коллекционировал драгоценные камни, главным образом рубины, охотился на крупную дичь, немножко занимался живописью, просто так, для себя, – все старался забыть об одной печальной истории, которая произошла со мной много лет тому назад.

Место действия в КПС замещается субстантивными сочетаниями с конкретно-пространственными предлогами в, из, за, благодаря чему ЖИЗНЬ, как и в оригинале, репрезентируется как объект-вместилище, куда можно войти и откуда можно вернуться.

Ср.: / liked to walk up Fifth Avenue and pick out romantic women from the crowd and imagine that in a few minutes I was going to enter into their lives, and no one would ever know or disapprove [195, 37].

Мне нравилось слоняться no Пятой авеню, высматривать в толпе женщин с романтической внешностью и воображать: вот сейчас я войду в жизнь той или иной из них, и никто никогда не узнает и не осудит – пер. Е. Калашниковой.

Мне нравилось бродить по Пятой авеню среди вечно куда-то спешащих нью-йоркцев, выбирать взглядом женщин с изысканной романтической внешностью и загадывать: вот сейчас познакомлюсь с ней, войду в ее судьбу, и никто никогда ничего не узнает, – а если и узнает, то ни в чем не упрекнет – пер. Н. Лаврова.

В переводе Н. Лаврова достаточно часто, как в приведенном примере, вместо концепта ЖИЗНЬ актуализируется другой русский культурный концепт СУДЬБА. Уместно сослаться на результаты сопоставительного исследования Н.Д. Арутюновой, в котором установлено, что "понятию жизни как судьбы, пути которой таинственны и неисповедимы, противостоит концепт жизни как пути, ведущего к пункту назначения. Как и судьба, путь представляет жизнь как целостное, хотя и делимое на этапы, образование, но, в отличие от судьбы, человек начинает свой жизненный путь не в момент рождения, а в момент первой развилки и первого выбора. Судьба снимает с человека ответственность за прожитую жизнь, путь, напротив, ее возлагает" [8, 631].

В романе Ф. Фицджеральда СУДЬБА не является концептуально-значимой единицей – fate (судьба) встречается однажды, destiny (судьба, предназначение) имеет 3 словоупотребления. Взаимозаменяемость жизни и судьбы в переводе Н. Лаврова говорит о том, что переводчиком передан отличный от исходного набор концептуальных признаков, который уводит от авторского осмысления ЖИЗНИ как объекта, а не субъекта действий человека.

В переводе И. Лаврова КПС концепта ЖИЗНЬ составлена из следующих позиций: субъект – предикат – объект – атрибутивная характеристика, то есть добавлена предикатная позиция, но не передана позиция места действия, имеющаяся в романе-источнике. В субъектной позиции акцентируется, с одной стороны, предельность человеческой жизни, с другой стороны, ее цикличность – ср.: жизнь продолжается; эта распроклятая жизнь грустна и безрадостна; когда жизнь казалась бесконечной; жизнь начнется осенью; жизнь проходит. Субъектная позиция в обоих переводах расширяется за счет репрезентации концепта VITALITY: в ней привлекала бьющая через край жизненная энергия, словно во всем ее естестве тлел неугасимый огонь; бьющая через край жизненная энергия, так поразившая меня в гараже, трансформировалась в надменность салонной львицы. В данных контекстах ЖИЗНЬ персонифицируется, актуализируется как водный поток, что подкрепляет интенцию Ф. Фицджеральда, однако следует признать, что в переводах теряется приращение смысла, которое создается репрезентацией периферийных концептов в одном контексте с мечтой.

Наиболее адекватно И. Лавровым передана объектная позиция КПС, в которой акцентируются многообразные проявления ЖИЗНИ как организованного человеческого существования, измеряющегося временем, ритмом, отношением окружающих, ср.: [эти события]составляли главное содержание моей тогдашней; проходят лучшие мгновения и часы не только этого вечера, но и всей жизни; пульс живущего обычной суматошной жизнью города; иметь дело в этой жизни; общество состояло из золотой молодежи – бездельников и прожигателей жизни; ритм счастливой и беззаботной задавал модный джаз-банд; Дейзи тоже имеет право на что-то большое и чистое в своей жизни; [тот разговор]вполне мог стать поворотным пунктом всей моей жизни и т. д. ЖИЗНЬ в переводе И. Лаврова актуализируется как орган – ср.: мощные меха земли раздували вечный орган жизни; вместилище тайн, моральных и материальных ценностей – ср.: [Дейзи]вернулась к своей богатой, полной тайн жизни; я умен и многое постиг в этой жизни; они без зазрения совести калечили жизни и судьбы; рассеянный образ делал ее практически недосягаемой; странные бывают в жизни совпадения; необратимая череда мгновений – ср.: в последние мгновения своей жизни он не мог не понять; он старался успеть взять от жизни как можно больше.

В атрибутивной позиции акцентируются быстротечность (линейность) и разносторонность жизни, имеющей разных субъектов – от отдельного индивида до целого города, что полностью соответствует авторской прагматике – ср.: эта распроклятая, моя тогдашняя, увы, такая быстротечная; другая, неизвестная ему; своя собственная; обычная, повседневная; вся оставшаяся; богатая, полная тайн; счастливая и беззаботная жизнь; пульс живущего обычной суматошной жизнью города. В переводе Н. Лаврова реализуются дериваты имени исследуемого концепта, в частности: один из тех жизненных парадоксов; в безжизненном саду; с богатым жизненным опытом. В них акцентируются парадоксальность и цикличность жизни, сама же ЖИЗНЬ актуализируется как загадка, присутствие человека и процесс познания мира.

Как показал анализ, в репрезентации концепта ЖИЗНЬ выявились заметные расхождения переводов с оригиналом. В переводе Е. Калашниковой структурирование концепта совпадает с исходным, в переводе Н. Лаврова смещены две позиции – предиката и места действия. Оба переводчика передали иные концептуальные признаки, нежели в оригинале. Если Ф. Фицджеральд представляет ЖИЗНЬ объектом действий человека, то переводчики видят ее скорее субъектом, тем самым освобождая человека от ответственности за свои поступки, что характерно для русского культурного архетипа. В переводах "потерялось" и горько-ироничное отношение автора и к герою, и к самой ЖИЗНИ, созданное приемами контраста и иронии.

Антоним концепта ЖИЗНЬ – СМЕРТЬ в лексикографических источниках интерпретируется как 1) прекращение жизнедеятельности организма: клиническая смерть, биологическая смерть, насильственная смерть, скоропостижная смерть; погибнуть смертью героя; быть при смерти; смерти в глаза смотреть; бледен как смерть. 2) перен. конец, полное прекращение какой-нибудь деятельности: политическая смерть; творческая смерть [225, 735]. В исследовании Л.О. Чернейко и Хо Сон Тэ отмечается, что смерть в русском языковом сознании оценивается положительно, принимается как данность, но с некоторой насмешкой над ней [177, 58].

В переводе Е. Калашниковой концепт объективируется в шести высказываниях, в позиции субъекта, объекта и атрибута, что в целом соответствует оригиналу. Несовпадения выявляются в двух контекстах – ср.: I tried very hard to die, but I seemed to bear an enchanted life (букв, я очень старался погибнуть, но, казалось, имел заколдованную жизнь) – меня, словно заколдованного, смерть не брала (субъектная позиция) и если человек умирает не своей смертью (объектная позиция). В данных позициях перевода СМЕРТЬ, в отличие от оригинала, персонифицируется и репрезентируется как неподвластная человеку сила, то есть приобретает отличный от исходного концептуальный признак. Таким образом, в передаче экзистенциально-значимых концептов переводчица отошла от авторской прагматики.

Назад Дальше