- Что ты имеешь в виду?
- С ее головой, сеньор, - сказал он, похлопав при этом себя по голове. - С того дня Виктория не может вымолвить ни слова.
Раздался звук шагов, и в дверном проеме с пулеметом под мышкой и сигарой в зубах появился Ван Хорн.
- Ну как? - сгорая от нетерпения, спросил я.
- Сбежал, будь он неладен.
Теперь передо мной предстал совсем другой человек, ничуть не похожий на того католического священника, которого я знал до этого. В нем вдруг все переменилось, даже жесты, походка. Голос стал более грубым и резким. В его действиях теперь ощущались неукротимая воля и решительность, скрываемые до сих пор, на что у священника определенно были свои причины.
Положив на стойку бара пулемет, Ван Хорн щелкнул пальцами и обратился к Тачо:
- Быстро дай выпить. Все равно что. Надо обдумать, что теперь делать.
Вынув у Дельгадо из-за пояса свой "энфилд", я, как обычно, проверил магазин и сунул револьвер в кобуру, висевшую у меня под мышкой. Поддев труп мыском ботинка, я обратился к священнику:
- Вы кое-чему научились на Западном фронте, святой отец. Не правда ли?
- Сын мой, - торжественно произнес он, положив руку мне на плечо. - Должен признаться, что все не так, как это кажется с первого взгляда.
- Ну такое бывает редко.
Он залился громким смехом, странным для священнослужителя.
- Не буду вас пока переубеждать. Выберем для этого более подходящие время и место. Сейчас надо обдумать ситуацию, в которую мы попали. Как скоро этот улизнувший от нас парень доберется до своих?
- Тачо говорит, что по дороге в Гуилу полно федералов. Недавно в этих местах возникли большие беспорядки. Вы это имели в виду, когда говорили, что надеетесь благополучно проскочить через горы в Гуиамас?
- Да. Мой друг сказал, что туда, на побережье, с островов Тихого океана на шхунах все еще возят копру. Похоже, это достаточно тихое место, откуда спокойно можно было бы выехать из страны.
- Туда можно добраться только этой дорогой?
- Думаю, что да. Надо еще раз взглянуть на карту.
Когда священник ушел, из кухни, держа перед собой поднос с кофейником и чашками, появилась Виктория. Разлив кофе, она мне первому протянула чашку. От этого я почему-то почувствовал себя неловко. Затем она развернулась и зашла за дальний конец барной стойки. Вид у нее оставался серьезным даже тогда, когда я, встретившись с ней взглядом, улыбнулся. Она напоминала верную собачонку, замершую в ожидании команды хозяина. Ван Хорн, держа в руках большую карту Мексики, быстрым шагом вошел в комнату и подошел к стойке. Когда он развернул карту, я увидел, что на ней была изображена северная часть страны.
- Север, юг или восток интереса для меня не представляют, - произнес он. - В ближайшие несколько часов они пошлют сообщение по телеграфу и опередят нас.
- Так что остается только дорога через горы, - заметил я, проведя пальцем по карте в направлении Гуилы. - Это самый безопасный путь. От основной дороги в горах имеется ответвление, по которому, миновав сорок миль, можно оказаться в Гуиле.
- На таком длинном пути неприятностей нам не избежать.
- А вы предлагаете ехать вместе?
- У вас есть другой вариант? Вы ведь как-никак тоже влипли в это дело. Случись что-нибудь, нам вдвоем будет легче справиться.
Другими словами, я ему был нужен. Это я понял минуту спустя.
Хлопнув с досады рукой по карте, священник с горечью произнес:
- Черт возьми! Ну почему я не могу заняться своими делами?
На это у меня уже имелся ответ, но я предпочел промолчать. Неожиданно Тачо, наклонившись над картой и уставившись в нее близорукими глазами, вмешался в наш разговор:
- Через горы есть и другая дорога. Через Нонава-Пасс. Правда, совсем плохая и почти заброшенная, но во время революции гринго все же удалось доставить по ней с побережья пару грузовиков с оружием. С тех пор, насколько я знаю, этой дорогой так никто больше и не воспользовался.
- Это уже что-то, - оживился Ван Хорн. - Если старик прав, там нас никто не будет искать.
- А как с бензином?
- У меня в баке двадцать пять галлонов, да еще пятьдесят в канистрах. Достаточно, чтобы добраться до побережья.
Я снова посмотрел на карту. Дорога, по которой предлагал ехать Тачо, проходила в милях пятнадцати от Гуилы. Мне ничего не оставалось делать, как соглашаться. Горную местность нам предстояло преодолеть по дороге, мало чем отличающейся от старой козьей тропы.
- В темноте по этой дороге ехать опасно. Не важно, будем ли мы ехать с зажженными фарами или нет, - заметил я.
- А что делать? Прижать свои зады к скамейке и ждать, когда сюда прибудут федералы? Будьте же разумным, Киф. Конечно, мы могли бы спрятать свои носы в какой-нибудь дыре и не высовываться. Могли бы рвануть напрямик через русла пересохших рек и ручьев. Поймите, у нас нет выбора. Так что давайте трогаться в путь.
Свернув карту и прихватив с собой нераскупоренную бутылку текилы, он вышел из комнаты.
- Он прав, задерживаться здесь не имеет никакого смысла, - сказал я Тачо.
Как только я повернулся, чтобы уйти, девушка схватила меня за руку. По ее горящим глазам было видно, что она хочет мне что-то сказать. Мимические мышцы ее лица усиленно работали. Но напрасно Виктория отчаянно шевелила губами: с них не слетело ни единого звука.
- В чем дело? - резко спросил я.
- Думаю, что она хочет с вами, сеньор, - пояснил за нее Тачо.
Девушка яростно закивала. Я взял ее за плечи и встряхнул.
- Не глупи. Куда ты поедешь? Что я с тобой буду делать? Мне самому нужно спасаться.
Она еще сильнее сжала мою руку. В ее глазах застыла мольба. Я решительно покачал головой:
- Нет, ни за что.
Я так и не понял, что вдруг произошло с Викторией. Возможно, она потеряла всякую надежду, а может быть, даже нечто более важное и необходимое в жизни. Она отвернулась от меня. Плечи ее печально поникли.
- Она ведь, как и вы, сеньор, тоже в смертельной опасности, - заметил Тачо. - Для своих лет она повидала много плохого. На ее долю выпало слишком много горя. Семья Балбуенас была очень известна в этих местах. Отец Виктории был аристократом, но совершил грех, непростительный для человека такого благородного сословия. Он взял в жены индианку. Более того, из племени яаки. Женщину из Страны Прохладной Реки, лежащей по ту сторону горного хребта. Родня отца так его и не простила.
- И у девушки никого нет?
- Здесь нет, сеньор. Но там, за горами, живут родственники ее матери.
- Ну хорошо, - сказал я Виктории, решившись покориться судьбе. - Даю тебе пару минут на сборы.
Она, повернув голову, бросила на меня быстрый взгляд и мгновенно скрылась за кухонной дверью.
- Иногда Господь все же снисходит на землю, сеньор, - облегченно сказал Тачо.
- Правда, не очень часто, насколько я знаю. А что будет с тобой, когда придут федералы?
- А что я? Сторонний наблюдатель, с которым грубо обращались, сеньор, - грустно ответил он, пожав плечами. - А кроме того, куда мне, старому человеку, податься?
Раздался нетерпеливый гудок "мерседеса", и сразу же из кухни, сжимая в руках небольшой узелок, вышла Виктория. Ее плечи покрывал толстый шерстяной платок. Я легонько подтолкнул девушку к выходу.
- Пожалуйста, присмотрите за ней, - попросил меня Тачо. - Теперь ее судьба в ваших руках, сеньор.
Мне стало не по себе от одной мысли, что на меня вновь легла ответственность за жизнь другого человека, но изменить что-либо было слишком поздно.
Подойдя к "мерседесу", я взял из рук Виктории узелок и закинул его на заднее сиденье.
- Мы что, в игрушки собираемся играть? - резко спросил Ван Хорн.
- Девушка едет с нами, - твердо сказал я. - И никаких споров.
- Только через мой труп.
- Это можно устроить, - спокойно заметил я.
В тот момент могло произойти что угодно, так как я уже взялся за приклад своего "энфилда". На мое удивление, священник капитулировал.
- Ладно. Ради всего святого, скорее сажай ее в машину, и давайте отсюда сматываться. А башку тебе продырявить я успею и позже.
Я посадил девушку на заднее сиденье, а сам сел рядом с Ван Хорном. Священник нажал на газ, и мы тронулись в путь.
* * *
Первые пятнадцать миль дороги, ведущей в Гуилу, мы преодолели без каких-либо проблем. На это у нас ушло около получаса. Совсем неплохо, если учесть скверное состояние дороги и кромешную тьму, в которой нам приходилось передвигаться.
Наши беды начались с того места, где нам предстояло свернуть с основной дороги. Сначала пришлось потратить полчаса на то, чтобы отыскать поворот на ту самую дорогу, о которой говорил Тачо. Как только мы на нее съехали, я понял, что основные трудности ждут нас впереди.
Даже при свете автомобильных фар видимость здесь была практически нулевой. С большой осторожностью мы медленно, со скоростью не более десяти миль в час, продвигались вперед, продираясь сквозь густые заросли колючих кустарников и кактусов. Если бы не быстрая реакция Ван Хорна, мы дважды могли бы оказаться на дне высохшей речушки.
В конце концов священник затормозил, отключил двигатель и погасил фары.
- Да, ты был прав. Я даже не уверен, не заблудились ли мы. Продолжим путь, как только рассветет.
Я взглянул на девушку, сидевшую сзади.
- Как ты? Все нормально?
В ответ она слегка коснулась моей руки.
- Могу ли я теперь спросить, что тебя заставило взять ее с собой? Неужели без этого нельзя было обойтись? - недовольно произнес Ван Хорн.
- Федералы по очереди надругались бы над ней.
- Если не в Гуэрте, так где-нибудь еще с ней все равно это произойдет, - заметил он. - Какой же смысл брать ее с собой?
- По ту сторону гор живут родственники ее матери. Они примут ее и позаботятся о ее судьбе. У племени яаки сильно развиты родственные чувства. Они ее не отвергнут.
С зажженной спичкой в руке Ван Хорн повернулся и с удивлением посмотрел на меня.
- Так ты говоришь, что она яаки?
- Нет, ее мать. А отец принадлежал к очень знатному роду и был одним из крупнейших землевладельцев.
- Сын мой, в этом что-то есть. В ней течет кровь индейцев. Яаки ничем не хуже апачей, поверь мне. В первую же ночь, если ты не угодишь ей в постели, для нее не составит труда взять нож и оскопить тебя.
- Это мои проблемы, не ваши, святой отец.
- Раз уж мы вместе, это касается нас обоих. Как только переедем горы, мы сразу же ее высадим. Понял?
- Там посмотрим.
- Нет. Поступим именно так, - твердо сказал он, а затем, желая прекратить эту тему, произнес: - На рассвете похолодает еще сильнее. Там сзади, у нее под сиденьем, лежат пледы.
Он повернулся к девушке и раздраженно повторил ей то же самое, но уже по-испански. Виктория приподнялась и принялась шарить руками в темноте. Вскоре она протянула мне толстый шерстяной плед.
- Нет, это для тебя, - запротестовал я.
В смехе Ван Хорна я уловил иронию.
- Теперь она присосется к тебе, как пиявка, Киф. Помяни мое слово, - сказал он и, потянув за конец пледа, расправил его, укрыв наши колени. - Там осталось еще два, и она может прекрасно устроиться. Однако я не буду возражать, если тебе захочется погреться под ее пледом.
Думаю, ему очень хотелось задеть мое самолюбие. Но я не стал поддаваться на провокацию и, повернувшись к Виктории, сказал ей:
- Укройся хорошенько и усни. На рассвете тронемся в путь.
Ван Хорн включил освещение приборной доски, отыскал бутылку текилы, которую прихватил с собой из бара, и откупорил ее. Сделав большой глоток, он вздохнул:
- Одному Богу известно, как эта дрянь действует на печень, но только она поможет мне пережить эту ночь. Тебе бы тоже стоило хлебнуть.
Я набрал полный рот текилы и, задержав дыхание, сделал глоток. Алкоголь обжег мне внутренности, и я поспешно вернул бутылку священнику.
- Думаю, старый Тачо сам изготовил ее где-нибудь в задней комнате.
- Охотно верю. В этой проклятой стране готов поверить во что угодно, - сказал Ван Хорн и поежился. - Боже, если можно было бы повернуть время вспять.
- Что-нибудь изменилось бы?
Я услышал, как горлышко бутылки звякнуло о его зубы. Затем раздалось продолжительное бульканье. Наконец, вздохнув, он произнес:
- Да нет. Но эта долгая зловещая ночь у порога в неизвестность, Киф. А мы оба так далеко от дома. Такова наша реальность.
- А какая она?
- Это очень старый вопрос, - смеясь, произнес он. - Поверишь ли, Киф, если скажу, что я четыре года провел в духовной семинарии? И что меня действительно учили богословию?
- Сегодня утром в Бонито вы уже достаточно убедительно это доказали, проводив обреченных в последний путь.
Похоже, этой фразой я разбередил ему старые раны.
Он резко повернулся ко мне:
- Им предстояло умереть, Киф. У них оставались считанные минуты. Они легче приняли смерть, зная, что рядом священник. И не важно, где они теперь.
- Так вы полагаете, что они сейчас в более счастливом месте?
Это был глупый и неуместный для данной ситуации вопрос, на который я получил от священника заслуженный ответ:
- Не умничай, мальчишка.
- Хорошо, не буду. Прошу прощения.
Он сделал еще один глоток из бутылки и протянул ее мне.
- Что вы делаете, когда на вас нет сутаны? - спросил я.
- Скажем, занимаюсь банковскими делами, - ответил он и громко рассмеялся.
Несмотря на большое количество выпитой текилы, его голос звучал удивительно трезво.
- Да, мне нравится этим заниматься. Ты знаешь, когда-то я жил в маленьком городке штата Арканзас. Так вот, там для ношения огнестрельного оружия местной полиции требовалось представить веские доводы, зачем оно вдруг вам потребовалось.
- И что вы им сказали?
- Я сказал, что мне часто приходится перевозить большие суммы денег. Правда, я не уточнил чьих.
- Понятно. Вы - грабитель.
- Да, граблю банки, если угодно. Но поверь, тебе с этим лучше смириться.
- Вот почему вы колесите по всей Мексике, изображая из себя благочестивого священнослужителя?
- Совершенно верно. Пару дней назад в маленьком техасском городке под названием Браунсвилл я в одиночку взял "Нэшнл бэнк". Удивительно, но все почему-то слепо верят священникам и монахиням. За полчаса до закрытия я постучал в дверь, и охранники банка не колеблясь открыли мне.
- Сколько же трупов вы там после себя оставили?
- Трупов? - удивленно переспросил он. - Скажу тебе, я проделал все чисто и гладко. После себя я оставил четверых, лежащих на полу со связанными за спиной руками, и пустой сейф. Только и всего. - Он подался ко мне, словно желая разглядеть мое лицо. - Между прочим, а скольких ты, Киф, отправил на тот свет? Вот вопрос.
Священник был вправе задать мне этот вопрос. Я был уверен, что мой ответ его шокирует.
- Более одного, - сказал я.
- Ты и твои политики всегда так отвечают, даже если у вас есть чем оправдаться. Мы во многом схожи, Киф: ты и я, хотя и отличаемся друг от друга. И я скажу, в чем наша схожесть. Все очень просто - наши души закостенели.
Вероятно, это были самые суровые слова, которые мне пришлось услышать в свой адрес, и скорее всего, потому, что они обнажали истину, которую каждый из нас хотел скрыть.
- Как ты тогда назвал это место? - спросил Ван Хорн. - Последнее, что сотворил Господь на этой земле? Это многое объясняет. Моя старая бабушка всегда говорила, что я кончу так, как этого заслуживаю. Она и мой отец были голландцами. Бабушка приехала в штат Вермонт, когда отец открыл в Алтуне типографию. Для нее религия была всем. Поверь мне, юноша, никто так серьезно не относится к религии, как голландские католики. В духовную семинарию меня отдали по настоянию этой глупой старушенции, которая скончалась через полгода после того, как я закончил обучение. Следом за ней умерла и мать. Для меня Гнев Божий и день Страшного Суда слились воедино. С тех пор я с этим и живу.
Священник некоторое время еще что-то бессвязно бормотал себе под нос, а потом затих. Он не был сильно пьян, но винные пары все же действовали. Начал накрапывать дождь, который становился сильнее и сильнее. Тяжелые капли холодной воды забарабанили по открытой машине. Мы с Ван Хорном, поспешно выскочив из "мерседеса", подняли брезентовый верх. И надо сказать, вовремя, так как буквально через секунду на автомобиль обрушились сплошные потоки воды.
- Боже мой, - промолвил с досадой Ван Хорн, - только этого нам не хватало.
Интересно, понимал ли он в тот момент, с какими проблемами нам теперь придется столкнуться? - думал я. Теперь к утру дорогу развезет, а стремительные потоки воды превратят некогда пересохшие русла речек в непреодолимую для нас преграду.
Далее размышлять о серьезности нашего положения не имело никакого смысла: уж этим-то точно делу не поможешь. Концом пледа я укутал колени от холода и поднял воротник.
А скольких же ты, Киф, отправил на тот свет? Можно ли было заснуть после такого вопроса?