Сэм, держа наготове лук со стрелой, распахнул дверь в сторожку и обнаружил там только одного человека; на столе перед ним стоял бурдюк с вином, лежали разбросанные игральные кости и рассыпанные монеты. При виде добродушной круглой физиономии Сэма караульный удивленно разинул рот, да так с разинутым ртом и отлетел к стене, пораженный стрелой в грудь. Подскочив к нему, Сэм выхватил нож, и кровь из перерезанной глотки брызнула на каменную стену.
- Неужели обязательно было его убивать? - спросил Томас, заталкивая в помещение первого стражника.
- А чего он вылупился на меня, ровно я призрак, - буркнул Сэм, сгребая со стола монеты в мешок со стрелами. - Этого, - он указал на первого стражника, - тоже прикончить?
- Нет, - сказал Томас. - Робби, свяжи его.
- А что, если он поднимает шум? - спросил шотландец.
- Тогда пускай Сэм убьет его.
Третий из людей Томаса, тощий косоглазый малый по имени Джейк, вошел в караульное помещение и при виде свежей крови на стене ухмыльнулся. Как и у Сэма, у него был лук, мешок со стрелами, на поясе меч. Первым делом его внимание привлек бурдюк с вином.
- Не сейчас, Джейк, - сказал Томас, и долговязый, сухопарый вояка с жестоким лицом беспрекословно повиновался приказу, хоть и был старше.
Томас подошел к двери караульного помещения. Он знал, что гарнизон насчитывает десять человек, причем один из них мертв, один взят в плен, а как минимум трое находятся в таверне. Оставалось еще пятеро. Он оглядел внутренний двор, но там было пусто, если не считать крестьянской подводы с наваленными на нее тюками и бочками. Перейдя к подставке с оружием у стены караульного помещения, Томас выбрал короткий меч, попробовал лезвие и нашел его достаточно острым.
- Ты говоришь по-французски? - спросил он пленника.
Тот покачал головой, слишком напуганный, чтобы говорить.
Томас оставил Сэма стеречь пленника.
- Если кто-нибудь постучит в ворота замка, - сказал он, - не обращай внимания. Если этот, - он движением головы указал на пленника, - будет шуметь, убей его. Не пей вина. Будь настороже.
Он закинул лук за плечо, заткнул две стрелы за веревку, служившую поясом его монашеского одеяния, и подал знак Джейку и Робби. Шотландец, облаченный в короткую кольчугу, держал в руке меч.
- Не шуметь! - предостерег Томас, и все трое выскользнули во двор.
Кастийон-д'Арбизон слишком долго жил в мире. Гарнизон был маленьким и беспечным, его обязанности сводились к тому, чтобы собирать пошлину с ввозившихся в город товаров и отправлять выручку в Бера, где жил их сеньор. От безделья люди разленились и расклеились, в то время как переодетый доминиканцем Томас из Хуктона много месяцев провел на войне и инстинктивно вел себя так, как будто смерть может поджидать его за каждым углом. Робби, хоть и был на три года моложе своего друга, поднаторел в этом деле ничуть не меньше, ну а косоглазый Джейк всю жизнь только и делал, что убивал.
Они начали с подземелья замка и во мраке каменных сводов обнаружили шесть смердящих темниц. Лишь из каморки тюремщика лилось слабое мерцание свечи. Вошедшие застали там чудовищно заплывшего жиром хозяина в обществе менее корпулентной супруги. Томас кольнул толстяка мечом в шею, чтобы тот почуял кровь, после чего спровадил парочку в один из казематов и велел запереть. Из одной темницы подала голос девушка, но Томас шикнул на нее, чтобы помалкивала. Она ругнулась в ответ, но умолкла.
Один долой, остается четверо. Они снова выбрались во двор. Трое слуг, двое из них мальчишки, спали в конюшне, и Робби с Джейком отвели их вниз, в подземелье, после чего вместе с Томасом поднялись на двенадцать ступеней вверх и очутились в главной башне замка. Не останавливаясь, они пошли наверх по винтовой лестнице.
Слуги, как полагал Томас, не входили в число солдат гарнизона. Несомненно, в замке должны быть и повара, и конюхи, и писцы, но сейчас его интересовали не они, а только солдаты. Двоих он обнаружил в одном из казематов: оба крепко спали, каждый в обнимку с женщиной. Томас разбудил их, швырнув в помещение факел, взятый из держателя на лестнице. Люди, встрепенувшись, сели, в изумлении глядя на монаха, держащего в руках лук с наложенной стрелой. Одна из женщин собралась было завизжать, но при виде стрелы, нацеленной ей прямо в глаз, у нее пропал голос. У остальных тоже хватило ума не орать.
- Свяжи их, - сказал Томас.
- Быстрее будет перерезать им глотки, - предложил Джейк.
- Свяжи их, - повторил Томас, - и заткни им рты.
Времени на это ушло немного. Робби мечом разрезал одеяло на полоски, а Джейк связал всех четверых. Одна из женщин оказалась нагой, и Джейк, связав ей запястья и подвесив ее за связанные руки на вбитый в стену крюк, ухмыльнулся:
- Хороша милашка.
- Потом, - сказал Томас.
Он стоял у двери, напряженно прислушиваясь. В замке могли находиться еще двое бойцов, но он ничего не слышал. Четверых пленников подцепили на металлические крючья, на которых обычно висели мечи и кольчуги, и, когда все они были лишены возможности двигаться и шуметь, Томас поднялся еще на один пролет лестницы. Там он уперся в большую дверь. Джейк и Робби следовали за ним, их сапоги производили легкий шум на истертых каменных ступеньках. Жестом призвав их к тишине, Томас толкнул дверь. Она не поддалась, и ему даже показалось, что дверь заперта, но после второго, более сильного толчка тяжелая створка со страшным скрипом проржавевших металлических петель отворилась. Звук был такой, что поднял бы и покойника, и напуганный этим шумом Томас увидел перед собой большой, увешанный гобеленами зал. Скрип несмазанных петель смолк, в зале воцарилась тишина. Слабый огонь, теплящийся в большом очаге, давал достаточно света, чтобы увидеть, что в помещении пусто. В дальнем конце возвышался помост, где, наведываясь в Кастийон-д'Арбизон, восседал сеньор городка, граф Бера. Сейчас возвышение пустовало, однако в противоположной стене за полукруглой аркой, завешанной старым гобеленом, располагался альков. Сквозь побитую молью ткань сквозил мерцающий свет.
Робби проскользнул мимо Томаса, двигаясь вдоль стены под пропускавшими косые лунные лучи бойницами, поднялся на помост. Томас наложил на черный лук стрелу, взялся за тетиву и, ощущая упругую мощь тисового лука, оттянул ее к уху. Робби покосился на него и, увидев, что он готов, сделал выпад мечом, чтобы отбросить в сторону вытертый гобелен.
Однако не успел он коснуться гобелена, как эта завеса было сметена выскочившим из алькова могучим гигантом. Он с таким ревом и так внезапно налетел на шотландца, что захватил его врасплох. Не успел Робби как следует замахнуться мечом, как верзила уже набросился на него с кулаками. Но тут прозвенела тетива могучего лука.
Стрела, которая могла сразить рыцаря в доспехах с двухсот шагов, пробила нападавшему грудную клетку и швырнула его на пол вместе с Робби. Шотландец оставался наполовину придавленным тяжелым телом, его меч выпал, стукнувшись о толстые доски пола. Из алькова раздался женский визг. Томас решил, что раненый человек был кастеляном, командиром гарнизона, но едва он подумал, что хорошо бы тот еще немного пожил, чтобы задать ему несколько вопросов, как Робби, не знавший, что его противник уже пронзен стрелой, выхватил кинжал и несколько раз воткнул в его жирную шею. Темная, липкая кровь разливалась по половицам. Толстяк давно умер, а Робби продолжал наносить удар за ударом. Женщина продолжала кричать.
- Заткни ее! - велел Томас Джейку и подошел, чтобы стащить тяжелое тело с шотландца.
Длинная ночная рубашка мужчины была теперь красной. Джейк отвесил женщине оплеуху, после чего наконец-то воцарилась тишина.
Солдат в замке больше не было. С десяток спящих слуг нашлось в кухнях и кладовках, но они не доставили много хлопот. Их отвели в казематы, после чего Томас поднялся на самую вершину главной башни, откуда открывался вид на крыши домов ничего не подозревающих жителей Кастийон-д'Арбизона, и помахал пылающим факелом. Сделав три взмаха, он бросил факел в кусты у подножия крутого склона, на котором стояли замок и город, и направился к западной стороне крепостной стены, где положил на парапет дюжину стрел. Здесь к нему присоединился Джейк.
- Сэм с сэром Робби остались у ворот, - сказал лучник.
Вообще-то Робби не был посвящен в рыцари, но он был знатного рода, и люди Томаса величали молодого Дугласа "сэром". Лучникам шотландец нравился, как и самому Томасу, поэтому-то он ослушался своего лорда и взял шотландца с собой.
Джейк положил на парапет и свои стрелы.
- Легко у нас вышло, а?
- Мы их захватили врасплох, - сказал Томас.
На самом деле это было не так: город был предупрежден о появлении в окрестностях английского отряда, но горожане почему-то понадеялись, что англичане к ним не заявятся. Горожане уже давно жили в мирных условиях и уверовали, что так будет всегда. Им казалось, что стены и стража нужны им только для защиты от наводнявших окрестности разбойничьих шаек, а не от англичан. Против разбойников высокие стены и сонные часовые служили достаточной защитой, но не оградили их от настоящих воинов.
- Как ты перебрался через реку? - спросил он Джейка.
- У запруды, - коротко ответил Джейк.
В сумерках они провели разведку окрестностей, и Томас понял, что мельничная запруда - самое легкое место для переправы через глубокую и быструю реку.
- А мельник?
- Перепугался, - сказал Джейк, - и вел себя тихо.
Томас услышал треск ломающихся прутьев, шарканье ног и глухой звук, с которым встала на место прислоненная в углу между городской стеной и замком лестница. Он свесился с внутреннего парапета и крикнул вниз:
- Эй, Робби, можешь открыть ворота!
Наложив стрелу на тетиву, Томас устремил взгляд на длинный отрезок освещенной лунным светом стены.
Внизу вереница людей взбиралась по лестнице, подтягивая оружие и мешки. Перебросив поклажу через парапет, они следом перелезали сами. Дверца в створке ворот, где теперь караулили Робби с Сэмом, отворилась скоро, колонна воинов, позвякивая кольчугами, потянулась от городской стены к замковым воротам. В замок Кастийон-д'Арбизона вступал новый гарнизон.
На дальнем конце стены показался часовой. Неторопливо шагая к замку, он вдруг заслышал звук мечей, луков и поклажи, глухо ударявшейся о камень. Он замешкался, не зная, подойти ли поближе и посмотреть, что происходит, или бежать скорей за подмогой. Пока бедняга колебался, Томас и Джейк выпустили стрелы.
На часовом была толстая кожаная куртка, неплохо защищавшая от дубинки пьяного буяна, но обе стрелы насквозь прошили и кожу, и подкладку, и грудь, так что два наконечника вышли из спины. Стражника отбросило назад: древко со стуком выпало из его руки, а сам он упал и, дернувшись несколько раз в лунном свете, испустил дух.
- Что будем делать теперь? - спросил Джейк.
- Соберем подати, - сказал Томас, - и начнем рыскать по окрестностям и шуметь.
- До каких пор?
- Пока кто-нибудь не явится нас убивать, - сказал Томас, думая о своем кузене.
- И тогда мы сами его убьем?
Джейк, хоть и был косоглазым, на жизнь смотрел очень прямолинейно.
- С Божьей помощью, - отозвался облаченный в монашеское одеяние Томас и осенил себя крестом.
Последние из людей Томаса взобрались на стену и втащили за собой лестницу. С полдюжины человек осталось в миле от города, за рекой, спрятавшись в лесу, они стерегли лошадей, но основная часть отряда Томаса находилась теперь внутри замка, ворота которого снова были на запоре. Мертвый часовой лежал на стене, и из его груди торчали две длинные стрелы с гусиным оперением. Никто из жителей нападения не заметил, весь Кастийон-д'Арбизон, от мала до велика, либо спал, либо предавался пьянству.
И тут поднялся крик.
* * *
Томас не ожидал, что нищенствующая еретичка, которую должны были сжечь поутру, окажется в темнице замка. Он думал, что в городе должна быть своя тюрьма, но, очевидно, узница была передана под охрану гарнизона и теперь поносила и кляла своих недавних тюремщиков, заточенных в соседних казематах. Ее крики встревожили лучников и ратников, которые забрались на стену Кастийон-д'Арбизона и захватили замок. Толстая жена тюремщика, немного говорившая по-французски, сейчас призывала англичан, чтобы те пришли и прикончили девку.
- Она проклятая еретичка, которая снюхалась с дьяволом! - орала толстуха.
Сэр Гийом д'Эвек одобрительно отнесся к ее предложению.
- Выведи ее во двор, - сказал он Томасу, - и я отрублю ее чертову башку.
- Она должна сгореть, - сказал Томас. - Таков приговор церкви..
- И кто же ее сожжет?
Томас пожал плечами.
- Городские власти? Может быть, мы? Я не знаю.
- Ну раз ты не хочешь, чтобы я убил ее сейчас, так хотя бы заткни ее проклятую пасть, - сказал сэр Гийом.
Он вытащил нож и протянул Томасу.
- Отрежь ей язык.
Томас не посмотрел на клинок. Он еще не успел снять монашеское облачение, поэтому подобрал полы длинной сутаны, чтобы спуститься к темницам, где девушка кричала по-французски пленникам в других камерах, что все они умрут и что дьявол будет отплясывать на их костях под музыку, наигрываемую чертями. Он зажег от догоравшего факела светильник с фитилем из ситника, подошел к камере нищенствующей и поднял два засова.
При звуке отодвигавшихся засовов она затихла, а когда массивная дверь отворилась, отпрянула к дальней стене темницы. Джейк последовал за Томасом вниз и, увидев девушку в тусклом свете светильника, издал смешок.
- Хочешь я ее успокою, а?
- Ступай лучше поспи, Джейк, - сказал Томас.
- Не надо, обойдусь, - настаивал Джейк.
- Поспи! - рявкнул Томас, вдруг рассердившись, потому что девушка выглядела такой беззащитной.
Беззащитной она выглядела потому, что была обнаженной. Голая, в чем мать родила, тоненькая, как стрелка, мертвенно-бледная, искусанная блохами, с грязными слипшимися волосами, с распахнутыми глазами, похожая на дикого зверька. Она сидела на вонючей соломе, обхватив руками прижатые к груди коленки, чтобы скрыть свою наготу. Набрав в грудь побольше воздуха, словно собирая последние остатки храбрости, она заговорила по-французски осипшим, сорванным голосом:
- Ты англичанин.
- Я англичанин, - подтвердил Томас.
- Но английский поп ничем не лучше любого другого, - бросила она горько.
- Возможно, - согласился Томас. Он поставил светильник на пол и сел рядом с открытой дверью, поскольку в камере стояла жуткая вонь. - Я только хочу, чтобы ты перестала орать и будоражить людей.
Она возвела глаза к потолку.
- Нынче утром меня сожгут, - промолвила она. - Так неужели ты думаешь, я пожалею, что помешала каким-то дуракам выспаться?
- Подумала бы лучше о своей душе, - посоветовал Томас.
Но эти благочестивые слова не произвели на еретичку ни малейшего впечатления. Тростниковый фитиль горел плохо, слабый огонек еле просвечивал сквозь роговой колпак мутно-желтым светом.
- С чего это они забрали у тебя одежду? - спросил он.
- Потому что я оторвала от платья полоску и пыталась задушить тюремщика.
Голос ее был спокойным, но взгляд, брошенный на Томаса, был дерзким и вызывающим, как будто она заранее ожидала осуждающих слов.
Лучник с трудом удержался от улыбки, представив себе, как эта хрупкая девушка бросается на толстенного тюремщика, но он не показал виду, а продолжал свои расспросы:
- Как тебя звать?
- Никак! - ответила она. - Меня объявили еретичкой и отняли имя. Меня отлучили от христианского мира, я уже одной ногой на том свете.
Неожиданно девушка умолкла и отвела от него негодующий взгляд. Томас проследил за ним и увидел остановившегося на пороге Робби. Шотландец во все глаза глядел на нищенствующую с выражением восторга и почти священного трепета. Томас невольно присмотрелся к девушке и только тут разглядел, что под слоем грязи и налипшей соломенной трухи скрывается настоящая красавица. Белокурые волосы ее отливали золотом, не тронутое оспой лицо было гладким, без единой рябинки. Выражение его было смелое. У нее был высокий чистый лоб, пухлые губы и высокие скулы. Необыкновенное лицо! Шотландец разглядывал ее с таким нескрываемым интересом, что девушка, смущенная этим вниманием, еще выше подтянула колени к груди.
- Уйди отсюда, Робби, - сказал Томас.
Он понял, что шотландец влюбился. Робби смотрел на девушку такими голодными глазами, что по его лицу было видно: любовь сразила его наповал, как удар копья.
Он наморщил лоб, словно никак не мог понять, чего от него хочет Томас.
- Я хотел спросить тебя, - начал он, но осекся и умолк.
- О чем?
- Помнишь, тогда в Кале, - сказал Робби, - граф велел тебе не брать меня с собой, да?
Томас удивился, что Робби именно сейчас решил об этом спросить, но рассудил, что тот вправе рассчитывать на ответ:
- Откуда ты узнал?
- Мне сказал тот священник, Бэкингем.
Томас удивился, как вообще у Робби могла завязаться беседа с английским священником, но сразу понял, что сейчас его друг только хочет отвлечь его разговорами, чтобы подольше побыть рядом с девушкой, в которую так безнадежно влюбился.
- Робби, - сказал он, - завтра утром ее сожгут на костре.
- Не обязательно, - тревожно вскинулся шотландец.
- Ради бога, Робби, - простонал Томас. - Ее осудила церковь!
- Чего же ты тут торчишь?
- Потому что я здесь командую. Кто-то же должен был ее утихомирить.
- Это и я могу, - улыбнулся Робби и, не получив ответа, насупился. - Ну так почему же ты решил взять меня в Гасконь?
- Потому что ты друг.
- Бэкингем сказал, что я могу украсть Грааль, - сказал Робби. - Украду и увезу в Шотландию.
- Сперва его еще надо найти, - буркнул Томас.
Но Робби уже не слушал. Он так и пожирал взглядом девушку, которая съежилась в углу.
- Робби, - решительно сказал Томас, - поутру она отправится на костер.
- Раз так, то тем более кому какое дело, что с ней случится сегодня ночью, - упрямо ответил шотландец.
Томас с усилием подавил готовую вспыхнуть злость.
- Оставь нас, Робби, - сказал он.
- И что это тебя в ней так забрало за живое? - осведомился Робби. - Душа или все-таки плоть?
- Да иди ты наконец! - рявкнул Томас так сердито, что Робби вздрогнул от неожиданности, бросил на него враждебный взгляд, но, не выдержав, заморгал глазами и удалился.
Из разговора, который шел по-английски, девушка не поняла ни слова, но вожделение на лице Робби от нее не укрылось, и, когда он ушел, она обернулась к Томасу.
- Сам решил мной попользоваться, святоша?
Словно не заметив издевки, Томас спросил:
- Откуда ты родом?
Она помолчала, как бы взвешивая, отвечать ему или нет, затем, пожав плечами, сказала:
- Из Пикардии.
- Это на севере, далеко отсюда, - заметил Томас. - И каким ветром девушку из Пикардии занесло в Гасконь?
И снова она помедлила, а Томас подумал, что ей, наверное, лет пятнадцать-шестнадцать, по годам - давно пора замуж. А еще он приметил одну особенность ее глаз: казалось, будто они видят человека насквозь, проникая до самых темных глубин души.
- Мой отец был странствующим жонглером, - пояснила наконец узница. - Показывал фокусы, глотал огонь.
- Я встречал таких, как он, - сказал Томас.