- Делайте такую охрану, - неожиданно спокойно заговорил Олег. - Но при одном условии: начальником пусть назначают вас.
- Вы хотели жить в тишине и от них подальше.
- Я и буду жить в тишине. А охрана?.. Все равно: мне от нее никуда не деться. Я только не думал, что они так скоро меня захомутают. Значит, грачи мои прилетели.
- Какие грачи?
- А-а… Миша Кахарский и Сеня Фихштейн. Мои американские приятели. Они и раззвонили по Москве. Я им, конечно, обязан, но общаться с ними мне бы не хотелось. Э-э, да ладно: может, и лучше, когда наладят охрану.
- Тогда я буду звонить Старроку.
- Звоните хоть черту!..
Катя позвонила, назвала адрес. И Старрок сказал:
- О-о, это совсем рядом. Мы выезжаем.
Странно было то, что генерал назвал Катю товарищем. Он ее никогда так не называл. А еще Катя сразу же различила характерную для Старрока одесскую интонацию, которая появлялась у него, когда он волновался. Несомненно, случилось что–то важное.
Старрок продолжал:
- Эти два его дружка из Америки, - они прилетели сегодня утром, были в министерстве, а потом ходили в Кремль, - у них же везде свои люди! - и все разболтали.
И почти трагическим голосом заключил:
- Нам важно удержать его в своих руках. Он, говорят, немного ненормальный, но старик Диоген разве был нормальный? Он сидел в бочке и что–то там думал. А Гомер? Он был слепой, а вон какие написал поэмы! А Фарадей?.. Я слышал, он не знал грамоты, а изобрел электрический двигатель. Мы грамотные, да и то не можем знать, как это он так работает, электрический мотор? Автомобильный мотор я еще знаю, а электрический не очень. Они все, которые что–то изобретают, немножко ненормальные. Но вы ему ничего этого не говорите. Вы знаете, какой финансовый голод испытывает наша милиция. Пусть он и нас не забудет. Ну, ладно, я вас заговорил, а нам надо выезжать. Вы там выходите на дорогу и ждите нас.
Немного более чем через час Катя увидела, как у недавно построенной церкви показалась кавалькада машин. Впереди бронированный с тонированными стеклами "Мерседес" Старрока, за ним неуклюже катит черный железный фургон на манер передвижных мастерских, в которых выезжает бригада рабочих для устранения каких–то больших аварий. И замыкает колонну длинный автобус. И вот они выкатываются на мост через пруд - и тут им преграждает дорогу Екатерина. Ей навстречу из машины выходят Старрок и Артур. Генерал подскакивает к ней, как мячик, подобострастно кланяется, жмет ее руку и всячески дает знать, что рад встрече, что любит, ценит, обожает майора Екатерину Михайловну. И первые его слова:
- Пусть сам ничего не знает, и чтобы хозяин дачи, где он остановился - ни–ни! Ни гу–гу! Как жили спокойно, так и живут. В этом главная задача охраны. Мы - невидимки! Мы духи! Мы даже и не тени! - нет, мы воздух, эфир, всех видим, но никто не видит нас. Эти два парня, что прилетели из Америки, там, наверху, сказали: херкер тогда только что–нибудь может, когда он спокоен. Говорят, он любит дамочек - и только молодых, и красивых. Нет, вы слышите? Молодых и красивых! А кто их не любит?.. Я не люблю? Или вот он, Артур?.. А что же вы нам прикажете - любить старых?.. Хорошенькое дело! Если рядом молодая, а я буду искать старую и жевать… эту варежку. А?.. Ну, скажите вы что–нибудь, майор Катя?.. Он любит молодых - и пусть любит. Нет под руками, мы ему найдем. Там, на панели, где вы дурили кавказцев, их много. Пусть он любит кого угодно - лишь бы шевелил заморские банки и тянул оттуда зеленые. Говорят, есть банки, которые сами печатают эти зеленые. И что?.. Им разве жалко?..
Катя знала: если Старрок взволнован, он будет говорить и говорить. И поток его красноречия можно остановить каким- нибудь неожиданным словом. И она сказала:
- Он женат! Не надо ему ни молодых, ни старых!
- Женат? А разве такие чокнутые бывают женатыми? Какая же дура станет жить с таким сумасшедшим?..
- Ну, ладно! - воскликнула Катя. - Мы - невидимки. Но как же сделать, чтобы нас не видели?
Катя кивнула на стоявшие сзади машины.
Старрок поднял над головой два пальца:
- И машин, и людей никто не должен видеть. Покажите нам лес, а я скажу, как, где и кого расположить…
Катя села за руль "Мерседеса" и повела машины в дубовую рощу, - она находилась на краю поселка в ста метрах от дачи Трофимыча. Тут они остановились. Катя увидела подполковника Тихого и с ним несколько знакомых офицеров. Заглянула в раскрытую дверь машины: там было много ребят в штатском. Некоторых из них она узнала. Это были рядовые милиционеры. Различила двух кавказцев из отряда "Эдельвейс".
Отвела в сторонку генерала, сказала:
- Кавказцев отошлите обратно. Они - доверенные лица Автандила, а я бы не хотела, чтобы полковник имел информацию о нашем объекте.
- Понял! Я все понял. Жалею, что не подумал об этом сразу. Тихий мне говорил, но я… не хотел ссориться с Автандилом. Ошибку исправим.
Поманил пальцем кавказцев и приказал им идти на электричку и ехать в отделение.
- Для вас будет особое задание.
Один было стал возражать:
- Нас послал сюда полковник Автандил…
- Молчать! - закричал генерал. - Марш на станцию!
Кавказцы нехотя вылезали из машины.
Затем генерал позвал с собой офицеров и попросил Артура показать им дачу, в которой будет жить Объект. Отныне Олег стал для них Объектом. Неспешным шагом проходили они тупичок поселка, в котором насчитывалось домов двадцать. Старрок тщательно оглядывал дачу Трофимыча. Артур сказал:
- Господин генерал! Зайдемте в дом, я вас познакомлю с моим дедушкой.
Это была оплошность. Катя укоризненно на него посмотрела. Зачем было об этом говорить; ведь генерал не знал, что писатель и есть дедушка Артура. А генерал остановился, подумал. Ему очень бы хотелось познакомиться с писателем и взглянуть на хакера, посмотреть, как он устроился, но он постоял с минуту и сказал:
- Сегодня времени нет. Потом, как–нибудь…
Осмотрели соседние дачи и всю округу. Возле трехэтажного замка, что недавно воздвиг тут один из "новых русских", остановились, генерал подозвал рабочего, который у ворот разгребал кучу гравия.
- Приятель, что за человек живет в этом теремке?
- А вам что за дело? - огрызнулся рабочий.
Генерал набычился, толстые малиновые губы дрогнули, но заговорил он тихо и ласково:
- Хорошо, хорошо. Если это уж такая тайна, то не надо ничего говорить. Я ведь так… я просто любопытный.
Рабочий смягчился:
- Секрета тут нет: наш хозяин - московский человек, он заместитель директора института по хозяйственной части.
- Какого института?
- Вроде бы химического, - ну того, что на Миусах.
- А-а… Мне все понятно. Знаем мы этот институт, большой он, очень большой. Там много помещений и в главном здании и в подсобных. Их теперь сдают в аренду. Берут дорого. Ведь институт–то в центре города. Очень богатый человек, ваш хозяин. Очень. Все понятно. А скажи, любезный, ваш хозяин не продает этот теремок? А-а?..
- Пока нет, но скоро будет продавать. У него такой же дом в Мытищах, да вроде бы он и в Хотьково что–то строит. По этой же дороге, недалеко отсюда.
- Ну, ну, - пусть он строит.
Вежливо простился с рабочим, и они пошли дальше. Генерал, оглядывая другие дома, говорил майору:
- В этом домике, что мы смотрели, он и жить будет, наш Объект.
- А хозяин? Захочет ли он продавать свой дом?
- Хозяину мы найдем жилье. Для начала в Бутырку его, в сизо закатаем, а там и подальше спрячем. Если уж Гусинского к Ибрагиму пихнули, то этого–то… как–нибудь.
- Да за что? - изумилась Екатерина.
- Как за что? За все хорошее, что он делает в институте. Институт–то в центре Москвы стоит, охотников снять в аренду помещение там много. И все больше иностранцы рыскают, а у них долларов куры не клюют. Вот он и пухнет, как клоп, этот завхоз института. С ним заодно и директор трудится, а там и чиновников из министерства с десяток подкармливают. А институт тем временем сокращают, сокращают. Закрывают лаборатории, - не нужны им лаборатории, - и студентов все меньше. Площадь–то у них и высвобождается. Денежки рекой текут. Система! Мы теперь такую систему наладили: кто был завхоз, тот стал совхоз. Мы и в этом Америке нос утрем. Ничего, ничего, как говорил Островский, на всякого мудреца хватит по милиционеру. Мы у него вежливенько спросим: что да как, да на какие шиши этакие теремки воздвигаешь? Он и скукожится. Если уж Гусинскому местечко показали, - на пару денечков, а показали! - то этому–то уж… как–нибудь. Он нам эти домики–то и сам подарит. Пусть в нем и сидит наш золоторукий хрекер. Нам за ним полегче будет приглядывать.
- Хакер, - поправила его Катя.
- Какая разница! Хакер, хрекер…
Старрок дал Тихому инструкции, где да кого поставить, да чего следует опасаться, и сказал на прощание:
- Пока–то они еще не очухались и долго будут чесаться, а мы их тут уж и ждем–пождем.
Кто это "они", генерал не растолковал, повернул назад свою экспедицию, и тут возле Катиной машины предложил ей:
- Я поеду с вами. Нам говорить много надо, а уши моего шофера ни к чему.
И зашел с той стороны, где был руль. Кате же показал место рядом. Подполковнику Тихому бросил последнюю команду:
- Вы тут и себе подыскивайте жилье. Будете при Объекте неотрывно.
И они поехали.
Если бы записать на пленку разговор, который по дороге происходил между Катей и Старроком, то получился бы спектакль одного актера. Говорил все время один генерал. И говорил, торопясь и волнуясь, - и потому местечковая лексика, усвоенная им с молоком матери, была здесь выпуклой и немало забавляла нашу героиню.
- Майор Катя!.. Мне можно вас так называть?.. Скоро вы станете подполковником, вы будете получать много денег, как самый важный резидент, но пока вы майор, и это очень хорошо. Я тоже был майором, и мне тоже было хорошо.
- Да, но вы очень скоро стали генералом. И, как я читала в одной книге, - кстати, ее написал Петр Трофимович, - служили у Собчака в Петербурге.
- Да, об этом написали в книге? Это интересно. Я не читал, но вы мне дадите эту книгу и я почитаю…
Он, конечно же, читал роман "Бешеные миллионы", но признаться в этом не хотел. На минуту потерял ход мысли. Затем продолжал:
- Майор Катя, голубушка, - вы такая умная, и такой счастливый женский экземплярчик… В это уж поверьте. Это говорю вам я, который много жил, кое–что видел. Всегда любил искусство, читал Достоевского… Красота спасет мир и так далее. Мы будем ехать целый час, я буду вам говорить, и вы много узнаете полезного. Если, конечно, будете хорошо слушать.
- Я очень хочу много знать! - воскликнула Катя, предвкушая большие откровения генерала.
Генерал на мгновение смолк, пытаясь уяснить для себя значение и смысл восторженной речи майора. Но толком ничего не поняв, пустился в дальнейшие откровения.
- Вы служите в милиции, носите погоны и, как всякий честный человек, верите, что служите государству. И это хорошо. Так легче жить. И можно крепко спать. По тому, какие розовые у вас щеки, можно понять, что спите вы крепко. Но сейчас подошел момент, когда нельзя ошибиться. Будет очень обидно, если вы ошибетесь. А?.. Верно я говорю?
- А я не понимаю ваших слов. Почему именно сейчас я могу ошибиться?
- Ну, вот: вы мне говорите правду. Я люблю людей, когда они говорят правду. Вот именно: почему сейчас?.. А потому, что сделай вы ошибку вчера - и что же? Кто бы ее заметил? Ну, подумаешь, поймали вы торговца рабами или не поймали - что бы случилось? А только бы и случилось, что Автандил не получил бы от кавказцев очередной взятки. Важное это дело или не очень? Важное, конечно, но не очень. Это я вам говорю, генерал Старрок. Но если вы упустите свой шанс сегодня - это будет важно. Это будет так уже важно, что не можно измерить. Почему не можно?.. А потому, что там миллионы. А где миллионы, там - о–о–о! В вашем русском народе говорят: малые детки - малые бедки, большие детки - большие бедки. Миллионы - это большие бедки. Вчера в Екатеринбурге убили директора Уралмаша. В восемнадцатом году там убили царя, а вчера - директора завода. А почему?.. Ну, почему убили царя - ясно. Он уже мешал тем царям, которые залезли в Кремль. Сейчас в Кремле хорошие ребята. Их не видно, но они и есть в России цари. И я их знаю. Вот что важно: я знаю их, они знают меня.
- Но вы отвлеклись: почему же убили директора Уралмаша?
- А-а… Вам еще не ясно? Я же говорил, что вы должны меня внимательно слушать. В прошлом году на счетах Уралмаша было двенадцать миллионов рублей. Это мизер. Директора никто не убивал. В этом году в его руках оказались двести сорок миллионов. Это уже много. Большие детки потянули за собой большие бедки. Директора убили.
- Меня не станут убивать! - возразила Катя, беспечно откидываясь на спинку сиденья. - Да к тому же я и не боюсь. Умирать–то когда–нибудь все равно надо. А я хочу умереть молодой. Чтобы лежала в гробу и на щеках моих был румянец. Хочу быть всегда красивой.
- Ах, Катя! При чем тут убивать? Важно другое: кому мы служим.
- Я служу государству. И вы нас так учите: хорошо служите государству.
- Да, я вас учил. Но одно дело, когда я говорю на собрании, а другое - вот теперь, когда нас никто не слышит. Солнышко вы мое незакатное! Нет у нас государства, нет. Оно было при советской власти, когда я, научный сотрудник, получал сто сорок рублей в месяц, но разве оно может быть сейчас, когда питерский недоучка Чубайс получает в тысячу раз больше, чем квалифицированный рабочий, а малограмотный грузин Шеварнадзе был в России министром иностранных дел и отдал американцам половину Берингова моря. Теперь он грузинским царем стал и решил отдать Грузию натовским войскам. А?.. Это государство?..
- А что же у нас есть? - прикинулась простушкой Катерина. - Кому же мы служим?
- Вот это разговор зрелого мужа. На Кавказе - кланы. У нас тоже кланы, но зовутся они иначе: мафии. Сегодня мы служим одной мафии, завтра другой. Это зависит от того, в чьи руки попадает Кремль. Сегодня он у меня в руках!
- У вас?
Старрок понял, что зарапортовался, хватил лишку. Сдавал назад.
- Ну… положим, не у меня. Это сильно сказано. Но моих людей там больше, чем, скажем, Автандила. Тебе надо решить: кому ты служишь? Кому выгодно служить?..
- Кому же?
- Мне! Я тебе искренне говорю и прямо: мне служи! И не попади на удочку другим.
Екатерина отвернула лицо в сторону, задумчиво наблюдала за бегущими навстречу машинами и не торопилась отвечать Старроку. Потом уверенно и убежденно заговорила:
- Вы, господин генерал, зря принимаете меня за простушку. Я давно для себя решила, кому служить. И хотя начальник у меня Автандил, и даже вы требуете от меня послушания начальникам, но я‑то понимаю: служить Автандилу - значит, набивать карманы кавказской мафии. Вы думаете, мы с подполковником Тихим слепые, а мы видим, как вчера арестованные Автандилом кавказцы вновь разгуливают на свободе и вербуют русских девушек в рабство. Значит, откупились, значит, им кто- то помогает. Может быть, Автандил, а может, кто и повыше.
- Ну, молодец! Ну, умница! Вот это я и хотел тебе внушить: бойся Автандила! Не вздумай выполнять его поручений. А если он и даст тебе задание, позвони мне. Или мы встретимся у меня дома. В милиции мне опасно тебя приглашать на беседу, там всюду слухачи, а под столами жучки. Автандил все знает, каждый мой шаг отслеживает.
- Выходит, вы его боитесь? А это какая же борьба, если противника бояться!
- Нет, нет - я не боюсь. Я никого не боюсь, потому что за мной - сила, но всякая борьба предполагает маневры, нужна маскировка. Ты тоже ему улыбайся, - он очень любит, когда ты ему улыбаешься, я тоже люблю, когда ты улыбаешься, но только если это мне ты улыбаешься, а ему ты тоже улыбайся, но знай, что мы должны его обмануть. Тогда он не пришлет к нам чеченцев, которые режут и убивают. Вот в чем вся тактика и стратегия.
- Я давно ее поняла, эту тактику и стратегию.
Решилась на дерзкую мысль:
- Я русская. И буду служить русскому народу.
Старрок приоткрыл рот и непроизвольно нажал ногой на педаль тормоза. Автомобиль остановился. Генерал повернул к Кате окаменевшее лицо, дрогнувшими губами пролепетал:
- Русская?.. Как это - русская?
- А так: русская и все тут.
- А-а, а я кто?
- Вы?.. Не знаю. Слышала, будто вы - еврей.
- Как еврей?
- Ну, так - я русская, а вы еврей, что же тут непонятного? Бывает человек киргиз, бывает чукча, ну, а вы - еврей. Правда, вы на еврея не похожи, а больше на русского, но говорят так.
- Вот именно: больше похож на русского. А фамилия немецкая. А по разговорам - еврей. Так кто же я после этого?
- Не знаю. Вам лучше знать.
- А вы вот похожи на польку, глазки у вас лукавые, а волосы темные. Какая же вы русская? Русский - это Есенин. У него волосы светлые, как лен, глаза синие, а вы кто?.. Вот вы–то больше меня на еврейку похожи, а говорите мне такие глупости.
- Да какая же это глупость, если я вашу национальность назвала. Меня–то называют русской, и разве я на это обижаюсь? Наоборот, мне приятно бывает, если меня русской назовут. Потому что русских во всем мире уважают. Русскими были Пушкин, Лермонтов, Толстой, Чайковский. Русским называют лучший в мире балет. Как же не гордиться мне, что я русская?.. Да ладно вам, в самом деле! - поехали. Мне домой нужно.
Старрок потянул шею из рубашки, будто тесен был воротник, не спеша включил скорость, подал газ. Несколько минут ехали молча. Катя пожалела, что завела с начальником щекотливый разговор. Кажется, генерал был раздавлен этой нечаянной болтовней. И прошло еще несколько минут, пока он не собрался с мыслями. Потом как–то неуверенно, сбивчиво продолжал:
- Нет, я не возражаю против такой твоей философии; ради Бога, служи ты своему русскому народу, ему, между прочим, и я служу. И наш новый президент ему служит, и дума, и правительство… Только ты хоть раз слышала, чтобы кто–нибудь из них сказал это слово: "русский"? Ты можешь вспомнить, чтобы кто–нибудь из важных людей вылез на трибуну и сказал "русский!"
- Нет, я не слышала. Но это только говорит о том, что они не русские. Вон и Зюганов - лидер оппозиции, долго пытался выговорить слово "русский", но так и не осилил. Бес в нем живет. Этот–то бес и не дает ему стать русским. Ну, народ сердцем услышал в нем дух чужой. И отвернулся.
- Ну, майор Катя, набралась ты ереси. Матушка, что ли, тебя так воспитывает?
- Матушка этого и совсем не знает. Она, как и вы, в советском духе воспитана. Ей такие речи в диковинку. Я про все это на улице слышу. Сейчас люди только об этом и говорят: кто да почему захватил в России власть. Время такое пришло. И все больше на евреев пальцем показывают. А некоторые даже, завидев еврея, останавливаются, провожают его взглядом и качают головой.
Катерина знала больную мозоль генерала, жала на нее и жала.
- Хорошо, Катя, бросим мы эту тему. Скоро Москва покажется, а мы еще ни о чем не договорились. Мы тебя для влияния на этого синеглазого идиота посылаем. Будешь при нем вроде Штирлица. Мои заказы выполняй, и тогда хорошо жить будем.
Катя не на шутку обиделась, заслышав слово "идиот", сказала:
- А почему вы Каратаева идиотом называете?