Вскоре юная индианка принесла им большой калебас – сосуд из тыквы, в котором пенилась холодная желтоватая жидкость, и три маленьких кружки-тыковки. Мишель де Граммон уже знал, что это кашири. Он готовился из сока пальмы асаи. Алкоголя в кашири было совсем мало, но если пить без меры, то этот невинный прохладительный напиток валил с ног. Индейцы хорошо умели готовить различные напитки, а из бананов и ананасов они делали превосходное вино, куда добавляли дикий мед.
Особенно крепкое вино получалось из сока винной пальмы. Чтобы добыть сок, в сердцевине срубленной пальмы вырезали четырехугольное отверстие, расширенное в средней части. Эту дыру называли бочкой. В ней толкли мякоть до тех пор, пока она не разбухала, а затем вычерпывали сок руками. Когда Реми Гайлар рассказывал, как готовят этот напиток, он аж причмокивал.
Велев Пьеру Лагарду и Гайлару не увлекаться кашири и держать оружие наготове, де Граммон приготовился ждать, как отнесется к его просьбе совет старейшин. Мишель знал от Гайлара, что вождь не имеет права принимать важные решения без согласия уважаемых соплеменников.
Тем временем обыденная жизнь селения продолжалась. Женщины занимались своими делами и, казалось, совсем не интересовались белыми пришельцами. Лишь изредка быстрый и острый взгляд, брошенный в сторону корсаров, выдавал их жгучее любопытство. Тем не менее даже малые дети не досаждали, разбежались кто куда. Не было видно лишь мужчин и юношей. И де Граммон знал, где они, – рассыпавшись по сельве, с оружием в руках охраняют подступы к деревне.
Это его сильно тревожило. Конечно, оружие у индейцев было примитивным, но среди зарослей луки не менее эффективны, чем мушкеты. И потом, чтобы перезарядить мушкет, требуется время, за которое индеец может выпустить десяток стрел. А уж стреляли дикари потрясающе точно. Мишелю де Граммону однажды показывали весьма необычные стрелы туземцев – толстые, окрашенные в красный цвет, словно лакированные прутья почти в палец толщиной и около восьми футов длиной. На одном конце сухожилиями был привязан деревянный крючок, в который вставлялся кремень, на другом крепилась трубочка, заполненная мелкими камешками. Когда стрела летела к цели, эти камешки гремели. Но самое страшное, что наконечники некоторых стрел были смазаны ядом.
Совещание длилось не менее часа. Наконец из общественной хижины вышел вождь и торжественно заявил, что дары белых людей племя принимает. Это означало, что между индейцами и корсарами на время подписан мирный договор и проводника Мишель получит…
С высоты своего насеста де Граммон увидел паруса пиратской эскадры раньше, чем испанцы. Конечно, мелкие посудины корсаров не шли ни в какое сравнение с большими двухпалубными фрегатами, защищавшими барки с ловцами жемчуга. Но у эскадры под общим командованием Филиппа Бекеля была задача по возможности не вступать в ближний бой с кораблями испанцев, а лишь обстреливать их издали и делать вид, что корсары решились напасть на жемчужную флотилию. Все это преследовало лишь одну цель: отвлечь внимание защитников форта от сельвы, за которой они следили денно и нощно. Кроме того, почти все орудия форта были направлены в сторону лесных зарослей, и Мишелю очень не хотелось, чтобы они начали стрелять прежде, чем его люди окажутся на стенах.
Все получилось, как он задумал. Филипп Бекель даже немного переусердствовал. Вернее, не столько он, сколько канонир фрегата "Ла Тромпез". Мишель очень его ценил. Канонира звали Бартоломью, ему довелось поучаствовать под командованием знаменитого нидерландского адмирала де Рюйтера в войне с Англией. У Плимута де Рюйтер сразился с английским флотом под командованием адмирала Эскью и принудил его отступить, не потеряв ни одного судна, тогда как англичане лишились трех кораблей и больше тысячи солдат. Бартоломью так удачно отстрелялся, что английский пятидесятипушечный линейный корабль третьего ранга, получив изрядную пробоину, начал тонуть и удержался на плаву лишь благодаря опытному капитану, приказавшему перетащить орудия на другой борт, – корабль выровнялся, но из боя ему пришлось выйти. Канонир за меткость стрельбы был отмечен самим де Рюйтером, чем очень гордился.
"Ла Тромпез" опасно сблизился с флагманским фрегатом, и Бартоломью ударил шрапнелью, выкосив десятка два испанских матросов. Разъяренный командующий принял отвлекающий маневр корсаров за настоящее сражение, и со всем пылом обрушился на эскадру Филиппа Бекеля. Но пираты не стали ввязываться в схватку, а начали поспешно уходить в сторону открытого моря. Испанцы бросились в погоню. А вот этого нельзя было допускать.
Как и предполагал Мишель де Граммон, все защитники форта сгрудились на стене, обращенной к морю, чтобы полюбоваться представлением, напоминавшим навмахию, – морское гладиаторское сражение Древнего Рима. Испанские солдаты не сомневались, что победа будет за более многочисленной и хорошо оснащенной испанской флотилией. Мишель быстро слез вниз и приказал:
– Штурмовой отряд – вперед!
Пираты выскочили из зарослей и помчались к стенам как гончие псы. Впереди неслись пять человек с длинными жердями в руках. Оказавшись возле форта, каждый из них взялся за один конец жерди, а четверо корсаров – за другой. Еще мгновение, и пятеро пиратов побежали по стене, держась за жердь, на которую налегали их товарищи. Наверху они быстро закрепили веревки, сбросили их вниз, и следующая партия пиратов – уже с мушкетами – пошла на штурм форта.
Испанцы заметили неладное лишь тогда, когда почти весь отряд Мишеля забрался на стены. Раздался вопль, в котором смешались ярость, удивление и ужас, в ответ ему грянули выстрелы из пиратских мушкетов. На небольшом расстоянии промахнуться сложно, и первый же залп выкосил половину защитников форта. Не желая рисковать людьми, Мишель приказал не ввязываться в рукопашную схватку, а продолжать расстрел беззащитных испанцев. Вскоре все было кончено. Опьяневшие от запаха крови, пираты добивали раненых, ломали замки и засовы в сокровищнице, где хранился жемчуг.
Когда наконец корсары ворвались в хранилище, то остолбенели от радости – перед ними стояли два больших сундука, почти доверху набитые отборным жемчугом! В первом лежали горошины молочно-белого цвета, во втором – черные. А на самом верху красовалась огромная черная жемчужина, в которой словно светился крошечный алый огонек. Взяв ее в руки, Мишель поклялся всеми святыми, хотя не очень-то в них верил, что она достанется ему. Де Граммону показалось, что он достиг того, к чему стремился всю жизнь…
Нагруженные драгоценной добычей, корсары уходили в сельву. Позади к безоблачному небу поднимался черный столб дыма. Это горел сигнальный костер. Его зажигали защитники форта при нападении пиратов со стороны леса. Увидев этот сигнал, моряки должны были спешить на помощь осажденным солдатам. Что и произошло. В этом Мишель убедился лично, снова забравшись на дерево. Испанские суда перестали преследовать корсаров и легли на обратный курс.
С удовлетворением ухмыльнувшись, Мишель де Граммон присоединился к своим людям. Он был доволен: немыслимая на первый взгляд авантюра закончилась наилучшим образом. Теперь осталось добраться до уединенной бухты, где их должны были ждать быстроходные барки, и догнать эскадру Филиппа Бекеля.
Глава 6. Марониры
Тимко Гармаш, или Тим Фалькон, сидел в таверне поселения Пти-Гоав на Берегу Сен-Доменг. В связи с намечающимся банкротством Вест-Индской компании, дела которой шли все хуже и хуже, Тортуга стала терять привлекательность для флибустьеров и корсаров Мейна. Плантаторы и торговцы переселялись на Берег Сен-Доменг в быстроразвивающиеся гавани Пор-де-Пэ, Кап-Франсэ, Сен-Луи-дю-Нор, Леоган, Пти-Гоав и Нипп. А где торговцы, там и жизнь бурлит, и доходы выше. Но из всех гаваней французской части Эспаньолы пираты и те, кто только намеревался примкнуть к буйному братству морских разбойников, предпочитали Пти-Гоав.
Весь секрет такой привязанности заключался в том, что в течение многих лет помощник Бертрана д’Ожерона, вице-губернатор Пти-Гоава, не только безо всяких проволочек выдавал пиратам разрешения на разбойный промысел во имя Франции, но еще и посылал со своими капитанами, уходящими в море, незаполненные патенты с указаниями раздавать их, кому сочтут нужным. Так Пти-Гоав постепенно становился прибежищем всех отчаянных искателей удачи, не только увеличивая благосостояние поселения и самого губернатора, но и добавляя много лестного к репутации французских колониальных властей.
Патенты эти были составлены довольно хитро; они всего лишь предоставляли право на рыболовство и охоту на всей территории Сан-Доминго. Эти документы в мирное время служили оправданием для защиты французской части Эспаньолы от посягательств испанцев. А поскольку противостояние двух держав шло не только на суше, держателям патентов или лицензий не возбранялось защищать интересы Франции и на море, что они и делали с большим успехом и хорошей прибылью для себя и французской короны.
Брать патент новоиспеченный капитан флибустьеров Тим Фалькон не захотел. Так решил не только он, но и его свободолюбивая команда, сплошь состоящая из буканьеров. Однако это не мешало им посещать Тортугу и гавань Пти-Гоав. Скорее, наоборот, – буканьеров, ставших флибустьерами по воле случая, не прочь были заполучить в свою компанию многие известные корсары для совместных нападений на испанские суда. Ведь лучшей поддержки для абордажных команд, чем меткие охотники-стрелки, и желать было нельзя.
Дела новоявленных флибустьеров поначалу шли прекрасно. Правда, почти месяц пришлось потратить впустую; нужно было сплотить команду и научить буканьеров обращаться с парусами и орудиями. Хорошо, что на борту присутствовали такие опытные в прошлом моряки, как Гуго Бланшар и канонир Гийом Перра. Кроме них в морском деле смыслили еще четверо, и этого хватило, чтобы бывшие охотники начали хоть что-то соображать в сложной морской науке.
Первый настоящий бой с двумя испанскими пинассами показал, что буканьеры хорошо усвоили уроки Гуго. Правда, добыча была не ахти какой, больших ценностей в трюме оставшейся на плаву пинассы не нашлось, зато он был набит кулями с маисом, что решило проблему с провиантом. После разгрузки полуразрушенную пинассу потопили, вторая быстро пошла на дно сама, в ее крюйт-камеру попало ядро, а испанским матросам Тимко предоставил возможность добираться до берега вплавь, благо неподалеку виднелся какой-то безымянный островок.
Зато следующее нападение на отбившуюся от эскадры из-за шторма голландскую пинассу принесло несомненную удачу – в ее трюмах хранилась дорогая серебряная посуда и около ста тысяч талеров. Захваченное грузовое судно решили не топить – оно оказалось новеньким, недавно сошедшим со стапелей верфи; голландцев, оставшихся в живых, посадили на каноэ и указали им направление на ближайший остров, добычу поделили, а капитаном пинассы буканьеры единогласно избрали Гуго Бланшара.
И это была фатальная ошибка Тима Фалькона. Прежде чем выйти в открытое море на поиск новых приключений, он решил закупить солонину, букан и фрукты. Пинасса под командованием Гуго Бланшара отправилась в одну из неприметных бухточек Берега Сен-Доменг, где шумел стихийный рынок буканьеров. А бриг, который вольные охотники в единодушном порыве назвали "Буканьер", Тимко повел на Тортугу. Там он весьма удачно продал серебряную посуду и часть маиса, который не был среди буканьеров в особой чести; они предпочитали мясо в любых видах, но лучше – только что убитого быка, свежее, зажаренное на костре.
Встретив на Сен-Доменге старых друзей, буканьеры Бланшара, да и он сам, на радостях от встречи и чтобы достойно отметить первую удачу, напились до бесчувствия. Похмелье новоиспеченных флибустьеров оказалось очень тяжелым – испанцы, напавшие на пинассу под покровом темноты, повязали их спящих. Никто даже не успел схватиться за оружие. Гуго Бланшара, его команду и нескольких буканьеров отправили на испанскую территорию Эспаньолы, где со дня на день их должны были казнить. Они уже висели бы на реях, но им повезло: губернатор решил отложить казнь до праздника какого-то святого, чтобы все произошло при большом стечении жителей острова, любителей таких зрелищ.
Эту новость Тимко узнал случайно. Нимало не беспокоясь о судьбе пинассы, он вышел в море и взял курс на один из многочисленных островков Карибского моря под названием Вирген Магра – Девственница Марго. Почему его так назвали, можно было лишь гадать. Вряд ли женщины, которые попадали на Мейн, были девственницами. И уж совсем невероятно, чтобы пираты, решившие отобрать у девушки ее честь, долго дожидались возможности сойти на берег для сего действа, тем более на этот унылый островок, где не было ничего, кроме песка, камней и чахлой растительности. У Вирген Магра имелось лишь одно достоинство – хорошо закрытая от ветров бухта, где удобно проводить килевание и ремонт судов. Именно здесь Тимка должен был ждать Гуго Бланшар со своей пинассой.
Везение, начавшееся с захвата испанского корабля, для Тима Фалькона и его команды продолжалось. На половине пути к Вирген Магра они захватили небольшой испанский флейт, вооруженный шестнадцатью пушками, который направлялся из Пуэрто-Рико в Новую Испанию с грузом какао и драгоценностей. В трюмах буканьеры нашли сто тысяч фунтов какао, пятьдесят тысяч пиастров и драгоценностей на двадцать тысяч песо. А еще там было восемь тысяч фунтов пороха, мушкеты и фитили, предназначенные для гарнизона какого-то острова, находившегося на пути следования судна.
Ни топить, ни продавать флейт Тимко не стал – больно хорош был корабль. Но ему пришлось вернуться на Тортугу, чтобы немного подремонтировать свой приз и набрать на него команду. Там ему и сообщил о судьбе Гуго Бланшара один буканьер, которому повезло скрыться в сельве от испанцев, когда те напали на торговцев и пинассу, стоявшую на якоре. Буканьеры разведали, в каком поселении держат их товарищей, но отбить пленников не было никакой возможности – в гавани, на берегу которой испанцы построили форт и селение, находились большие суда, а многочисленный гарнизон форта состоял из опытных солдат-ветеранов, которых на мякине не проведешь…
Тимко заказал себе бренди. Ром ему не нравился, а бренди был похож по крепости и вкусу на добрую варенуху и напоминал о далекой родине. Таверна, в которой он сидел, была куда хуже, чем заведения подобного рода на Тортуге. Гавань Пти-Гоав только начали обустраивать, поэтому таверна представляла собой просторную деревянную хижину, стены которой были сплошь в щелях – для лучшего проветривания. Грубо сколоченные столы и скамьи, большая масляная лампа под крышей – потолка в таверне не было, только крыша из стеблей маиса – и сбитая на скорую руку стойка, за которой важно восседал бывший пират Одноглазый Хью. Как раз с ним и договорился Тимко, что тот познакомит его с нужными людьми. Ими были марониры.
Если среди корсаров, каперов и флибустьеров все-таки можно было найти человека, который обладал бы хоть малой толикой сострадания к своим жертвам, то просить снисхождения у марониров – все равно что разговаривать со скалой. Они были свирепыми, как дикие звери, и не знали ни страха, ни жалости. Марониры очень редко брали патент на пиратский промысел; это была отдельная, обособленная каста морских разбойников, коварных и беспощадных.
Маронирами их назвали испанцы. Большей частью это были преступники или дезертиры. Порядки, царившие на судах, принадлежащих испанской короне, были настолько бесчеловечны, что французские и английские матросы, которых тоже держали в черном теле, могли смело считать, что по сравнению с испанцами они жили как короли. Не выдерживая полного бесправия, постоянных зуботычин от офицеров и полуголодного существования, испанские матросы дезертировали с кораблей и становились маронирами. Разбогатеть или умереть в борьбе за сокровища было для них гораздо предпочтительнее, нежели погибнуть в полной нищете, защищая чужое добро на испанских галеонах.
Помимо испанских моряков немалый процент марониров составляли негры, которые убегали с плантаций. Их вылавливали и наказывали, отправляя на необитаемые острова, где, по всем расчетам, они должны были погибнуть от голода или когтей дикого зверя. Однако негры оказались на удивление живучими. С островов их обычно снимали пираты – лишний человек, умеющий владеть оружием и обладающий выносливостью мула, на корабле никогда не помешает, а бывшие рабы считались искусными и жестокими бойцами. Марониры были настоящими бродягами и изгоями общества. Иногда они поступали на каперскую службу к английской короне, чем еще больше раздражали испанцев.
Тимко уже ерзал на скамье от нетерпения, когда наконец в таверну вошли три пестро одетых человека, в которых за версту можно было узнать марониров. Обвешанные с головы до ног оружием, черноволосые и сильно загорелые, своими повадками они напоминали хищников, вышедших на охоту. Даже самые большие забияки из буйного братства флибустьеров старались с ними не связываться. Марониров недолюбливали, но мирились с их дикими выходками, ведь они были такими же изгоями общества, как и остальные пираты.
Перекинувшись несколькими словами с Одноглазым Хью, марониры решительно направились к столу, за которым сидел Тимко.
– Тим Фалькон? – спросил один из них, наверное, капитан, судя по массивной золотой цепи на шее и дорогому оружию.
– Да, – ответил Тимко на ломаном испанском. – Присаживайтесь, синьоры.
Похоже, "синьорами" их давно никто не называл, и такое учтивое обращение маронирам понравилось. Угрюмое, настороженное выражение на лицах морских разбойников смягчилось, они сели, и капитан отрекомендовался:
– Хорхе Альварес.
Красный Бык Альварес! Это был один из самых известных разбойников-марониров. На мачте его брига развевался черный флаг с изображением красного быка, и если какой-нибудь торговец имел несчастье встретить Альвареса в море, то заранее мысленно прощался со всеми родными и близкими, уповая лишь на Бога и скорость своего судна, – марониры не щадили никого. В отличие от большинства марониров, Хорхе Альварес в прежней жизни был офицером и оставил королевскую службу по причине своего необузданного характера.
– Рад нашему знакомству, – ответил Тимко. – Что вы предпочитаете – ром, бренди?..
– Ром.