- Да, сказал. И даже уточнил, что ее поместье в Англии называется Харпингтон. А я и не подозревала. Разве не таков был титул твоей любовницы, которая потом стала любовницей короля Вильгельма?
У него все поплыло перед глазами. Каким-то чудом он смог сохранить обычную невозмутимость.
- Ты всегда знала, что я женился бы на ней, если бы у меня была такая возможность. Но то, что она была моей любовницей, - это ложь. Ты во многих женщинах видела моих любовниц, Катрин, и я всегда старался развеять твои подозрения, какими бы необоснованными они ни были. А по поводу Маргарет Огилви я тебе скажу, что это самая подлая клевета из всех.
- А почему ты так стараешься защитить именно ее?
- Твои подозрения питаются плодами твоей фантазии, Катрин.
- Подозрения! Эти подозрения питает не моя фантазия, а ты сам. Почему ты никогда не говорил мне, что эту женщину зовут Маргарет Огилви? Что ты скрываешь, если тебе нечего скрывать? К тому же она имела наглость приезжать сюда - в мой дом! А ты говоришь, подозрения! - она горько рассмеялась. - Знай, что это мое подозрение разделяет и граф Орн. И это для него не подозрение. Он в этом убежден и еще заставит тебя ответить за это. Кстати, не из-за этой ли женщины ты тогда убил Эдуарда Уилсона?
- Убил! - он вышел из себя. - Зачем же ты ехала в Амстердам к соблазнителю и убийце? Веря во все это, ты тем не менее поехала за мной.
- Я любила тебя, да простит мне Бог эту глупость. Я поехала за тобой, потому что ты нуждался во мне тогда.
- Ты поехала, чтобы утешить меня? - его губы дрогнули. - Чтобы утешить меня сообщением, что любимая мною женщина стала любовницей короля?
- Чтобы излечить тебя от страсти к этой девке. Ты должен был отказаться от нее сам, если бы в тебе была хоть капля гордости. Я хотела заботиться о тебе в твоей ссылке. Бог знает, что все эти годы ты так обращался со мной, что я хотела умереть, - потом в неожиданном порыве страсти она крикнула ему: - Иди к этой женщине. Иди! Она здесь, в Париже, и ждет тебя. А зачем же еще она явилась? Ты думаешь, я не понимаю, что все эти консультации с лордом Стэром только повод. Иди к ней сейчас же. Иди!
Она бросилась из комнаты. Он не сделал попытки удержать ее, понимая, что убедить ее в чем-то сейчас невозможно.
Он остался в комнате в состоянии сильного душевного волнения. Подобное чувство он уже испытывал за те двенадцать лет, что они провели вместе, но сегодняшнее было самым сильным. Подавляемая ярость, а отчасти и сознание того, что приехала Маргарет, вызвали это волнение. Соблазн увидеть ее возник бы у него в любом случае, но после жестоких слов Катрин чувство долга перед ней, и так-то слабое, пропало практически совсем.
В таком настроении он вошел в свой кабинет, где его уже ждали брат и Ангус Макуэртер.
- Мы пришли, Джон, по поводу выпуска новой серии акций. Я разработал те идеи, которые мы с тобой обсуждали, и принес на твой суд. Проверь, все ли правильно, потом укажи сумму, на которую следует выпустить банкноты, и Ангус передаст Банку указания.
Мистер Лоу, сев за свой стол, склонился над листом бумаги, принесенным его братом. Цифры плясали перед его покрасневшими глазами. Он провел ладонью по лбу, как бы пытаясь отбросить мысли, не относящиеся к делу. Потом дважды перечитал документ.
- Все правильно, по-моему, - сказал он, возвращая бумагу.
Брат пристально смотрел на него.
- Джон, что с тобой! Ты болен?
- Болен? Нет.
- Но сумма. Ты же не назначил сумму.
- Ах да, сумма, - он попытался подумать об этом, но понял только, что думать он сейчас не в состоянии. К счастью, он припомнил, что вместе с регентом они решили не наводнять рынок бумагами сразу. - Давай назначим сумму в полмиллиарда. Для начала хватит. Это треть всего долга, правильно?
Он написал это число внизу документа и снова вернул его.
- А условия? - спросил Уильям. - Сохраним прежние? Банкноты можно будет приобретать сериями? Вчера ты выразил какие-то сомнения.
- Да? - он поднял на брата тусклый взгляд. Он попытался вспомнить, какие он накануне испытывал сомнения, но не смог и только неуверенно покачал головой. - Да нет, я думаю все в порядке. Делаем, как договорились. Завтра с утра можешь дать объявление, Ангус. Готовься к столпотворению.
- Буду готов, мистер Лоу, не беспокойтесь.
Они вышли от него, и он крепко задумался. Но думал он не о гигантской операции, которая начиналась завтра. Если бы он подумал о ней, то не смог бы не заметить, что совершил первую свою ошибку в расчетах. Ошибку, несшую в себе зародыш катастрофы.
Но мысли его маятником раскачивались от Катрин к Маргарет, от отстранения к томлению, и чувство к одной усиливало обратное чувство к другой. Катрин обвинила Маргарет в том, что она его любовница. И страсть, с которой она сделала это, вызвала в нем ответную страсть сделать это правдой.
Ничем другим Катрин не могла бы еще более усилить его томление по Маргарет. Консультации со Стэром, говорила Катрин, не более чем повод приехать в Париж, поближе к нему. Может быть, и так. Он не был уверен в этом, даже когда перед его глазами появилась мерзкая улыбка леди Стэр. Но он хотел в это поверить.
Если верить Катрин, то подлец Орн думал о нем то же, что и она. Значит, его жена и муж Маргарет имели одинаковые грязные мысли. И если бы он поддался сейчас соблазну, который одолевал его при мысли о том, что Маргарет недалеко, то он всего лишь оправдал бы то, в чем они и так были убеждены…
И этот соблазн, наконец, победил. Когда стемнело, он пошел на улицу Аржантей.
Глава 22
Откровение
На этот раз мистер Лоу не стал придумывать себе nom de guerre. Он назвался своим собственным именем, и лакей, доложивший об его приходе, проводил его в тот же самый розовый будуар, в котором она принимала его в прошлый раз.
Она была одета по тогдашней моде в платье цвета feuille morte с глубоким вырезом на груди, которое очень подходило к ее каштановым волосам.
Она встретила его с улыбкой.
- Как ты узнал, что я в Париже?
- Я желал бы ответить, что благодаря своей интуиции. Но, к сожалению, моя интуиция носит имя леди Стэр.
- Зачем ты пришел? - был ее следующий вопрос.
- За этим, - ответил он и, взяв ее в свои объятия, поцеловал в губы.
Она не оттолкнула его. Однако их объятие было очень кратким. Она посмотрела на него с упреком.
- Это не умно.
- Я знаю.
- Да, - она проницательно посмотрела на него. Горячность его поведения заставила ее быть серьезной. - Но почему ты не садишься? - предложила она и села на стул, расправляя платье. - Для твоего прихода, должно быть, были и более серьезные причины, чем эта.
Он остался стоять рядом с ней.
- Не было. Я не мог не прийти, как только узнал, что ты в Париже.
Она не обратила внимания на его слова. Но было заметно, что ее непринужденность искусственная.
- Если бы ты пришел завтра, то уже не застал бы меня. Я уладила свои дела с лордом Стэром, и мне незачем здесь больше оставаться.
- Это полностью разрушает безумные надежды, которые я лелеял.
Она снова внимательно посмотрела на него. Ее губы задрожали.
- Джон, любовь невозможна между нами, - сказала она наполовину утверждающим, но наполовину и вопросительным тоном.
- Но почему? Какая причина для этого отказа?
- Вот и ты заговорил о причине. Но у меня тоже есть интуиция, и она против. Джон, останови это безумие. Я знаю, меня можно упрекнуть за эти слова Я знаю, что в прошлый раз, когда ты был здесь, я поступила неблагоразумно. Мои чувства возобладали тогда. Но я верила в тебя и, веря, надеялась, что тот эпизод не будет иметь продолжения. Не надо портить все, Джон. Пожалуйста. Не уменьшай мое уважение к тебе.
- Уважение! - с обидой сказал он. - В прошлый раз ты называла это другим словом.
- Я же сказала, что поступила тогда неблагоразумно. А теперь так поступаешь ты, - ее голос был печален. - Будь великодушен ко мне. Ты встретил меня тогда в час слабости, бедную, отчаявшуюся женщину, только что получившую удар судьбы, один из многих, которые достались ей. А в такие минуты контроль над чувствами ослабевает.
- Но что изменилось с тех пор? - требовал он ответа. - Разве Орн стал благороднее, а Катрин менее сварлива? Разве мы не так же одиноки, как тогда?
- Это к делу не относится. От этого мы не станем ближе.
- Конечно, если будем и дальше такими же дураками, - он опустился на колено рядом с ней и сжал ее руки, безвольно лежащие на подоле платья. - Маргарет, моя милая. Нужно ли нам оставаться и дальше такими же дураками? Неужели нам не станет лучше, если мы утешим друг друга в этой одинокой жизни?
Ее волнение усилилось. Глаза ее казались совсем черными на бледном лице.
- Что ты знаешь об одиночестве, ты, в чьих руках целая империя? Этого не хватает тебе? Ты хочешь еще и меня для забавы?
- Ты очень жестока ко мне.
- Жестока? Если ты не в силах понять, что сам сейчас жесток, значит, ты вообще не знаешь, что такое жестокость. Ты застаешь меня беззащитной перед тобой и терзаешь мое измученное сердце.
- Но, Маргарет, я же хотел облегчить твою муку. Согреть наши сердца. Почему ты отвергаешь меня?
- Господи! Я не отвергаю тебя, Джон. Я твоя, раз ты хочешь этого, но… О, Господи! - она вырвала свои руки из его и закрыла лицо, откинувшись назад. - Я молилась, чтобы этого не произошло, - в ее голосе была мука. - Я понимаю, что я сама дала тебе повод думать обо мне, как о женщине, которую ты можешь сделать своей любовницей. Меня больно ранит, что ты так относишься ко мне.
Обида и отвергнутые чувства исторгли из него непростительные в своей жестокости слова:
- Конечно, я же не король! Что ты дрожишь, как будто тебе страшно? Но тебе не было страшно, когда голландец отдал тебя королю, после того как я, как дурак, убил твоего мужа.
Она открыла свое лицо и посмотрела на него. Он увидел, что оно искажено болью и гневом.
- Теперь ты оскорбляешь меня! Ты не имеешь права упрекать меня в этом. Ты ничего не понял тогда. У тебя не было ни ума, ни веры, чтобы понять то, что тогда произошло. Ты никогда не задавал себе вопроса, почему тебя не повесили по приговору и почему мистер Бентинк открыл тебе дверь камеры, чтобы ты смог бежать из тюрьмы, и единственным условием, поставленным тебе, было то, чтобы ты немедленно покинул Англию, и не возвращался туда, пока царствует король Вильгельм? Нет? Тогда я объясню тебе. Когда ты находился в Ньюгейте, я пошла к королю, чтобы молить его сохранить тебе жизнь. Он спросил, какие у нас с тобой отношения. Впрочем, это не имело значения. Он был так добр, что эта доброта меня испугала. Он подумает, что можно сделать, сказал он, и я скоро узнаю его решение. И я узнала. Он отправил своего лакея Бентинка, который предложил мне освободить тебя… но с одним условием.
- О Боже! - пораженный неожиданным откровением человек у ее ног, в свою очередь, закрыл лицо руками.
Ее губы изогнула улыбка, больше похожая на гримасу боли.
- Теперь ты начинаешь понимать. Эта сделка была ненавистна мне. Я проклинала этого самодовольного голландца, я призывала Бога покарать его и его хозяина. Но потом я подумала о тебе и испугалась. Я поняла, что моя жизнь погибла в любом случае, а твою, по крайней мере, можно спасти. И твоя жизнь стала ценой моего разврата.
Она говорила низким голосом, полным глубокого страдания. Его напряжение еще возросло.
- Я не родилась шлюхой, Джон. Ты должен это понимать. Я была гордой женщиной. И мое достоинство служило надежной защитой для моей добродетели. Но ради тебя я стала шлюхой. И за это ты все эти годы презирал меня, а сегодня даже упрекнул.
- Маргарет! - рыдая, он произнес ее имя. Он низко опустился перед ней, чуть не касаясь лицом пола. Он взял краешек ее платья и поднес к губам. - Я даже его недостоин целовать. Лучше бы меня повесили. Но как я мог догадаться? Как я мог?
От агонии в его голосе, унижения в его позе страстность оставила ее. Она опустила руку, чтобы погладить его голову. Печально и тихо она проговорила:
- Если бы твоя вера в меня была крепкой, тебе не пришлось бы ни о чем догадываться.
- Будь ко мне справедлива, - сказал он, вставая. - Когда Бентинк пришел ко мне в Ньюгейт, он не упоминал о тебе.
- И ты не удивился, что он пришел к тебе и принес жизнь и свободу?
- Удивился. И подумал, что просто суд признал наказание чрезмерным, но не хотел открыто отменять свой приговор. Я ведь убил Уилсона в честной схватке. И любой суд чести оправдал бы меня. За это не вешают ни по чьим указам.
- Да, - согласилась она. - Ты прав. Я так и думала.
- Если б я знал, если б он посмел сказать мне, я бы предпочел умереть.
- Вот поэтому-то он и не сказал тебе. Ладно… И зачем я начала прошлое ворошить? Это только будет мучить тебя теперь.
- Не говори так, - он посмотрел на нее и увидел, что она плачет. - Мне стыдно, что я вынудил это признание. Но все же, как бы мучительно это ни было для меня, я рад, что знаю правду. Я буду боготворить тебя, Маргарет. Ты вновь так же чиста в моих глазах, как была в те дни, когда я мог думать о тебе только с обожанием. Будь милосердна ко мне и прости за этот час.
- Прощаю и тоже благодарю тебя.
Он выпрямился и встал рядом с ней.
- А что теперь, Маргарет?
- Теперь? - сквозь слезы она попыталась ему улыбнуться. - Я думаю, теперь нам надо попрощаться, - она встала. - Спокойной ночи и прощай, мой милый. Для нас будет лучше попрощаться. Окончательно попрощаться.
- Если бы я согласился с тобой, то мне незачем стало бы жить.
- Ты говоришь так сейчас. В твоей жизни много всего, Джон. Я надеюсь, что и мне удастся найти что-нибудь в своей.
Она ласково попросила его идти.
- Я буду постоянно молиться, чтобы моя жизнь, за которую ты заплатила такую цену, оказалась хоть немного ее достойна.
- Благодарю тебя за это. Мне радостно слышать твои слова, - она взяла его голову в свои руки и поцеловала его в губы. - Бог не оставит тебя, мой милый, без утешения.
Но эта молитва осталась безответной, ибо он ушел от нее, испытывая сильные душевные страдания, и они терзали его еще долго. Только ее отъезд из Парижа удержал его от того, чтобы поддаться переполнявшему его желанию и пойти вновь увидеть ее. Он был полностью погружен в себя, словно лунатик, и это в те дни, когда разворачивалась самая рискованная в его жизни игра.
Глава 23
Зенит
Только шок мог вывести его из того сомнамбулического состояния, в которое он впал. И этот шок у него вызвал Макуэртер неделю спустя.
Его помощник явился в Отель-де-Невер сентябрьским утром в состоянии радостного возбуждения.
- Привет, хозяин, - сказал он, - вы предупреждали меня, чтобы я был готов к осаде Банка. Но такой осады я не видал, клянусь дьяволом. Знаете, что творилось на улице Кенкампуа? Столпотворение. Одним словом, бедлам. Улица полна agioteurs, и с утра цена стоит на трех тысячах. Это шесть номиналов. Весь мир взбесился и кинулся их скупать.
- Весь мир? - повторил мистер Лоу. Его мгновенно проснувшееся чутье подсказало ему, что что-то не так в радости Макуэртера.
- Абсолютно весь. Я думаю, потребуется еще выпустить банкноты. Хотя, честно говоря, мне это не по душе. Там целая толпа акционеров, которая обменяла долговые обязательства на банкноты, а теперь требует, чтобы им продавали акции по номиналу, как им положено. Но у нас они уже кончаются.
- Матерь Божья, - прогремел Лоу, окончательно приходя в себя. - Когда вы начали продажу?
- Неделю назад.
- Кто приказал?
У Макуэртера отвисла челюсть. Этот человек, чье спокойствие вошло в поговорку, был вне себя.
- Как это кто приказал? Вы!
- Я? - мистер Лоу в ужасе посмотрел на него. - Когда?
- Мы с мистером Уильямом согласовали с вами условия выпуска и продажи, разве вы не помните?
Мистер Лоу закрыл лицо руками.
- А в чем беда-то, в конце концов? - поинтересовался удрученный помощник.
- Беда! Акции уже идут по три тысячи ливров. При таком росте их цены мы разоримся. Проклятые agioteurs!
Макуэртер посчитал это восклицание риторическим и спокойно стоял, ожидая, что произойдет дальше.
Мистер Лоу застонал. Потом стукнул по столу кулаком.
- Как это я просмотрел?
Он, конечно, понимал, что то, что предвидел он, то, на чем он строил всю игру - что кредиторы государства, владельцы полутора миллиардов, должны будут вложить эти средства в единственный доступный для них канал инвестиции, в акции Индийской компании, - что это же самое предвидели и обычные биржевые игроки. Предвидя это, они поспешили скупить акции, чтобы потом продать их подороже государственным кредиторам. Их планы были легко осуществимы, поскольку акции поначалу стоили довольно дешево. И он поначалу тоже ясно видел такую опасность. И даже просчитал, какие последствия она может иметь для компании. Он собирался принять меры против нее перед тем, как должна была начаться продажа этого выпуска акций. Оплошность произошла из-за того, что он был сильно рассеян после объяснения с Катрин и подписал условия выпуска, не вникая в детали.
Теперь он приказал себе собраться, чтобы начать выпутываться из создавшегося положения.
- Нужно срочно принять меры, Ангус. Государственные кредиторы правы. Это несправедливо, что их должны обирать эти люди, ставящие на беспроигрышную лошадку. Течь надо заделать, пока она не усилилась. Пусть Банк остановит продажу оставшихся акций. Объявите, что подписка завершена. Пусть мистер Уильям придет ко мне днем.
Решение, которое он принял мгновенно, заключалось в том, чтобы тут же открыть новый подписной лист на следующие полмиллиарда, который он хотел начать несколькими месяцами позже. Но теперь (а это надо было сделать, конечно, раньше) акции должны были продаваться только владельцам долговых обязательств. Чтобы упростить всю процедуру, он решил выдавать акции только в обмен на квитанции казначейства о сданных долговых обязательствах без промежуточной стадии превращения их в банкноты. Таким образом, лишь владельцы обязательств имели в этих условиях право на акции его компании.
Эта мера, как ни хороша она была, была уже запоздалой. Ущерб был нанесен и невозможно было предвидеть, к чему приведет начавшаяся безграничная спекуляция выпущенными акциями.
Котировка акций Индийской компании все поднималась. Даже долговые обязательства, еще недавно стоившие шестьдесят процентов от номинала, теперь шли по курсу выше номинала, хотя даже и за такие деньги их было очень сложно приобрести.
Объявление о втором выпуске акций на этом фоне привело к дальнейшему возрастанию активности на улице Кенкампуа. Цена на доступные акции поднялась еще выше и достигла шести тысяч ливров вместо трех, что еще совсем недавно так потрясло Лоу.