- Боже мой! Боже мой! Что вы такое говорите? Вы очень ошибаетесь во мне! - лицо маленького зверька сморщилось и выражало настоящее горе. Он сейчас очень сильно походил на господина де Вольтера. Он, конечно, имел большую выгоду от созданной системы, но, независимо от чувства благодарности, не имел ни малейшего желания ссориться с ее создателем, который знал столько, что мог скомпрометировать любого человека, а уж архиепископа-то вдвойне. - Пойдемте к регенту, раз уж вы так настаиваете, но пеняйте потом на себя.
Занятый обсуждением ситуации с канцлером, регент был очень рад появлению мистера Лоу. Его вежливость была смешана с сочувствием.
- Ах, барон, господин д'Аржансон говорит, что дела идут все хуже.
Мистер Лоу был прям:
- Они пойдут еще хуже, если вы отмените указ.
За его спиной Дюбуа осуждающе что-то пробормотал. Господин д'Аржансон шумно втянул воздух. Регент напрягся.
- А какой еще выход нам остается, учитывая настроения в обществе? Вот! - он протянул ему листок бумаги. - Прочтите эту гадость.
Это была листовка очень грязного содержания, дававшая регенту совет, как поступить с бумажными деньгами. Мистер Лоу не обратил на нее внимания.
- Этот указ, монсеньер, уже нанес свой вред. И все, что остается, это бороться с вызванной им бурей. Но буря уляжется, и ярость утихнет. А теперь… - он безнадежно развел руки, - мы даже не можем рассчитывать и на это. Надежда будет уничтожена после такой расписки в собственной нечестности.
- Как в нечестности? - одновременно воскликнули возмущенные регент и канцлер.
- Да, в нечестности, - повторил мистер Лоу. - А в чем же еще, по-вашему? Отменить указ, который в два раза обесценивал деньги, означает признать, что он не был необходим. Но если он не был необходим, если банкноты могут сохранять номинальную стоимость, то чем же еще объяснить выпуск указа, как нечестной попыткой за счет народа обогатить казну?
Регент опустился в кресло. На его лице появился страх. Он посмотрел на д'Аржансона и сказал дрогнувшим голосом:
- Что-то вы в своих расчетах упустили, маркиз.
- Но… когда такие волнения… - запнувшегося д'Аржансона бесцеремонно перебил мистер Лоу.
- Совет тоже кое-что упустил. Я предсказывал, что последует. Люди не удовлетворятся постепенным падением стоимости денег. В их глазах банкноты будут дискредитированы мгновенно. И такое их обнищание сразу вызовет страшное возмущение. А чего другого вы могли ожидать?
Д'Аржансон наклонил свою большую голову и пошел в наступление. Его глаза горели на побледневшем лице.
- Для творца этой разрухи, сэр, у вас слишком наглый тон.
- Творцом разрухи являетесь вы. Когда ваши махинации по дискредитации бумажных денег и попытки организовать массовый обмен их на активы Банка были пресечены, вы предприняли эту еще более опасную попытку, нарочно связав курс банкнот с курсом акций Индийской компании.
Канцлер злобно повернулся к регенту.
- Прошу Ваше Высочество защитить меня от таких оскорблений.
- Как? - регент уже почти перешел на сторону Лоу, убежденный его напористостью. Он холодно взглянул на маркиза. - Вы больше не способны защищать себя сами? Вы можете ответить господину Ла?
- Могу. Я отвечу, не боясь упреков в противоречии, что, когда я советовал выпустить этот указ, разруха уже и так была налицо. Ваше Высочество понимает, что надо найти причины для этого бедствия. А они заключаются в попытке всю Францию превратить в одну гигантскую акционерную компанию. Следствием созданной системы было обогащение негодяев во всех слоях общества и разрушение среднего класса, самого честного, производительного и полезного. Это повлекло за собой снижение уровня жизни, падение общественной морали и извращение национального характера. Мы добились этого тем, что взяли под свой контроль коммерцию, которой раньше занимались опытные купцы на свой собственный страх и риск.
- Даже если допустить, что все это правда, с чем я не согласен, - сказал мистер Лоу, - то эти слова относятся только к Индийской компании. И даже ее крах, вызванный спекулянтами, не был окончательным. Но когда сюда вмешивают Банк, то эти обвинения становятся лживыми. Я уже говорил перед советом и повторю сейчас: Банк платежеспособен!
- Выпустив на полмиллиарда необеспеченных бумажек! - выходя из себя, закричал канцлер.
Регент стукнул кулаком по столу.
- Господин маркиз, я не люблю, когда в моем присутствии кричат.
Канцлер, смутившись, принес свои извинения. Мистер Лоу стал еще более резок:
- Еще раз позвольте вам напомнить, что это только четверть от всей суммы денег. Что касается оставшихся трех четвертей, то я уже говорил, что Банк имеет под них твердое обеспечение. Ни при каком раскладе снижение стоимости денег в два раза не было оправдано. Я уверен, что необеспеченные деньги можно было бы постепенно извлечь из оборота.
- Вы так утверждаете? - д'Аржансон ухмыльнулся. - Тогда вы легко это осуществите. Отменив указ, мы возвращаемся к исходной ситуации.
- К исходной? Неужели вы вправду в этом убеждены? Вы уже забыли мои слова, что отмена указа вызовет обвинение нас в нечестности?
- Ну, это только ваши слова, господин Ла.
- А когда мои слова не сбывались?
- Бог мой! Вот так скромность! - воскликнул маркиз. Мистер Лоу не обратил на него внимания. Его тону вернулась уверенность и спокойствие.
- На встрече в совете я предвидел, что указ вызовет бурю. Эта буря превзошла ваши ожидания, но не мои. Одним ударом она снизила цену бумажных денег вдвое. Сейчас я предсказываю, что отмена указа приведет к полному обесценению бумажных денег.
- Peste! Нет! - вскричал регент.
Д'Аржансон старался выглядеть уверенным.
- Ваше Высочество может не бояться таких последствий.
Взгляд регента нашел Дюбуа, остававшегося до сих пор молчаливым свидетелем их разговора.
- Ради Бога, архиепископ, почему вы не выскажетесь? У вас что, нет никакого мнения?
Внимание архиепископа было, однако, чем-то отвлечено. Он напряженно прислушивался к отдаленному гулу. Остальные ничего не слышали из-за своего возбуждения. Он поднял указательный палец, глаза его расширились.
- Послушайте! - призвал он их.
Раздался громкий треск, и гул неожиданно усилился, превратившись в шум яростной толпы.
- Боюсь, - сказал д'Аржансон, - что они ворвались во двор.
Регент встал.
- Пойдемте со мной, - приказал он и вышел из кабинета в галерею, чтобы взглянуть на двор.
Они увидели через окно галереи, что весь двор заполнен злобно орущей толпой. Прямо под их окном были три пары носилок. На каждой лежало по человеку.
Запыхавшийся Ла Врийер прибежал в галерею. Он принес ужасные новости. С утра толпа атаковала Банк, требуя в обмен на бумажные деньги золото. Троих людей задавили насмерть. Толпа принесла их тела к Пале-Роялю. Он также рассказал, что карета мистера Лоу разнесена вдребезги, но кучер и лакеи успели укрыться во дворце.
- Боже, спаси нас! - сказал регент, не проявляя, правда, признаков страха. - Найдите Ле Блана. Прикажите ему очистить двор. Но пусть постарается сделать это без необходимой жестокости. Пойдемте, господа.
Они вернулись в кабинет. Регент сел за письменный стол.
- Итак, канцлер? - хрипло спросил он. - Вы по-прежнему настаиваете, что нам не следует опасаться тех последствий, о которых говорит господин Ла?
Лицо канцлера под черным париком позеленело. Он лишился своего обычного красноречия. Запинаясь, он с трудом произнес:
- Поступайте, как вам угодно, Ваше Высочество! Ведь этот указ, в конце концов, ваш.
- Так. Значит, вы перекладываете всю ответственность на меня. Но, как я уже говорил в Совете, я - не король. Я только регент. Я возглавляю совет, чьи единогласные решения не могу отклонять. Вы вовлекли совет в эту ужасную авантюру. Совет поверил в вашу дальновидность, в ваши расчеты, - он сделал паузу. Взгляд его строго смотрел на канцлера. Тот, оглушенный, молчал. Потом регент продолжал: - Я вас, мсье, не буду спрашивать, какую долю в ваших расчетах составляет предубеждение, если не употреблять более резкое слово. Но я вынужден потребовать от вас сдать мне печати канцлера сегодня же.
- Ваше Высочество! - выпалил бывший канцлер.
Его Высочество махнул рукой:
- Можете идти.
На мгновение остолбенев, д'Аржансон низко поклонился, словно придавленный страшной тяжестью. Потом, волоча ноги и стараясь не смотреть на оставшихся, медленно покинул кабинет.
В своей мстительности он подтолкнул мистера Лоу к пропасти, но сам не удержался и слетел в нее первый, впав в немилость. Карьера его была кончена, честолюбие уязвлено.
После его ухода наступила тишина. Потом, отгоняя тяжелые мысли, регент посмотрел на Дюбуа:
- Господин архиепископ, отправляйтесь сегодня же во Френ и просите д'Агессо вернуться. Пока же нам понадобится человек, который мог бы занять его место. Молю Бога, чтобы это спасло положение. И это все, что я сейчас могу сделать, - его взгляд упал на Лоу. - Ну что, барон? - спросил он.
Мистер Лоу был совершенно спокоен.
- Ваше Высочество потребует, конечно, чтобы я покинул пост генерального контролера?
- Если вы желаете в такой момент бросить штурвал, то я не смею вас удерживать.
- Я останусь, если Ваше Высочество считает, что я буду полезен на этом посту.
- Я не знаю никого, кому бы я так доверял в сфере финансов.
Мистер Лоу поклонился.
- Ваше Высочество очень щедр и великодушен. Моя система, как видите, разрушена. Но, если вы прикажете мне, монсеньер, я сделаю все, что в моих силах, чтобы ее восстановить, насколько это возможно.
- Пусть Бог направит вас, - этим грустным напутствием регент попрощался с ним.
Глава 29
Надир
Никем не узнанный, мистер Лоу спокойно возвратился в Отель-де-Невер, где его ждала обеспокоенная Катрин.
Он весело сказал ей:
- Вот видишь, напрасно ты и беспокоилась.
- Напрасно! - в ее голосе звучал упрек. - Ты думаешь, я не знаю, что твою карету превратили в груду щепок. Слава Богу, что тебя в ней уже не оказалось.
- Ты еще не поняла, что я могу творить чудеса?
Она крепко схватила его за руки.
- Как ты можешь смеяться в такое время, Джон? Как ты можешь?
- Успокойся, моя милая, успокойся. Люди непостоянны. Они долго не будут в таком настроении. Скоро все будет хорошо. Ты опять услышишь "Vive monsieur Lass", как и прежде. А пока тебе лучше уехать с детьми в Германд и побыть там, пока эта буря уляжется.
- Ты предлагаешь мне уехать в Германд? - она была обижена. - А ты останешься один на один со смертью?
- Смерть! Тьфу! Не преувеличивай.
- Что ж, если я преувеличиваю, то зачем же мне тогда ехать?
- Так мне будет спокойнее. Я буду знать: что бы ни случилось, ты и дети находятся в безопасности.
- А я? Буду ли я спокойна, если уеду? Я же не буду иметь ни минуты покоя, думая, жив ты или нет. Я останусь здесь, Джон. Пойми, из двух зол это меньшее.
Он был удивлен ее необычной твердостью. Он попытался еще раз убедить ее на время покинуть Париж, но потом нашел, что его настойчивость напрасна, и неохотно разрешил ей остаться. Глубоко тронутый таким ее решением в этот страшный час, он увидел в ней близкого ему человека, во что он давно не верил. Он вспомнил слова брата о Катрин и подумал, не оказался ли Уильям более внимательным, чем он сам. Он мог бы подумать и глубже об этом, если бы его мысли не были целиком поглощены мерами, которые было необходимо принять, чтобы остановить ураган, бушевавший уже вовсю.
Этому он посвящал сейчас все свои силы, делая все, что только было возможным. Регент имел еще одну возможность убедиться в талантах своего генерального контролера, который умудрялся и в столь тяжелой ситуации управлять финансами королевства.
Его план удаления из оборота не обеспеченных банкнот заключался в воссоздании государственного долга в размере четырехсот или пятисот миллионов ливров. Государственным кредиторам, которые не смогли купить акции Индийской компании и имели на руках деньги, которые они не знали куда вложить, предлагалось получить взамен своих банкнот государственные обязательства. Чтобы выиграть время, он видоизменил указ о запрете использования золотых монет в качестве платежного средства. Теперь они выдавались в обмен на банкноты, но в ограниченных количествах. Одновременно он сократил часы работы Банка и потребовал от кассиров неторопливости при обслуживании клиентов, желающих обменять деньги. Если в прошлом он искусственно снижал курс золота по отношению к курсу банкнот, то теперь он сделал наоборот, и повысил курс золота по отношению к ним на треть. Таким образом удалось замедлить утечку золота из Банка.
Он разработал и иные меры для восстановления банковского кредита после стабилизации ситуации. Его надежды на улучшение усиливал спад, происшедший в гневе переменчивой толпы. Теперь он мог даже показываться на публике, не боясь, что в него полетят камни. Пару раз его даже видели в опере в ложе регента.
Спустя несколько недель, однако, стало ясно, что все надежды на улучшение были напрасны.
Делая эти последние попытки вернуть утраченный кредит, он понял, что д'Аржансон и его товарищи слишком сильно подорвали доверие к бумажным деньгам, чтобы его можно было теперь восстановить. Указ канцлера и последующая его отмена оказались мерами настолько разрушительными для денежного обращения, что банкноты уже не могли служить в качестве платежного средства. Продавцы отказывались их принимать, а если и принимали, то по своему собственному курсу, который через месяц после указа д'Аржансона упал столь низко, что за один луидор требовали уже сто двадцать ливров. Тот, кто в нарушение указа, сохранил у себя золото, теперь начал использовать его для покупки необходимых товаров. Цены, взмывшие до небес во время периода процветания, не желали опускаться и теперь, в период невзгод. Это происходило потому, что деньги лишились своей покупательной силы. Хлеб стоил пять су за фунт, что было в десять раз выше его обычной цены, аналогично подорожали и мясо, масло, яйца и вино. Метр ткани, раньше стоивший пятнадцать ливров, теперь продавался за сто двадцать пять.
Катастрофический рост цен больно ударил по промышленной буржуазии, основе государства во все времена, и по рабочему классу, который оказался перед угрозой безработицы. Все это быстро усугублялось, в жизни страны наступал хаос, прилив негодования против Лоу и регента, который на краткое время затих, возобновился с новой силой, когда всеобщее обнищание сменило такое же всеобщее, но обманное процветание прошлого года.
Бесстыдные листовки появлялись ежедневно, и теперь ни регент, ни Лоу не могли бы пройти по улицам, не рискуя подвергнуться оскорблениям или даже нападению.
Наконец, в начале осени наступил день, когда после особенно враждебной демонстрации против регента во время представления в опере, мистер Лоу признал себя побежденным, а игру проигранной, и сказал об этом брату.
- Я не только признаю свое поражение, но признавая его сейчас, оказываю последнюю услугу регенту. Я должен так поступить, поскольку он всегда поддерживал меня во всех начинаниях.
Уильям Лоу был очень опечален и промолчал. Да он и не имел никакого желания спорить с братом, поскольку испытывал почти облегчение от такого решения, видя, как развиваются события.
В последний раз лаэрд Лауристонский отправился к регенту и нашел его беседующим с Дюбуа.
- А, барон, - приветствовал его Его Высочество. - А я как раз собирался послать за вами. Вы слышали, что случилось сегодня вечером в опере? Меня оскорбляло уже не какое-то простонародье, а благородные люди, моя последняя опора в этом кризисе.
- Это и привело меня к вам, монсеньер, - мистер Лоу говорил подобающим случаю торжественным тоном. - Вашему Высочеству нужен мальчик для битья, так сказать, козел отпущения. Только в этом качестве теперь я могу быть вам полезен.
- Что? - Его Высочество был ошарашен.
- Я здесь, Ваше Высочество, чтобы просить отставки с поста генерального контролера.
- Значит, вы все-таки испугались?
На продолговатом, благородном лице шотландца появилась грустная улыбка.
- Нет, монсеньер, я не испугался. Я понял, что такой выход будет лучшим для вас. Ваше Высочество должно будет объявить, что увольняет меня.
- Понятно. Я должен буду бросить вас на съедение львам.
- Такая мера получит всеобщее одобрение и даст выход общественному гневу, который пронесется, таким образом, мимо вашей головы.
- И попадет в вашу, барон. Я не такой человек, как вы думаете. И я не принимаю вашу отставку.
- Позвольте мне заметить, монсеньер, что в высших интересах ваша обязанность все-таки заключается в том, чтобы ее принять, также как моя была в том, чтобы ее просить.
- Позвольте и мне заметить, господин барон, что мне не следует объяснять мои обязанности.
Мистер Лоу тем не менее продолжил их объяснение:
- Ваше Высочество олицетворяет Францию. Я же только себя, и со мной можно не считаться. Как только вы уволите меня, как источника всех бед, наступит некоторое успокоение. Потом начнется реакция, и у вас появится возможность провести тот план, который я подготовил. Я думаю, что другие, кого назначит Совет, будут способны восстановить порядок.
Регент грустно размышлял:
- Черт побери, вы, значит, отводите мне роль труса. Вся вина падет на вас, а я спрячусь за вами. Вот суть вашего предложения. Eh bien, мне это не нравится. Ответственность лежит на нас обоих.
- Не совсем так, монсеньер. Воплощение в жизнь моей системы лежало только на мне. Я виноват в двух ошибках. Во-первых, я не защитил акции компании от их скупки спекулянтами до того, как это успели сделать государственные кредиторы, которым эти акции и предназначались. Во-вторых, я не предвидел такую страшную жажду наживы, которую проявили спекулянты. Но избеги я этих двух или еще каких-то ошибок, возможно, судьба все равно бы привела к подобному концу сейчас. Но со временем, и я в это твердо верю, использование богатств Луизианы станет основой могущества Франции.
Регент взглянул на Дюбуа.
- Могу я поступить так, как он мне советует, и сохранить к себе самоуважение?
По узкому лицу архиепископа пробежала судорога.
- Я могу сказать вам, Ваше Высочество, что вы не имеете выбора. Господин Ла вручил вам меч, что с его стороны было в высшей степени благородно, и этот меч может разрубить гордиев узел, который сейчас перед нами. Он правильно указал, монсеньер, что в этом заключается ваш долг перед Францией.
- Значит, вы тоже считаете, что я должен спасти свое положение за счет барона! Parbleu, как хорошо быть принцем. Ну хорошо, а барон? Что станет с ним, архиепископ? Вряд ли общественный гнев, обрушившись на него, сохранит ему жизнь.