СПЛОШНОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Непрерывно светясь, угасая опять непрерывно – между
светом и мраком: зазора здесь быть не должно – так,
наверно, писать я и должен, и жить, разумеется, должен,
как какой-нибудь Сент, ну, пожалуй, экземпал, Экзо -
Джони Перс или кент или "Кент" или просто какой -
нибудь "феня", бормоча, угасая, светясь и опять бормоча,
как бормочет сознанье, себя устыдясь и цепляясь за
каких-то нелепых отцов, матерей, экстра-Анима,
Анимус…
Господи, Анус, как Анус, жить – да жить в нем: мерцая,
светясь, угасая, как на острове, только внутри, в нутряном
бедном убогом пространстве, где жизнь то ли дышет, то
ли затихла, замолкла, завяла, и вдруг нас, меня исторгает
в немой спазматический круг.
2001
***
Памяти К. Гамсуна
Мухи осенние Гамсуна -
Бедные слухи.
Вот уж конец ноября,
А все-таки живы, старухи:
Живы и люди, и нелюди – все…
…и мертвяки, что пропали в живом колесе
немощной Клио и хищной, божественной Кали -
как они крутят и вертят
всё то, что мы где-то искали,
шарили – то на свету,
то совсем уж впотьмах -
Иллюминация, свет и божественный взмах!
И слепота наша, мушья, мужчинья,
Старушья – всякая, Мухи!
…А Гамсун, он муху любил,
даже рассказ написал…
8 ноября 2001 года
РОЖДЕНИЕ АГРЕССИИ
Ст. Грофу
Мне было больно раз и два,
Не помню я, когда
Щипцами вырвали мне ухо,
Включили провода
В подводной лодке материнской матки:
Взорвались мы – воспоминанья сладки,
Как никогда:
Кругом вода, вода…
…искрящиеся и немые рыбы,
и я – в их немоте,
кривляясь телом, разумным, безъязыким, онемелым
и восхищаясь миром – Океаном,
Я в Сеть попал……
Какой-то атом бил меня по голове.
Я стал больным и пьяным,
Какой-то торч познал я в Языке
Язычников, язычествующих…
Тогда я написал свой первый стих,
Омывшись в ванне, с душем пополам,
И празднуя свой рукотворный срам.
14 декабря 2001 года
СОКОЛИНАЯ ОХОТА
Е. Шварц
Ручного сокола пустили,
А оказалось, он больной.
Его вороны исклевали -
Вороны, умницы, ловцы.А жалко сокола ручного -
Должно быть, Бог и то спомог
Хозяину и труполову
Не зреть, как умирает Бог.
31 октября 2001 года
***
Е. Шварц
Обращаясь к Вам,
Когда Вы в соборе святого Петра
Ставите свечу,
Подобную мечу язычника Савла,
Такую горячую
И почти что незрячую,
Глазастую как рукотворный огонь,-
Я думаю, бред ли я или конь,
Навек потерявший Вас
Или на время ad infinitum,
И снова к концу….
Что бы ни было обещаю стараться
И крутить в себе смерть,
И к Вам обращаться.
30 ноября 2001 года
МОНОЛОГ ЛУНАТИКА ИЛИ РАЗГОВОР ДВОИХ В ПРИСУТСТВИИ ТРЕТЬЕГО (СТРАХ ПОЛНОЛУНЬЯ)
Памяти Г. Гурджиева
– Луна, ты здесь?
– Я здесь. А кто ты, кто ты?
– Я аббревиатура идиота и – полный нуль.– Ты в кратерах нелепых пуль,
нелепых душ…
– Я полный нуль, а тот всегда недюж
на выдумки от плюса к отрицанью.
Я в полнолунье всех зову как будто к знанью.
Вот Я, Дитя и мост,
И по мосту навстречу, но – кому?
идет лунатик… Я, дитя,
себя ему продам почти шутя,
а он меня зарежет…
Однако, всё не так -
Меня-себя занежит
В мой лунный кавардак.
– И всё сначала?
– Нет. Какое там начало?
Начало – Солнце – лунное качало -
не умирало бы и не кончало,
но нет надежды.
6 февраля 2002 года
ДВА МОНОЛОГА
1
МОНОЛОГ ШИЗОФРЕНИКА
И снова слышу голоса,
Бормочущие чушь,
Как будто я на полчаса
Попал в объятья душ.
Затискали они меня,
зажали, как в клещах…
Смеются, морды изменя
на рыла – Божий страх!
Спаси нас, белый человек
Под черным колпаком,
Ведь я их знал который век,
Со всеми был знаком…
Якшался запросто, юлил
то в яви, то во сне,
как черный глист среди белил
невнятных, страшных мне.
Я сам художник. Хорошо,
Мне сделали укол.
Я сам – поэт,
Хотя чуть-чуть, ну чуточки, тяжел.
Я сам – артист. Но я, прости,
Совсем не акробат.
Зачем тащить меня? Пусти!
О, в чем я виноват?
2 августа 2002 года
II
МОНОЛОГ ПАРАНОИКА (БЕСЕДА С ВРАЧОМ)
– Паранойя, говоришь, паранойя?
А я скажу тебе: и Гегель, и Кант
Параноиками были.
Паранойя – это талант
Организации звездной и человеческой пыли.
И Гитлер был параноик
(С уклоном, правда), и Сталин,
и, конечно, артист-Нерон.
А ты-то сам зачем сюда поставлен,
Собирать таких, как я, вершить свой закон?
Ну и давай без дураков!
Вяжи меня, вяжи!
Я вижу иные, другие
Сужающиеся рубежи.
24 августа 2002 года
DELIRIUM TREMENS
(ОДИН СЛУЧАЙ, ИЛИ ПОДСЛУШАННЫЙ РАЗГОВОР)
"Кто он? – спросил китаёза.-
За Джа, за Чай, за Мао?
Чем он дышит – Путиным или смертью?"
Девка Чинь-чинь ему сказала:
"Он – наш, Господин-мандарин, и вы ему верьте.
Я видела, он бомжу-китайцу,
Не то как бы наступил на яйца,
Но даже время спросил по английски:
"Is it time?" -
Ну, бомжак – наш служак,-
Конечно, плохо ответил ему:
"Time o’clock""…
"Чинь-чинь, а готовить он умеет, однако,
Из кошек и мрака
Наше новое блюдо "хин-хин-хуй-мерсиви"
Ну, или просто сациви?
"Я не знаю, – Чинь-Чинь сказала,-
Он пьян, как не пьян,
Наш ресторан для него, как сплошной туман
Над вечной рекой Мао-Дэна, бренной рекой,
И вообще, Господи, его упокой".
август 2002
***
Бессловесье,
Господи, Боже мой, здесь я,
Господи, в этом словесном затоне,
В этом селе, в этом коробе, в этом поместье
Сам, как козел Твой на страшной, червивой иконе,
Слева и справа.
2002
***
Светом горница осветилась
чужим запредельным
светом сознанья чужого родного
иль ужасом подсознанья
конус огня животворного
растущего изо льда вечного общего
светом она осветилась
светом моя горькая горница
24 августа 2002 года
***
Неуютно мне, неуютно.
Жарко-жарко, светло и мутно.
Пусть и пасмурный, добрый день,
А какая-то дребедень
Душу мучит, хоть не ущучит:
Не отдамся я ей – мне лень.
Жутко-жутко и чутко-чутко.
Вот взорвалось что-то. Нет, шутка.
Кошка прыгнула на капот,
И машина, как зверь, орет.
24 августа 2002 года
***
Прошла гроза, но маленькая слишком…
Ах, как бы мне хотелось с лихом, с лишком
такого грома, чтоб оглохли все мы,
не разбирая зрячи или немы,-
все вышли бы под дождь,
а там уж, кто-и-как не разберешь:
кто с кем, куда торопишься, идешь,
зачем?
24 августа 2002 года
РАССЕЯННЫЙ
Это город Петроград,
Исторический окурок?
Или город Петербург,
Город турок или урок?
Может, город Ленинград,
Где родился я, придурок,
Там, где мама умерла,
Мой сурок всегда со мной.
Мой сурок еще со мной.
2000
***
Пристал ко мне мудак из Пятигорска,
а, может, не мудак, а так – бандит.
Схватил меня за шею жестко-жестко,
не душит, просто жмет и теребит.Текучая была у нас беседа:
он что-то бормотал, а я как ж
смотрел, горят ли окна у соседа,
чтоб их разбить на первом этаже.Он что-то понял. Я, должно быть, тоже,
но больше: если б он позвал меня,
ну, как Христос… я просто, просто б ожил
и двинул вслед, ногами семеня.Но он был только шут из Пятигорска
иль неумелый пьяненький бандит.
В руке его моя осталась шерстка,
а жизнь, должно быть, Бога теребит.
25 октября 2001 года
***
Смерть жизнью обозначив,
себя переиначив,
танцую я блохой на котелке,
и чудится мне книга,
громадная, как фига,
в богоподобной фиговой руке.Листаю я страницы,
там – жужелицы, львицы,
и комары тупые, и синицы,
столь глупые, что море им поджечь,
как сперму сплюнуть. Ах, эти девицы!
А мне что делать? Знай, стреножить желчь.
2002
ПУТЬ ДОМОЙ И ПЕЙЗАЖ С ИЗМАЙЛОВСКИМ СОБОРОМ
Как тяжело без тяжести в душе,
и время тянется, нить Парки длится, длится…
Кромешный мир стремится к суициду,
он инвалид. Подайте инвалиду! -
не больше и не меньше. Ведь урод,
стоящий супротив, часть денег отберет,
оставив грош-процент несчастному чеченцу.
Напротив церковь. Бом-бим-бом-бим-бам!!!
Ментовская облава тут как тут.
Старухи спрятали носки, колготки, спицы.
Одна из них за сердце ухватилась и ну, бежать…
(Тревога-то пустая. Машина за угол заехала
зачем, бог весть) …и ну, бежать вприпрыжку
и с подскоком. Куда ей, маленькой?
Не убежит далёко, опомнится: товар ведь тут как тут.
Недужные деревья всё еще цветут,
воробышки чирикают чив-чив,
а это значит, что Господь наш жив.
Хоть ноша Господа была и тяжела,
старушка выжила – не умерла.
Ах, кто сказал? – Но только ведь не я! -
Невыносима легкость бытия.
Как тяжело без тяжести в душе…
"И нету денег, чтоб напиться, – бормочет инвалид,-
подай, сестрица. Душа болит".
Вот подошел трамвай: хоть лезь в него, хоть – пехом.
Пойду пешком с разорванным мешком,
наполненным продуктами и дрянью. А рядом храм.
Нет, в храм я не пойду. Там Пантелеймон, там Мирон,
святые…
Зачем я всуе буду там стоять,
болваном со свечой? Пойду домой, домой…
А где мой дом, склероз-эклер проклятый!
Двенадцать, восемь, пять. О нумеролог,
скажи, что это значит? Пять плюс три
и будет восемь, и оно равно семи и одному.
Ах, вот о чем? Опять один как перст,
И снова тяжело. Но хорошо, пожалуй.
Да, хватит мистики. Мне снова тяжело,
и на душе легко, приятно стало.
23 сентября 2002 года
ПАМЯТИ Л. АРОНЗОНА
Что человеку легко?
К примеру пить молоко
матернее или коровье.
Ну, и пей его на здоровье!
А что этой твари трудно?
Достать из-под себя судно,
утку стеклянную наполнить не сливом,
а сочным мерцающим черносливом
и принести как дар в день рожденья друга.
То-то изумится его супруга,
и сам он, наверное, опешит как дурень,
выгонит нас и сядет понурен,
травку покурит и, сам уж не рад
гневному всплеску (так бабочек ряд
резко взлетает и мчится, и тает),
выйдет сквозь сеть вековечных оград
в свой огражденный и сказочный сад.
24 августа 2002 года
***
С идиоткой находясь,
будь она хоть в коме,
зла и нерушима связь
как в родном роддоме.
Мама милая жена -
кто вопит однако? -
ужасом поражена -
мерзью смерти, рака.
Диалоги – образцы
ракоходной коды.
Жизнь разрубит все концы.
Смерть – хирург свободы.
2003
ДОМАШНЕЕ
I
Кашляешь. Бренчит телевизор.
Я ли твой муж, твой провизор?
Молчишь? Ну, еще помолчи.
Так страшно в сырой ночи
Господу помолиться, слово сказать свое…
Кашляю. Вот такое житье -
жертвенное? – И никого!!! -
Может быть, меня самого
распнут?.. Кашляешь, сама простота?
Жить бы да жить, целовать бы твои уста,
милая, как крысе в твоем дому…
Люблю тебя, ничего не пойму.
Бред вращается: тик-так,
Жизнь обращается – сплошной сквозняк.
Купил бы колечко тебе, но к чему?
Господи, ничего не пойму,
ни имени Твоего всуе,
ни того, что сейчас рисую.
Ну, Господи, прости пустословье, ударь!
Кашляешь? Время бренчит.
Государь, Боже помилуй…
II
Бред лесенкой,
лестницей бред
тех,
кого между нами нет…
Дай им, Господи, власть и силу.
Нас
и тех, кого с нами нет,
помилуй,
Господь,
помилуй.
III
В. К.
Зубы золотые у собаки
Все кроак, кроак.
Смерть и сыр и мраки.
"Я – дурак,
Патрик Дигнем,
И на пуповине я вишу".
Блум сидит на унитазе,
Джойс, который Джеймс,
Глядь в очко орлом крылатым:
"What is times?!"
"Сэр, пирожное принес я"
"Thank you, Sam"
"Сэр, его похоронили. Биг-биг-бен"
"Самуэль, сходи за сыром,
трупом молока,
а очки в очко упали
Бедный Патрик, poor…"
2003
РАЗНИЦА ПОКОЛЕНИЙ
Тех хоть мучили
и они стали чучелы
а ты сам себя замучил
как последнее из чучел
изуродовал напоил
изнасиловал износил.
Хоть и лучше бы под огонь
самому пришлось стрелять бы
не буквально так фигурально, а так
вроде дожил до деревянной свадьбы.
Кто-то тронет меня (поцелует?)
И спустит не в яму, так просто – в огонь.
18 мая 2004 года
***
Капнул дождь, как старческое семя
Господа, узревшего свой лик
в небесах Обводного канала.Так и мне, наверно, стыдно, страдно,
трудно этот миг живописать.
Капнул и ушел опять в молчанье.
18 мая 2004 года
ЗАВИСТЬ
Лебединое озеро. Зигфрид плывет на ладье,
И Одетта с Одиллией пляшут, как пьяные бляди.
Вагнер в Байрете снова какую-то дрянь произвел…
Ох уж эти полеты Валькирий!
Много шума. За что его Людвиг любил?
Людвиг трепетный грот себе чудный придумал
И развел лебедей… Эх бы мне!..
Русь, Россия… – В Неаполь, в Сорренто, в Париж!!!
Лебединое озеро… Боже, как все надоело…
И либретто поганое, и танцуют они невпопад.
Только Зигфрид хорош. Я завидую Вагнеру, что ли?
Мне с Козимой не жить. Мне бы Людвига в гроте обнять
И заплакать от жизни, ее всеобъемлющей боли.
22 декабря 2004 года
ИГРА СЛУЧАЯ
…слепой скрипач в трактире
разыгрывал voi che sapete. Чудо!
А. С. Пушкин, "Моцарт и Сальери"
А Гайдн? Он не помог ему.
Констанция поторопилась.
В могилу братскую спустили гроб
и серы сыпанули.
Шел дождь. И плача разошлись.
Один Сальери – где он был? -
наверно, в Праге,
где "Дон Жуан" победный начал путь,-
один Сальери почувствовал,
но слез ронять не стал.
22 декабря 2004 года
ИМПРОВИЗАЦИЯ
Боль. Клавесин. Словно нервы зубные заныли
оптом и в розницу. Словно в могиле
вдруг зазвонил телефон: "I’m mobile!"
Дергает зубы Солер, Бах тихонечко трогает нервы,
а Куперен, он играет как хочет…
Век Просвещенья! А ведь недавно Паскаль
скрылся в гримасу безумья. "Боже, Огонь!..
Боже предвечный Иакова и Авраама!.."
Кончилось время. Пришел натуральный Руссо.
Кончилась боль. И вступило в игру пианино.
23 декабря 2004 года
WITH LOVE
К.А. Козыреву
Свинцовая музыка, друг мой любезный,
свинцовое время. Свинцовая пуговица
к телу накрепь пришита.
Давай-ка еще разок
сходим на наше кладбище
и выпьем медовой перцовки.
Потом к Элле Липпа поедем и к юноше Леше.
Ах, только бы время не рухнуло,
это свинцовое свинское время!
А как ты относишься к вечности, друг мой хороший?
Ты ведь оттуда, оттуда, оттуда, оттуда…
Все мы оттуда, куда и уйдем безвозвратно.
23 декабря 2004 года
КРЕЩЕНСКИЕ МОРОЗЫ
Маленькая поэма – медитация с повторениями и ракоходны ми ходами и жалкой попыткой вставить атональный ключ в тональную щель. Staccato.
Staccato: ышь!
А. Альтшулер
Холодно. Руки сложу крестом,
чаю с медом напьюсь,
сам не знаю о ком
не помолясь помолюсь.
Сам не знаю – Кому?
Новой Жизни, Весне?
Страшно в моем дому
жить и не только мне,
а и крысе подвальной, подпольной…
Где ей жить? Не пойму.
Cлышен звон колокольный
из церкви в моем дому.
Однако кто его слышит?
Уж, конечно, не я.
Жена за стеною дышит,
свинья во дворе мычит,
и в общем-то не колышет
оставил ли я ключ от квартиры
на работе? На лестнице потерял?
В комнате закружился
при входе – на ноже Твоем -
В носу платком ковырял?
(Когда шутил на охоте за кабаном?) -
Всё. Поздно. Один матерьял
остался. Все прошлое – позади
или сзади. Настоящее – что? Почем?
А Завтра, оно грозится каким-нибудь палачом…
Аз есмь и пребуду здесь,
как Твой кабан на охоте.
Ты есть? О, я знаю, Ты есть.
Однако, холодно все же.
Крещенье давно прошло.
Опять этот жар до дрожи.
Как пошло! Опять пошлó…
Перечитаю. Пошло немного
вот тут, куда палец ткнул,
опять ничего. Убого
Уйти? Без ключа? Пошлó?
Что я, лунатик, винтик Твой,
маньяк Твой? Маньяк я, маньяк.
Луна исчезла. Как эхо ночного взрыва,
плачет по ней Зодиак