- В таком случае, - сказал он, - потрудитесь сказать ей, что ее желает видеть человек, которого она хорошо знает, - Леон Роллан.
- Подождите здесь, - предложил лакей, - я сейчас передам барыне о вашем желании.
Прошло около десяти минут, показавшихся Роллану чуть не целым веком.
Наконец человек вернулся назад.
- Барыня, - сказал он, - не знает вас совершенно, но готова принять вас.
У Леона помутилось в глазах. Или это была не его Женни, или она отказывалась от него. Он следовал за лакеем как пьяный, беспрестанно спотыкаясь.
Человек провел его через приемную и, введя в большую гостиную, где были собраны богатства и чудеса новейшей роскоши, указал ему на стул и сказал: - Потрудитесь обождать, барыня сейчас выйдет.
Леону стало казаться, что он помешался - его сразу охватило страшное сомнение, и он уже хотел бежать… но дверь уже отворилась и в ней показалась Тюркуаза.
Леон Роллан вскрикнул. Перед, ним стояла женщина, которую он знал под именем Женни Гарен.
- Женни!.. - прошептал он, подходя к ней.
Но Тюркуаза изобразила собой полное удивление, гордо поклонилась работнику и спросила:
- Вас зовут Леон Роллан?
Эти слова поразили как громом столяра… он посмотрел на стоявшую перед ним молодую женщину и зашатался.
- Мне передали, - продолжала Тюркуаза совершенно хладнокровно, - что вы желаете меня видеть… Что вам угодно?
Она указала ему на стул около камина, а сама села на кушетку, стоявшую подле камина.
- Сударыня… Женни! - прошептал опять Леон.
- Мне кажется, что вы ошибаетесь…
- О! - вскрикнул он, пораженный сходством, - нет, это просто невозможно!.. Женни!.. Это вы!
- Меня зовут не Женни, а Делакур.
- Боже! - прошептал опять Роллан, - но ведь у вас ее голос, ее взгляд…
- Успокойтесь немного, - сказала Тюркуаза, - и потрудитесь посмотреть на меня попристальнее… Вы, конечно, убедитесь тогда, что вы ошибаетесь.
- Нет! Это вы!..
.Она покачала отрицательно головой.
- Мне кажется, - проговорил Леон, - что я действительно начинаю сходить с ума…
- Позвольте, - перебила его Тюркуаза, - что это за особа - Женни Гарен?
- Дочь одного из моих работников… бедная швея…
- Ну, так потрудитесь же взглянуть вокруг себя… И при этом Тюркуаза жестом указала на роскошь, окружавшую ее, и на богатое платье, надетое на ней. Этот довод имел полную силу.
- Наконец, - продолжала Тюркуаза с полным спокойствием, - вы, вероятно, убедились.
Леон поник головой.
Тюркуаза постепенно довела работника до глубокого отчаяния, а потом созналась ему, что она и Женни - одно и то же лицо, но что она скрылась от него, боясь, что он будет презирать ее, если узнает, что она обманывала его и что она совсем не то, за кого выдавала себя.
Леон вне себя бросился перед ней на колени и стал умолять ее не оставлять его…
Тюркуаза, получившая от сэра Вильямса известного рода инструкции, поклялась ему в любви и предложила ему бежать с ней из Парижа в Америку.
Леон согласился, но в эту минуту он вспомнил о своем ребенке:
- Мой ребенок… жена! - прошептал он.
Этого было вполне достаточно, чтобы Тюркуаза ушла от него в другую комнату и заперла за собой дверь. Леон остался, как пораженный громом. В комнате, куда вошла Тюркуаза, находился сэр Вильямс, видевший через отверстие в стене все, что происходило в зале.
- Ну, крошка, - сказал он, когда к нему вошла Тюркуаза, - садись и пиши поскорее письмо этому ослу.
Тюркуаза молча повиновалась.
Сэр Вильямс поторопился продиктовать ей письмо к Леону Роллану, в котором она извещала его, что одна только глубокая любовь к нему заставляет ее снова писать ему; она предлагала снова бежать с ним и притом взять с собой его ребенка, которому она бралась заменить мать.
"Если вы любите меня, то вы должны сделать это сегодня ночью или завтра утром, и мы тотчас же уедем", - было сказано в письме.
Ливрейный лакей подал это письмо Леону, который все еще стоял в зале.
Роллан прочел его и быстро вышел из комнаты.
Сэр Вильямс видел это и, обернувшись к Тюркуазе, сказал ей, чтобы она ехала завтра с Леоном в том почтовом экипаже, который будет стоять у подъезда…
- На первой же станции, - добавил сэр Вильямс, бывший в костюме сэра Артура, - вы получите от почтаря особенную инструкцию.
- А Фернан? - спросила Тюркуаза.
- Вы напишите ему письмо, - ответил сэр Артур и, усадив молодую женщину за письменный стол, продиктовал ей письмо к Фернану следующего содержания:
"Милый Фернан! Так как вы делаете мне сюрпризы, от которых я не имею возможности из любви к вам отказаться, то я нахожу нужным наказать вас. А так как я воображаю, что вы любите меня, то я и думаю, что Лучшее средство, чтобы наказать вас, будет заключаться в том, чтобы изгнать вас хотя бы на несколько часов. Но так как я не могу сделать этого в вашем же доме, то я и прибегаю к другому средству - т. е. изгоняю себя из Парижа на сорок восемь часов. Куда я еду - это тайна! Вот и наказание для вас. В особенности, Фернан, не вздумайте ревновать.
Женни".
Затем сэр Артур простился с Тюркуазой и спокойно вышел из ее отеля.
Он прошел улицу Виль л'Евэк до площади Больвоам, остановил наемную карету, сел в нее и приказал кучеру везти себя в улицу Лаффит. Он ехал к графу де Шато-Мальи.
Сэр Вильямс много думал и занимался в последнее время маркизой Ван-Гоп. Дай Натха и вообще пятимиллионным делом.
Граф был дома, и один в это время. Он только что вернулся с обеда из Английского клуба.
Грум подал ему карточку.
Граф взглянул на нее, вздрогнул и, приказав принять посетителя, велел больше никого не принимать
Сэр Артур не заставил себя долго ждать.
- О-о! - сказал он, входя, - очень рад, любезнейший граф, что застал вас здесь…
- И я тоже, сударь, - заметил граф. подвигая ему кресло.
Сэр Артур сел.
- Я уезжал, - начал он. - и теперь пришел узнать, как идут наши дела?
Граф глубоко вздохнул.
- Ах, my dear, - сказал он, - я ужасно боюсь, что наше дело проиграно.
- Что? - переспросил сэр Артур.
- Дела мои, или наши, если вы хотите, находятся все в одном и том же положении.
- Гм!
- Роше так же добродетельна, как и несчастна.
- А?!
Барон произнес это односложное восклицание с необыкновенным красноречием.
Оно выражало собой - что граф неловкий Дон-Жуан, не умеющий взяться как следует за это дело.
- Да, - продолжал он, - несмотря на все мои усилия, я еще не завоевал ни одного уголка в ее сердце.
- Славно! - заметил мнимый англичанин, - мне было бы очень приятно выслушать отчет об этих ваших усилиях…
- Это можно.
- Говорите, я вас слушаю, - проговорил сэр Артур и откинулся на спинку кресла.
Граф кашлянул и начал:
- Во-первых, я должен сказать вам, - начал он, - что госпожа Роше оказывает мне такое беспредельное, так сказать, братское доверие, что я начинаю чувствовать угрызения совести.
- Но, сколько мне кажется, - заметил сэр Артур, - это еще не вполне удобное средство получить наследство вашего дяди.
- Затем, - продолжал граф, - я должен сознаться, что наивность этой женщины служит более в ее пользу, чем против нее.
- Это как так?
- Очень просто: госпожа Роше, считая меня своим другом, почти братом, нисколько не боится меня, и ей никогда и в голову не приходит, что я могу любить ее.
- Как! Вы еще не признавались ей в своей любви?!
- Нет!
Баронет выразил сильное неудовольствие.
- Граф, - заметил он довольно резко. - вы настолько дурно исполняете свои обязательства, что я не вижу причины и мне исполнять свои.
Эти слова произвели на молодою графа совсем другое действие, чем этого ожидал сэр Вильямс. Он вдруг приподнялся со стула, и, взглянув прямо на своего собеседника, гордо сказал:
- Милостивый государь, мне кажется, что Бог мне простил бы, если бы я нарушил свою клятву и не исполнил того отвратительного обязательства, которое я принял на себя так необдуманно.
Сэр Артур до крови закусил губу.
- Нечего вмешивать бога, - пробормотал он, принужденно засмеявшись.
- Ошибаетесь.
- Но вы шутите?
- Нисколько, - ответил граф и презрительно посмотрел на своего собеседника.
- Вот что, - добавил он твердо, - обдумав все, я не желаю добывать себе состояние моего дяди ценою женщины.
- Право! - пробормотал сэр Артур, едва скрывая свое бешенство. - Можно подумать, что вы действительно любите госпожу Роше…
- По крайней мере, настолько, что уважаю ее. Сэр Артур привскочил на своем месте.
- Сколько мне кажется, - заметил он с досадой, - вы предлагаете мне уничтожение наших обязательств?
- Очень может быть.
- А я подтверждаю противное, вы дали мне слово, и я вам дал тоже свое.
- Милостивый государь, - сказал твердо граф де Шато-Мальи, - я возвращаю вам ваше слово. По-моему, моя совесть говорит мне, что презрение людей лучше угрызений совести и воспоминаний о подлости.
Сэр Артур понял, что проиграл. Он увидел, что одно из орудий его мрачной мести вдруг сломалось, и Эрмина уходила от него.
- Граф! - воскликнул он, чуть не задыхаясь от бешенства. - Если завтра днем мы где-нибудь встретимся и я подойду к вам со словами: вы не дворянин и вы нарушили вашу клятву… Что вы тогда скажете?
- Я промолчу, - возразил ему спокойно граф, - но в душе подумаю: "Не дворяне те, которые добывают себе состояние ценою подлости".
- Ну, а если я потребую у вас удовлетворения.
- Я, конечно, буду драться, - ответил граф твердо.
- Заметьте, граф, что если герцог женится на госпоже Маласси. то вы разорены навсегда.
- Я сумею перенести это несчастье. - ответил граф и добавил, указывая на дверь: - Довольно, милостивый государь, я хочу уважать госпожу Роше и надеюсь, что мы встретимся с вами только с оружием в руках.
Слова эти были произнесены таким холодным тоном, что сэру Артуру оставалось только взять шляпу и выйти.
- Мы увидимся, граф, - проговорил он.
- Когда вам будет угодно, - ответил граф.
Когда сэр Артур вышел, то граф де Шато-Мальи вздохнул гораздо свободнее.
- Я чувствую, - прошептал он, - что я становлюсь опять честным человеком.
После этого он взял перо и написал следующее письмо:
"Милостивая государыня!
Я вас буду просить назначить мне завтра свидание у себя дома, а не у меня, как это предполагалось раньше".
Это письмо было отослано Эрмине Роше.
- Черт возьми! - прошептал сэр Вильямс, уходя от графа, - неужели судьба помешает мне накануне самой победы… Нет! Я должен отомстить.
Вернемся теперь опять в Леону Роллану.
Выбежав от Тюркуазы, он как сумасшедший побежал домой… он не мог дать себе отчета, что происходило с ним… он был в каком-то опьянении…
Тюркуаза так и вертелась перед глазами бедного работника и своим чарующим видом лишала его всякой способности мышления.
Его уже ждали с нетерпением.
Леон сел нарочно около своего ребенка и старался всеми силами заглушить то ужасное видение, которое преследовало его… но все было напрасно… Тюркуаза так и мелькала перед его глазами.
Ночью он наконец не выдержал и хотел привести в исполнение требование Тюркуазы относительно своего ребенка…
Но Вишня внезапно проснулась и вскрикнула…
Этого крика, вырвавшегося из сердца матери, было вполне довольно, чтобы Леон на минуту пришел в себя… он положил ребенка в люльку и, сказав с отчаянием: "Я негодяй… прощай… прости меня!" - выбежал из комнаты.
Утром Вишня нашла в мастерской письмо Тюркуазы… она прочла его, поняла, зачем Леон хотел взять с собой ребенка, и упала без чувств.
Но в это время само провидение заступилось за несчастную мать и послало ей утешительницу и покровительницу в лице Баккара.
Баккара прочла это письмо и, поцеловав Вишню, сказала решительным тоном:
- Тюркуаза умрет от моей собственной руки!..
Она встала, как амазонка, приготовляющаяся к битве.
Теперь, прежде чем продолжать дальше, мы вернемся к сэру Артуру, когда он вышел от графа де Шато-Мальи.
Выйдя от графа, сэр Вильямс сел в карету и велел кучеру везти себя к своему другу виконту де Камбольху.
Ученик, по всей вероятности, ждал своего учителя и был дома.
- Черт возьми, дядя, - проговорил он при виде сэра Артура, - вы очень аккуратны.
- О, yes! - ответил англичанин, затворяя собственноручно за собой двери… - Ты видел Шерубена?
- Да.
- Ну, что?
- Она выслушала его признание.
- Ну?
- Ну, и ничего.
И Рокамболь рассказал подробно сцену, случившуюся накануне у Маласси.
- Вы видите, - добавил он, глубоко вздохнув, - мы ни на шаг не подвинулись вперед.
- Ты находишь?
- Да.
- Ты ошибаешься, пустейший человек. Рокамболь привскочил на своем месте.
- Друг мой, - проговорил сэр Вильямс, разваливаясь в своем кресле, - ты положительно обманываешь все мои лучшие надежды и ожидания.
- В чем это, дядя?
- Да хоть бы в том, что ты глуп.
- Очень вам благодарен за ваш комплимент.
- Мне сегодня некогда упрекать тебя, мой милый друг, а потому перейдем прямо к делу. В какой день Дай Натха приняла яд?
- Третьего дня.
- Так, он действует только на седьмой день, следовательно, у нас еще целых пять дней?
- Но, дядюшка, - проговорил Рокамболь, - Шерубен в две недели не мог ничего сделать с маркизой, что же он сделает в эти пять дней.
Сэр Вильямс только пожал плечами.
- Странно, - сказал он, - ты до сих пор смотришь на всех женщин, как будто все это одни лоретки.
- Я согласен, дядя, что я еще глуп, а вы - гениальный человек.
- Перейдем к другому, - перебил его сэр Вильямс.
- Позвольте, - возразил Рокамболь, - я хочу поговорить еще с вами о Шерубене.
- Что такое?
- Он видел Баккара.
- Когда?
- Вчера вечером… ее, кажется, невозможно склонить.
- Тем лучше! Она мне мешает.
Тогда Рокамболь рассказал про свидание Баккара с Шерубеном.
Сэр Вильямс слушал серьезно и задумчиво.
- Да, - прошептал он наконец, - мне бы очень хотелось узнать, что у нее на сердце.
- Шерубен будет это знать.
- Сомневаюсь.
- Это все, дядя.
Неутомимый гений зла приподнял голову.
- Нет, мне надо поговорить с тобой еще о Фернане и Леоне.
- Что мы сделаем, если Леон возьмет ребенка? - спросил Рокамболь.
Адская улыбка осветила на мгновение лицо сэра Вильямса.
- Я давно уже сердит на Вишню, - проговорил он, - и с удовольствием отдам ребенка в воспитательный дом.
- А отца?
- Это будет другое дело… я ведь тебе говорил уже давно, что мечтаю о небольшой трагикомедии между Леоном и Фернаном, Леон силен как черт, дать ему в руки нож - и он будет готов зарезать быка… Мне понравилась1 бы встреча между ними у Тюркуазы.
- Недурно!..
- Ночью, без огня, они оба, ослепленные ревностью, встретились бы в комнате женщины, которую оба любят до безумия… но, - вдруг резко прервал себя сэр Артур, - дело еще не в этом.
- Так в чем же?
- Тюркуаза поедет завтра утром.
- Да.
- Разве только Леон не явится к ней… тогда мы подстроим другую комбинацию.
- Куда же она едет?
- Сейчас узнаешь… ты будешь ее почтарем.
- Я?
- Ну конечно.
- Но Леон узнает меня.
- Нет… я тебе помогу переодеться и замаскировать хорошенько себя.
- Хорошо… куда я повезу голубков?
- Сейчас узнаешь, - ответил ему сэр Вильямс и принялся развивать перед ним план своих действий.
Когда Леон Роллан выбежал из дому, то он побежал прямо на набережную с той целью, чтобы броситься в воду. Но его удержал от этого ливрейный лакей Тюркуазы, следивший все время за его действиями.
- Вас ждут, - сказал он, удерживая Роллана за руку, - что вы делаете?
Лакей, не выпуская его руки из своей, шел с ним рядом. Леон не думал уже более о жене и забыл окончательно, что произошло сейчас у него дома. Во мраке его сердца и ума горела только одна блестящая звездочка - Тюркуаза.
Лакей нанял фиакр, посадил в него Леона и крикнул кучеру, чтобы он вез как можно скорее в улицу Виль л'Евэк.
Не прошло и четверти часа, как они подъехали к отелю Тюркуазы, ворота которого были отворены настежь.
Выходя из фиакра, Леон не мог не заметить во дворе дорожную карету, запряженную четверкой лошадей, с двумя почтарями на козлах. При стуке въехавшего во двор фиакра в окнах отеля замелькали огни.
- Готова барыня? - спросил лакей, сопровождавший Леона, у другого.
Леон, шатаясь, следовал за ним.
В это самое время Тюркуаза. закутавшись в шубу, торопливо спускалась с лестницы.
Лакей быстро подбежал к ней и шепнул ей что-то на ухо.
- Один?
- Да.
- А ребенок?
- Его нет с ним… он хотел утопиться… я едва спас его… он просто в отчаянии.
- Хорошо, - проговорила она и, подбежав к Леону, нежно взяла его за руку.
- Наконец-то! Ну едем же! - прибавила она, подвигаясь к карете.
- Дитя мое! - прошептал он.
Тюркуаза поняла, что все погибнет, если она будет медлить и не примет решительных мер.
- Прощайте! - проговорила она. - Навсегда!.. И она села в карету.
Эти слова окончательно помутили рассудок несчастного Роллана.
Он вскрикнул и бросился к ней.
Лошади тронулись крупною рысью и увезли с собой преступного отца и его обольстительницу.
Но Леон скоро опомнился, ночная прохлада освежила его больную голову, oн начал обдумывать свое положение, то, что бросает своего ребенка и жену, и вдруг вскрикнул:
- Нет, я не могу ехать, я негодяй, пустите меня, я не хочу бросать своего сына.
Молодая женщина спокойно отворила дверцу кареты.
- Остановитесь, почтарь, - приказала она. Карета остановилась.
- Я не могу оставить вас одного среди этой пустой местности. - сказала она, - мы уже отъехали пять лье от Парижа.
- Я ворочусь пешком, - повторил еще раз Леон Роллан.
- Нет, я довезу вас… почтарь, назад, - крикнула она.
- Сударыня, - ответил почтарь в рыжем парике, - мы проехали больше пяти лье и уже близко от станции… а мои лошади не довезут обратно.
- В таком случае везите до станции… мы возьмем там свежих.
Леон молчал.
Через четверть часа они остановились влево от дороги, у уединенного домика, с виду очень похожего на провинциальную харчевню.
- Эй!, лошадей!.. - закричал почтарь в рыжем парике.
Дверь домика отворилась, и из нее вышел человек, в котором можно было сейчас же узнать Вантюра - управляющего госпожи Маласси.
Он был одет трактирщиком и держал в руке фонарь.
- Лошадей? - ответил он. - Теперь нет, а часа через два будут… Все в разгоне… Сейчас только что проехал англичанин и заплатил за двойные прогоны лошадей… Понимаешь?
- Судьба, - прошептал чуть слышно Роллан.