В толпе произошло какое-то движение, она отступила и раздвинулась, и незнакомец подошел ближе к столу. Он не произнес ни слова, однако все зашевелились, давая ему пройти. Краешком глаза Коркоран быстро и незаметно оглядел вновь прибывшего. Это был высокий и очень красивый молодой человек, с хорошо очерченным твердым подбородком и ямочками на щеках, которые появлялись, когда он улыбался. В этой улыбке не было ничего женственного, напротив, она только подчеркивала его мужественность. Она обращала на себя внимание, ибо несколько противоречила дерзкому выражению его черных глаз, - у него была манера, когда он на кого-то смотрел, задерживать на какое-то время взгляд на лице этого человека.
Одет он был так, как одевается состоятельный человек, когда ему приходится жить в суровых условиях: грубые башмаки из свиной кожи, которые доходили до половины икры, широкое сомбреро и простая фланелевая рубаха. Все остальные мужчины, присутствовавшие в зале, как можно было догадаться, были одеты во все лучшее. Но Генри Роланд был достаточно уверен в себе. Он мог себе позволить одеваться, как ему вздумается, не обращая внимания на обстоятельства. Единственная дань, которую он отдал заведению Ренкина, был щегольской галстук. И больше ничего.
Взглянув на Коркорана, он тут же отметил и оценил его франтоватый вид; это его позабавило, и он улыбнулся.
- Представьте меня, - сказал он, обращаясь к кому-то из окружающих его мужчин. - Я хочу познакомиться с Коркораном.
Сквозь толпу ловко протиснулся вертлявый тщедушный человечек. Это был Стивене, который вернулся в зал и услышал эту просьбу. Он был всегда счастлив оказать кому-нибудь услугу.
- Коркоран, - сказал он. - Встаньте и познакомьтесь с мистером Роландом.
Коркоран медленно повернулся на стуле, беззастенчиво рассматривая незнакомого человека. Роланд вежливым, однако достаточно твердым взглядом поставил его на место. Тогда Коркоран неторопливо поднялся и протянул свою тонкую изящную руку. Их взгляды встретились, и оба они поняли друг про друга все: один - джентльмен, который уже не может называться таковым, в то время как другой сохранил свое честное имя в неприкосновенности. Коркоран слегка побледнел, и хотя улыбка по-прежнему не сходила с его лица, уверенности в нем поубавилось. Его изысканный наряд стал казаться театральным и глупым, настоящей дешевкой. Да и сам он почувствовал себя дешевым фатом.
- Мы с вами как-то уже встречались, - напомнил Роланд.
Коркоран вздрогнул и внимательно посмотрел на своего внушительного вида собеседника.
- Я никогда не забываю ни одного лица, - холодно отозвался он.
Роланд, казалось, был слишком значительным человеком, чтобы легко обижаться. Он просто пожал плечами и объяснил:
- Я был в шлеме и в алой футболке.
Коркоран вздрогнул всем телом. До этого он уже два раза встречался с людьми, которым была известна его университетская жизнь, но измененная фамилия, его нынешний образ жизни и занятия помогали ему до сих пор оставаться неузнанным. Теперь же он только пробормотал: "Правда?" - достал свой портсигар и протянул его Роланду.
Тот не сразу взял сигарету, словно не мог ее нащупать, и все это время неотрывно смотрел на лицо Коркорана, словно не в силах оторваться от повести, которую на нем прочитал.
Когда он снова заговорил, все лицо его было окутано клубами дыма - он то и дело разгонял его рукой.
- Я вышел на поле правым полузащитником за пять минут до окончания игры. Я был тогда на втором курсе, а вы были на последнем… в команде синих.
В глазах Коркорана мелькнуло выражение благодарности за то, что не было упомянуто название университета. А Роланд словно помолодел, исполнившись юношеским задором. Сколько же времени утекло с тех пор! И как давно ему не приходилось разговаривать с таким человеком. Им ведь почти не нужно было слов. Они были так давно знакомы - одна плоть и кровь, одно воспитание. Разница только в том, что репутация Коркорана была замарана прожитыми годами, тогда как его собеседник сохранил чистоту и порядочность.
Он смотрел на Роланда, пытаясь вспомнить.
- Меня дважды посылали вперед, чтобы я прорвал линию защиты, - мы придумали новый трюк, вы, синие, этого не ожидали. Во второй раз мы добились того, что судья объявил вне игры, - рассказывал Роланд.
И теперь все это всплыло в памяти Коркорана! Последняя игра его последнего университетского года; каждая косточка его избитого тела ныла и болела после трех последних сезонов; от его некогда знаменитой команды осталась лишь жалкая горсточка игроков, для того чтобы защищать ворота в этой самой важной игре, и вот теперь вся красная громада снова и снова накатывалась на них, и только чудом удавалось задержать их у ворот; красные на передних скамьях вопят изо всей мочи, требуя крови, требуя гола, а синие умоляют свою команду держаться и не давать открыть счет. И вот, когда до конца игры оставалось всего несколько минут, на поле среди красных появился новый игрок, никому не известный гигант из группы защиты, - он врезался в линию синих словно реактивный снаряд и пошел крушить, расшвыривая игроков направо и налево и прорываясь к их воротам. Как дрожали у него колени от усталости! Как он пытался предотвратить это несчастье - орал своим защитникам и нападающим, чтобы они держались изо всех сил! Все было напрасно до того самого момента, когда в самом конце схватки он насмешливо крикнул этому юнцу в красной футболке: "А ну попробуй подойти ко мне!" Ах, как прекрасно он все это помнил!..
- После этого, - продолжал Роланд, - я попросил защитника, чтобы он пропустил меня вперед, в сторону ваших ворот. Целых два сезона мяч противника туда не залетал; он сказал, что я сошел с ума, но я был уверен, что мне удастся, и он наконец согласился. Вы помните?
Сердце Коркорана неистово колотилось, однако он только покачал головой.
- Все началось просто великолепно, - продолжал Роланд. - Передо мной бежали еще трое - трое наших здоровенных парней; я был уверен, ничто не сможет устоять перед этим шквалом. И вдруг к ним метнулось что-то синее, узкое и гибкое, проскользнуло у них между ногами и свалило меня с ног. Это были вы, Коркоран. Потом я пришел в себя, приподнялся и сел на земле. Ребята гонялись за каким-то парнем в синей футболке - я ведь уронил мяч! Теперь вспоминаете? А вы лежали подо мной, полуживой и весь помятый. Я поднял вас и поставил на ноги. Помню, вы стонали: "Я промахнулся! Промахнулся!" Но вы не промахнулись. Вы выиграли игру этих синих дьяволов!
Да, да, Коркоран все прекрасно помнил. Но как было приятно услышать это снова! Он вспомнил и остальное. Вспомнил больницу, газеты, свой портрет на первых страницах, вспомнил, как у его кровати сидел ректор и говорил торжественные слова о том, какое великое значение имеет отважное сердце для всего мира и для прекрасного будущего этого достойного сына синих.
Увы! Имя этого достойного сына кануло в прошлое. Будет лучше, гораздо лучше, если его все забудут, так же как и самого достойного сына. Он собрал все свои силы и посмотрел на гиганта Генри Роланда.
- Очень занимательная история, - сказал он. - Как жаль, что я не имею права претендовать на роль ее героя. Это, должно быть, был кто-то другой. Вы ведь знаете, мистер Роланд, на свете встречаются случаи удивительного сходства.
Он видел, что Роланд смотрит на него, не отводя глаз. Что можно было прочесть в этом взгляде? Только презрение или к нему примешивалась еще и жалость?
- Вы совершенно правы, - холодно заметил он. - Теперь, когда я рассмотрел вас более внимательно, вижу, что ошибся, Коркоран!
Среди толпы, окружавшей эту пару, пробежал легкий шепот сожаления. Такая романтическая история - и вдруг все было испорчено. Слушатели чувствовали себя ограбленными. Но потом, в один момент, все было забыто.
- Крэкен! - сообщил кто-то. Игрок решительными шагами направлялся к столу и снова уселся на свой стул.
Теперь это был совсем другой человек. Коркоран прекрасно понимал, что перед тем, как игра прервалась, Крэкен находился на грани нервного срыва. А теперь он совершенно преобразился. Лицо пылало, глаза дерзко сверкали, весь его вид говорил о злобной решимости. Судя по запаху изо рта, этому было только одно объяснение: он подкрепил свои силы алкоголем.
"До чего же глупы эти люди! Как же можно пить, когда тебе предстоит такое ответственное и опасное дело", - думал Коркоран. И вдруг вспомнил, что отдал свой револьвер шерифу! При мысли о том, что он оказался безоружным, его охватило отчаяние и он почувствовал внезапную слабость. И снова посмотрел на своего противника. Сомнений не было: Крэкен задумал нечистую игру. Это было ясно написано на его лице.
Сдавать должен был Коркоран. Он ловко раскидывал карты, пальцы его мелькали с такой быстротой, что уследить за ними было невозможно.
Если бы только как-то избавиться от пристального взгляда этого верзилы Роланда! Но что поделаешь, все равно нужно было действовать.
Ему на помощь пришла многолетняя, тысячечасовая практика. Сдавая карты, он видел их насквозь, на три карты в глубину; те же, которые он не хотел выкладывать, он подкладывал под низ колоды, всякий раз мгновенно переворачивая ее, когда это было нужно, создавая видимость того, что все в порядке. Поверить этому было невозможно; плутовать при таких обстоятельствах, так ловко манипулировать колодой одной рукой - черная магия да и только! Но для Коркорана это был всего лишь обычный профессиональный прием.
Последняя карта упала на стол. В этот момент он увидел, что Крэкен, слегка пригнувшись и заведя руку за спину, медленно поднимается со стула, дрожа, как разъяренный, доведенный до отчаяния зверь. Коркорану, который в свою очередь встал из-за стола, не нужно было говорить, что пальцы его противника сжимают рукоятку револьвера. Впрочем, и все остальные присутствующие отлично это понимали.
- Ну вот, начинается! - выкрикнул или просто выдохнул кто-то.
И зрители невольно отпрянули назад. Те, кто стоял рядом с противниками, отскочили в сторону, чтобы не схватить шальную пулю. Впрочем, всякое движение мгновенно прекратилось: предстояло увидеть спектакль, и зрители были полны решимости досмотреть его до конца, даже если это было связано с риском для жизни. Нельзя было пропустить ни словечка из того, что будет сказано.
И вот что произошло в первые секунды, когда Коркоран поднимался со стула, зная, что в руках его пусто и в трех футах от него - смерть.
- Коркоран! - прошипел Джо Крэкен. В этом приглушенном возгласе ощущалось даже что-то жалобное.
Неторопливо и осторожно - всякое резкое движение грозило неминуемой гибелью - Коркоран поднял свою тросточку, так что кончики ее упирались в ладони. Обе его руки оказались на виду, и все могли убедиться, что оружия у него нет.
- Что вам угодно? - сказал он.
- Эта последняя карта, сдается мне… сдается мне, что ты плутуешь, Коркоран!
Тщетно пытался Коркоран встретиться с ним взглядом. Ибо глаза большого Джо напоминали глаза голодного зверя, они ни на секунду не останавливались, словно выискивая подходящее место, куда можно было бы всадить пулю, скользя по лицу своего щеголеватого партнера, но не осмеливаясь встретиться с ним взглядом.
Ах, если бы у него был револьвер - как все было бы просто! Жизнь Крэкена оказалась бы в его руках. Даже не обязательно было его убивать, пуля в плечо - и все в порядке, этого было бы достаточно.
- Послушайте, Крэкен, - сказал он. - Я просто не представляю себе, о чем вы говорите.
Ярость подкатила Крэкену к горлу, мешая ему говорить, так что голос звучал совсем уж дико:
- Я говорю, что ты передергиваешь, что ты шулер, дьявол тебя забери!
Тело его чуть качнулось, он оскалился, так что показались зубы, и спрятанный за спиной кольт оказался целиком на виду. И тут Коркоран понял, как ему следует поступить.
Он спокойно повернулся спиной к Джо Крэкену, по-прежнему держа обеими руками свою трость.
- Мне кажется, Тед Ренкин не любит проигрывать, - сказал он. - Я зайду за своим выигрышем попозже.
Он изящно взмахнул тросточкой и медленно оглядел стоящих перед ним людей. Затем проговорил спокойным голосом, который тем не менее приковал к себе внимание всех:
- Джентльмены, пусть кто-нибудь из вас проследит за тем, чтобы деньги были сложены в мешок и оставлены до утра. К этому времени я надеюсь встретиться с Крэкеном или Тедом Ренкином - или с обоими - на главной улице города. Веранда перед отелем, мне кажется, будет отличным местом. Там мы и уладим наше маленькое недоразумение. А пока - у меня железное правило: никогда не обнажать оружие, когда передо мной пьяный человек.
Они расступились, давая ему дорогу - широкую дорогу в густой, плотной толпе. Он чувствовал их глаза - и перед собой, и позади себя, чувствовал, что они стараются заглянуть в его глаза, чувствовал удивление и страх. Даже накрашенные красотки забыли, как нужно улыбаться, и смотрели только на него вылупив глаза.
Наконец он вышел на улицу. Там, похоже, никого не было. Вечерний ветер приятно освежал лицо; его легкий шепоток напоминал человеческий голос; а наверху, над ним, простиралось бездонное черное небо, пронизанное мириадами звезд. Он был жив, и это стало самым чудесным из всех чудес.
Внезапно у него за спиной возник человек огромного роста; тяжелая рука опустилась ему на плечо; обернувшись, он увидел сияющее лицо Генри Роланда.
- Клянусь небом, старина, это было великолепно!
- Вы оказываете мне слишком большую честь, - отозвался Коркоран. - У меня, видите ли, не было при себе оружия.
- Да что вы говорите! Неужели правда? Черт возьми, значит, все было еще замечательнее! Уверяю вас, Берлингтон…
- Вы почему-то упорствуете в своей странной ошибке, - недовольно напомнил Коркоран.
Роланд выпрямился во весь свой рост.
- Извините, пожалуйста, мистер Коркоран, - сказал он.
- Охотно, - отозвался Коркоран и спокойно пошел по улице, постукивая по тротуару своей изящной черной тросточкой.
Глава 15
Он не торопился возвращаться к себе в отель. Над ним склонилось ночное небо, словно прекрасное лицо женщины. Сейчас там светила луна, и звезды, не смея к ней приближаться, столпились на самом краю горизонта, слабо светясь крошечными точками; вот луна нырнула в призрачно-серебристое море облаков, и стоило ей пригасить свой свет, как звезды тут же снова засверкали, поднимаясь все выше и выше, пока не столпились тесным кругом возле царицы ночи.
В целом он был вполне доволен собой. Опасность, которой он подвергся в этот вечер, была очень велика, ничего подобного с ним раньше не случалось - ведь он был безоружен, а значит, абсолютно беспомощен. Проходя мимо жилища Дорнов, он почему-то немного задержался. И вот, словно в ответ на его невысказанное желание, в дверях показалась Китти Мерран, освещенная светом, падающим из комнаты. За ее спиной стоял Габриэль, все еще в испачканном краской переднике.
Он услышал голос Китти:
- Нет-нет, меня не нужно провожать. В Сан-Пабло я все равно что дома, как днем, так и ночью.
Дверь затворилась, и она быстрыми шагами вышла через заросший садик на дорожку. Увидев Коркорана, она слегка вздрогнула, однако тут же его узнала по тому, как он приподнял шляпу, приветствуя ее.
- Неужели вы меня дожидались все это время? - воскликнула она. - Не может быть!
- Более или менее, - уклончиво ответил Коркоран. - Я не люблю, когда молодые девушки бродят по ночам по улицам такого неспокойного города, как этот.
Девушка поравнялась с ним и пошла рядом, глубоко засунув руки в карманы жакета; она то и дело поворачивалась к Коркорану, так что ему видно было ее улыбающееся лицо, освещенное мерцанием звезд. Было ясно, что ей чрезвычайно польстило его внимание и вежливость.
- Это очень мило с вашей стороны, - проговорила она, - однако… можно догадаться, что вы родились не на Западе.
- Должен признаться, вы правы.
- Видите ли, люди, приезжающие с Востока, не понимают наших традиций, даже если живут здесь годами. Дело в том, что наши люди, как бы грубы они ни были, сколько бы преступлений некоторые из них ни совершили, всегда готовы прийти на помощь женщине, даже если приходится рисковать при этом жизнью. Стоит мне закричать, и вы увидите, как кто-нибудь из них бросится мне на помощь с оружием в руках, готовый расправиться с моими обидчиками.
Он смотрел на нее с легкой улыбкой. Разумеется, в том, что она говорила, была доля правды, но ее глубокая искренняя вера в доброту и самоотверженность людей позабавила его, и в то же время отчего-то он погрустнел.
- Бедные Дорны, - со вздохом проговорила она. - Такие порядочные люди, так верны своим идеалам, так ревностно готовы им служить, и такая бедность! О мистер Коркоран, такие люди, как вы, не могут понять, какие трудности нам приходится преодолевать. Даже если бы Вилли ничего мне о вас не рассказывался все равно могла бы определить - по вашей походке, по тому, как вы дернейте голову, - что вы принадлежите к тому типу людей, которые всегда делают то, что хотят. А вот Дорны и желали бы достигнуть чего-то в жизни, но у них не хватает на это сил. Эти люди нуждаются в помощи, совершенно ясно. Бедняжки! Ах, если бы они существовали не в таких тяжелых условиях, если бы им хоть немного повезло!
Это было так по-детски, так прекрасно и так глупо, что Коркорану пришлось сдержать себя, чтобы не рассмеяться. И в то же время он подумал, что эта юная воительница сама настоятельно нуждается в присмотре.
А она все продолжала рассказывать о Дорнах:
- Ее муж повесил им на шею жернов. Это был сильный человек, но у него была одна слабость. Он играл. Играл в карты!
Коркоран крепко стиснул в руке свою трость.
- Когда я думаю о том, к чему приводит эта страсть, - горячо продолжала Китти Мерран, - мне кажется, что она хуже пьянства, хуже даже, чем преступная деятельность! Но если плохи те люди, которые проигрывают честно нажитое, то что уж говорить о профессиональных игроках! Вы только подумайте об этом!
Коркоран не испытывал ни малейшего желания задумываться над этим вопросом.
- Если бы их всех собрать, посадить на корабль и вывезти в океан, какое бы это было счастье. И пусть бы Господь Бог потопил этот корабль, и можно было бы навсегда забыть о безжалостных извергах, что находятся на его борту.
- Не слишком ли это сурово, мисс Мерран? Среди них могут встретиться вполне уважаемые порядочные люди.
- Как вы можете такое говорить!
- А вы сами когда-нибудь играли?
- Слава Богу, никогда!
- Значит, вы знаете только…
- А что тут знать? Достаточно иметь глаза и уши.
- А пьяницу вы могли бы простить?
- Пьянство - отвратительно! Но ведь это… это часто начинается просто за дружеским столом. Да, мне кажется, пьяницу простить можно. Бедняжки! Они ведь страдают только сами. А вот карты!.. Подумайте о том, что картежник-профессионал грабит других людей, залезает к ним в карман.
- А что, по-вашему, делают финансисты?
- Разве можно их сравнивать с картежниками?
- Финансисты манипулируют деньгами других людей.
- Но они при этом что-то и создают!