- Но иногда и разрушают. Как бы там ни было, для них главный интерес - это игра, разве не так? Что произойдет на рынке? Случится ли повышение или, наоборот, понижение? Неопределенность - вот что их по-настоящему увлекает.
- Ну, ваши доводы я категорически не принимаю.
- Разумеется, не принимаете. Однако подумайте как следует. Вам нравится учить детей, верно?
- О, конечно!
- Почему?
Этот вопрос заставил ее замолчать, она стояла, откинув голову назад, а не склонив, как обычно, в задумчивости.
- Дети, они все такие удивительные, - проговорила она наконец.
- Вы, наверное, правы. Но разве не самое интересное - новый ученик? А когда вы думаете о старых, разве не задаете себе вопрос: "А что получится из этого? А нет ли в том, другом, какой-нибудь золотой жилки? И не станет ли тот маленький лгунишка великим поэтом? А этот здоровый хулиган и забияка, может, из него со временем вырастет настоящий герой? А молчаливый задумчивый малыш - не будет ли он философом?.. Сколько разнообразных возможностей появляется у учителя каждое новое утро! Вы чувствуете, что у вас в душе достаточно сил, чтобы изменить ход истории. Одержать победу над другими странами или разрушить свою собственную. Дай вам в руки везение игрока, и вы могли бы добиться…
Она топнула ногой и остановилась:
- Как вы можете свести разговор о картах к такой святой теме? При чем тут карты и везение? Травить людей и то лучше.
- Нет, вы все же послушайте, вы должны разобраться в этом деле. Для того, чтобы что-нибудь понять, нужно вникнуть в самую суть явления, разве не так? Представьте, вы сидите за столом и у вас в руках карты. Рядом с вами играют еще четыре человека. Вы никогда их раньше не видели. Может быть, они умны, а может - глупы. Может, опытные игроки, а может - нет, вы не знаете. Они сражаются с вами, чтобы отнять у вас деньги. А вы стремитесь выиграть у них, то есть отнять деньги у них. Карты розданы. Что вы будете делать? У генерала есть шпионы, которые разведывают обстановку перед боем. А в вашем распоряжении только то, что вы видите. У одного из игроков серьезный вид. Возможно, он нарочно старается так выглядеть, чтобы скрыть свою радость - у него хорошая карта. А другой весел, он улыбается и ерзает на стуле. Возможно, у него тоже хорошая карта, но он собирается блефовать. Вот те признаки в партнерах, которыми руководствуется игрок, его приметы. Он имеет дело не с картами и не с деньгами, главный интерес для него - в людях, он "читает" по их душам. Одно слово, какой-то, порой незаметный, знак, приподнятая бровь, сжатые зубы, пот, выступивший на лбу, внезапная бледность или, наоборот, краска, бросившаяся в лицо, беспокойное выражение, - словом, тысяча самых разнообразных моментов, которые замечаешь, не облекая их в слова, - для тебя это буквы в книге, которую ты свободно читаешь. И при этом ты можешь разорить других, но можешь и сам оказаться разоренным.
- Послушать вас, так вы просто восхищаетесь этими людьми, игроками.
- Среди моих знакомых были такие, должен признаться.
- Неужели? Мистер Коркоран… - Тут она запнулась и продолжала уже менее взволнованно: - А если они жульничают? Неужели вы это тоже пытаетесь оправдать?
- Вполне возможно. Мне приходилось встречать игроков, которые никогда не передергивали, играя с честными людьми.
- Но я слышала, что у каждого картежника есть свои хитрости, свои приемы.
- Вполне возможно. Однако некоторые приберегают свои трюки до того момента, когда приходится иметь дело с другими трюкачами.
- Вы говорите об этих вещах со знанием дела.
- Я профессиональный игрок, мисс Мерран.
Эти слова заставили ее опять остановиться, обернуться лицом к своему спутнику.
- Я не могу этому поверить! - воскликнула она.
- Бог вас благослови за вашу доброту, - сказал он. - Но тем не менее это правда.
- Но тогда… почему вы позволили мне столько всего наговорить?
- Потому что я хотел, чтобы вы откровенно высказали свою точку зрения. Мне необходимо было знать, насколько велико препятствие, которое мне нужно… которое мне необходимо преодолеть.
- Что вы хотите этим сказать? Нет… лучше не отвечайте! - Она прижала руки к лицу.
- Может, мне уйти? - мягко спросил Коркоран.
- Нет, нет! Боже мой, какой злой и жестокой вы меня, наверное, считаете! - Словно желая что-то сказать и не находя для этого нужных слов, она легко коснулась рукой его локтя, взяла под руку, и они пошли дальше.
Шли они молча, по узким боковым улочкам, подальше от центра города, и вскоре оказались на противоположной стороне, возле очаровательного домика, стоящего в середине сада, окруженного живой изгородью.
- Что я могу вам сказать? - задумчиво проговорила девушка, стоя перед ним у калитки.
- Если бы вы были так добры и позволили мне стать вашим другом, мисс Мерран…
- О, как я несдержанна, как иногда мой язык болтает то, чего не следует! - сказала она с сожалением и добавила с неподдельным ужасом: - Но это правда? Неужели вы действительно играете в карты?
- А что, если я вам скажу, что, поскольку вы считаете карты таким нечистым делом, я с этого момента больше никогда не возьму их в руки?
Вокруг было достаточно света, чтобы он увидел, как Китти покраснела.
- Вы в самом деле это сделаете?
- Сделаю.
- Я не могу принять от вас такое обещание, - сказала она.
- Конечно, я понимаю. - Он ждал, вертя в пальцах свою тросточку.
Она нерешительно проговорила:
- Понимаю, вы оказываете мне великую честь, мистер Коркоран.
- И в то же время ставлю вас в неловкое положение? Видите ли, мисс Мерран, я много думал о Вилли, и мне хотелось бы, чтобы его друзья стали и моими друзьями.
Она глубоко вздохнула, чувствуя с облегчением, что момент сентиментальности как бы исчез, растворился в воздухе.
- В таком случае я готова принять ваше обещание, мистер Коркоран.
Они пожали друг другу руки.
- Даю вам это обещание от чистого сердца, - сказал он, - и знаю, что это достаточно гадкое занятие.
Глава 16
Он медленно вернулся в отель, раздумывая над тем, что произошло. Лицо его заливала краска. Ему показалось, что он совершил нечто слишком серьезное для такого краткого знакомства. Но, вспомнив девушку, ее открытое лицо, приятный спокойный голос, ее искреннее волнение, он тут же перестал испытывать смущение. Что же касается карт и его обещания перестать играть, то это сущие пустяки. Гораздо важнее то, что сделан первый шаг на пути завоевания ее дружбы. Он остановился и угрожающим жестом поднял руки к звездам. Пусть-ка кто-нибудь попробует сразиться с ним в этой дуэли!
Подходя к отелю, он заметил, что роза в его петлице совсем завяла. Он вынул ее, но по-прежнему держал в руке, когда проходил через вестибюль. Народу там в этот час было немного. Большинство постояльцев отыскали местечко, где можно было хорошо провести время, - было слышно, где они находятся и что делают. Через открытую дверь отеля доносились звонкие голоса женщин и низкие, грубые голоса мужчин; волны звуков и света то накатывались, то замирали, словно все происходило где-то вдали.
Однако кое-кто в вестибюле еще оставался, во всяком случае, все, кто там был, не оставили его возвращение без внимания. Для этого даже не понадобилось перешептываться, сообщая друг другу его имя, - он был тут достаточно хорошо известен. Все разговоры смолкли. Пока он поднимался по лестнице, все присутствовавшие провожали его глазами.
Открывая дверь своего номера, он мурлыкал себе под нос какую-то песенку. Продолжая мурлыкать, зажег лампу и, обернувшись, увидел Вилли Торна. Мальчишка спокойно сидел, развалясь в его кресле, и курил сигарету, отгоняя дым, который тут же улетал в открытое окно.
- Хэлло! - приветствовал его Вилли.
- Хэлло, - ответил Коркоран. - Ты, я вижу, заработал синяк.
- Налетел на дерево в темноте, - пояснил Вилли, старательно позевывая.
- Да, ночью это беда. Постоянно случаются подобные неприятности, - посочувствовал Коркоран, подмигнув мальчишке.
- Точно, - подтвердил Вилли, подмигивая в ответ.
- Боюсь, не ты один налетел на дерево сегодня вечером.
- Четверо, - ответствовал Вилли. - Чтоб мне сдохнуть, все четверо стукнулись лбами о деревья, да так, что уже ничего не видели, и продолжали стукаться дальше. Вы бы удивились, если бы увидели, на что они стали похожи.
- Да уж не сомневаюсь, непременно удивился бы, - усмехнулся Коркоран.
- Все они орали, звали на помощь.
- Надеюсь, ты оказался рядом и помог беднягам?
- Сделал все, что мог, - сказал Вилли, рассматривая свой правый кулак - на косточках была содрана вся кожа. - Вы сегодня сделали Теда Ренкина, ведь так? - Глаза Вилли блестели от возбуждения.
- Ты что, там был?
- Натурально.
- Я что-то тебя не видел.
- А я нашел дырку от сучка, как раз позади стола, где сидел Крэкен.
- Ах вот как! Что же там произошло, после того как я ушел?
- Мистер Роланд сложил деньги в мешок и сказал, что сохранит их, пока все не уладится. Вот это человек, а?
- Верно говоришь.
- Крэкен вроде как нервничал. Сразу протолкался мимо людей и скрылся. Побежал, верно, к Ренкину. А там, в его кабинете, не было ни одной щелки, но послушать было можно. Ведь если подслушиваешь жуликов, то это ничего, верно?
- Ну… - не сразу нашелся Коркоран, - возможно, что и ничего.
- Ренкин, похоже, страшно разозлился. Вы когда-нибудь слышали, как он ругается?
- Нет.
- Я однажды слышал одного дядьку, погонщика мулов в Команчских горах. У него в упряжке ходили шестнадцать мулов. Упрямые зверюги, один другого хуже! И самая первая у них забава - взять да остановиться посередине дороги на спуске, а то и на подъеме. Провалиться мне на этом месте, у дядьки этого было особое ругательство для каждого из шестнадцати! Никогда не слышал, чтобы так ругались!.. Так вот вчера вечером этот Ренкин ругался не хуже того погонщика. А когда истратил весь запас, то стал орать: "Трус, вонючий трус!" Крэкен тут же отвечает: "Я выну из тебя душу, жирная свинья, если ты еще раз это скажешь!" - "Когда ты собираешься встретиться с Коркораном?" - спрашивает Ренкин. "Это меня уже не касается, - отвечает Крэкен. - Я обещал прекратить игру, и выполнил. А теперь гони монету, Ренкин". - "Какую монету?" - говорит Ренкин. "Ну знаешь, это уж слишком! - орет Крэкен. - Согласен на восемь тысяч, больше мне не надо". - "За что это тебе восемь тысяч?" - спрашивает Ренкин. "За то, что я остановил игру". - "А обещал остановить Коркорана, и не сделал этого. Он ведь завтра вернется и разорит меня, к такой-то матери. А у меня нет человека, который мог бы убрать его с дороги". - "Довольно болтать, - говорит Крэкен. - Сейчас самое время рассчитаться, а разговаривать будем после". - "Крэкен, - говорит он, и голос стал другой, ровно бы уговаривает, - Крэкен, ты ведь не захочешь меня разорить после того, что я сегодня потерял?" - "Восемь тысяч, и никаких гвоздей, вот и весь мой сказ, - говорит Крэкен. - И я их получу тут же, не сходя с места. Начинай-ка считать, Ренкин!" - "Ну хорошо, - говорит Ренкин. - Если ты меня принуждаешь, я ничего поделать не могу. Заходите, ребята".
Я не знаю, что там делалось, думаю, туда зашли то ли трое, то ли четверо парней. Во всяком случае, очень скоро послышался голос Крэкена, да такой жалостный, просто ужас: "Не дури, Ренкин. Ты что, шуток не понимаешь?" - "Я-то понимаю, а вот ты как будто бы не понял. Довольно, ребята". И они выкатились вон. Тогда Ренкин говорит: "Ну вот, Крэкен, теперь ты понял, как обстоят дела, я не собираюсь отдавать эти восемь тысяч просто так". - "Конечно, - говорит Крэкен, - я готов договориться". - "Я знал, что ты парень сообразительный, - говорит Ренкин, - но в эту игру можно играть только одним способом". - "Каким же именно?" - спрашивает Крэкен, а голос у него совсем уж стал хриплый. "По-моему", - ответил Ренкин.
Потом они долго ничего не говорили, мне только было слышно, как Крэкен ходит взад-вперед по комнате, медленно и тяжело, так что половицы скрипели. А потом и говорит: "Какой дурак будет продолжать игру, если знает, что карты подтасованы? Ладно, Ренкин, ты хотел что-то сказать? Говори что". - "Только одно, сынок, только одно. Ты ведь уже почувствовал вкус этих восьми тысяч, правда?" - "Ну, это как сказать, я бы не назвал это вкусом". - "Ну, посмотри, это тебе что-нибудь говорит?" - спрашивает Ренкин. "Вот это уже больше похоже на вкус. Валяй дальше, Ренкин. Ты всегда был щедрым человеком. Могу сказать, что доверяю тебе больше, чем кому-нибудь другому". - "Дьявол ты, а не человек, - говорит Ренкин. - Ты только что показал, как здорово мне доверяешь. Я говорю только о фактах. Ты мне нужен, а тебе нужны деньги, которые я могу тебе заплатить. Это верно?" - "Можно сказать и так". - "Послушай, Крэкен, мы должны избавиться от этого Коркорана. Он почуял, чем тут пахнет, и теперь не отступится, пока не высосет все, что можно. Он меня разорит, Крэкен, дружище!" - "Конечно, он так и сделает". - "Значит, надо еще раз попытаться его достать". - "Ты хочешь сказать, опять я?" - "Вот именно". - "Нет уж, Ренкин, я пас. Этот тип все равно что ядовитый змей. Я не хочу иметь с ним дело". - "Крэкен, - говорит он, - ты же понимаешь, что тебе все равно придется с ним когда-нибудь встретиться?" - "Зачем это?" - "Разве ты не назвал его шулером?" - "Господи помилуй! Я, наверное, сошел с ума, совеем забыл об этом". - "Такие вещи не забываются". - "Знаешь, Сан-Пабло мне, пожалуй, надоел. Он меня больше не интересует. Поеду-ка я путешествовать". - "Если ты сбежишь от Коркорана, - говорит Ренкин и складывает вместе обе ладони, - тебе в горах больше ходу нет, никто не пожелает с тобой разговаривать, разве что китайцы. А кроме того, разве ты можешь скрыться от Коркорана? Это же настоящий гончий пес. И никогда ничего не забывает и не прощает. Сядь спокойно, Крэкен, и послушай, что я тебе скажу".
Тут я изо всех сил старался услышать, о чем они толкуют, но они стали говорить шепотом, и я ничего не услышал. Только иногда Крэкен принимался ворчать. Тогда Ренкин начинал сызнова, первое слово громко, а потом опять шепотом. Долго они так разговаривали. Не знаю о чем, но, сдается мне, ничего хорошего это вам не сулит.
- Согласен, ничего хорошего, - сказал Коркоран. - Но во всяком случае спасибо тебе, Вилли, за то, что тебе удалось узнать.
- Не стоит, - отозвался Вилли. - Я думаю, вы теперь не станете задерживаться в Сан-Пабло?
- Это почему?
- Почему? Послушайте, мистер Коркоран, этот Ренкин… разве вы не знаете, что это за тип?
- Немного знаю.
- Значит, вам известно, что в Сан-Пабло в его распоряжении куча парней, которые сделают все, что он им велит. Есть такие… ну, им ничего не стоит всадить вам в спину нож, когда вы спите.
- Я об этом подумаю, - сказал Коркоран. - Пока же этот город кажется мне довольно интересным. А что сталось с мисс Мерран, Вилли?
Мальчик снова зевнул.
- О ней больше не нужно беспокоиться, - сказал он.
- Почему же?
- Ейный кавалер вернулся в город, - сообщил Вилли.
Кровь застыла в жилах у Коркорана.
- Ее кавалер, говоришь? - чуть слышно повторил он.
- Ну да, кавалер.
- Ты хочешь сказать, человек, за которого она собирается выйти замуж?
- Ну, это одно и то же. Тот тип, с которым она обручилась. Она ведь из таких, что непременно сделают, что обещались. Разве не так?
- Наверное, так оно и есть, - хриплым голосом проговорил Коркоран. - Собирается выйти замуж… обручилась. - Он быстро подошел к саквояжу, достал фляжку и сделал большой глоток. - А что это за человек? - спросил он, стоя спиной к Вилли.
- А тот, которого она привезла с собой с Востока.
- Что?
- Она ездила туда в гости, на Восток. А когда вернулась, то привезла с собой жениха. Он теперь при шахтах, приехал, чтобы вложить в них свои деньги.
- Значит, он богат? - мрачно констатировал Коркоран.
- Натурально. Не знает, куда деньги девать. У него их целая куча.
- И он все равно позволяет ей работать, учить ребятишек?
- Она сама делает то, что считает нужным. Может, она хочет, чтобы он полюбил ее края, прежде чем она окончательно решит за него выйти.
- Как его зовут?
- Это может быть только один человек в Сан-Пабло. Большой Роланд.
Глава 17
Коркоран наклонился и занялся тем, что стал вытряхивать лесок, скопившийся за манжетой его брюк; ему потребовалось немало времени, прежде чем он успокоился и удостоверился в том, что по его лицу ничего нельзя прочесть.
- Он, должно быть, порядочный человек, - сказал Коркоран.
- Похоже, он вас знает.
- Принял, скорее всего, за кого-нибудь другого.
- Он думал, что вы один футболист, с которым он когда-то был знаком.
- Мне тоже так показалось.
- Разве вы можете играть в футбол? Вы же такой худой - кожа да кости!
- Я же тебе сказал: он ошибся.
- И веса в вас фунтов полтораста, не больше, мистер Коркоран, со всей вашей одежкой.
- Думаю, еще меньше. Нет, эти его разговоры насчет футбола просто смешны.
Вилли Керн, положив на стол руки и опершись на них подбородком, внимательно рассматривал стоявшего перед ним Коркорана.
- А бывают еще и легковесы, - заметил он. - Помню такого Ингрема, он был полузащитником.
- Что ты знаешь о футболе, сын мой?
- Я? Да читал об этом все, что можно. Аж до самого того времени, когда он только начинался. Так вот, среди ветеранов был Реймонд, он весил сто сорок фунтов. Играл в нападении и прорывал линию так, что будь здоров.
- Это был великий футболист, - сказал Коркоран.
- Может, вы его знали? - быстро спросил Вилли.
- Слышал о нем, - ответил Коркоран и тут же прикусил губу, поняв, что чуть было не проговорился.
- А еще был такой Чеймберс, тоже из группы нападающих. От него на поле спасения не было. А весил не больше вашего. Но самым знаменитым из них был Берлингтон. Вы о нем когда-нибудь слышали?
Коркоран отвернулся и закашлялся:
- По-моему, нет, что-то не припоминаю.
- Он весил сто сорок и стоял в воротах. Так вот, целых два сезона никто не мог мимо него прорваться. Это ж надо!
- Значит, ему везло.
- Везло? Ему? Ну уж нет! Про него говорили, что он читает мысли. Он всегда знал, куда направляется мяч, и всегда оказывался на том самом месте. Он и кидать мог тоже. Один раз кинул с пятидесяти двух ярдов. Это ж надо!
Коркорану казалось, что он снова пинает тяжелый мяч, видит, как тот летит по воздуху, словно воздушный шар, снова видит, как он шлепается перед перекладиной - пятьдесят тысяч человек ждут, затаив дыхание, - и наконец, мяч снова взмывает вверх и перелетает через перекладину!
- Хороший удар, - проговорил он наконец.
- Но удар на шестьдесят - это сущие пустяки по сравнению с тем, как он выбивал мяч из рук. Если он стоял в защите, тут уж никто не мог с ним справиться. Скользкий как угорь, он молнией врезался в кучу игроков. Всякий раз, когда он с кем-нибудь схватывался, объявляли тайм-аут. Вот какай был этот Берлингтон. Другого такого не было. Послушайте, мистер Коркоран, чтоб я сдох, он ведь был ничуть не больше вас и такой же тощий…
В дверь осторожно постучали.