Гарольд не обнял мать, пускаясь в море,
С любимою сестрой в отъезда час
Не виделся; души скрывая горе,
Уехал он, с друзьями не простясь;
Не потому он избегал свиданья,
Что был и тверд, и холоден, как сталь,
Нет! Кто любил, тот знает, что прощанья
Усугубляют муку расставанья…
Лишь горестней нестись с разбитым сердцем в даль.
XI.
Богатые владенья, замок старый
Покинул он без вздохов и без мук,
Голубооких дам, которых чары,
Краса кудрей и белоснежных рук
Могли б легко отшельника святого
Ввести в соблазн, – все то, что пищу дать
Порывам сладострастия готово…
Ему хотелось мир увидеть новый
И, посетив Восток, экватор миновать.
XII.
Надулись паруса; как будто вторя
Его желаньям, ветер резче стал;
Поплыл корабль, и скоро в пене моря
Бесследно скрылся ряд прибрежных скал.
Тогда в душе Гарольда сожаленье
Проснулось, может быть; но ничего
Он не сказал и скрыл свое волненье,
Он твердым оставался в то мгновенье,
Как малодушный плач звучал вокруг него.
XIII.
В вечерний час, любуяся закатом,
Он арфу взял; под бременем тревог
Любил он волю дать мечтам крылатым,
Когда никто внимать ему не мог;
И вот до струн коснувшися рукою,
Прощальную он песню затянул,
В то время, как корабль, в борьбе с волною,
Катился в даль, и, одеваясь тьмою,
Его родимый край в пучине вод тонул.
ПРОЩАНИЕ ЧАЙЛЬД-ГАРОЛЬДА
1.
Прости! Родимый берег мой
В лазури тонет волн;
Бушует ветр, ревет прибой;
Крик чайки грусти полн.
В пучине солнце гасит свет;
За ним нам вслед идти;
Обоим вам я шлю привет!
Мой край родной, прости!
2.
Нас ослепит зари краса,
Лишь мир простится с тьмой;
Увижу море, небеса,
Но где ж мой край родной?
Мой замок пуст; потух очаг;
Весь двор травой зарос;
Уныло воет в воротах
Покинутый мной пес…
3.
– Малютка паж! под гнетом дум
Ты плачешь, горя полн;
Тебя страшит ли ветра шум,
Иль грозный ропот волн?
Не плачь! Корабль надежен мой…
Он быстро мчится в даль,
За ним и сокол наш лихой
Угонится едва ль.
4.
"Пускай бушует шквал, ревя, -
Я бури не боюсь!
Но не дивись, сэр Чайльд, что я
И плачу и томлюсь.
С отцом и с матерью родной
Расстаться ль без тревог?
Моей опорою одной
Остались ты да Бог!
5.
Благословил отец меня,
Но слезы мог сдержать;
Пока ж не возвращуся я,
Все будет плакать мать".
– Пусть скорбь мрачит твои черты.
Дитя! когда б я был
Душой невинной чист, как ты,
И я бы слезы лил.
6.
Ты бледен, верный мой слуга,
Тебя печаль гнетет…
Боишься ль встретить ты врага,
Боишься ль непогод?
– "О, нет, я с страхом незнаком,
Он чужд душе моей;
Но жаль жены; покинув дом,
Я все скорблю о ней.
7.
Она близ замка твоего
Живет; что ей сказать,
Коль дети спросят, отчего
С отцом в разлуке мать?"
– Ты прав; понятна скорбь твоя,
Мне ж ничего не жаль…
Не так душою нежен я
И мчусь со смехом в даль.
8.
Коварным вздохам лживых жен
Возможно ль верить? Нет!
Измена, что для них закон,
Их слез смывает след.
Я не тужу о дне былом
И не страшуся гроз.
Больней всего, что ни о чем
Не стоит лить мне слез.
9.
Я одинок; средь волн морских
Корабль меня несет;
Зачем мне плакать о других:
Кто ж обо мне вздохнет?
Мой пес, быть может, два, три дня
Повоет, да и тот,
Другим накормленный, меня
Укусит у ворот.
10.
Корабль! валы кругом шумят…
Несися с быстротой!
Стране я всякой буду рад,
Лишь не стране родной.
Привет лазурным шлю волнам!
И вам, в конце пути,
Пещерам мрачным и скалам!
Мой край родной, прости!
XIV.
Средь бурных волн Бискайского залива
Плывет корабль; уж пятый день земли
Не видно; наконец, вот миг счастливый:
Желанный берег светится вдали.
Здесь Цинтрских гор блестит хребет зубчатый;
Там океану Того дань несет;
Явился местный лоцман провожатый
И Чайльд-Гарольд поплыл к стране богатой,
Где нивы тучные дают обильный плод.
XV.
О Боже! благодатными дарами
Ты этот край волшебный наделил!
В садах деревья гнутся под плодами,
В его горах Ты мир сокровищ скрыл;
Но разрушать то супостаты рады,
Что создал Ты: страну надменный враг
Поработил, не ведая пощады…
Брось на врага карающие взгляды,
И побежденный галл повергнут будет в прах.
XVI.
Своей неописуемой красою
Вас Лиссабон всегда пленить готов,
Волшебно отражаемый рекою,
Что чар полна и без прикрас певцов.
Могучий флот по ней несется ныне:
Пришел спасти от галлов Альбион
Тех мест незащищенные твердыни;
Но лузитанец дик и полн гордыни, -
Ту длань, что держит меч, с проклятьем лижет он.
XVII.
Прелестный город, кажущийся раем
Издалека, вблизи совсем иной;
Войти в него – и он неузнаваем;
Средь стен его турист объят тоской.
И хаты, и дворцы, все без изъятья,
Купаются в грязи; их вид убог.
В лохмотьях и вельмож, и нищих платье;
О чистоте так смутны их понятья,
Что с ней и страх чумы сроднить бы их не мог.
XVIII.
Кто не жалел, любуясь этим краем,
Что он принадлежит толпе рабов!
На Цинтру бросьте взоры; всякий с раем
Тот светлый уголок сравнить готов;
Везде в нем дышит прелесть неземная
Но ни перу, ни кисти средства нет
Понятья дать о нем; страна такая
Собою затмевает кущи рая,
Что в пламенных стихах нам описал поэт.
XIX.
Крутой утес с красивым рядом келий;
Сожженный солнцем мох на скатах круч;
Лес, выросший над бездной; мрак ущелий,
Куда не проникает солнца луч;
Лимонов золотистые отливы;
Лазурь морской волны, что сладко спит;
Несущийся с горы поток бурливый;
Здесь виноград, там возле речки ивы, -
Все это тешит взор, сливаясь в чудный вид.
XX.
Тропинкою взберитесь до вершины
Крутой горы, где иноки живут;
Что шаг вперед – то новые картины…
А вот и монастырь; вас поведут
Осматривать его; монахи с верой
При том легенд вам много сообщат:
Здесь смерть нашли за ересь лицемеры,
А там Гонорий жил на дне пещеры.
Он, чтоб увидеть рай, из жизни сделал ад.
XXI.
Средь этих мест встречается не мало
Таинственных крестов, – их целый ряд;
Но те кресты не вера воздвигала:
Они лишь об убийствах говорят.
Обычай здесь на месте преступленья,
Там, где звучал последний жертвы стон,
Досчатый ставит крест; не исключенья
Убийства там, где, потеряв значенье,
Не в силах граждан жизнь оберегать закон.
XXII.
По горам и долам здесь красовались
Чертоги королей, но дни чредой
Прошли, и что ж? – руины лишь остались,
Заросшия кустами и травой.
Вот пышный замок принца. Здесь когда-то
И ты, Ватек, любивший роскошь бритт,
Дворец построив, зажил в нем богато…
Но ты забыл, что от утех разврата
И сладострастья чар душевный мир бежит.
XXIII.
Ты выбрал, чтоб предаться светлым чарам
Земных утех, тот чудный уголок,
Но, пораженный времени ударом,
Теперь, как те, твой замок одинок.
Его порталы настежь; пусты залы;
От зарослей к дворцу проезда нет.
О, Боже, как ничтожны мы и малы!
Придет пора: дворца как не бывало,
Проносятся года, его сметая след…
XXIV.
А вот дворец, который с гневным взглядом
Встречает бритт. Когда-то в замке том
Сбиралися вожди; рожденный адом,
Сидел там карлик-черт; одет шутом,
Пергаментною мантией покрытый,
В руке держал он свиток. Имена
Там значились, что в свете знамениты;
Гордяся свитком тем, с враждой открытой
Над победителем смеялся сатана.
XXV.
Конвенцией он звался. Перед светом
Там собранных вождей он осрамил,
Смутил их ум (но грешен ли он в этом?)
И радость бритта в горе превратил.
Победный лавр попрали дипломаты;
Тот чудный лавр, увы! носить не нам
С тех пор, как в Лузитании богатой
Узнали мы, врагов коварством смяты,
Что победителям, не побежденным, срам.
XXVI.
При имени твоем бледнеют бритты,
О, замок Цинтры! Краскою стыда
Зарделись бы правителей ланиты,
Умей они краснеть. Пройдут года
И все ж потомство, полное презренья,
Позора не забудет тех вождей,
Что, победив, узнали пораженье…
Их ожидают в будущем глумленья
И гневный приговор суда грядущих дней.
XXVII.
Так думал Чайльд, один бродя по горам;
Хоть местностью был очарован он,
Но все же об отъезде думал скором:
Так век порхать для ласточки закон.
Тяжелых дум он здесь изведал много
И пожалел, немой тоской объят,
Что долго шел греховною дорогой;
К проступкам он своим отнесся строго:
От света истины померк Гарольда взгляд.
XXVIII.
Верхом! верхом! – он крикнул и поспешно
Прелестной той страны покинул кров;
Но он уж не влеком мечтою грешной:
Не ищет ни любовниц, ни пиров…
Несется он таинственной дорогой,
Не ведая, где пристань обретет;
Он по свету скитаться будет много;
Не скоро в нем уляжется тревога,
Не скоро с опытом знакомство он сведет.
XXIX.