В доме он пробыл не долго. Осмотрел убитых. Затем дал псу понюхать след, и тот медленно захромал по улице, ведя носом по воздуху. После того как Матвей Ласточкин повернул вслед за Тамерланом в переулок, его никто не видел два дня.
Я в то время был не старше тебя, Артемька, и служил унтер-офицером в Семёновском полку. Получив в Прутском походе ранение, я был награждён двухмесячным отпуском, который решил провести у родителей в Москве. Матушка тут же решила меня женить, и каждый вечер таскала по гостям, знакомила с хорошенькими девицами. Одна из них оказалась боле хорошенькой, чем остальные и к тому же совсем не глупой. Я стал бывать у неё всё почти каждый день. Ужинал со всем семейством, после ужина же откланивался, удалялся на некоторое расстояние, а затем поворачивал и, рискуя свернуть шею, забирался в будуар очаровательной барышни.
Однажды, возвращаясь домой до рассвета, я немного заплутал и оказался на берегу Чичоры, в том месте где стоит старый путевой дворец Алексея Михайловича. Там на мосту я увидел двух здоровенных мужиков. Они собирались бросить в реку большой свёрток, формой напоминающий человеческое тело. Я сразу подумал, что это ночные грабители избавляются от трупа убитого ими прохожего. Решил схватить злодеев. Вытащил пистолет, пришпорил коня и на скаку выстрелил в одного из них. Тать упал, а его подельник бросил свёрток и пустился наутёк. Он вбежал в переулок, я поскакал за ним. Но тут он неожиданно повернулся и ударил моего коня ножом. Конь, жалобно заржав, стал оседать. Я успел соскочить на землю, обнажил шпагу и прижался спиной к тыну ближайшего дома. Разбойник бросил в меня нож. Я едва успел увернуться и, сделав выпад, пронзил ему плечо.
Он вскрикнул и, зажав рану рукой, побежал по переулку. Преследовать его я не стал. Вместо этого вернулся на мост и развязал мешковину. Человек, завёрнутый в неё, был ещё жив. Я услышал слабое сердцебиение.
На выстрел сбежалась стража. Двум солдатам я приказал отнести спасённого ко мне в дом и найти врача, а сам с остальными пошёл по каплям крови, ясно обозначившим путь раненного татя.
Они привели нас к скоморошьему балагану. Солдаты окружили его и ворвались внутрь. Произошла быстрая схватка, в которой одного скомороха закололи штыком, другого застрелили. Остальных же сумели скрутить, несмотря на отчаянное сопротивление. У нас тоже не обошлось без потерь. Было ранено три солдата, и один из них вскоре умер.
Доставив пленённых скоморохов в Сыскной приказ, где от них впоследствии добились признания во всех преступлениях, я вернулся домой к обеду и сразу же осведомился о человеке, которого принесли ночью. Родители сказали мне, что военный лекарь, которого они позвали, несколько часов оперировал несчастного, и после этого оценил его шансы выжить, как весьма слабые.
Вечером Матвей Ласточкин, ибо это был он, очнулся, назвал себя и попросил послать за женой. Я тут же выполнил его просьбу. Марусю привезли, и она ухаживала за мужем несколько дней, пока он находился между жизнью и смертью.
Как только Матвей пошёл на поправку, его перевезли домой. Я не раз навещал его и уговорил наконец рассказать, что с ним произошло.
Следы привели собаку и её хозяина к дому жида барышника, скупавшего краденное. Матвей, образно выражаясь, припёр того к стенке, и еврей признался, что уже давно имеет дело с "козлами". Они появлялись всегда на рассвете. Масок не снимали, поэтому лиц он не видел, и слава за это Иегове. Их шестеро, среди них одна баба, которая кажется над всеми и верховодит. Они никогда не торговались. Брали, что он давал, и тут же уходили.
Как найти "козлов" барышник не имел ни малейшего понятия. Однако дал маленькую зацепку. Разбойники, выйдя от него, сели в подкатившие к воротам сани. Утром он осмотрел следы и нашёл отвалившуюся у лошади подкову с клеймом кузнеца Козьмы Михайлова, жившего на окраине города рядом с проклятым прудом, где когда то провалился под землю монастырь.
Матвей быстро отыскал дом этого кузнеца и явился к нему под видом приказчика богатого барина. Он сказал, что его барин хочет выковать красивую железную ограду для своего дома и подыскивает хорошего мастера. Заказ сулил приличный заработок, однако кузнец не проявил к нему никакого интереса. Сказал, что у него сейчас много работы, и он не может этим заняться.
На пустыре за кузницей стоял скомороший балаган. Скоморохи ходили по канату, жонглировали горящими факелами, водили ручного медведя и пели под балалайку частушки. Скоморохов было семеро, из них одна баба и мальчик её сын.
Всё сходилось. Мальчик, очевидно, оставался сторожить балаган, пока взрослые ходили за зипуном. Чтобы убедиться в правильности своих подозрений, Матвей Ласточкин ночью проник в конюшню кузнеца и осмотрел его лошадь. На одной ноге была новая подкова.
И тут удача отвернулась от него. Козьма Михайлов очевидно увидел как Матвей лез во двор. Он подкрался к нему сзади и ударил по голове оглоблей. Бесчувственного Матвея притащили в балаган и бросили в клетку злого от голода и постоянных издевательств медведя. Матвей дрался с ним голыми руками, медведь сломал ему ногу и сильно порвал когтями. В конце концов скоморохи сочли его мёртвым и решили утопить тело в Яузе.
"Козлов" прилюдно четвертовали на площади. Матвей остался хромым на всю жизнь. Князь-кесарь в благодарность за верную службу дал ему и его семье вольную, а так же наградил деньгами.
Весной Матвей Ласточкин решил отправиться жить на Волгу, так как его жена заболела чахоткой. Воздух там суше нашего, и лето не в пример жарче. Маруся протянула ещё три года, а затем отошла в мир иной.
Сейчас Матвей живёт в Саратове, кормится рыбным промыслом. Он сыщик от бога. И знает волжских воровских казачков как облупленных. Если я попрошу, он поможет тебе изловить атамана Галаню.
Глава III
Я отправляюсь в путь. Вечер на постоялом дворе. Помещик Степанов провоцирует меня на дуэль. Я пытаюсь бежать. Поединок.
Итак, получив пять рублей на расходы, пистолет с пороховницей и пулями, а так же обещанные бумаги, я отправился в путь. Был май, дороги уже подсохли, и я решил до Нижнего ехать верхом. Купил в конном ряду выносливую кобылу, единственным недостатком которой был странный серо-буро-казюльчитый окрас, из-за которого продавцу пришлось скинуть треть цены. А так же тонкий кинжал в кожаных ножнах, который пристёгивался к руке и был абсолютно незаметен под кафтаном. Это посоветовал мне один англицкий штурман, заядлый шулер. Он сказал:
- Всегда нужно иметь в рукаве козырную карту, о которой не знает никто кроме тебя.
В пути, почти до самого Нижнего со мной не приключилось ничего примечательного. До Великого Новгорода я ехал по пустынному тракту. Неожиданно пошёл дождь, дорогу развезло. Копыта моей кобылки тонули в грязи. Пару раз мне попадались хмурые, зыркавшие на меня исподлобья мужики. Я пугался, думая, что это разбойники, и нащупывал в кармане пистолет.
В Новгороде я пристроился к обозу и следовал с ним до Твери, а от туда с другим обозом добрался до Нижнего. И вот на подъезде к городу произошёл случай, положивший начало опасным приключениям, случившимся со мной в дальнейшем.
Вечером я остановился на постоялом дворе в большом селе с каменной церковью и красивым господским домом. Там уже сидела компания весёлых, шумных ямщиков и два офицера бутырского полка. Заказал ужин и решил остаться на ночь, чтобы поутру отправиться в город.
Через некоторое время у постоялого двора остановились два всадника. Один из них - толстый добродушный на вид барин. Второй, по-видимому, его камердинер. У барина была перевязана нога, поэтому камердинеру пришлось постараться, чтобы спустить того на землю. Опираясь на толстую дубовую палку, новый постоялец вошёл внутрь и уселся за стол напротив меня. Хозяин постоялого двора тут же устремился к нему.
- Мне кофею и пельмешек, которые так аппетитно трескает сей вьюнош, - произнёс он, кивнув в мою сторону.
Он прислонил к стене палку, с удовольствием вытянул больную ногу, и пустился в разглагольствования:
- Давеча приехал ко мне погостить старый приятель по службе и говорит, пошли, мол, с рогатиной на медведя. Я с дуру и согласился. Выгнали мои дворовые людишки на нас косолапого. Он отощавший, злой, наверное, недавно из берлоги поднялся. Я ударил его рогатиной в сердце, да видно чуть промахнулся. Медведь сразу не издох. Успел сломать рогатину и полоснуть мне по ноге когтями. Вот теперь и маюсь… - И вдруг, спохватившись, воскликнул. - Ох, и невежа я! Подсел к человеку, болтаю тут без умолку, а до сих пор не представился. - Степанов Антон Сергеевич, помещик.
- Артемий Кондратьев, старший подьячий, еду из Петербурха в Нижний Новгород.
- И что такой важный человек из самой столицы делает в нашей глуши?
"Чего это он любезничает", - подумал я. - "На важного человека я вроде как совсем не похож. Платье из дешёвого сукна. Не раз чиненые стёртые сапоги. Что-то тут неладно. Дай-ка я его прощупаю".
Надувшись от важности, я произнёс:
- На Волгу иду, разбойников ловить. Мне сам генерал-полицмейстер велел.
Степанов сразу оживился:
- Разбойничков на Волге великое множество. Вы что же всех собираетесь переловить.
- Нет, только одного.
- И кого же, если не секрет?
- Галаню.
- У-у, - замахал руками помещик Степанов. - Вот что я вам скажу вьюнош, дело это гиблое. Храбрецы и до вас находились. И где они теперь?
- Где же? - спросил я.
Степанов провёл по горлу большим пальцем и выразительно захрипел.
Я сразу перешёл на слёзный голос.
- А что делать? Антон Мануилович сказал, отправляйся на Волгу и сыщи, а не сыщешь, шкуру сдеру. Он шутить не любит, сдерёт, как и обещал.
- И это верно, - согласился мой собеседник. - Даже и не знаю, как вам помочь.
- Вы, я вижу, хорошо знаете здешние края, - сказал я.
- Конечно. По делам часто бываю в Нижнем и в Казани.
- И про Галаню тоже знаете?
- Кто же на Волге про него не знает.
- Расскажите мне о нём.
- Хорошо, - согласился помещик Степанов и начал рассказ, - Галаня родом из села Саблукова Прудищенской волости. Был он сыном местного кузнеца, и такой мастер, что помещик его на пашню не гонял. Отрабатывал он барщину молоточком, выковал красивый железный забор, подсвечники, оружие разное, сабельки, пистолетики, и все с серебряной насечкой.
Была у Галани любовь сердешная, звали её Ксюха. Девка красоты неописуемой. А помещик был на девок падок. Приглянулась ему Ксюха, захотел он её себе взять. Вот и решил от соперника избавиться. Определил Галаню в солдаты. Тот, когда на службу уходил, шепнул плачущей Ксюхе, чтобы ждала его вскорости. Он при первом же удобном случае убежит, и они отправятся в Сибирь, где можно привольно жить подальше от властей.
Так он и сделал. В первом же сражении рядом с ним разорвалась бомба. Огонь и осколки обезобразили его лицо. Галаня упал и притворился мёртвым, а как стемнело, отполз в лесок и был таков. Пришёл в Саблуково за Ксюхой. А там ему говорят, живёт твоя ненаглядная в барском доме.
Пробрался Галаня в помещичью усадьбу, и видит, так и есть. Барина он скрутил, подумав, что тот девицу неволит, бросился к ней и говорит, бежим, мол, со мной. А та ему в ответ, зачем же мне с тобой бежать, по дальним краям нищими мыкаться. Барин во мне души не чает, в шелках, да бархате хожу, на серебре и золоте ем, и не я, а другие мне прислуживают.
Когда она ему это сказала, помутился у Галани разум. Взял он топор и убил Ксюху, и барина убил и всю дворню, которая была в доме, вырезал до единого человека. Зачерствела у него душа, преисполнилась злобой невиданной на весь мир. Ничьей жизни ему теперь не жалко.
После убийства Галаня собрал всё ценное, что смог найти в доме и бежал в лес. Весть о кошмарной резне в помещичьей усадьбе быстро разнеслась по округе. В погоню за ним устремились солдаты с собаками. Галаня спасся, забравшись в берлогу медведя. Спящего зверя убил, а когда собаки подбежали и начали брехать, он по-медвежьи зарычал. Солдаты подумали, что собаки сбились со следа и ушли.
А Галаня пристал к шайке беглых солдат, и вскоре стал её атаманом. Хаживал со своими молодцами в помещичьи усадьбы "псалмы петь", это так на их языке грабёж обзывается, да с купцов на дороге мзду собирал.
Но слава о нём пошла, когда он монастырь ограбил. Нарядил своих подельщиков бабами-богомолками. Братья ухи развесили. Они богомолок любят. Доход от них большой. Открыли ворота, разбойнички внутрь ворвались, и давай тех на вениках поджаривать. Выдали монахи, где схоронена казна. А обитель ту Галаня всё равно спалил.
Вскоре после этого он объявился на Волге. Захватил небольшой струг и стал нападать на купеческие расшивы и каюки. Только сначала удачи большой у него не было. Пока он не отбил у татар девку колдунью, которую те собирались порешить за какие то страшные грехи. Приглянулась ему красивая басурманка. И наколдовала ему татарка удачу. Теперь богатые караваны к нему словно сами в руки идут. Ватага у него человек триста, а то и больше. И каждый гоголем ходит. В дорогие кафтаны одеваются, едят и пьют как князья. Девки у них краше солнца и все золотыми побрякушками обвешаны.
До прошлого года Галаня орудовал здесь, в Нижегородской губернии у города Василя. Уж сколько раз супротив него солдат посылали. Да всё без толку. То отобьётся, то спрячется. Никто не знал где его стан. Кто же узнавал, долго на этом свете не задерживался. Но в прошлом году он вдруг взял и подался сначала в Жигули, а потом и того дальше, к Саратову.
Говорят, он на Хвалынь идти задумал, персов щупать. По мне - пусть идёт. Нехристей этих разорить, самое что ни на есть святое дело.
- Откуда вы всё знаете, Антон Сергеевич? - поинтересовался я.
- Здесь эти байки вам любой десятилетний шкет расскажет, - отмахнулся мой собеседник. - Выпьете со мной кофею?
Чего мне было человека обижать. Кофею я раньше уже пил, когда ходил в Кунсткамеру смотреть на уродцев. Там его давали бесплатно, а кто ж от дармовщинки откажется. Уродцы мне не понравились, а вот заморский напиток пришёлся по душе.
Хозяин постоялого двора поставил перед нами турку и две маленькие чашечки. После первого же глотка я почувствовал прилив необыкновенной энергии в своём уставшем теле, и подумал, что за чудодейственный кофе.
- Хотите, перекинемся в картишки, - предложил Степанов.
К своему удивлению я согласился. Меня вдруг пробрал азарт, какого я в себе раньше не замечал. До того я всегда благоразумно избегал карточных игр.
- Готовьтесь, сейчас я опустошу ваши карманы, - весело сказал я, пока Степанов раздавал карты.
Первые две ставки были невелики, и мне удалось легко выиграть у моего соперника. После чего я так разгорячился, что поставил сразу всё. И тут удача от меня отвернулась. Я был разбит в пух и прах. Степанов довольно пододвинул к себе мои деньги.
Меня как хлыстом ударили.
- Дайте мне отыграться! - закричал я.
- Бросьте, молодой человек, у вас ничего не осталось, - спокойно ответил помещик.
- У меня осталась лошадь.
- Оставьте её себе. Мне она не нужна.
Его издевательско-снисходительный тон привёл меня в бешенство.
- Откуда у вас взялись эти карты?! Вы жульничали!
Степанов с размаху ударил кулаком по столу.
- Никто ещё, не обвинял меня в жульничестве и уходил после этого безнаказанным.
- Что, хотите драться?! - угрожающе прорычал я. - Хорошо будем драться! Когда вам угодно, любым оружием, которое выберете! И пусть черти будут нашими секундантами!
Из-за соседнего стола поднялись офицеры-бутырцы. Представились:
- Ротмистр Измайлов.
- Подпоручик Жигарев.
- Зачем же доверяться чертям, господа, - сказал Измайлов. - Мы с удовольствием поспособствуем двум достойным дворянам в деле чести.
- Отлично, дерёмся утром, - сказал Степанов. - Верхом, так как у меня ранена нога. Выбор оружия по дуэльному статусу так же за мной. Пусть будут ружья. Вы надеюсь, умеете стрелять из ружья на скаку?
- Со ста шагов в монету попадаю, - зло соврал я.
Боже, да что же это со мной, подумал я. Затем мои ноги подкосились, и больше я ничего не помню.
Очнулся я в тесном чулане на соломенном тюфяке. Голова раскалывалась. Не без усилий я вспомнил, что со мной произошло. А когда ко мне вернулась способность здраво рассуждать, я понял, что попал в хорошо спланированную ловушку. Степанов подсыпал мне в кофею какого то возбуждающего зелья, а затем дьявольски умело спровоцировал на дуэль. В исходе поединка сомневаться не приходилось. Когда я последний раз стрелял из ружья, то попал вместо мишени в окно родительского дома. Пуля разнесла матушкин фарфоровый сервиз, оторвала голову часовой кукушке, куковавшей в это время два часа по-полудни затем вылетела на веранду и угодила в груду сушившихся там пуховых подушек. Батюшка, куривший в это время трубку сидя в кресле-качалке, тут же сделался похож на снеговика, а палёный пух разлетелся по всей веранде и едва не спалил дом. После этого меня нещадно высекли розгами на конюшне и сказали, что лучше бы мне не брать в руки оружие опаснее гусиного пера.
Итак, передо мной стал выбор, либо мужественно и с честью встретить смерть в поединке, либо трусливо бежать. Почти без колебаний вопрос решился в пользу трусливого бегства.
Поднявшись на ноги, я тихонько толкнул дверь. Она была заперта на засов снаружи. Приложив ухо, я прислушался. Из-за двери доносился тихий храп. Значит, меня кто-то караулил. Пощупав рукав и карманы, я убедился, что кинжал и даже пистолет на месте. Достав кинжал, я просунул его в щель и приподнял засов. Когда я открывал дверь, она заскрипела и спавший рядом с ней камердинер Степанова, заёрзал, проснулся и уставился на меня ошалелыми глазами. Без долгих раздумий я тюкнул его рукояткой пистолета по голове. Он завалился на бок и затих.
Я опрометью выскочил во двор и бросился к конюшне. Там вскочил на неосёдланную лошадь и помчался к воротам постоялого двора. Но как только я приблизился к ним, мне навстречу из темноты кинулся человек и схватил кобылу под узды.
- Куда собрался? - услышал я голос одного из офицеров, вызвавшихся быть нашими секундантами.
- Отойди! Зашибу! - заорал я диким голосом.
Но тот не послушался, вцепился в поводья и старался вырвать их у меня из рук. Сам напросился, подумал я, вскинул пистолет и, целя прямо ему в лицо, спустил курок. Но, раз уж человеку не везёт, так не везёт всегда и во всём. Пистолет мой наверняка никто не чистил со дня сотворения мира, да и я, с дуру, не сподобился. Громкий хлопок на мгновение оглушил меня, полыхнуло пламя, всё вокруг заволокло едким дымом. С перепугу я разжал пальцы, и оружие с развороченным стволом полетело на землю. Только чудом меня не убило и не покалечило.
Защищаться мне больше было нечем. Кто-то схватил меня сзади за шиворот и стащил на землю. Я извивался как уж, но силы были не равны и меня быстро скрутили по рукам и ногам.
Утром помещик Степанов говорил мне со своим обычным добродушным выражением на лице, как будто журил провинившегося ребёнка.