- Не думал молодой человек, что вы настолько малодушны. Нанесли оскорбление честному русскому дворянину и не желаете давать сатисфакцию. Ай-ай-ай, Надеюсь, все же вы соберётесь с духом и будете драться, как положено мужчине. Пристрелить вас как трусливого зайца мне не доставит ни малейшего удовольствия. И умойтесь. У вас вся парсуна в пороховой саже. Не гоже встречаться с создателем, будучи похожим на чёрта.
Для дуэли выбрали полянку неподалёку от постоялого двора. Степанов ехал впереди с блаженной улыбкой наслаждаясь запахом сорванной по пути ромашки. По бокам меня конвоировали "секунданты". Они явно не спали ночью и поэтому всё время зевали. Замыкал шествие камердинер Степанова, которого звали Фрол, с перевязанной головой и ружьём наперевес. Вероятно от повреждения головы, учинённого мною ему нынче ночью, у него дёргалась левая половина лица и уголок рта при этом превращался в безумный оскал. Он злорадно поглядывал то на меня, то в сторону берёзовой рощи. Приглядевшись повнимательней, я содрогнулся. Там была вырыта неглубокая яма в человеческий рост. Так вот чем ночью занимались "секунданты". Они рыли мне могилу. Я наткнулся на них, когда они, закончив работу возвращались назад.
В панике я начал искать возможность спастись. Самым соблазнительным было пришпорить коня и дать дёру. Но, призвав на помощь остатки разума, я отказался от этого намерения. Пуля летит быстрее, чем скачет лошадь, тем более моя.
На поляне Фрол сунул мне в руки ружьё и патронташ. Секунданты спешились и стали распоряжаться.
- Господа, зарядите оружие и проверьте его исправность, - сказал ротмистр Измайлов.
Я осмотрел ружьё, опасаясь подвоха. Но оно был отлично вычищено и механизм в полном порядке. Стало быть, Степанов настолько искусный стрелок, что даже не посчитал нужным испортить замок или забить чем-нибудь запальное отверстие.
- Теперь разъезжайтесь. Как только я подам команду, поворачивайтесь и скачите навстречу друг другу. Поединок продолжается до тех пор, пока один из вас не падёт мёртвым.
Последняя фраза окончательно лишила меня присутствия духа. Я был готов расплакаться. Подумал о том, что смерть - это всего лишь мгновение боли, а потом наступит вечный покой. Однако моё сознание никак не хотело смириться с мыслью о скорой гибели от рук убойц, после чего мой труп закопают под берёзками, и никто никогда не узнает, что со мной случилось в действительности. По месту службы доложат, что я по дороге проиграл в карты казённые деньги и был убит на дуэли. И все скажут - так ему и надо.
После того как моя кобыла сделала несколько неторопливых шагов в направлении противоположном тому, куда поскакал Степанов, я усилием воли скинул оцепенение, сковавшее все мои конечности, и решил, раз уж нет другого выхода, драться до последнего издыхания. И пусть я плохо стреляю и вообще толком не владею никаким оружием кроме пращи, с которой в детстве охотился на зайцев… Стоп, праща!
- Ну, хватит уже, разворачивайтесь, - нетерпеливо крикнул подпоручик Жигарев.
Я развернул коня и увидел стремительно приближающегося ко мне Степанова. Он ловко вскинул к плечу своё оружие и взвёл курок.
Тогда я отстегнул один конец ремня ружья. Я стоял рядом с одиноко росшим дубом. Я соскочил с коня и что есть мочи ударил ружьё об его ствол. Приклад отломился и повис на ремне. Безумно приплясывая, я принялся бегать вокруг дерева, раскручивая этот обломок над головой. При этом орал благим голосом похабные частушки, которые слышал в детстве от братьев:
Девку пьяный коновал!
Затащил на сеновал!
Начал щупать бёдра ёй!
Оказалася свиньёй!
Степанов недоумённо остановился, захлопал глазами, его палец замер на спусковом крючке. Таких неразумных, а точнее сказать попахивающих помрачением рассудка действий он от меня явно не ожидал.
- Никак чокнулся со страху, - пробормотал бретёр, опуская ружьё.
Я метнул свой обломок. Приклад угодил Степанову прямо в голову. Он вылетел из седла, но всё же успел нажать курок. Хлопнул выстрел. Пуля сбила треуголку с одного из ошалевших "секундантов".
Это послужило для них сигналом к действию. Офицеры обнажили шпаги, камердинер вытащил из голенища сапога преогромный тесак. Они устремились вперёд с явным намерением прикончить меня. На этот раз без всяких церемоний.
Я подбежал к коню Степанова и, достав из седельных кобур пистолеты, направил их на убойц и закричал:
- Я никудышный стрелок, но с такого расстояния не промахнусь!
Те в испуге шарахнулись назад.
- Говорил я Филину, - процедил Жигарев. - Что толку из затеи с дуэлью не будет. Прирезали бы его тихонько и в воду. Чего мудрить-то. Он видишь какой, только с виду Ванька-дурачок, а так - хитрый гад.
- Ладно, - сказал Измайлов. - Мы с ним как-нибудь в другой раз потолкуем. Забирай Филина, авось оклемается, и убираемся отсюда.
Беспокойно поглядывая на стволы моих пистолетов, они водрузили бесчувственного помещика поперёк его коня и быстро скрылись из вида.
Так я познакомился со знаменитым волжским разбойником, помещиком Филином.
Глава IV
Мой въезд в Нижний Новгород. Описание города. Как я продавал лошадь. Я подслушиваю разговор купца Данилы с "Писарем" и нанимаюсь бурлаком на сплавной караван. Путь до Казани. Шайтан-гора. Рассказ о Чёрном мурзе.
В полдень этого же дня, смешавшись с множеством катившихся по дороге телег и гарцующих верховых, а также пеших мужиков с паспортами и без паспортов, шедших наниматься на судовые работы, я, через Ильинскую "решётку" въехал в Нижний Новгород.
Город этот расположен при слиянии Оки с Волгой. Его кремль стоит на высоком холме и окружён толстыми каменными стенами. На берег Волги выходят приземистые и низкие Ивановские ворота, за которыми широкой улицей протянулся базар. Близ других ворот Димитровских возвышается пятиглавый каменный собор, а рядом палаты митрополита. Здесь же находиться канцелярия и дом губернатора. Одна из башен кремля, расположена на самом высоком месте холма и с неё видна округа на много вёрст вокруг. Поэтому она служит дозорной. Город очень многолюден и предместья его раскинулись по обоим берегам Волги, насколько хватает глаз. Положение моё было аховым. Во-первых, за мной, по какой то неведомой причине, охотилась шайка безжалостных убойц, во-вторых, я профукал казённые деньги, что грозило отправкой в солдаты, и, в-третьих, самое главное, от пережитых волнений я ужасно проголодался, а в карманах у меня не было ни гроша.
Из всего имущества у меня остались лошадь и трофейные пистолеты. Пистолеты были простые, армейские, без каких либо украшений. На Гостином дворе я нашёл еврея-старьёвщика и продал их ему, по сильно заниженной, а точнее сказать грабительской цене. Тот бубнил, что пистолеты ворованные и, покупая их, он очень рискует, и при этом угрожающе тыкал пальцем в сторону таможни. Разубедить его не было ни малейшей возможности. Пришлось согласиться.
Вырученные деньги я решил употребить в дело. За торговыми рядами, вверх по Почайне располагалось множество харчевен. В одной из них я сытно пообедал и подыскал себе помощника. Это был рыжий, лохматый мужик по имени Тихон. Он жил при харчевне и кормился тем, что рубил дрова, таскал воду и делал прочую мелкую работу. Я пообещал ему за содействие два гривенника.
- За что такая щедрость? - спросил Тихон. - Если мокряка залупить, то я вам, добрый господин, не помощник.
- Не волнуйся, - ответил я. - Никакой татьбы и смертоубийств. Мы будем продавать лошадь.
Купив в лавке приличное платье и завитой парик, я отправил Тихона сначала в баню, а затем к цирюльнику. Состричь свои лохмы он согласился быстро, а вот чтобы сбрить бороду пришлось дать ему ещё гривенник. Соорудив из бродяги достопочтенного англицкого купца, я взялся за товар. Наш конюх Никита, упокой господь его душу, был крещёным цыганом. В молодости, он немало постранствовал с табором по простором Молдавии, промышляя воровством лошадей. Будучи как-то в изрядном подпитии он открыл мне секрет чудодейственной краски, с помощью которой любую клячу непотребного цвета можно было превратить в лошадь благородного чёрного окраса. Через несколько дней краска слезала, но продавец к тому времени был уже далеко.
После перекраски моя кобылка стала выглядеть намного лучше. А когда я применил ещё пару-тройку хитростей нашего конюха, она просто засияла великолепием.
Вечером я наставлял Тихона:
- Ты должен изобразить важного иноземца. Надуйся от спеси и стой истуканом. И главное помалкивай. Говорить будешь, только когда я тебе подмигну. Если один раз, говори е-ес, если два раза говори но-у. Понял?
Тот радостно кивнул головой. Подумал, наверное, а работёнка то впрямь оказалась не бей лежачего.
Так мы явились на торг. Я заплатил пошлину за торговое место в конском ряду и небольшой сбор в пользу воровской артели, чтобы с моей лошадёнкой, а то не приведи господь со мной, не приключилось чего нехорошего. На это ушли последние деньги, и оставалось только уповать на моё умение обжулить ближнего, и готовность ближнего быть обжуленным.
Изображая из себя скромного толмача богатого иноземного купца, я принялся зазывать покупателей.
- Господа, из далёкой Англии купец Джон Смит, - при этих словах я пихнул Тихона вбок, и прошептал, - поклонись, - тот невозмутимо отвесил неуклюжий поклон, - привёз на продажу кобылу знаменитой британской породы "цезарианский тяжеловоз". Порода сия была выведена по повелению самого Гая Юлия Цезаря, чтобы перевозить на большие расстояния осадные машины: баллисты, катапульты, тараны и прочие. Вместе с римскими легионами она попала в Британию, где и разводиться уже в течение почти что двух тысяч лет.
- Ух, вдохновенно врёшь, - восхищённо прошептал Тихон. - Я бы такого в жизнь не придумал.
- "Цезарианский тяжеловоз" отличается от других пород тем, что возя груз в половину больше чем остальные, он тем не менее жрёт овса в два раза меньше.
Круживший некоторое время вокруг да около, богатый крестьянин, наверняка промышлявший извозом, тут же оживился.
- Неужто и вправду вдвое меньше? - недоверчиво спросил он.
- Так сказал господин Смит, но, может, я его неправильно понял. Сейчас переспрошу.
Я, обратился к Тихону на англицком языке, и тут же один раз подмигнул ему. Надо отдать должное, тот держался молодцом. Абсолютно невозмутимо и с важным видом он ответил:
- Е-ес.
Покупатель пощупал мускулы кобылы, посмотрел ей зубы.
- Хороша, хороша, - сказал он.
Лошадка действительно была неплоха, хотя конечно овса она потребляла не меньше положенного, а груза тащила не больше чем остальные.
- А бумаги у неё какие-нибудь есть?
"Вот привереда", - подумал я.
Хорошо, что, предвидя это, я заранее позаботился и о бумагах. Имея немалый опыт составления официальных документов, я накануне подделал паспорт, где на англицком и русском языках было написано, что кобыла по кличке "Дженни" является чистокровным представителем породы "цезарианский тяжеловоз", ну и так далее и тому подобное.
Покрутив бумаги в руках, он уважительно посмотрел на печать и вернул их мне.
- Даю за неё рубль с полтиной.
Я перевёл, и мне даже не понадобилось два раза подмигивать. Тихон и без того возмущённо взревел:
- Но-у!
- Господин Смит не доволен, - поспешно затараторил я. - Он говорит, что бы вы засунули свой рубль с полтиной в место, которое расположено ниже спины, но выше колен.
Крестьянин не обиделся, только удивлённо поинтересовался.
- Неужто он всё это сказал?
- Англицкий язык очень краткий, - ответил я. - То, что по-русски будешь объяснять пол дня, там можно выразить одним словом. Он согласен продать лошадь не менее чем за шесть рублей.
Крестьянин плюнулся.
- За шесть рублей я себе табун куплю.
- Ага, табун дохлых кляч. А тут порода. Британцы теперь на них пушки да мортиры таскают. Одна лошадь, одна мортира.
- Да неужто? - ахнул покупатель.
- Я перевёл его вопрос на англицкий и подмигнул.
Тихон бойко закивал головой.
- Е-ес, е-ес.
Крестьянин ещё раз любовно осмотрел лошадь, погладил её по чёрной лоснящейся гриве.
- Даю два с полтиной.
- Четыре.
- Три.
- Три с полтиной.
Я снова обратился к Тихону на англицком языке и подмигнул.
- Е-ес, - довольно протянул Тихон.
- Жалко кобылку, - сказал он, когда крестьянин увёл лошадь. - Теперь ей хорошего житья не будет.
При расставании я подарил Тихону одежду и парик, которые он тут же побежал пропивать в ближайший кабак, а сам, облачившись в крестьянскую рубаху и лапти, послушный наказу его сиятельства Антона Мануиловича Девиера, пустился греховодить по кружалам, где собирались бурлаки и кормщики, дабы послушать разговоры об атамане Галане.
О воровских казаках говорили много. Я всё слушал и мотал на ус. Однако Галаню не поминали, и я уже начал сомневаться так ли это имя известно на Волге.
И тут мне неожиданно повезло. Я сидел на полу у стены, притворяясь спящим беспробудным сном питухом. Рядом стоял недопитый штоф. Вдруг слышу сели поблизости два человека, заказали яблочного вина. Я приоткрыл один глаз и глянул на них. Первый был одет как купец в добротное сукно и начищенные до блеска сапоги. Только у купцов глаза лживые, бегающие, вечно ищущие, что бы урвать, а у этого лютые, как у зверя. На втором был засаленный кафтан, явно с чужого плеча, на поясе висела латунная чернильница и пучок перьев, а из-за голенища сапога выглядывала рукоятка тесака.
- Ты значит, Данила купцом заделался, - сказал тот, что с чернильницей и перьями. - А говорили, будто ты у Галани в десятниках ходишь.
- Я и ходил. Только хабара не пропивал, откладывал. А затем торговлю завёл, - стал похваляться бывший разбойник. - В Астрахань овёс вожу, из Астрахани соль. Но основной барыш получаю от скупки у Галани всякого добра. Жинка у меня красавица, на сносях сейчас.
А тебя что в наши края снова привело?
"Писарь", как я прозвал собеседника Данилы, придвинулся поближе к своему товарищу и зашептал, так тихо, что я едва сумел разобрать:
- В бегах я. В Москве на меня всех ищеек спустили. Ты бы Данила рассказал, как Галаню найти.
- Помогу чем смогу, - ответил купец. - Галаня нынче поход в Персию затеял. Ему толмач нужен. Он тебя с распростёртыми объятиями примет. Ты когда-то пустил словечко, что по-персидски балакать умеешь.
- Запросто. Я пацаном у одного перса в лавке работал. Научился по ихнему не хуже чем по нашему.
- Где ныне стан Галани не ведаю, - продолжил Данила. - Плыви в Саратов, я пристрою тебя на свою расшиву. Там найдёшь купца Лукьяшку Герасимова, у него лавка напротив Троицкого собора. Скажешь ему тайное слово, какое - шепну позже. Он тебе подскажет что делать.
Сговорившись, купец Данила и его приятель допили вино и, выйдя на улицу, направились к пристаням. Следить за ними я не решился, больно часто последний из них оглядывался. Вместо этого я выждал до полудня и отправился на берег наниматься бурлаком на расшиву купца Данилы.
Пристани тянулись от устья Оки до Благовещенского монастыря. Над ними возвышался лес мачт. Здесь стояли суда всевозможных типов: быстроходные струги, большие имевшие палубу расшивы, коломенки и мокшаны крытые двухскатной крышей, а так же сделанные из не просмоленных брёвен беляны, которые по прибытии к месту назначения сразу разбирали на дрова. На них по толстым доскам тянулись вереницы грузчиков. Нижегородские воротилы, будь то Пушковы, Олисовы, Болотовы или Оловяшниковы владели целыми флотилиями.
Каждый купец имел на пристанях свою контору. Я принялся расхаживать из одной в другую. Везде был слышен глухой ропот. Куда не сунься - платят сущие гроши. Купцы совсем оборзели. У самих сундуки от червонцев ломятся, а те, кто на них спину гнёт, пояса затягивают.
Раньше было лучше. Уйдёт мужик на заработки, вернётся с деньгами, если конечно по дороге всего не пропьет. Можно купить лошадь, взамен старой клячи, которая едва тянет соху, коровёнку ещё одну, цыпляток выводок, да парасю с хряком. Коли утаит крестьянин большую часть заработанного от загребущих лап помещика да государства, а на этого у каждого свои способы есть, будет хозяйство его крепкое и ладное. Нынешних же судовых заработков хватает только на то, чтобы напиться с горя.
В конце концов, я отыскал контору купца Данилы, увидав, как тот выходит из её дверей. На столе, устланном заляпанной кляксами скатертью в беспорядке валялись испорченные перья. За столом сидел приказчик, явно страдавший мигренью, от чего его парсуна выражала безмерную усталость, отупение и полное отсутствие интереса к происходящему.
Когда к нему подходил очередной мужик он без всякого выражения, словно механический говорящий болванчик бубнил условия найма и устремлял на того вопрошающий взгляд. Большинство бурлаков тут же посылало его по матушке в такие места куда Макар телят не гонял:
- Совсем, клещ бумажный, зажрался?! Ты знаешь, что такое бурлацкий труд?! Потянул бы лямку, натёр себе кровавые мозоли, сразу бы понял почём лихо!
На что получал неизменный ответ с всё тем же отсутствием выражения в голосе.
- Будешь наниматься - говори имя, нет - вали в фили.
Наконец настала моя очередь. Не отправившись на этот раз вместе с родительницей в далёкие края, в ответ на каторжные условия найма, приказчик удивлённо поднял голову и спросил:
- Как звать?
- Иван Артемьев.
- Паспорт есть?
- Нет.
- Беспаспортным платим меньше. Потому как рискованно. Если дознается воевода, что берём на работу беглых, по головке не погладит.
Сзади раздался смешок. Все знали, что воевода за щедрые подарки закрывает глаза на что угодно, а купцы используют это, чтобы ещё больше урезать и без того не большое бурлацкое жалование.
Я кивнул головой в знак согласия.
- Тогда получи копейку в задаток и распишись в договоре, - он сунул мне в руки перо и пододвинул толстую тетрадь.
И тут я, дурья башка, сплоховал. Вместо крестика, который ставили неграмотные бурлаки напротив своего имени, из глупого бахвальства, ровным, аккуратным почерком написал: "Иван Артемьев". Это впоследствии едва не стоило мне жизни.
Через два дня суда стали по очереди отходить от пристаней и цепочкой потянулись вниз по течению Волги. Не обошлось и без неразберихи. При отплытии столкнулись два каюка. Оба кормщика ни за что не хотели пропускать друг друга, а когда "поцеловались" дело дошло до драки между командами. Буянов кое-как утихомирили, суда растащили.
Силач Пантелей, бывший у нас "шишкой" первый впрягся в кожаную лямку. Остальные последовали за ним. Над берегом Волги понеслись зычные бурлацкие команды:
- Отдавай!
- Не засаривай!
- Засобачивай!
Кто-то затянул странную песенку про пуделя:
- Белый пудель шаговит, шаговит!
Мужики подхватили охрипшими голосами:
- Черный пудель шаговит, шаговит!