Глава 12
В июне Москва наполняется вдруг множеством белых фартучков. Их можно повстречать в эти дни везде: у Кремля, на бульварах, в парках, на прудах, в вагонах конки. Почти никогда поодиночке, а всё по двое, по трое, большими группами, чаще без провожатых, но иногда и с кавалерами в небрежно накинутых студенческих тужурках. И всюду слышен их звонкий и чистый, как лесной ручеек, смех, отовсюду доносится их непрестанное щебетанье. Это означает, что учебный год в Москве завершился, и счастливые старшеклассницы празднуют окончание своих гимназий.
В 4-й женской гимназии по случаю завершения учебного года и выдачи аттестатов и наград воспитанницам, окончившим курс, проходило торжественное собрание. Сборный зал гимназии был полон. Весь год учителя, классные дамы и прежде других сама начальница усердно, как это им предписывалось, удаляли от девиц всякий так называемый ложный блеск, могущий оказать на их не окрепшие еще против соблазнов юные натуры вредоносное влияние. И порою случалось, что единственная только улыбка воспитанницы, оцененная особенно ревнивыми наставниками как фривольное поведение, могла послужить причиной для наказания этой воспитанницы. Такое бывало. Но сегодня лорнеты и pince-nez наставников были добры к воспитанницам. Или, вернее сказать, сегодня, в виду собравшихся гостей, они жеманно рисовались добрыми и сверкали в сторону девиц елейными улыбочками. А между тем ложного, с точки зрения строгих педелей, блеска вокруг имелось в избытке. Одни дамские туалеты чего стоили. Это был настоящий праздник роскоши и мод. И, разумеется, всех роскошнее и моднее оказался туалет несравненной Натальи Кирилловны Епанечниковой. От огромных черепаховых шпилек в волосах до самых туфелек, все на ней было "Lе derniercri" . Бесспорная царица торжества, она находилась в центре внимания собравшихся, и особенно воспитанниц. Ее наряд производил на девиц совершенно умоисступительное впечатление. Все они прекрасно знали, кто эта дама, и очень завидовали Леночке. А Наталья Кирилловна действительно подготовилась к этому дню основательно. Все ее портнихи и модистки просто-таки попадали в изнеможении по окончании работ. Ее же неисчерпаемой энергии достало не только на создание собственного нового пышного убранства, но и на изобретение оригинальных костюмов для детей – Сережи и Кирилла. Мальчики, как лейб-пажи, стояли по сторонам от своей царственной матушки, наряженные маленькими гусарами. И, надо сказать, смотрелись они при Наталье Кирилловне очаровательно. Даже Сергей Константинович, всегда относившийся к нарядопоклонничеству супруги, как к почти безобидной ребячьей шалости, то есть снисходительно, остался на этот раз очень доволен ее трудами. Но еще более он ликовал в душе оттого, что на днях ему удалось предотвратить совсем уж откровенное чудачество супруги, едва не исполненное ею в угоду все той же моде. Вычитав в каких-то там своих журналах, что у американских великосветских дам высшим шиком теперь стало наносить на тело татуировку, Наталья Кирилловна возжелала иметь вышеозначенное украшение у себя на самом бюсте. И она так идеей загорелась, что Сергею Константиновичу стоило немалого труда убедить ее этого не делать. Ее нисколько не смущала мучительная операция по нанесению татуировки на тело. Подействовал на нее лишь последний аргумент Сергея Константиновича. Он сказал, что столь эксцентричная мода не может быть долговечна. Рано или поздно, во всяком случае, татуировка из моды выйдет. И как нелегко тогда придется человеку, нанесшему уже на тело рисунок. Ведь это не брошка какая-нибудь, чтобы ее так запросто с себя снять. Почему обладатель татуировки в будущем рискует прослыть человеком отсталым, немодным. Услыхав, что она когда-то может прослыть дамой немодною, Наталья Кирилловна отказалась от своей чересчур смелой затеи.
Кроме родителей воспитанниц и учителей присутствовали здесь также и члены попечительского совета гимназии и разные прочие достойные и высокого звания люди, как то: инспектор классов, представители от ведомства императрицы Марии, опекуны и другие. И все это в золотом шитье, в орденах, в муаре. Одним словом, парад и только был сегодня в гимназии.
Но как ни импозантно выглядело это пышное собрание, все же краше самих воспитанниц, хотя и в скромных своих ученических платьицах, ничего здесь не было. Да и что, вообще, может быть краше старшеклассницы-гимназистки, хотелось бы знать?
На всех торжествах, бывших в гимназии, Лена и Таня, сколько они дружили, всегда стояли рядышком, локоток к локотку, и лишь сегодня, впервые, подруги были поодаль одна от другой. Обе они страшно стыдились этой своей размолвки и страдали. Но первою ни та, ни другая не решалась попытаться примириться. Так они и томились – стояли, разделенные доброю дюжиной других девиц, и старались не встречаться взглядами.
Между тем празднество шло своим чередом. Первое слово к воспитанницам, как обычно, имел законоучитель. Девушки насторожились. Им была хорошо известна удивительнейшая способность отца Петра в своих речах к ним говорить нечто такое, в чем каждая из них именно в этот момент нуждалась. Иных просто жуть охватывала: зачем он об этом говорит?! почему может знать?! Причем это случалось и на уроках, когда какая-нибудь воспитанница вдруг принималась плакать. Без видимой, казалось бы, причины. Батюшка относился к подобному сочувственно всегда. И деликатно, не показывая виду, как он понимает, что слова его глубоко проникли в алчущую душу, умилили и насытили ее, утешал плачущую. Вот и теперь девицы приготовились услышать от любимого своего преподавателя ответы на свои насущные душевные потребности, о которых он самым непостижимым образом всегда знал.
Священник вышел на середину зала, погладил бородку, поправил крестик и высоким размеренным голоском начал свою речь.
– Дорогие мои милые дети, – сказал отец Петр, заулыбавшись на не совсем теперь уместное, но такое привычное слово "дети", – прощаясь с вами и искренне желая вам быть счастливыми в жизни, я, прежде всего, прошу вас не забывать вашего первейшего, святого женского призвания: быть истинными помощницами мужей, достойными матерями семейства и воспитательницами детей в вере и любви к отечеству. Вот подлинный идеал! Вот высокое назначение женщины! В основе своей идеал этот так прост и так естественен для вас, что в каждом звании и состоянии, которые Господь назначит уделом вашей жизни, всегда возможно достигнуть его.
Вы покидаете сегодня гимназию, в которой провели немалые и, уверяю вас, счастливейшие годы. Что вы принесете отсюда с собою в мир? какие нетленные ценности? Я нисколько не сомневаюсь, что этими ценностями стали для вас те дорогие начала, в которых вы воспитывались в этих стенах, – любовь к Богу и освещаемая ею любовь к людям. Будете ли вы жить некоторое время еще в семействе ваших родителей, отрешитесь от малейшей требовательности, а старайтесь скромностью достохвальною, добротою и послушанием быть отрадою и успокоением для них. Обязательно помогайте в хозяйстве и во всех делах семьи и таким образом постепенно приучайтесь к самостоятельной семейной жизни. Никогда не бегайте работы, а ищите ее – чтобы не оказаться вам лишним членом семьи, чтобы не отвыкнуть от деятельности и не охладеть в энергии к ней. Усвойте отныне и навсегда мудрость народную: "Делу – время, а потехе – час". Запомните – час! не более! И исполняйте эту мудрость неукоснительно и вовеки.
Захотите ли вы продолжать свое образование в эстетическом или научном отношениях, никогда не забывайте, что одно научное или эстетическое образование не может принести ожидаемой пользы, а напротив – или сделает вас односторонними, или оторвет от прямого вашего назначения, если вы не будете вместе с тем воспитывать себя в религиозном и нравственном отношениях, если вместе с приобретением знаний не постараетесь более и более отвечать назначению истинно образованных христианок. Учеными быть легче, чем христиански глубоко любящими людьми.
Если же вашею долей будет воспитание и обучение детей, то приложите все свое старание и усердие, чтобы не сделать из этого великого, из этого святого дела механического и малоосмысленного труда, но чтобы вверяемые вам дети чувствовали бы неотразимое влияние на себе ваших добрых внушений, чтобы ваша доброта и любовь привязали их к вам, чтобы дети видели в вас для себя образец не только на уроках, но и во всей вашей жизни и поведении. Учите детей вместе с словом и самим делом так, чтобы ваше слово находило себе подтверждение на деле, и ваши требования от детей имели бы для себя ближайший и наилучший пример в вас самих. Невинное чувство ребенка настолько остро, и непотемненный страстями ум его настолько проницателен, что он всегда подметит, когда дело его воспитания и обучения идет вполне искренно и честно и когда подкладкою его служат фальшь и ложь. И слишком тяжелая ответственность лежит на тех воспитательницах и учительницах, которые с ранних лет приучают вверенных их попечению детей к этой пустой формальности, к этой фальши и лжи! Из таких детей никогда не выйдет добрых и честных граждан, напротив, лицемерие, более или менее механическое исполнение обязанностей, пренебрежение честным и бескорыстным трудом – вот что будет выражаться в их жизни и деятельности. Помните! – отцы и матери вверяют вам души своих детей, а душам детей не найдете вы цены. Благоговейте же пред своим великим, пред своим святым служением обществу!
Если, наконец, Господь призовет вас к жизни супружеской и благословит быть матерями семейств, то свято чтите учрежденный самим Богом брачный союз и твердо помните, что семейство есть малое государство и что общее доброе направление и благоустройство семейств обеспечивает крепость и благоденствие самого государства. Старайтесь быть истинными женами – помощницами своих мужей, не поставляйте целью своей жизни богатые наряды, выезды в свет и удовольствия, но живите так, чтобы ваша любовь и ваша ласка, ваш привет и неподдельная прелесть домашнего очага служили бы истинною поддержкою и отрадою для ваших мужей, одушевляли бы их на новые и высшие труды для блага и пользы отечества, вносили бы в их жизнь и в жизнь всего вашего семейства царство любви и счастья, мира и добра. Как матери семейств, вы должны быть привязаны к своему дому, следить за развитием своих детей, внедрять в них основное учение веры и правила христианской жизни и нравственности, помогать их развитию и укреплению в добре. Религия есть чувство сердца, и кто способнее матери говорить дитяти от сердца к сердцу! Вот почему, между прочим, так высоко поставлено нашим мудрым правительством дело религиозного образования в женских учебных заведениях. Если матери укрепят детей своих в основных началах веры и нравственности, внушат им любовь и уважение к старшим, заставят их свято чтить родительскую волю, то они на всю жизнь положат в детях прочное основание всего их будущего благоденствия и сделают из них наилучших граждан для дорогого своего отечества. Любовь и уважение к семейству естественно приучат детей к любви и уважению к своему отечеству, почтение к старшим и непременное исполнение их воли заставит детей впредь свято чтить и исполнять законы государственные. Ум и сердце, утвержденные в правилах веры и нравственности, навсегда сделают из них самых трудолюбивых, добрых и честных граждан и вместе лучших христиан.
Я неслучайно несколько раз уже упомянул о государственной пользе. Ибо смыслом всей вашей жизни, на каком бы поприще вы ни подвизались, должно стать беззаветное служение возлюбленному нашему Российскому государству. Прежде чем приняться за какое-то дело, всегда подумайте: а какова будет польза от него отечеству? – и если пользы нет, то даже не беритесь за него, не расходуйте на это дело, а вернее сказать – безделье, своего драгоценного времени. Помните, что такое есть наше богоспасаемое отечество, наша матушка Россия, – мы же об этом с вами не однажды говорили, – это особенная, единственная страна, которая противопоставлена всему остальному миру, как твердь небесная противопоставлена тверди земной. Наш народ, в значительной своей массе, не собирает, подобно другим народам, сокровищ на земле, но собирает их на небе, почему русские люди и приближены к небесам более других. Помните и об этом. И не уроните никогда эту русскую славу в делах ли ваших или в поступках.
Заканчивая свое напутствие, я хочу пожелать вам, вступающим в более обширный, чем прежде, круг жизни, не расставаться, быть вместе! Пусть вашими взаимными отношениями на всю жизнь останутся уважение друг к другу, любовь и дружба, взаимная помощь, поддержка и охранение товарища в трудных обстоятельствах, как своего брата. И пусть черные эгоистические чувства да не запятнают никогда больше вашей жизни. Да благословит же вас Господь! Будьте счастливы!
Отец Петр перекрестил воспитанниц, неловко как-то помялся, не то, подумав, еще им и поклониться, не то благословить и гостей, но делать, однако, ни того, ни другого не стал и возвратился на место.
Вслед за законоучителем пошли говорить разные уважаемые люди из числа гостей и родителей воспитанниц. Разумеется, выступил с речью и Александр Иосифович Казаринов. Он не был краток. Он говорил долго и красочно. Пожелав, что полагается, девицам, он от лица родителей очень сердечно и пространно еще благодарил и учителей, и начальницу гимназии, и попечителей, и опекунов, и инспектора классов, и, наконец, самую государственную власть за ее беспрестанное радение о народном просвещении. В заключение Александр Иосифович поклонился императору и тогда удалился, приниженный и не пряча заблестевших влагою глаз.
Наконец все уважаемые люди наговорились. И, после короткой заминки, началось собственно главное действо. Воспитанниц стали поочередно вызывать и вручать им аттестаты и Евангелия. Всякий выход приветствовался рукоплесканиями собравшихся. Объявленная выпускная, обыкновенно покраснев и опустив глазки, подхватывала юбку и семенила к председателю попечительского совета, который, отчаянно силясь не показать виду, как у него уже ломит в скулах от долгой беспрерывной улыбки, вручал воспитанницам все, что следовало.
Но с особенным воодушевлением и председатель, и все прочие встречали двух воспитанниц, за оказанные отличные успехи в предметах удостоенных медалей. Это были известные всей гимназии неразлучные подруги Лена Епанечникова и Таня Казаринова.
Быть неразлучными, казалось, им предназначалось самою судьбой. Лена и Таня в списках учениц своего класса находились рядом, потому что не было в их классе никого с фамилией на букву между "Е" и "К". И когда учениц перечисляли по списку, тотчас вслед за Леной называли Таню. Естественно, и теперь Таню объявили ровно следом за подругой.
Взволнованная Леночка с медалью и прочим еще не успела вернуться на место, когда к председателю направилась Таня. Девочки поравнялись где-то на середине зала и не удержались и встретились взглядами. И немедленно их размолвке наступил конец. Им стало ясно: все позади, и они по-прежнему лучшие подруги.
А окончательное их примирение, скрепленное к тому же нежными объятиями, произошло спустя полчаса, когда, по окончании торжества, счастливые семьи Казариновых и Епанечниковых сошлись, чтобы засвидетельствовать обоюдное почтение.
Александр Иосифович едва-едва поцеловав пальчики Наталье Кирилловне и наскоро пожав руку Сергею Константиновичу, в самых восторженных выражениях принялся рекомендовать Епанечниковым нового их члена семьи, так сказать, виновницу установившегося в доме благорастворения воздухов m-lle Рашель.
Пока Епанечниковы, и, между прочим, Сережа с Кириллом, заинтересованно слушали, как Александр Иосифович живописует добродетели Таниной компаньонки – странной француженки, похожей на старую, полинялую, с нарисованным лицом куклу, Лена и Таня, оставленные вниманием взрослых, немедленно подошли друг к другу и наконец-то обнялись. Первою заговорила более отходчивая и ласковая Леночка.
– Таня, – сказала она, – давай не будем больше ссориться…
– Давай… – прошептала, не поднимая глаз, Таня. – Прости меня, пожалуйста, любимая моя Леночка… Я такая…
– Не нужно больше об этом, Таня. Это все прошло. Давай думать теперь только о будущем. Ты слышала, что сказал батюшка: мы должны с любовью относиться друг к другу, дружить, помогать, быть вместе. И чтобы черные эгоистические чувства никогда больше нами не овладевали. Никогда!
Таня ничего не ответила, только по-детски согласно закивала и еще крепче прижала к себе Леночку. Как и в давешнее их свидание у Тани дома, они теперь не проронили ни слезинки, хотя кругом в зале многие воспитанницы навзрыд оплакивали расставание с гимназией, и, захоти только Лена с Таней последовать их примеру, это никому не показалось бы странным. Впрочем, девицы остаются девицами. И ничего девическое им не чуждо. Кто-то вдруг их окликнул. Они оглянулись и увидели идущих к ним Надю Лекомцеву со своею мамой, генеральшей Елизаветой Андреевной. И тут подруги, словно одурев, бросились к Наде, облепили ее со всех сторон и совершенно разрыдались. И, конечно, соблазнили и Надю. Так они и стояли втроем, уткнувшись лицами в плечи друг другу, и лили бестолковые свои женские слезы.
Наконец они наплакались вволю. На лицах их, как солнышко из-за тучек, забрезжили улыбки, и не успели еще просохнуть слезы, как девицы уже и развеселились.
Вокруг них стояли умиленные родные и любовались повзрослевшими своими чадами, плачущими, совсем как маленькие беспомощные дети.
Александр Иосифович, увидев, что сантименты все вышли, вновь взял инициативу в свои руки. Обняв за плечи девиц, он сказал:
– Господа! Сергей Константинович! Елизавета Андреевна! прошу всех нынче же быть у нас. Да что нынче! – теперь едем!
И, показывая, что решение его окончательное и не подлежит какому-либо обсуждению, он взял под ручки Надю и Леночку и повел их на выход. Все прочие, польщенные непринужденным обхождением Александра Иосифовича с их дочерьми и, в общем-то, довольные его неожиданным предложением и особенно его умением распорядиться быстро, без церемоний, потянулись за ним.
Вторая часть
Заботы семейные
Глава 1
Самая ожидаемая, самая, казалось бы, неизбежная война все равно приходит неожиданно: любой нормальный человек в душе до последнего мгновения надеется, что обойдется, что минует лихо, погрозятся дипломаты и генералы друг другу, постращают своею готовностью сейчас ополчиться на супротивника, коли потребуется, – такая уж это служба у них, – да и отступятся, замирятся. И хотя в России не было единого поколения, на долю которого не выпало бы войны, а то и двух, но человеческая натура – что ли, так она устроена? – все никак не свыкнется с тем, что военного лихолетья из жизни не избыть, не миновать.
Как ни очевидно было для всех, что империя в последние месяцы перед 1904 годом и особенно в первые дни нового года с нарастающим ускорением приближалась к военному разрешению противостояния со своим восточным соседом, все-таки многие, даже большинство, потерялись, оторопели, как от нечаянного расплоха, когда утром 29 января узнали – война таки объявлена! Во всех российских газетах в этот день был напечатан "Высочайший манифест":