Братья, каждый по-своему, были очень близки с теткой, сестрой матери, Глафирой Дмитриевной Шевцовой. Она пользовалась у племянников не просто большим уважением, но была для них, по существу, второй матерью – человеком, которому они доверяли самые сокровенные мысли, делились своими замыслами, доверяли большие и маленькие тайны. К помощи Глафиры Дмитриевны, которую в семье и стар и млад звали тетей Глашей, они прибегали в трудные минуты жизни, и она всегда их выручала.
Два старших брата Виктора – Борис и Сергей, активно участвовали в революционной деятельности, за что их неоднократно арестовывали, выпускали из тюрьмы, потом снова арестовывали и высылали – кого за границу, кого в места не столь отдаленные, но с запрещением появляться в Москве и Петербурге.
Два других, Владимир и Валентин, сделали себе карьеру еще до революции. Владимир так и не смог смириться с октябрьским переворотом, а Валентин стал крупным советским ученым.
Но это будет потом, а сейчас Виктор выслушивал открытое недовольство старшего брата.
– Ну, ладно, – сам себя оборвал Владимир Петрович. – Давай будем определяться. Я переговорю с директором политехнического, но окончательно вопрос решится только после его разговора с тобой.
Через три дня Виктор прибыл на аудиенцию к директору Санкт-Петербургского политехнического института Андрею Григорьевичу Гагарину.
Виктор с непонятной для него самого робостью проследовал в кабинет директора, куда, открыв дверь, его проводил секретарь.
Он полагал, что директором должен быть благообразный старичок в очках или даже в пенсне, но увидел полнолицего человека лет пятидесяти, крепкого телосложения, с пышными усами и глубокими залысинами.
– Ну, что ж, молодой человек, добрый вечер, присаживайтесь. Да не тянитесь вы так, чай не на военной службе, – приветствовал Вологдина директор доброй улыбкой.
Виктор присел на краешек стула и огляделся.
– Просмотрел я ваши документы, – продолжал директор. – Успеваемость у вас отменная, а вот вольнодумство в явном виде ни к чему, оно и в нашем, сугубо гражданском, ведомстве не приветствуется. И вы должны будете впредь соблюдать правила, установленные для студентов Политехнического института. К сожалению, после известных событий институт закрыт и занятия начнутся только осенью.
Виктор понял, что речь идет о расстреле демонстрации рабочих 9 января 1905 года. В народе эту дату уже окрестили, как "Кровавое воскресенье".
– Хоть вы практически и закончили Инженерное училище, но учиться будите в нашем институте с первого курса. Предлагаю вам место в электротехническом отделении. Вы согласны?
Виктор вскочил со стула и по-военному склонил голову в знак согласия. Какой-то ком подступил к горлу, и он не мог вымолвить ни слова.
– Ну, ну, – тоже расчувствовался директор, – благодарите своего брата. Кстати, передавайте ему низкий поклон. И, прошу вас, не огорчайте больше ни его, ни меня. К занятиям институт приступит в сентябре.
Директор углубился в чтение каких-то бумаг, скопившихся на столе. Вологдин понял, что аудиенция окончена, и тихо вышел за дверь.
Позже он узнал, что Гагарин пришел к руководству института из армии. Капитан гвардейской пешей артиллерии князь Гагарин, окончивший Санкт-Петербургский университет с серебряной медалью, кандидатом наук, и Михайловскую артиллерийскую академию по 1-му разряду, был по рекомендации статс-секретаря Витте назначен директором Политехнического института с производством в чин статского советника.
Гагарин был директором института до февраля 1907 года, когда ему вменили обвинение в неисполнении служебного долга. Несмотря на протесты профессоров и студентов дело было передано в суд, который состоялся в апреле 1909 года и признал Гагарина виновным в "противозаконном бездействии власти" и приговорил к наказанию в виде лишения права в течение трех лет поступать на государственную и общественную службу.
Все это явилось следствием того, что князь Гагарин неоднократно вступал в конфликты с правительственными и полицейскими чиновниками по поводу непринятия мер "по предотвращению и прекращению незаконных действий различного рода, совершавшихся в стенах института".
Виктор Вологдин тоже оставлял подписи в петициях, выражающих признательность и поддержку своему директору, несмотря на то что в свое время зарекался никогда больше подобного не делать.
А тогда, весной 1906 года, окрыленный и уверенный в светлом будущем, Виктор отправился домой, в Пермь, где и провел все время до начала занятий в институте.
Лето пролетело как один день, и виновата в этом была Катя Белопашенцева. Виктор и Катя были одногодками. Дома их родителей стояли недалеко друг от друга, так что знакомы они были с детства, а уже когда им исполнилось по шестнадцать лет, зародились первые романтические отношения. Неизбежно вспыхнувшее чувство не угасало и после того, как Виктор поступил в училище в далеком, как им казалось, от Перми Кронштадте. Когда Виктор, возмужавший, в красивой форме, в бескозырке с ленточками появлялся на каникулах в городе, пермские девчата только вздыхали, зная, что есть у него Катюша и она-то уж никому перебежать дорогу ей не позволит.
На одном из свиданий Виктор неожиданно заявил своей возлюбленной:
– Тебе не кажется, что мы – половинки единого целого? Чувствуем, понимаем друг друга с полуслова. Порой я думаю даже, что мы родились в один и тот же миг.
Они часто переписывались, с нетерпением ожидая того времени, когда Виктор окончит училище, строили планы о совместной жизни, причем Катя просто бредила Петербургом и его театрами. Сама она пробовала играть в самодеятельных спектаклях, иногда даже в главных ролях.
…Они сначала разругались, когда Катерина узнала об отчислении Виктора из училища и первое время даже не приходила на свидание. Потом они как-то незаметно помирились и сошлись на том, что поженятся, как только Виктор получит обещанную братом квартиру. Так оно и случилось. Они обвенчались в Петербурге, когда Виктор перешел на второй курс. Осенью 1906 года Виктор приступил к обучению на первом курсе, облачившись в студенческую тужурку с погонами Петербургского политехнического института.
Переехав в Петербург, Катерина с головой окунулась в театральный мир. И даже тогда, когда у них появилась дочь, она редко пропускала гастроли именитых артистов. В одном из писем к тете Глаше она напишет:
"После Вашего отъезда была в театре 2 раза. Давали "Евгения Онегина" и "Жизнь за царя". Первый спектакль прошел очень и очень посредственно, зато второй – великолепно. Участвовали все лучшие силы. Антониду играла Нежданова, приехавшая из Москвы на гастроли. Редко бывает, что артистка соединяет в себе все: красоту, голос, игру. А Нежданова всем этим обладает. Уж давно я не получала от оперы такого наслаждения, как в последний раз. В довершение удовольствия оркестром дирижировал Направник. На Масленицу собираемся в Александринку. Билеты обещала достать одна знакомая. Не знаю, удастся ли".
Молодой папаша не скрывал любви к своей крохе и писал тете Глаше в декабре 1908 года:
"…[Вероника] жива и здорова. В настоящее время валяется на кровати на животе и блаженствует, воображая, очевидно, себя сфинксом, а может, и столоначальником – во всяком случае, вид очень важный и высокомерный. Сейчас пришлось сфинкса переворотить на спину, так как нос оказался натертым до крайности о подушку. Впрочем, оставляя тему о Верушке на долю Кати, скажу несколько слов о себе. Занятия мои идут довольно прытко – сдал почти все экзамены, однако раньше весны не кончить, так как осталось довольно много чертежной работы. Числа с 23-го у нас начинается праздник и мы все уезжаем на несколько дней к Валентину, благо погода стоит хорошая. Вообще же нынче выезжать приходится редко – всего едем третий раз из Лесного. В городе будем музыкантить, а то я совсем забросил скрипку.
22 декабря. Сижу один. Катя уехала в театр – вернется часа в два ночи. Вероника пока спит, через полчаса проснется. Интересно, придет ли Надежда? [сестра братьев Вологдиных. – Прим. авт.]. Разговоров у нее было по этому поводу много. Я же сильно сомневаюсь, что увижу ее на Рождество здесь. Затем интересно также и то – как у нее идут учебные дела, принесли ли пользу мои занятия по арифметике или нет. По крайней мере, она пишет, что ей по математике легко. Выписал я ей нынче журнал "Природа и люди". Не знаю, насколько разумно поступил, так как едва ли она может уделять достаточно времени на чтение всего журнала. Последний раз как будто бы приличен, не пошлый, знакомит с миром. Приложение – Диккенс.
В настоящую минуту раздаются из кроватки тяжелые вздохи – предвестники близкого пробуждения, поэтому письмо заканчиваю, т. к. надо готовить порцию молока. Вологдин.
Много ли у тебя в этом году работы и довольна ли учениками?"
Виктор много работал, чтобы содержать семью. Расходы все время увеличивались. Он брал подряды на переводы технических текстов с немецкого языка, занимался репетиторством и частенько побаливал от истощения и переутомления. Катерина заявляла, что все его болячки были связаны только с простудой, поскольку у него болело горло, и она лечила его от ангины.
Перед самым окончанием института Виктор едва избежал призыва в армию. Он не успел внести плату за обучение, к тому же закончился "вид на жительство", а новый не выдавали, пока не будет внесена эта самая плата. Помимо прочего, оказалось, что у него нет свидетельства "об отсрочке воинской повинности для получения образования.
– Ну, как же так получилось? – заломила в отчаянии руки Екатерина. – Что делать теперь? Только-только отошли после отчисления из училища, и вот – на тебе! – воскликнула она.
– Да, найду я эти несчастные пятьдесят рублей, – произнес с отчаянием в голосе Виктор.
Он понимал, что под угрозой оказались все: семья; многолетний упорный труд, сама возможность завершить образование. Родители ничем помочь не могли, и это было нетрудно понять: всех и каждого из пяти братьев поддерживать материально было невозможно. Оставался единственный выход – обратиться к лучшему, надежнейшему другу – тете Глаше.
Виктор отправил ей письмо с просьбой о помощи, в котором сделал приписку:
"Вообще говоря, у меня деньги есть, но только в скрытом состоянии – я переводил с немецкого одну техническую книжку и должен получить за это удовольствие около 140 рублей, но когда получу – неизвестно. Работы сейчас очень много – рублей на двести, и горевать в этом отношении не приходится – было бы только время".
На самом краешке письма дописал: "50 рублей возвращу, получив первое жалование из института".
Глафира Дмитриевна немедленно переслала деньги, плата за обучение была внесена, угроза мобилизации отступила, и Виктор благополучно завершил образование.
Получив долгожданный диплом после защиты в декабре 1909 года дипломного проекта "Снабжение электрической энергией города Перми", Виктор с семьей уехал в родной город, где отдыхал до самого июля. Отдых, действительно, был необходим. Бледного и исхудавшего инженера пермская родня пригрозила "поставить на ноги" за один месяц.
Получив звание инженер-электрика, Виктор Петрович был определен на службу младшим лаборантом в родной институт.
Ему был пожалован чин Х класса (из XIV по "Табелю о рангах"). С этого времени на него был заведен так называемый "Послужной список".
Жить стало легче.
Летом 1911 года Виктора Петровича командировали за границу для ознакомления с передовыми турбиностроительными заводами.
Он побывал в Германии, Франции, Швейцарии. Владея в совершенстве немецким языком и немного слабее французским и английским, Вологдин не нуждался в переводчиках, свободно общался с иностранными инженерами и собрал богатейший материал по паровым котлам, который весьма пригодился ему в дальнейшей работе. К тому времени он уже завершил перевод с немецкого на русский книги Бауэра и Лаше "Морские паровые турбины" издания Рикера и широко использовал ее при чтении лекций в Политехническом институте.
Первый вопрос, который задала ему Екатерина Александровна после возгласа: "Ох, как я соскучилась!" и последовавших поцелуев, был неожиданным:
– Ну, рассказывай, Виктор, какие театры у них, какие постановки ставят? Часто ли Шекспира играют?
– Катюша, ну какие театры, какой Шекспир? Я до того на заводах уставал, что по вечерам едва до постели добирался.
– Ну а люди-то как живут? – продолжала допытываться жена.
– Живут, как и везде, как и у нас: и хорошо, и плохо, – пошутил Виктор Петрович. – Конечно, чистоте и порядку у них можно позавидовать, – добавил он и принялся рассказывать о своих впечатлениях.
Рассказ затянутся до позднего вечера.
– Нам еще долго догонять их как в технике, так и в умении жизнь обустраивать, – подытожил он повествование.
Привыкший к труду с детского возраста, когда уже в 14 лет он перешел на самообеспечение, зарабатывая репетиторством, Виктор Петрович набрал себе работы выше всякой нормы. Начав работать еще до окончания института, он все повышал нагрузку и с 1914 по 1918 год работал в четырех местах: преподавал в Коммерческом училище, Политехническом институте и Институте путей сообщения, а в 1914 году его перевели в Морское ведомство и назначили прорабом Главного управления кораблестроения по электротехнической части.
Вот тогда-то и произошла встреча с Дмитрием Мацкевичем, определившая их дальнейшие судьбы.
Прошло десять лет с того времени, когда Мацкевич отправился служить на Дальний Восток, а Вологдин продолжал учебу в Морском училище. Они уже обзавелись семьями, достигли определенного положения в обществе.
Есть люди, от встреч с которыми память остается надолго, как бы ни мимолетно была встреча, люди не просто умные и добрые, а побуждающие и других делать добро. К таким относились Виктор Петрович и Дмитрий Александрович.
Встреча произошла до обыденного просто, на одном из заводских совещаний по вопросам поставки электрооборудования на строящиеся корабли.
Вологдин первым подошел к инженер-механику, капитану 2-го ранга с открытым славянским лицом, шкиперской бородкой и намечающейся лысиной.
Виктор Петрович и сам страдал от того, что волос на голове становилось все меньше и меньше.
– Бывший воспитанник Морского инженерного училища, – назвав себя, представился он.
– Виктор, неужели это ты? – искренне удивился Мацкевич. – Пройдем ко мне в кабинет, поговорим.
Они проговорили не один час, вспоминая и время обучения в училище, и события, произошедшие после этого.
Встречи стали регулярными. Их сблизили не только увлечение шахматами, но и любовь к музыке.
Подружились и их жены. Заядлая театралка Екатерина Александровна нашла в Марии Степановне родственную душу, и они нередко посещали вдвоем театры, оставляя на попечение мужей детей и семейные заботы.
Между тем служба и преподавание отнимали у Виктора Петровича много сил, на отдых времени почти не оставалось. В соответствии с "Табелем о рангах" ему были пожалованы за выслугу лет чины титулярного советника, коллежского асессора, светло-бронзовая медаль "В память 300-летия дома Романовых". Перед самой революцией Виктору Петровичу Вологдину был высочайше пожалован (опять же за выслугу лет) орден Святого Станислава 3-й степени.
Будучи сугубо штатским человеком, Виктор Петрович питал пристрастие к униформе. Вероятно, этому способствовала обстановка, в которой он воспитывался, жил и работал.
Во-первых, реальное училище, все годы обучения в котором требовали соблюдать форму одежды.
Затем Морское инженерное училище – тоже специальная форма. Студентом Санкт-Петербургского политехнического института он носил тужурку с вензелями на погонах и фуражку с кокардой.
В институте путей сообщения, где Виктор Петрович преподавал, он обязан был соблюдать все те же правила одежды и носил на занятия форменную тужурку и фуражку с перекрещенными молотком и гаечным ключом.
Став коллежским асессором, а затем и надворным советником, носил мундир морского ведомства.
С началом Первой мировой войны вся промышленность России была поставлена на военные рельсы. Ко всем своим нагрузкам Виктор Петрович стал преподавать еще и в офицерской автомобильной школе и в морских гардемаринских классах.
К 1916 году в семье Виктора Петровича стало уже трое детей: родились двое сыновей – Игорь и Дмитрий.
Несмотря на войну, жизнь шла своим чередом. Братья Вологдины служили и работали, вкладывая все свои силы и умения для укрепления боевого могущества флота. Инженер-капитан 2-го ранга Владимир Петрович был техническим директором франко-русского завода, Виктор Петрович, помимо преподавательской деятельности, работал прорабом Главного управления кораблестроения.
Валентин Петрович конструировал и испытывал генераторы для радиостанций Балтийского флота.
Все реже стали собираться друзья на шахматные баталии и музыкальные посиделки в квартире Мацкевичей.
В 1917 году после отречения от престола Николая II, последовавшей затем революции и Гражданской войны друзья оказались перед нелегким выбором. Через год жизнь в Петрограде стала еще невыносимей. Налаженный быт разбился о реалии смутного времени.
Друзья собрались на квартире Мацкевичей в последний раз, Дмитрий Александрович нередко рассказывал о своей жизни во Владивостоке во время Русско-японской войны. С особым чувством и непреходящим удивлением он говорил о том, что поутру хозяйка дома, где он жил, выходила на крыльцо и брала разложенные на нем на чистых тряпках свежие овощи, зелень и молоко. Все это поставляли местные корейцы и китайцы за невысокую плату по заранее установленной договоренности. А какие там рыбные базары, красная икра и крабы! Друзья недоверчиво покачивали головами.
Конечно, не это послужило причиной для принятого решения пробиваться на восток.
Главным было то, что во Владивостоке высадились войска Японии и Антанты. Владивосток был объявлен открытым международным городом.
Устроиться там имеющим морскую специальность и неплохую квалификацию можно будет без труда, решили друзья.
Гражданская война полыхала по всей России. Куда бы ни пойти, куда бы ни податься на все четыре стороны: на севере и юге, западе и востоке.
На севере с малыми детьми делать нечего, на западе – сплошная заграница и немецкая оккупация, на юге – настоящая война и кровавые битвы.
Но вторую такую зиму, какая случилась в 1918 году в Петербурге, им уже не пережить. Город опустел: из трех миллионов населения бежали из него более миллиона.
Так что оставался один путь – на восток. Особенно тяжело было принимать решение Мацкевичам – Мария Александровна была в интересном положении и вот-вот должна была разродиться. Мацкевичи решили добирать хотя бы до Иркутска, где у Марии Александровны были знакомые и где помнили еще ее отца.
Договорились о том, что добираться будут самостоятельно или с семьями, или поодиночке.
Мацкевич взял на себя оформление соответствующих документов.
– Ну, с богом, – напутствовал Дмитрий Александрович, провожая гостей. – До встречи во Владивостоке.
Вологдины первым пунктом остановки по дороге на восток выбрали Пермь.