Каждый эшелон формировался из двух транспортеров с лодками и штабного вагона-"теплушки" для личного состава. Наиболее тяжелые механизмы – двигатели, аккумуляторные батареи, воздушные баллоны – отправлялись отдельно, обычными грузовыми эшелонами. В конце октября началась пробная прокатка транспортеров. Морское министерство торопило с отправкой: вот-вот могло прерваться паромное сообщение через Байкал, а обходная Кругобайкальская железная дорога была еще не готова. Кроме того, существовала опасность выхода японских войск на участок дороги, проходившей через Маньчжурию, что сделало бы доставку лодок во Владивосток вообще невозможной. 2 ноября 1904 года в путь двинулся первый эшелон № 633 с подводными лодками "Скат" и "Налим" под общим командованием командира "Ската" лейтенанта Тьедера. 4 ноября отправился второй эшелон № 634 с подводными лодками "Касатка", и "Фельдмаршал граф Шереметев".
Несмотря на все трудности первые эшелоны № 633 и 634 благополучно прибыли во Владивосток. Подводная лодка "Форель", отправленная из Петербурга в собранном виде, прибыла к месту назначения несколько раньше – 29 сентября. Сразу же по прибытии лодки снимали с транспортеров, которым предстоял обратный путь за оставшимися кораблями. Таким образом, до конца лета 1905 года во Владивосток доставили подводные лодки "Сом", "Дельфин", "Щука", "Осетр" и "Кефаль". Всего в связи с началом Русско-японской войны к концу лета 1905 года во Владивосток было транспортировано по железной дороге 13 подводных лодок. Лодки были построены различными фирмами: 5 – Лэка, типа "Осетр"; 2 – Холланда, типа "Сом"; 1 – Круппа, типа "Форель"; 1 – Балтийского завода, типа "Дельфин" и 4 – Балтийского завода, типа "Касатка".
Все лодки, прибывшие на Дальний Восток, организационно входили в отдельный отряд миноносцев, сформированный приказом от 1 января 1905 года, который, в свою очередь, подчинялся начальнику Владивостокского отряда крейсеров контр-адмиралу Иессену. Непосредственное руководство действиями отдельного отряда возложили на командира "Касатки" лейтенанта Плотто. Для обеспечения боевой деятельности подводных лодок выделялись транспорты "Эрика", "Шилка", "Ксения".
29 января на крейсере "Громобой" состоялось первое в мире совещание по вопросу боевого использования подводных лодок. Председательствовал начальник отряда крейсеров контр-адмирал Карл Петрович Иессен. Лейтенант Плотто доложил, что полностью готова к походам лодка "Сом", почти готов "Дельфин", остальные войдут в строй к марту. Совещание приняло два варианта использования лодок. По первому варианту две лодки на буксире парохода "Эрика" должны были идти в залив Святой Ольги, куда заранее должен подойти транспорт "Шилка". При необходимости во льду пробивается канал. Пополнив запасы, лодки на буксире миноносцев следуют к Сангарскому проливу. Там отряд разделяется: миноносцы идут к порту Отару, а лодки на рассвете атакуют порты Хакодате и Аомори. По второму варианту все боеготовые субмарины идут на буксире миноносцев к корейским берегам, пополняя запасы с приданного парохода. Базируясь на порт Шестакова, лодки должны были вести операции против судоходства в Корейском проливе. Первый план должен был приводиться в действие после получения торпед лодкой "Сом", второй – по готовности всех лодок.
Подготовка масштабных операций наступательного характера была смелым и решительным шагом, но не соответствовала уровню подготовки экипажей и техническому состоянию подводных лодок того времени. По этим причинам оба плана так и не были притворены в жизнь. Никто реально не представлял, на что способны подводные лодки и как они должны были действовать. Командир "Сома" лейтенант князь Трубецкой писал, что, по существу, лодками никто не руководил, а инициативу командиров подавляли.
Командующий флотом вице-адмирал Скрыдлов не скрывал, что является противником использования подводных лодок. Тех же взглядов придерживался и сменивший его вице-адмирал Бирилев. Скрыдлов, посетив одну из лодок, на сообщение, что работы еще не закончены, отчеканил: "Предлагаю вам завтра же выйти в море, а больше никаких объяснений от вас принимать не желаю". 9 февраля 1905 года японский отряд в составе крейсера и большого числа миноносцев показался в районе Владивостока. Комендант крепости приказал всем лодкам немедленно выйти в море и атаковать неприятеля. В этом еще раз сказалось непонимание возможностей подводных лодок того времени, которые к тому же были без торпед.
Все приходилось делать впервые, даже придумывать команды для управления лодкой. В основном их разработали командир "Ската" лейтенант Тьедер и командир "Щуки" лейтенант Ризнич. Многие из них сохранились до настоящего времени. Подводники сами создавали себе запасы горючего на разных островах до залива Посьета, принимая на борт дополнительные канистры с бензином. Жили они на транспорте "Шилка" в тяжелых условиях. В отчете о действиях лодок об этом говорилось так: "Команды лодок были помещены отвратительно скверно… Люди, уставшие на лодке, не имели угла, где бы отдохнуть, постоянно перемещались с одного корабля на другой, часто не получая горячей пищи". Зато на подводников щедро изливался адмиральский гнев, чаще всего без повода. Адмирал Бирилев, посетив лодку "Скат", только что вернувшуюся с моря, дотронулся до смазанного маслом двигателя рукой, обтянутой белоснежной перчаткой, и испачкал ее. Через два часа появился приказ следующего содержания: "Сего числа, посетив отряд миноносцев, нашел его в отвратительном состоянии. Всюду грязь и мерзость. Считая во всем ответственным отрядного механика в злом попустительстве и преступном небрежении, предлагаю ему в трехдневный срок оставить крепость, так как в крепости на осадном положении преступникам не место". Представление адмирала о подводном плавании прекрасно характеризует следующий случай: на требования начальника отряда подводных лодок о выделении 24 французских свечей зажигания к двигателю недрогнувшая адмиральская рука начертала: "Достаточно двух фунтов казенных стеариновых".
Но даже в таких труднейших условиях отряд подводных лодок выполнял свои задачи. 14 февраля "Дельфин" вышел в море на испытания вместе с "Сомом". 21 февраля выполнен боевой выход на поиски неприятеля. 13–16 марта "Дельфин" выходил к острову Аскольд. Девятого апреля "Касатка" совершила семидневный поход к берегам Кореи. В конце апреля русское командование получило агентурные сведения о готовящемся походе японских крейсеров к бухте Преображения. 29 апреля туда срочно направились лодки "Дельфин", "Касатка" и "Сом". Две первые шли вместе, а третья немного отставала и двигалась самостоятельно. В 70 милях от Владивостока, у мыса Поворотного, сигнальщик с "Сома" заметил сначала один, а затем и второй японский миноносец. Князь Трубецкой приказал погружаться, на что требовалось около пяти минут. Миноносцы обнаружили лодку и, открыв огонь, пошли на сближение. Лодка ушла на глубину 12 метров. Трубецкой начал маневрировать для выхода в атаку, видя в перископ, что миноносцы начинают отходить к югу. Подвсплыв в позиционное положение и приготовив торпеды, "Сом" продолжил атаку. Внезапно на море опустился туман, а когда он рассеялся, миноносцы были уже далеко, уходя из опасного района. Так была сорвана одна из японских операций. Это боевое столкновение хотя и не принесло победы, однако сыграло свою роль: японцы убедились, что русские подводные лодки выходят далеко в море.
Событие, произошедшее южнее острова Русского, заслуживает особого внимания и оценки. В этот день подводная лодка русского флота первый раз имела столкновение с реальным противником. Впервые русский офицер-подводник – командир "Сома" лейтенант князь Трубецкой видел в перископ не учебный щит-цель, а корабли врага. Впервые в истории России встретились новые противники – надводные корабли и подводная лодка, начав в тот далекий день противостояние, неоконченное и по настоящее время.
Подводники постепенно приобретали бесценный опыт, совершая все более смелые походы. Восьмого мая "Скат" погрузился и лежал на грунте в течение 5 часов. "Сом" провел в море 8 суток, из них под водой 16 часов, но подряд не более полутора. С учетом технического состояния и качества постройки лодок командиру того же "Ската" Тьедеру, провожая его в боевой поход, в устной форме посоветовали "без нужды не погружаться".
Начальники представляли подводникам действовать на свой страх и риск, чтобы в случае неприятностей сослаться на отданные распоряжения, которые командирами субмарин, естественно, не исполнялись. Отношение офицеров к "советам" своих начальников передалось матросам и привело к несчастью. Четвертого мая "Дельфин" вернулся из похода из-за неисправности вертикального руля. Для проведения ремонта пришлось слить горючее из цистерн и поставить лодку проветриваться – работать внутри было невозможно из-за паров бензина. Высокая пожароопасность вынудила отдать строгий приказ: никого в лодку не пускать. Тем не менее 5 мая в 10:20 вахтенные Сюткин и Хамченко разрешили знакомому матросу с крейсеров спуститься в лодку. В лодке было темно, и Хамченко, провожавший матроса, или зажег спичку, или включил рубильник, и пары бензина взорвались. Над рубкой взлетел огненный столб, а через две минуты рвануло еще раз, и лодка затонула. Матрос, пришедший на "экскурсию", погиб, его провожатый сильно обгорел, а лодка была повторно введена в строй только 8 октября 1905 года.
Дмитрий вспомнил доведенный до всеобщего сведения несчастный случай, произошедший с матросом подводной лодки "Осетр" Иваном Браткиным, который полез ремонтировать работающий вентилятор и лишился пальцев.
А вообще-то, дисциплина военнослужащих гарнизона во время войны оставляла желать много лучшего.
Борьба с пьянством в те годы служила головной болью начальникам. Так, специальным циркуляром из штаба Владивостокской крепости обращалось внимание на участившиеся случаи пьянства офицеров и нижних чинов и даже преступления, при этом происходящие. Пришлось проводить специальное дознание о том, как пьяный матрос А.С. Прокопенко, когда его пытались вывести из кубрика на палубу, обматерил своего командира роты лейтенанта Пышнова.
Инженер-механик Шмидт был арестован на месяц с содержанием на гауптвахте за избиение матросов.
В телеграмме командира Владивостокского порта контр-адмирала Греве морскому министру Бирилеву от 2 октября 1905 года сообщалось: "Лейтенант А.М. Веселого в нетрезвом виде, сидя в театре в партере, мочился и, выйдя затем из театра, произвел ряд бесчинств. Суд посредников, возбудив по этому поводу дело, на днях постановил лейтенанту Веселого подать в отставку, что он отказался сделать. Дело должно перейти в суд флагманов и капитанов, который в настоящий момент за болезнью адмирала Иессена и отсутствием некоторых командиров созван быть не мог. Рассчитываю это сделать на будущей неделе". Заступничество отца нарушителя оказалось эффективным и 4 октября 1905 года во Владивосток была отправлена ответная телеграмма за подписью и.о. начальника Главного морского штаба контр-адмирала Вирениуса: "Министр желает, чтобы Вы выслали лейтенанта Веселого в Петербург, не приведя в исполнение приговор суда".
Постоянные скандалы в семье штабс-капитана Хомякова однажды закончились стрельбой, всполошившей всех соседей. Когда вернувшийся в нетрезвом виде домой офицер был оскорблен своей женой Бертой, он не нашел ничего лучшего, как достать пистолет, и продолжил семейную разборку с применением оружия. Пришлось вызывать вооруженный патруль для успокоения разбушевавшегося штабс-капитана. Хорошо еще, что у того хватило ума не оказывать сопротивления и сдать пистолет. Другой случай еще более ярок. Так, в октябре 1904 года два прапорщика по адмиралтейству (призванные из запаса во время войны торговые моряки) Засс и Кох сильно "нагрузились" в одном из владивостокских ресторанов. Выйдя на улицу, они решили поразвлечься и устроили стрельбу по мишеням в центре города. Поскольку мишеней им показалось мало, они открыли стрельбу по собаке, которая, на свое горе, забрела в этот район. Поскольку действия прапорщиков могли привести к серьезным последствиям, к ним обратился городовой с требованием прекратить стрельбу. В ответ подвыпившие офицеры стали избивать бедного городового (по чину – унтер-офицера). На защиту городового бросилась проходившая мимо женщина:
– Зачем вы бьете городового? Он же вам ничего не сделал, – пыталась она урезонить разбушевавшихся штурманских прапорщиков. Но не тут-то было. Бравые офицеры обложили ее выражениями, применяемыми при корабельных работах и в приличном обществе не используемыми, прибегнув в характеристике мешавшей им женщины к сравнению ее с труженицами древнейшей профессии.
– Кто – я?! – взвилась та, тигрицей набросилась на одного из прапорщиков и сорвала с него погон. Подбежавшие горожане накостыляли прапорщикам по шее и сдали их в полицейский участок, где был составлен протокол. Разбирательство было долгим. Сначала Засса, как уже замеченного ранее в нарушениях дисциплины приговорили к увольнению со службы, а Коха к трем месяцам заключения, но затем в январе 1905-го по причине продолжающихся военных действий заменили тремя и двумя месяцами ареста соответственно.
…Научившись действовать в относительно теплую погоду, подводники освоили зимнее подводное плавание и плавание подо льдом. Подводные лодки "Сом" и "Осетр" были пионерами плавания подо льдом, хотя в то время это было чрезвычайно опасное и рискованное дело. В июне было проведено учение, в ходе которого "противник", гнавшийся за отступающими кораблями, попадал в засаду. С этого же месяца подводники начали регулярно выходить на боевое патрулирование в район островов Русского и Аскольд. Интенсивность использования подводных лодок нарастала, они все больше времени проводили в море, но встреч с противником не было. Отсутствие реального результата в виде уничтоженных кораблей и непонимание специфики подводных сил приводили к досадным неприятностям. Так, генерал Линевич послал Николаю II телеграмму, в которой заявил, что, несмотря на многочисленную подводную флотилию, она крепости почти никакой пользы принести не может. Для решения этого вопроса морской министр вынужден был назначить особую комиссию. К концу войны во Владивостоке находилось 13 подводных лодок. Они часто простаивали в ремонте, и количество боеспособных кораблей было, конечно, меньше тринадцати, но благодаря усилиям экипажей и командиров как минимум две лодки всегда были готовы выйти в море.
В середине осени на флотилии разгорелся скандал. В октябре командир подводной лодки "Дельфин" лейтенант Георгий Завойко по просьбе своих подчиненных обратился к командиру Владивостокского порта контр-адмиралу Греве с жалобой на условия службы. Вслед за этим нижние чины сами в категоричной форме высказали свои претензии: пересмотреть нормы питания, не соответствующее нагрузкам службы; предоставить собственные казарменные помещения; улучшить качество медицинской помощи. Капитан 2-го ранга Левицкий, которому было поручено провести дознание, подтвердил справедливость и обоснованность требований нижних чинов подводников, на сторону которых встали офицеры Отдельного отряда миноносцев (подводных лодок) – их непосредственные командиры. Не будь такой поддержки, нижние чины были бы возведены в ранг бунтовщиков, и их неминуемо ожидала бы жесточайшая расправа.
Для решения вопроса обустройства потребовался ряд последовательных действий со стороны командира порта. Сначала он своим приказом создал роту подводников, которой как отдельному воинскому подразделению полагалось жилье. Следующим шагом стало выделение отдельного помещения в одном из флигелей Экипажа под церковью. Формирующиеся команды подлодок и мастеровые на их строительстве получили статус особого отделения роты и тоже обрели постоянное пристанище.
В штатное расписание отряда подводников впервые была введена должность медика. Им стал надворный советник Павел Иванович Гомзяков (фактически – первый врач подводного флота России!), по совместительству оставаясь доктором Воздухоплавательного парка.
Для разрешения претензий, высказанных моряками к существующему рациону питания, контр-адмирал Греве создал комиссию, которую сам и возглавил, что говорит о серьезности сложившейся ситуации. В ее состав вошли все командиры подводных лодок во главе с командиром отряда капитаном 2-го ранга Плотто, и врачи морского госпиталя. В течение недели комиссия решала поставленные перед ней задачи. Главным итогом ее деятельности стала выработка двух видов "Табели пищевого довольствования", вступивших в силу с 1 декабря 1905 года.
Впервые в питание был включен такой высококалорийный и вкусный продукт, как сгущенное молоко, или "Американский крем" – полбанки в сутки.
Павел Гомзяков в круговерти этих событий с грустью вспоминал о своем погибшем на войне брате. До войны тот служил в линейном батальоне в небольшом гарнизоне, а затем во Владивостоке.
Брат был непревзойденным рассказчиком и, встречаясь с Павлом, рассказывал про быт офицеров, в котором было немало анекдотического. Так, например, во Владивостоке существовало общество "Ланцепупов", в состав которого принимались исключительно заядлые пьяницы. Эти пьяницы пили водку аршинами: на стол ставились в ряд рюмки строго определенного размера одна за другой по длине аршина. Находились выпивохи, которые выпивали по нескольку аршин за один подход.
"Нагрузившись" через меру, играли в "кукушку". Для этого вооружались пистолетами, проходили в большую пустую комнату, тушили свет и громко кричали "ку-ку". По направлению этого крика стреляли, а кричавший должен был быстро перебегать на новое место.
Павел Иванович даже предположить не мог, что рассказы его брата будут опубликованы в книге полковника Генерального штаба Никольского, "Записки о прошлом", написанной в эмиграции в 1935 году, а увидевшей свет только в 2007 году, более чем через сто лет после описываемых событий.
В своих "Записках…" Никольский, служивший в одном батальоне с братом Гомзякова, отмечает, что маленькие гарнизоны лишены самого главного – человеческого общества в самом полном его понимании.
Всегда одни и те же лица, одни и те же интересы. Никого и ничего нового. Вечная водка, игра в карты… Взаимное, постоянное раздражение, временами ненависть.
Вероятно, под влиянием общей гнетущей обстановки в батальоне прокатилась волна самоубийств. Стрелялся и брат Гомзякова, но чудом остался жив.
Один из рассказов капитана Гомзякова в записи полковника Никольского стоит привести полностью:
"Только он (Гомзяков. – Прим. авт.) получил в командование роту в урочище Славянка, как его предупредили из Владивостока, что к нему придет французская эскадра, и начальство предписало ему встретить ее как можно лучше, выставив почетный караул.
Урочище Славянка было расположено на берегу океана в глубине небольшого залива, крайне живописного. Особенно красивы были его окрестности. Французская эскадра из восьми кораблей совершала кругосветное путешествие и зашла во Владивосток. Там французскому адмиралу наговорили чудес про Славянку. Он решил зайти полюбоваться и заодно поохотиться в ее окрестностях на фазанов и коз, которых в той местности в те времена было действительно изобилие.
У Гомзякова не было достаточно хороших мундиров для солдат, чтобы всех одеть к приезду французов. Поэтому он распорядился, когда придут французские суда, части его солдат спрятаться в старом сарае, находившемся около самых казарм.