"Польша, плачущая в костёлах …"
Польша, плачущая в костёлах,
Польша в гордой конфедератке
И в сияющих ореолах,
Осенивших святые прядки.
Католические извивы,
Драгоценный набор барокко,
Только улочки эти кривы,
Как в старинной сказке Востока.
И остатками каравана
Три джезвейна в песке уснули,
Пахнет кофе темно и пряно
Древним вздохом в нынешнем гуле.
Полумесяц турецкий сладок
В колокольном далёком звоне,
Где святых сияние прядок
На суровой зябкой иконе.
1987
"Родиться в горной деревушке …"
Родиться в горной деревушке,
Где бродят дикие козлы,
Где в снежном блеске гор верхушки,
И ночь темна, как горсть золы.
Где вдаль тропинка зазмеила,
Над бездной тёмною кружа,
Где женское лицо укрыла
Безжалостная паранджа.
Где чабаны и где отары,
Глядит овчарка на костёр…
И дальний силуэт архара
Вечерний сумрак мягко стёр.
Не знать ни города, ни мира,
А только горы весь свой век,
Глоток вина да ломтик сыра,
Да круглый, как луна, чурек.
1984
Целле
Город, начертанный готическим шрифтом,
Не пользующийся лифтом,
Живущий в пятнадцатом, может, веке,
Древней Германии призрак некий.
Как нарисованы окна, двери.
Тангейзер здесь мечтал о Венере,
Рыцарь скакал, спеша из похода,
Вёл проповедник толпу народа.
О двадцать первом веке далёком
Никто не думал и ненароком.
2004
Вальдзассен. Базилика
Древние рыцарские скелеты
В жемчуг и золото разодеты,
Страшно осклабясь, торчат оскалы…
Вот твоя лошадь и доскакала,
Воин времён, не знавших взрывчатки,
В век двадцать первый без опечатки.
Тысячелетье, как сон железный,
Проскрежетав, обвалилось в бездну,
Явь к нам явилась, осклабясь, в гости,
Злато звенит, шевелятся кости.
2004
"В подземелье, крадучись по ступеням …"
В подземелье, крадучись по ступеням,
Блеск свечи взметается с нетерпеньем,
В полутьме проступают древние лица:
Вот священник, вот рыцарь, а вот юница
Из деревни ближней здесь для чего-то
И глядит смешливо, вполоборота.
Как германская речь скрежетала жёстко,
Как свистело копьё, скрипела повозка!
Замок помнит всё, зябко свечка тает,
Краткий путеводитель турист читает.
2004
"Средневековая тюрьма …"
Средневековая тюрьма,
В горах запрятанная глухо,
И надзиратель - смерть сама,
С ключами и косой старуха.
Клочок соломы на полу,
Здесь ночь всегда, здесь камень правит,
И узник, дремлющий в углу,
Следа, исчезнув, не оставит.
2006
"О, средневековое небо …"
О, средневековое небо
Над городом средневековым,
О, древние улочки Хэба,
Под вашим укрылся я кровом!
Внимаю вам благоговейно
И, словно, ловлю вас на слове,
Маячит здесь тень Валенштейна.
Взывая о пролитой крови.
А нынче у ратуши шумно,
Тут ряженая буффонада,
Век новый, как шут полоумный,
Давно уж охрип от надсада.
2006
"Год кончается, словно бы снится …"
Год кончается, словно бы снится,
Всё смешалось в запутанном сне -
Плеск волны, заграница, больница,
Полужизнь, полугибель вчерне.
Ходят лифты, темнеют палаты,
Ночь сиделкой торчит за окном,
А над Прагой взмывают закаты,
Обрываясь то явью, то сном…
2006
"Пройдя моря, вознёсся в небосвод …"
Пройдя моря, вознёсся в небосвод,
И адмиральским мостиком колонна
Над Трафальгарской площадью плывёт
Победно, величаво, неуклонно.
Внизу земного гула суета,
Людей, автомобилей мельтешенье,
А он отныне - небо, высота…
Дым облаков дрожит, как дым сраженья.
2009
Стокгольм
Город, вставший над водою
Лебединой, ледяною.
Взявшие на караул,
Гордо строй свой держат зданья -
Как легки их сочетанья,
Кто так чётко их сомкнул?
Мне глядеть, не наглядеться,
Никуда мне, никуда
От тебя уже не деться,
Лебединая вода.
2010
"Из автобусного салона …"
Из автобусного салона
Промаячила Барселона,
Гауди причуда и блажь,
Где этаж плывёт на этаж,
Где фруктовых фасадов зовы
Золотисты и бирюзовы,
Где Колумб плывёт в облаках,
Как когда-то в морях, в веках.
2008
"Шипит волна, в песок впиваясь …"
Шипит волна, в песок впиваясь,
Над нею польской речи шип,
На свой массаж зовёт китаец,
Грек-говорун давно охрип.
А вдалеке нависли горы,
Обёрнутые синевой,
И ни к чему им разговоры
Толпы болтливой мировой.
2010
"В тишине глухой и поздней …"
В тишине глухой и поздней,
Давней, средневековой…
Нету неба многозвёздней,
Чем в Толедо в час ночной!
Из эльгрековского бреда,
Из готических причуд
Появился ты, Толедо,
Божьих странников приют.
Среди улочек соборных
Бродят медленно они,
Но услышав клич дозорных,
Превращаются в огни.
2008
"В чужой стране и карк вороний …"
В чужой стране и карк вороний
Как бы на чуждом языке,
Как объявленье на перроне,
Как чьи-то крики вдалеке.
Чужие надписи маячат
На остановке на любой,
И только цифры что-то значат,
О чем-то говорят с тобой.
Вот так-то: поклоняйся слову,
Молись ему, как божеству,
И вдруг оно не внемлет зову,
Не подчиняется родству,
Бросает посреди дороги,
Посмеивается назло,
И понимаешь ты в итоге,
Что не подводит лишь число.
1993
"Разбросаны судьбою …"
Разбросаны судьбою
В далёкие края…
И только мы с тобою,
И только ты да я.
В стране благословенной,
Где древних предков прах,
Где море длинной пеной
Твердит строку Танах.
Но где грозит могилой,
Но где крадётся вслед
Потомок Измаила -
Двуногий взрывпакет.
А в гул германской речи
И в сказку братьев Гримм
Освенцимские печи
Свой выдохнули дым.
И некуда податься,
И некуда бежать…
Придётся нам остаться
И здесь ответ держать.
Пусть горше и бесследней,
Но правы мы в одном,
Что тот ответ последний
На языке родном…
2006
IV
"Кнут солёный, жаровня, дыба …"
Кнут солёный, жаровня, дыба,
Да скрежещет перо дьяка.
И за то, знать, Руси спасибо,
Что стоит на этом века.
Что её - волчий взгляд Малюты,
Беспощадная длань Петра,
И гражданские злые смуты,
И советских казней пора.
Что сынов её - пуля-слава,
Вышка лагерная - судьба,
И приветствовала расправы
Раболепная голытьба.
Но сынам ли считать ушибы,
Им ли слёзы лить на Руси?
Ох, спасибо же ей, спасибо,
Спаси Бог её, Бог спаси.
1966
Декабрист
Отчизны милой Божья суть,
Я за тебя один ответчик,
Легко ли мне себя распнуть
Той, царской, площадной картечью?
Легко ли на помосте том
С петлёю скользкою на шее
Ловить предсмертный воздух ртом,
От безысходности шалея?
Легко ль в сибирских тех снегах,
В непроходимых буреломах
Знать, что затерянный мой прах
Не вспомнит, не найдёт потомок?
Легко ль провидеть, что пройдут
Года, пребудут дни лихие.
Нас вызовут на страшный суд
Дел, судеб и мытарств России,
И нашим именем трубя,
На праведном ловя нас слове,
Отчизна милая, тебя
Затопят всю морями крови.
Свободу порубив сплеча,
Безвинных истребят без счёта,
И снова юность сгоряча
Возжаждает переворота.
Легко ль нам знать из нашей тьмы,
Когда падёт топор с размаху,
Что ей пример и вера мы,
И мы же ладили ей плаху.
1966
"Народовольческую дурь …"
Народовольческую дурь
Забудь, великая держава,
Побалагань, побалагурь,
Твои ведь сила, власть и право.
Ничье перо уж не клеймит
Устои нового порядка,
Сей грандиозный монолит
Не тронет пуля иль взрывчатка.
Нет прокламаций, баррикад,
Нет эшафота над толпою,
Пустеет грозный каземат
Над невской сумрачной водою.
Колоколам уж не греметь,
И церковь изредка маячит,
Монарх, преображённый в медь,
Навек теперь в былое скачет.
Всё, как написано в трудах
Вождей, и доводы на всё есть -
Сперва за совесть, не за страх,
Потом за страх, а не за совесть.
Зато ни штормов и ни бурь,
Хоть лагеря, расстрелы, пытки…
Что ж, не ропщи, ведь ропот - дурь.
России прошлой пережитки.
1966
Народное
Раскулачили страну -
Хоть в кулак свисти,
И на ком искать вину,
Господи, прости!
Нависали над страной
Грузные усы,
Стал грузин всему виной,
Господи спаси!
Русь в бараний рог согнул,
Страхи да суды,
Дым заводов, грохот, гул
Стройки и страды.
Всё на жилах кровяных,
На седьмом поту,
Сухарях да щах пустых,
Аж невмоготу.
Коли слово поперёк -
Умолкай в земле,
Властью был отвергнут Бог,
Идол жил в Кремле.
Ох, Россия, край-беда,
Смутен путь и крут,
И тридцатые года
За спиной встают.
1966
"Эсеровский переворот …"
Эсеровский переворот
Военною грозой гремел,
В нём стук копыт и пуль полёт.
Атаки крик и артобстрел.
В глухой ночи штыки застав,
На тёмных улицах войска,
В руках восставших телеграф,
Электростанция, ЧЕКА.
И поруганью предан Брест,
Вожди эсеров у руля,
И взят Дзержинский под арест,
И час до взятия Кремля.
Неужто ночь и пушек гром -
Судьба России на века?
Под чьим ей гибнуть сапогом -
Эсера иль большевика?
1968
Памяти Клюева
Страну лихорадило в гуле
Страды и слепой похвальбы,
Доносы, и пытки, и пули
Чернели изнанкой судьбы.
Дымились от лести доклады,
Колхозника голод крутил,
Стучали охраны приклады,
И тесно земле от могил.
И нити вели кровяные
В Москву и терялись в Кремле,
И не было больше России
На сталинской русской земле.
И Клюев, пропавший во мраке
Советских тридцатых годов,
На станции умер в бараке,
И сгинули свитки стихов.
Навек азиатские щелки
Зажмурил, бородку задрав,
И канул в глухом кривотолке,
Преданием призрачным став.
1967
Смерть Сталина
Как вкопанные, кто в слезах,
Кто в землю невидяще глядя,
На улицах и площадях
Стояли тогда в Ленинграде.
И диктора голос с утра
Над толпами гулко качался,
Стихая печально: "Вчера
Скончался… скончался… скончался…"
Темнели газеты со стен,
И флаги мрачнели, маяча,
И глухо вздымался Шопен
Среди всенародного плача.
И в зимнем пока столбняке
Стыл город и ветры блуждали.
На севере, там, вдалеке,
В бараках за проволокой - ждали.
1967
"Приснился вождь былых времён …"
Приснился вождь былых времён,
Таинственно и странно было,
Я точно знал, что умер он
И помнил где его могила.
- Вы живы? Что произошло?
В газете я читал заметку…
- Газета, знаете ль, трепло, -
Ответил он с улыбкой едкой.
- Но памятник могильный, но
Тот скульптор, с ним едва не драка…
Он удивился: "Вот смешно.
Тот самый! Надо же, однако…"
И вдруг растаял, вдруг исчез,
Как будто и в помине не был,
Как призрак или, может, бес,
России роковая небыль.
А я остался наяву
Читать в газетах некрологи.
На ус наматывать молву
И сны разгадывать в итоге.
1978
"Знаю, дней твоих, Россия …"
Знаю, дней твоих, Россия,
Нелегка стезя,
Но и в эти дни крутые
Без тебя нельзя.
Ну, а мне готова плаха
Да глухой погост
Во все дни - от Мономаха
И до красных звёзд.
И судьбины злой иль милой
Мне не выбирать,
И за то, что подарила -
В землю, исполать.
Кто за проволкою ржавой,
Кто в петлю кадык -
Вот моей предтечи славы
И моих вериг.
Не искали вскользь обхода,
Шли, как Бог велел,
И в преданиях народа
Высота их дел.
Погибая в дни лихие
Оттого в чести,
Что не кинули, Россия,
Твоего пути.
1967
"В полевых да охотничьих …"
В полевых да охотничьих
Ты названиях-прозвищах,
То по-птичьи бормочущих,
То по-волчьему воющих.
То пахнёт в них пожарищем,
То военною смутою,
То народным мытарищем,
Властью деспота лютою.
То печалью церковною,
Когда медленный звон плывёт,
То долиною ровною -
Посреди неё дуб цветёт.
1967
"Перестал ходить паром …"
Перестал ходить паром,
Обивает снег пороги,
Баба тыкву на пороге
Рубит длинным топором.
Сыплет семечки на печь,
Разгораются уголья,
Пересыпанная солью
Русская играет речь.
А за окнами бело,
В белом крыши и заборы
И далёкие просторы,
Где вчера ещё мело.
1973
"Дрожью бьющие туманы …"
Дрожью бьющие туманы,
Шатких листьев вороха,
И хозяйка утром рано
Зарубила петуха.
После куры кровь клевали,
Клочья пуха и пера,
Осень отливала сталью
Брошенного топора.
1974
"Сибирь, о тебе затоскую …"
Сибирь, о тебе затоскую,
Когда окажусь вдалеке,
Припомню деревню лесную,
Большие плоты на реке,
Припомню в избушке крестовой
Мерцанье иконы в углу,
Телёнка протяжные зовы
На рваной кошме на полу,
Горшки, чугунки, занавески,
Хозяина речи о том,
Как в тёмном густом перелеске
Сохатый стоял над ручьём,
Как с первого выстрела ранил,
И зверь, убегая в тайгу,
Деревья крушил и таранил,
И тяжко ревел на бегу…
1974
"Сегодня утром лист пошёл …"
Сегодня утром лист пошёл -
По всей тайге, куда ни глянешь,
Слетает осени в подол
Медь, золото, багрец, багрянец.
И речка ловит на ходу
И гонит вдаль напропалую
Свою добычу золотую
У всех деревьев на виду.
И под ногами впрямь горит
Земля медлительно и пышно,
И каждый шелест говорит
Так явственно, что всюду слышно.
1974
"Река встает и громоздится …"
Река встает и громоздится,
Белея медленно кругом,
И лишь у берега дымится
Вода и лезет напролом.
К ней по истоптанному спуску
Идут, сбегают второпях,
И веет стариною русской
От коромысла на плечах.
Виденье призрачной эпохи,
Что разве в сердце и жива,
И вёдра тихие, как вздохи,
Качаются едва-едва…
1973
"Деревеньки мои, деревушки …"
Деревеньки мои, деревушки -
Коромысла весёлого дужки,
А уж вёдрам и шатко, и зыбко,
В каждом солнце играет, как рыбка.
Деревушки мои, деревеньки,
На завалинке старушки - стареньки,
А над рекой то березник, то ельник,
А на плоту Иван Гладких да брательник…
1975
"Дождь и вокзал - как бы созвучье …"
Дождь и вокзал - как бы созвучье
Разлук и слёз. Ползут темны,
Как поезда, по небу тучи
В дыму и сумерках вины.
А поезда неотвратимо
И утомительно гудя,
Выбрасывая клочья дыма,
Свой гул вплетают в гул дождя.
Навек оконченные встречи
И отзвучавший разговор,
И руки, павшие на плечи,
Срывает, вспыхнув, семафор.
Ещё поблёскивают слёзы,
И лужи пробирает дрожь,
А дальний голос паровоза
Издалека чуть разберёшь.
1987